a mental case

В помещении светло. Светло почти во всём здании. Стены здесь светлые, полы светлые, окна на первом этаже от пола до самого потолка, весь двор из них видно. Там сейчас красиво: вишни цветут, зеленеет газон ухоженный, цветы распускаются. Немного дальше, за полем, красиво подстриженные кустарники, а ещё дальше забор в три метра высотой. Обстановка тут тоже, что надо: современная мебель, техника, нет ограничений по времени пользования чем либо и, в принципе, это место похоже на приличный отель. В целом, здесь хорошо. Проблема в том, что контакты с внешним миром ограничены, интернета нет. Телефон работает только по внутренней связи. Есть телевизор, разные игры, журналы и книги. Учебники и всё, что требуется для учебы. Но самим выезжать запрещено. Намджун и не помнит почти, как он тут оказался. Здесь хорошо. Но для Намджуна тут тюрьма. А для его родителей — специальная школа. Ему сказали, он напился до невменяемого состояния, довел себя до белой горячки, и тогда родители отправили парня сюда ради его же блага — подлечиться. Он тут несколько месяцев провел, совсем в другом крыле, для особенно буйных, прежде чем в себя пришел и смог продолжить школьную программу. Честно сказать, Намджун вообще не помнит, как напился, не помнит месяцев в том отделении. Он родителей уже почти год не видел. Он их тоже почти не помнит. Намджуна это бесит. В помещении светло. В нём всего шесть человек. Вообще эта «специальная школа» не маленькая. В ней много корпусов, соединенных между собой длинными коридорами, защитными дверями и паролями, не везде попадешь, даже если очень захочешь. Чонгук здесь всего неделю, конкретно в этом отделении, его перевели, ему вроде бы лучше, но он всё равно дергается, нервничает, смотрит на всех искоса, гладит собственные пальцы. Ноги его вообще не прекращают движения — трясутся и стучат пятками по полу. Ему не нравится, когда много людей. И даже шесть — это много. Ровно столько их в этой комнате, включая самого Чонгука. Он не знает, куда себя деть. Все чем-то заняты. А Юнги единственный, кто спит посреди дня и ему можно спать. У него болезнь такая. Он либо спит, либо читает. Он вообще особенный — альбинос. И лет ему уже много. В этой школе он давно. Много сменилось «учеников», но Юнги пофигу, кто там и чем занимается. У него есть книжки и сон. Большего ему не нужно. Иногда он забывает поесть, это тоже болезнь. Сокджин сидит и смотрит в стену. На ней ничего нет, она гладкая, выкрашенная в приятный бежевый цвет, с примесью розового, но парень смотрит туда долго-долго, будто сквозь неё, будто что-то видит, то, что не дано увидеть обычным людям. Когда он так сидит, он похож на манекен. Он красивый: волосы густые, губы чувственные, плечи широкие. Местная форма — простая трикотажная кофта без пуговиц и легкие брюки на резинке — выглядит на нём очень хорошо. Тэхен сидит на своём месте в уголочке и любопытно смотрит по сторонам. Длинными ресницами хлопает, улыбаться пытается, всё, как обычно. Ему сложно. Он часто не понимает, о чём с ним разговаривают и мышцами своими владеть не умеет — улыбки выходят странные, взгляды пугающие, но он милый, на самом деле, сам пугливый, как ребенок. Он не недоразвитый, просто живет в своем мире, где наверняка есть радуга и плюшевые медведи, которые поют ему разные песенки. Юнги тоже похож на медведя. Тэхён к нему подходит иногда, когда парень спит, кладёт на него голову и делает вид, что тоже спит. Это у него игра такая. Вот и сейчас Тэ внезапно встаёт, подкрадывается потихоньку, из своего угла за стол перемещается, не за тот, где Юнги спит, а за соседний для начала, к Чонгуку. В помещении появляется седьмой. Пак Чимин тут новенький, его вчера перевели, он в этой комнате в первый