и дома горят красиво

семнадцатого юнги проходит в университет просто мертвым. на улице ливень — дождь шипит на крышах выбитой песней — кардиограмма неслышного — и юнги вваливается в дверь злой и очень битый выбитый сбитый своими проблемами и ненавистью. прямо после небольшого входа стоит хосок — мимо него нельзя просто пройти, он это знает и. улыбается — весело и дружелюбно, он громкий и весь шумит — у юнги в голове шумит, когда он на него смотрит. хосок выделывается. хосок врёт. хосок покупает людей — на крючок своими взглядами — там стекло в крошке, гуталиновая темнота, но никто не видит — и ему нравится. утопать в людях. юнги нравится топить себя. хосок пожимает кому-то руку — джиу хлопает его по плечу, и хосок улыбается и ей тоже — его так на кусочки понемногу, дефрагментация, иллюминация и преломление. юнги смотрит и вздыхает. выделывается хосок много и не по делу. ураганы называют женскими именами, но — хосок поворачивает голову, услышав, как дверь за спиной юнги закрылась. тот проходит через турникет — охранник чуть щурится и юнги припоминает, что проебал студенческий где-то. — но вот перед юнги хосок. и его именем влегкую можно назвать следующий — разрушение, сбитые птицы тряпками на улицах, а люди манекенами — ураган. (правда, зачем, если хосок и так — уже)  — мин юнги, да? — хосок говорит так, словно слова необходимо громко выхаркивать — выстеливать ими дружелюбность.  — хосок, — юнги тормозит перед ним и чуть поднимает голову — хосок выше. и сука я вижу тебя насквозь и у меня из-за тебя всё болит (почему-то) улыбка хосока становится шире — в ухмылку скатывается неосознанно и правильно — и в глазах голод и пустота страшные. у юнги внутри что-то перегорает и выбивает дыру в лёгких — смотреть и жечь пальцы — однажды он обжёгся о пламя зажигалки — прозрачно-золотое, — и пальцы отдернул.  — говорил, что не придёшь. в хосоке есть необъяснимое притяжение — в том, как у него звучит голос, в том, как его интонации становятся весело-надрывными, почти издевательски-шутливыми — он строит из себя клоуна и хохочет громче всех — и эхо достигает сердца юнги. в том, как он улыбается. смотрит — чуть надменно, приподняв брови и абсолютно никчемная пустота простуженная мгла когда он врет и он врет всегда.  — я сказал, что подумаю, — юнги качает головой. в груди мерзкая сентябрьская слякоть. и сердце — в горле бьётся ненормально. смотреть на хосока хочется всегда. а не стоило бы, видит господь, не стоило бы.  — ну-ну, — вызов в голосе хосока на удивление настоящий. и улыбка за этими детскими выходками — тоже. харизматичный придурок. юнги улыбается в ответ и даже фыркает.  — хосок, привет, — за спиной юнги появляется кто-то ещё, девушка с — юнги чуть оборачивается — хорового. и чон сразу же сваливается в гиперболизированное счастье — улыбка безумна в своей неискренности. но она такая красивая. (юнги ведётся как и все; это даже смешно — и горько) юнги доходит до середины холла — к нему подходят тэхен и намджун, что-то говорят — и оборачивается зачем-то. хосок с кем-то болтает — громко и шутливо, вокруг него уже несколько человек — и он словно оживает — и на него просто хочется смотреть. и люди вокруг с ним тоже — оживают кукольными смешками, взглядами. он и чонгук — звёзды первого курса. звёзды — падают хосок же уже — он смеётся, и корчит гримасы какие-то, и в нем все искусственное, даже жизнь, но — искрит и сверкает. — упал.  — он такой странный, — недовольно говорит тэхен, — ебанутый какой-то. юнги не отвечает — волосы хосока рыжие и похожи на огонь. он отводит взгляд. хосок мельком смотрит на него. сентябрь умирает — внутри вымирает выженным и вспоротым. юнги идёт в зал и ему тихо. и за это спасибо. ///  — мы идём играть «кармен», — сообщает тэхен. у юнги раздражение царапает горло.  — какого хуя?  — сессия в декабре, например, — фыркает тэхен. — мы не знаем текст. я танго даже не смотрел. ты? юнги молчит. вообще-то он должен был отксерокопировать листы себе и принести тэхену, но окей, будем честными, он проебался. и ноты проебал.  — мы в жопе, — веско резюмирует тэхен и весело смеётся. юнги нравится тэхен. он смешной и лёгкий — как солнечные зайчики на коже или чужих ресницах по утрам — и с ним бывает легко.  — до декабря много времени, давай не будем сыгрываться сегодня, — юнги морщится. у него болит голова и дыра в груди — сквозное и шрамовое абсолютно. мать срывается в истерики. отец в бешенство тех щенков, которым резали-резали глотку, да так и не. чонгук ходит злой и сбитый с толку. юнги хочется на дно огромного океана — потеряться и захлебнуться.  — а когда будем?  — ну, завтра.  — ты дебил, юнги? у нас завтра ансамбль в четыре. мин трёт руками лицо и улыбается как-то жалко — вымученность цветастая. тэхен смотрит на него пару секунд и закатывает глаза.  — как хочешь. ноты только найди. танго придется некоторым с листа играть. юнги смеётся.  — поверь, ты можешь просто собрать все аккорды на клавиатуре и получится точно такое же звучание. они смеются — розовые стены давят, голоса старшекурсников — закулисье, тайны. юнги выходит из универа через пару минут — забежать в алфавитник за раменом и булкой какой-нибудь. тэхен просил ему купить желе, но пусть тэхен сам свою жопу отрывает от стула и идёт в дождь в магазин. машины с шумом — мимо. брызги крошками стекла летят в разные стороны. невыносимо хочется курить. юнги поднимает голову и небо — стальная гладь, пятна белые где-то вдалеке. юнги спускается вниз по лестнице, здоровается с кем-то — это место учит его врать и притворяться — претворять в жизнь самую страшную вещь — что ты окей. он набирает номер матери. гудки. абонент временно недоступен, потому что вы — разочарование. абонент недоступен, потому что пьян — и безумен от любви. абонент недоступен, потому что не желает быть доступным — не для вас. юнги набирает номер отца — ему мерзко до тошноты, но он беспокоится о ней и ничего не может поделать, — и тоже слушает гудки. напряжение в нем как те редкие разряды тока — голубые с жёлтым — из розеток. юнги стоит несколько минут и просто пялится на макароны. классно. поставьте на паузу мир и жизнь кто-нибудь. пожалуйста. умоляю. (никто не откликается и приходится улыбаться кассирше, покупать желе — клубничное — тэхену, кидать смеющиеся эмоджи в общем чате какао; приходится выживать дальше) /// у них история в пятницу — полтора часа после сольфеджио, голова гудит от нот — недосып скрипящей балкой по позвоночнику с размаху — и нытья тэхена. все раздражает. и хосок, усаживающийся рядом, никак не помогает ситуации. хочется закурить. хосок коверкает имя тэхена, потом намджуна — осознано и специально, тоже так вымещает часть агрессии — кусочками, ядом, язвами — он весь покрытым ими и весь состоит из них. это некрасиво к (вроде) его новым друзьям — знакомым больше, но тэхен говорит, что они дружат, и ладно кто такой юнги, чтобы спорить ему слишком хуево и лень — но он смеётся над этими коверканьями, смех внутри него выкручивается и задыхается — словно бы вода доски ломает — во время урагана. хосок закидывает руку на спинку стула юнги, и они сидят близко — тэхен демонстративно отсаживается к роялю, а намджун вежливо сваливает на третий этаж. до истории полчаса. юнги пытается учить хоть что-то, но хосок все шутит и говорит, и это абсолютно несмешно — неправильно, болезненно, тупо, — но юнги почему-то смеётся. и он впервые за долгое время чувствует себя живым.  — прекращай, — говорит юнги и улыбка у него рвётся — живая и настоящая. у хосока чуть приоткрыт рот, он тянет уголок губ — не улыбка, ухмылка — и пискляво-ломаным голосом говорит:  — вокруг меня заучки.  — ну, мы хотя бы не завалим сессию, — тэхен скалится. он весь напряжен, взглядом в хосока вгрызается — глотку ему бы тоже выгрыз.  — ой, да ладно тебе, — хосок закатывает глаза, — меня не отчислят, я охуенно пою. лучше, чем каждый в этом здании. помойка, да и только.  — твоей самоуверенностью могилы можно копать, — мрачно говорит тэхен и отворачивается. чон приподнимает брови, ведёт плечами и становится кем-то кто абсолютно не он.  — тэен?  — тэхен.  — хенвон? ким стискивает зубы, юнги хихикает — хосок вообще-то на него смотрит-косится, и иногда в его глазах — акварельная искренность настоящими цветами, настоящими чувствами, не окрашенными в чужое.  — ты заебал, — выплевывает тэхен в бешенстве, оборачивается к юнги — поддержи меня, ну, мы же друзья. но мин смеётся в тетрадь по истории и абсолютно не пытается скрыть, что ему смешно. хосок прекращает спустя пару минут, сидит и что-то напевает. у них общая история, но безолаберности, какой-то безоблачной бессмысленности в хосоке больше, чем ответственности. мальчик перекати-поле. мальчик-ураган. юнги то и дело косится на него и пихает ногой — для проформы больше, хосок все равно делать ничего не будет. сука. хосок немного бесит — но такие люди со свободой и наплевательским «я живу, как хочу и ломаю, кого и когда хочу» всегда бесят, — но притягивает чуть больше. (юнги видит в нем себя; он знает, что чон тоже — замечает и игнорирует это в своём идеальном искусственном мире)  — пойдем, — говорит тэхен негромко и ровно, — история через семь минут. они спускаются все втроём, хосок с кем-то перекидывается парой слов, закидывает рюкзак на плечо — он старый и черный, и выглядит пустым — хосок такой же — черный и пустой со всех сторон. юнги хочется —  — я пошел, — говорит чон весело, — передавайте ей привет.  — ты больной? — тэхен хмурится. — у нас было одно занятие! черты лица хосока словно заострены, стеклянные и четкие, — и чон пожимает плечами легко.  — да плевать. я вокалом пришел сюда заниматься, а не историей. увидимся. юнги, — он улыбается уголком губ, но смотрит уже бессмысленно, равнодушно. беда неузнавания в этом взгляде.  — тэен, — он насмешливо фыркает и выходит. юнги прослеживает его путь — достает шарф, закидывает на шею и быстро — точно ветер порывом — сбегает по лестнице. сбегает ото всего. тэхен ругается в полголоса на хосока, а юнги проверяет телефон — все ещё недоступно, все ещё выключено по всем фронтам, все ещё. юнги интересно, куда пошел хосок, зачем и почему он так всем — и себе — врёт. (и почему люди загораются чем-то больным и недолговечным рядом с ним — как загорелся юнги)