Меч и посох

      Пламя вспыхнуло на ладони, разгоняя тьму. Мягкий жар тут же скользнул между пальцев, лизнул лицо, щекотнул ноздри. По стенам засуетились рыжеватые отблески, дрожащие тени оживили лица гранитных статуй Пророчицы. Пустынный, гулкий коридор мгновенно наполнился иллюзорным движением. Огонь. Прекрасный, теплый свет. Он — сама жизнь, и всякое живое создание тянется к нему в минуту холода, тьмы и отчаяния. Однако, что он есть без тьмы и холода? Кто вспомнит о нем, когда светит солнце, когда жара опаляет землю? Кто заметит тусклый огонек слепящим днем? Без тьмы огонь — ничто. Без тьмы огонь — лишь жестокая, равнодушная стихия, способная истребить на своем пути все живое и неживое, не отличая одно от другого. По сравнению с ней тьма — лишь тихая обитель отдохновения. В тишине приходит мудрость. Во тьме наступает покой. Стоит лишь закрыть глаза и вслушаться — и знания сами польются в уши. Так почему мы бежим от тьмы к слепящему, душному, навязчивому огню? Потому что огонь понятен. Потому что разум боится того, что не знакомо, того, что скрыто во тьме. Огонь же делает скрытое явным. Пусть отбрасываемые тени искажают реальность и обычные вещи выглядят страшнее в отблесках пламени, но они видны, и разум доволен, пусть и не знает, что то, что ему явилось, имеет мало общего со своей истинной сутью. Обычному разуму не нужно понимание. Обычный разум довольствуется тем, что ему показали, принимает как неоспоримую истину и продолжает ненавидеть все, что осталось за пределами света.       И только редкий ум спросит себя: «А что, если?..».       Что, если погасить огонь? Что, если без слепящего света тьма расступится сама, и то, что казалось страшным, чужим и непонятным, явит свою естественную сущность? Поймет ли мир, что истинным злом был огонь, скрывавший от него правду? Захочет ли он принять открывшуюся истину или сойдет с ума? Разумеется, многие не вынесут нового знания, еще большие будут бороться за полюбившиеся иллюзии. Но кто-то поверит. Жалкая горстка, но и ее будет достаточно, чтобы начать менять мир. Шаг за шагом, поколение за поколением. Постепенно все забудут, что некогда было иначе, забудут, что миром правил обман. Что все боялись тьмы, и она боялась сама себя, потому что самодовольная стихия решила навязать свою правду. Когда-нибудь истина восторжествует. Нужно только погасить огонь.       Ульдред сжал кулак, сминая трепетавший в его ладони язычок пламени. На коридор снова опустился полумрак, разгоняемый всего в нескольких местах блеклым светом одиноких свечей. Окон здесь не было, но чародей и без ночных светил точно знал, который час. Бесшумно ступая по гранитным плитам, он двинулся вперед, привычно вслушиваясь в гулкую тишину. Коридор был пуст. Мимо скользили двери в покои старших чародеев, каждая из них могла открыться в любой момент. Но Ульдред точно знал, что в этот момент происходило за каждой из них. Спит. Спит. Уснул за столом. Пусто. Читает, тут надо быть осторожным. Спит. А здесь собралась целая толпа. Мужчина остановился перед ничем не отличавшейся от прочих дверью и тихо постучал. Бормотание в комнате стихло, послышались шаги, и дверь беззвучно открылась. В щели показалось хмурое лицо мужчины, едва освещенное, но чародей узнал его.       — Это я, Фонст, — коротко бросил Ульдред, но дверь уже раскрылась шире, и Фонст отступил, пропуская его внутрь. Чародей вошел, дверь за ним немедленно захлопнулась.       В тесной комнатке горела всего пара свечей. Из-за плохого освещения, а может из-за хмурых от недосыпа лиц, разом повернувшихся навстречу новоприбывшему, собрание больше походило на шайку разбойников, чем на коллегию уважаемых магов. Всего их было здесь восемь — не слишком много, но достаточно, чтобы в помещении было трудно дышать. Самые пожилые заняли немногочисленные сидячие поверхности, включая заправленную кровать хозяина комнаты, остальные, скрестив руки, подпирали стены. При виде Ульдреда, один из магов поднялся со стула и добродушно улыбнулся.       — Что ж, теперь все в сборе, — Ирвинг оглядел товарищей, и сцепил ладони замком, — можем начинать.       — А что, собственно, начинать? — скучающе протянула из своего угла Донна, — Все, что можно обсудить, было обсуждено уже сотню раз.       — И почему обязательно встречаться ночью? Если Грегор узнает…       — Если Грегор узнает, вся ответственно будет на мне, — отрезал Ирвинг.       — И что тут забыл он? — Услышал Ульдред за своей спиной возмущенное шипение и обернулся. Разумеется, старуха Винн. Старая ведьма. В груди чародея вскипела злость, но он заставил себя улыбнуться, изображая невинность, как ему хотелось думать. tab>Бормотание возобновилось, каждый хотел выразить свое недовольство, как будто именно его аргумент откроет остальным глаза на глупость происходящего, и все просто разойдутся по своим спальням.       — Ульдреда пригласил я, — Ирвингу пришлось повысить голос, что с ним случалось нечасто, и стариковское ворчание притихло, — так как цель нашего собрания — участившиеся случаи использования магии крови среди учеников.       К концу фразы в комнате повисла такая тишина, что было слышно потрескивание фитилей в свечах. Первый чародей обвел комнату проницательным взглядом, убеждаясь, что привлек внимание товарищей по Кругу, и уже спокойнее продолжил.       — Думаю, все здесь понимают, что данную тему не стоит обсуждать открыто. Пока, во всяком случае. Наши ученики и без того страдают под неусыпным контролем храмовников, и без явной необходимости я бы не хотел провоцировать ужесточение надзора. Однако игнорировать эту проблему мы больше не можем.       — Кто-нибудь всегда будет пытаться использовать магию крови, мы не в состоянии уследить за всеми, — осторожно заметил Ниалл, тихоня из братства изоляционистов, этих трусливых слюнтяев.       — Это так, — Ирвинг скорбно покачал головой, — к несчастью, мы не в силах убедить каждого отчаявшегося ученика, что магия крови — не панацея от всех проблем. Но за последний год мы выявили склонных к запрещенной магии учащихся больше, чем за все время, что я провел на посту Первого чародея. Это небывалые показатели. Подавляющим большинством разоблачений мы обязаны уважаемому Ульдреду, — старый чародей широко махнул в его сторону рукой, вынуждая семь пар глаз проследовать за ее направлением, — боюсь представить, что бы сейчас было с Кругом без его талантов.       Ульдред изобразил смущенную улыбку и смиренно склонил голову.       — Я лишь хочу обеспечить спокойствие и безопасность нашему Кругу, — немного меда в голосе никогда не лишне. Он быстро оглядел собрание, оценивая реакцию. Большинство смотрят заинтересовано, однако есть и крепкие орешки, которых медом не разжижишь. Разумеется, среди них заноза-в-заднице-Винн. Этот полный высокомерия и презрения взгляд, никогда она не смотрела на него иначе. Старая карга. Новую волну злости он подавил у самого горла. Первый чародей тем временем продолжал.       — Но, как бы успешно мы не выявляли оступившихся…       — Малефикаров, — хмуро поправил Фонст.       — … следует искать корень болезни, а не лечить симптомы. Были ли какие-либо прецеденты, способные спровоцировать массовое пренебрежение идеалами Круга? Может быть, какие-то новости из внешнего мира?       Чародеи с сомнением обменялись взглядами, пожимая плечами и качая головами. От недавнего пыла не осталось и следа. Кучка бесполезных стариков, как овцы без пастушьего кнута — тупы и никчемны. Это шанс — шанс взять в руки кнут и направить стадо в нужном ему направлении. Пора начинать гасить огонь. Ульдред прочистил горло, привлекая внимание магов, и состроил самую благочестивую мину, на какую был способен.       — Не стоит винить несчастных детей. Их печаль понятна всем нам — одинокие, оторванные от семей и благ внешнего мира, запертые в четырех стенах… Они видят себя жертвами, Церковь — тиранами, а нас, учителей, — предателями. Вполне естественно их отрицание всех доводов. Нет, вина лежит не на них. — Мужчина сделал драматическую паузу, наслаждаясь производимым эффектом. О, он бы охотно высказал, кто виноват, что за болезнь овладела этим миром и как ее следует лечить, но время еще не пришло. Сейчас следует осторожно выбирать слова, подготовить почву к посеву первых зерен. Он скорбно покачал головой. — Виновны мы, те, кто взял юных магов под свою опеку. Мы не уделяем нашим ученикам достаточно внимания. Не даем достаточно знаний. Запретные знания привлекают как сладкий мед, вот дети и тянутся к ним, полагая, что именно там скрывается секрет их свободы.       — Прошу прощения, достопочтенный коллега, но у Вас, насколько я знаю, вообще нет учеников, — Ульдред едва сдержал порыв поджечь старуху Винн там, где она стоит.       — Верно, — с нажимом ответил он, — у меня нет учеников. Но лишь по той причине, что не считаю себя достойным обучать юные дарования, ведь я сам все еще учусь.       — Правильно ли я понял, — опять подал голос мальчишка Ниалл, он с сомнением на лице пялился прямо перед собой, — Вы предлагаете дать ученикам знания о магии крови?       Комната взорвалась возмущенными возгласами.       — Это немыслимо, — зашипела Винн. Видимо, нынче ночью старуха задалась целью заплевать его ядом с ног до головы. Первый чародей прищурил глаза.       — Это так?       Ульдред примирительно вскинул руки.       — Вовсе нет! Сама мысль об этом повергает меня в ужас, — мужчина изобразил священный трепет, а коллегия чародеев непонимающе переглянулась. — Но… Если посеять мысль, будто мы можем дать эти знания… Если попытаться — только попытаться — объяснить, что магия крови — это просто магия, а не чудо и не панацея… Тогда есть шанс, что ученики перестанут прибегать к ее использованию при первой возможности. К тому же, так будет проще выявить самых безнадежных отступников.       — Но это безумие, — покачал бородой Фонст спустя несколько мгновений потрясенного молчания. — Со времен войны с Тевинтером старшие поколения магов внушали младшим, что магия крови есть зло и мерзость, а ты предлагаешь вот так взять и сказать, что в ней нет ничего особенного? Да храмовники нас четвертуют, как только узнают.       — Дело не только в храмовниках, это претит всем идеалам Круга, — от возмущения дребезжащий голос Винн подскочил на целую октаву. — Ирвинг, скажи же что-нибудь!       Маги все как один повернулись к Ирвингу, но тот этого, похоже, не заметил. Первый чародей вообще был где-то далеко — он невидящим взглядом смотрел в пустоту и машинально поглаживал седую бороду. Прошло какое-то время, за которое тишина нарушалась только редкими покашливаниями да поскрипыванием мебели, прежде чем старик заговорил, медленно, будто сам с собой.       — Ульдред… Вы уверены, что это поможет?       Коллегия загомонила, не веря своим ушам, но Первый чародей одним властным жестом вернул в комнату тишину. Ульдред едва не щелкнул пятками от восторга. Усилием воли он заставил себя принять смиренный вид и с глубоким почтением склонить голову.       — Смею сказать, в нынешней непростой ситуации стоит использовать все средства. Ведь иногда и яд — лекарство, не так ли?       — В таком случае, — старый Ирвинг тяжело, по-стариковски вздохнул, — эта задача ляжет на Ваши плечи, коллега. Открыто вести такие беседы мы, разумеется, не можем себе позволить, но если Вы сумеете использовать все Ваши таланты…       — Ирвинг, — Винн подскочила к чародею и заглянула ему в лицо, — Ирвинг, послушай, что ты говоришь. Он же либертарианец, он даже этого не скрывает, а ты позволяешь ему — что? Подстрекать детей к использованию магии крови? Одумайся!       — Мы в тяжелом положении, дорогая коллега. Если есть хоть малейший шанс, что мы сможем уберечь наших учеников от усмирения и гибели, мы должны попытаться. Пусть и таким необычным способом. Ульдред хорошо зарекомендовал себя, — Ирвинг улыбнулся чуть виновато, почти заискивающе, — я доверяю ему.       …Чародеи один за другим покинули комнату, опасаясь всей толпой наткнуться на дежурящих храмовников. Разумеется, под локти их никто не поведет на допрос, но Грегору непременно доложат о несанкционированном собрании, и все предосторожности пойдут нагу под хвост. Последним вышел Ульдред, оглядел опустевший коридор и направился в сторону своей комнаты. Сегодня удача была на его стороне. Впрочем, — подумал он, — нет, это не удача. Это его и только его заслуга, заслуга его ума и терпения. Потребовалось очень, очень много времени, чтобы подготовить почву, посеять и взрастить зерно сомнения среди учеников, затем — магов и чародеев. Еще больше времени и осторожности понадобилось, чтобы впрыснуть яд страха в закостенелую плоть самой коллегии. Сегодня он собрал первые плоды своего труда. Маленький успех, первый среди многих последующих. Колесо судьбы начало свое сокрушительное вращение. Теперь нужно только осторожно направлять его в нужную сторону.       Внезапно кто-то схватил его за локоть и потащил в сторону темной ниши, за одну из многочисленных статуй Пророчицы. Хватка была крепкой, поначалу Ульдред решил, что это кто-то из рыцарей настиг его, но вот мага тяжело впечатали спиной в стену, а в лицо ему уставилась морщинистая физиономия старухи Винн. Первое потрясение прошло, и мужчина закатил глаза.       — Мы, кажется, уже закончили беседу, — проговорил он с презрением, встретив испепеляющий взгляд твердо и надменно, как ему хотелось думать. Теперь смысла притворяться не было. Ведьма, казалось, вот-вот взорвется, даже дряблое лицо раскраснелось как помидор. «Жалкая попытка, старая ты перечница, неужели ты и впрямь думаешь, будто сможешь меня запугать?». Ульдред попытался высвободиться, но хватка обманчиво дряхлой старухи была железной.       — Ты… — прошипела она, почти касаясь сухими губами его носа. — Ты что-то замышляешь, змей, я знаю. И будь уверен — где бы ты ни был… Что бы ты ни делал… Я. Буду. Наблюдать. За тобой.       Последние слова она буквально выплюнула в лицо мага. Смерив его напоследок прожигающим взглядом, Винн развернулась и, не оборачиваясь, исчезла во мраке коридора. Ульдред отстранился от стены и, глядя старухе вслед, потер ноющий отпечаток ее пальцев. Нет, определенно удача не на его стороне. Но, как он размышлял ранее, всегда найдутся те, кто будут до последнего бороться за полюбившиеся иллюзии. Это не важно. Жернова судьбы перемолят ее как песчинку, которой она и является. Это лишь вопрос времени. Теперь все — лишь вопрос времени. Отсчет начался.