раз. Он на пороге мнется, не знает, куда сесть, все места очень заманчиво выглядят. Глаза Чимина блестят от волнения, а губы — из-за того, что он их кусает постоянно и облизывает. Губы у него красные, как будто впитали тинт. Чимин ищет себе место. Рядом с самым красивым парнем сидит самый угрюмый, похожий на гангстера. Если с первым Чимину хочется сесть, то со вторым — не очень. С тем, который нервный, Чим тоже не хочет сидеть. Остаются ещё двое. — Садись, пожалуйста, — на его плечо ложится рука их надзирателя. У него яркая улыбка, добрые глаза, а еще он провел здесь времени побольше, чем Юнги, он врач и друг в одном лице для каждого из ребят. — И давайте начнем. Намджун тут себя самым адекватным человеком чувствует, на новенького угрюмо смотрит, думает: вот, ещё одного психа привезли. Намджун часто сидит с Сокджином. Тот тихий, выглядит адекватно и смотреть на него приятно. Остальные ему не нравятся. Даже Хосок, который таким добреньким кажется. Намджуна Хосок тоже бесит. Просто потому, что его тут многое бесит. Вздрогнув от прикосновения, Чимин отбегает к первому попавшемуся стулу, садится, держится руками за коленки, оглядывается. Где-то там просыпается Юнги. Трёт глаза, щурится. Для кого-то это специальная школа, но учатся здесь не часто. Больше разговаривают. Кто хочет, тот и говорит, о том, что думает, о том, что тревожит. Иногда Хосок читает что-то познавательное. Иногда что-то спрашивает. — Познакомьтесь, это Чимин, — говорит Хосок с улыбкой, сегодняшний урок начинается так. Чонгук закусывает губу, не прекращая дергать ногами. Сцепляет пальцы в замок в районе паха. Когда он смотрит на Чимина, все его улучшения разом куда-то деваются. Ему не лучше. Совсем нет. Юнги двигает книгу, на которой спал, на край стола, идеально ровно, чтобы края совпадали, потом кладет сверху свою тонкую белую кисть и несколько раз кивает. Волосы у него белые. И брови, и ресницы. И глаза почти белые. Пигмента у него вообще нет. Чимин к нему ближе всех сидит, поэтому, когда вскакивает, чтобы поклониться, потом долго смотрит на соседа и чуть не плачет, от того, какой тот бледный. Как ему, наверное, больно быть таким бесцветным! У Чимина напротив — большие чёрные глаза, ресницы яркие, кожа смуглая и губы красные. А волосы, как ночь, свои, натуральные, с двумя белыми прядями в челке, что яркости только добавляет. — Меня зовут Чимин, я новенький, — говорит он наконец. И, немного смущаясь, садится. — Меня зовут Чимин, — тихим басом звучит Тэхён — запоминает. — Ты можешь что-нибудь рассказать о себе, Чимин, — Хосок так улыбается, что откажет ему разве что слепой — на такую улыбку сложно не среагировать. — Если хочешь, конечно. — Я новенький, — повторяет Чим, выпрямляя спину. — Я красивый. Он видит, что ему улыбаются, откидывает чёлку назад, смелеет. — Мне семнадцать. Я люблю мальчиков. Хорошо целуюсь. И поэтому меня сюда отправили. Конечно, не только поэтому Чимин в специальной школе оказался, но он твердо уверен, что по такой причине. — О, я тоже люблю мальчиков! — восклицает Чонгук, почти вскакивая со своего места. Хосок безмятежно улыбается. — Молодец, Чимин. Мы очень тебе рады! А Сокджин медленно поворачивает голову. Он должен разглядеть того, кто тоже считает себя красивым. — И целуешься хорошо? — спрашивает Чимин, повернувшись к Чонгуку. Тот слишком активно кивает. Намджун специально громко фыркает и говорит в сторону: — Педики! — Правда я красивей? — негромко спрашивает Сокджин. — Педики-и! — Тэхен это непередаваемо восторженно тянет и в ладоши хлопает, ему слово понравилось. Он повторяет его на разные лады и веселится. Намджун смотрит на Сокджина. По тому вот вообще не понятно, к нему он обращается, или к стенке, но на всякий случай Нам говорит: — Правда. Ну а что, ведь правда и есть. Сокджин ловит взгляд Намджуна, низко кланяется, мол, спасибо. А потом улыбается очень мило. Чонгук ест Чимина взглядом. Чимину от этого жуть, как неуютно. Вот зачем он его про поцелуи спросил? Всё это место вдруг кажется Чимину очень враждебным. Намджун улыбается Сокджину. Не специально совсем. Просто улыбка у Сокджина заразительная. Это он ещё хохотать не начал. Намджун как-то слышал, как Джин смеется. За ним тогда Тэхен следом заржал и их было не остановить. Намджун и сам тогда смеялся. Да даже Юнги тогда улыбнулся! — Давайте поиграем! — Хосок привлекает внимание ребят. — В слова! Чимин, тебе слово «лето»! Придумай что-нибудь на букву «О»! — Оргазм, — сразу говорит Чимин. Юнги сидел, как истукан, не шевелился, а тут крякнул. Слова-то какие сегодня интересные! Обычно ему не нравится эта игра, уж больно скучная. А сейчас, поскольку он сидит следом за Чимином, то непередаваемым тоном выдаёт свое слово на «М»: — Мастурбация. — Та-ак, — тянет Хосок с очень понимающим видом. — Тэхён, тебе на «Я»! — Я-а-а-а, — долго поёт Тэ своим неповторимым глубоким голосом, мало вяжущимся с внешностью. — Ящерица! — А-а-а-… — подхватывает Гук, который сидит посредине. — Аа… А-у-меня-член-большой! — и смеётся очень громко, продолжая смотреть на Чимина и дёргаться. Хосок кивает и по-доброму улыбается. — Намджун, тебе на «Й»! — Йздевательство, — с непередаваемо кислой миной на лице говорит парень и фыркает, демонстративно отворачиваясь в сторону. В сторону Сокджина. — О? Тот замирает так ненадолго, приоткрыв рот, а потом говорит: — Обожимание. — Нет такого слова, Сокджин, — замечает Хосок. — Есть. Это значит обнимать того, кого обожаешь. Тэхен кладёт голову на стол, вздыхает мечтательно и тянет: — Обожиманиеее! Надзирателю остаётся только смириться. — Ну хорошо… «Еда»! Чимин, тебе на «А»! — Аргазм! — весело говорит новенький. — Оргазм уже был, Чиминни. И он на «О». Придумай, пожалуйста, другое слово! — А я хочу «аргазм»! Смирение — верный спутник Хосока. — Мастурба-аци-ия, — тянет Юнги тоном преподавателя, который по десятому кругу объясняет тупым студентам простые вещи. — И она тоже уже была-а, — Хосок игриво подхватывает его тон. — Другое слово? Альбинос дергает плечами. — Мастурбатор. — А что такое «мастурбатор»? — спрашивает Джин. Чимин тогда почему-то на Чонгука косится. — Прибор, который помогает мастурбировать! — Юнги закатывает глаза и фыркает, мол, дети, такого важного не знаете! — У тебя есть такой? — кажется, Сокджину впервые что-то настолько интересно, кроме стен. — Мы отвлеклись, друзья мои, — пытается влезть Хосок. Но Чонгук всё-таки вскакивает. — Я мастурбатор! — и выкидывает руку вверх, сжимая в кулак, другой упираясь в свой бок, принимая позу супер-героя. Смеётся он тоже заразительно. Нервно правда. — Ну-ну. Ага. Правый мастурбатор, — Намджуну не смешно совсем. Он поднимает руки ладонями вверх. — И левый. — Так, пора делать перерыв, — говорит Хосок. — Ребята, отдыхаем! И обычно это значит, что все расходятся, кто куда. Сокджин залипает на руки Намджуна и вполне серьезно спрашивает, протягивая свои ладони вперёд: — А можно мне посмотреть? — Это ещё зачем? — недоверчиво спрашивает парень. — Посмотреть, — Сокджин сидит, замерев и смотрит Намджуну в глаза, как в стену. Почему Намджун смущается? Почему он слушается и двигается поближе. Почему позволяет? Джин почти не касается его рук, просто держит свои ладони внизу, смотрит, смотрит и смотрит. Видит в узорах линий особенный смысл, ничего не говорит, просто смотрит, всматривается, редко моргает, а потом мягко говорит: — Ох, красивые… Намджун вздрагивает от его слов. Дергается. Разглядывает ладони, пытается увидеть то, что Сокджин там так долго разглядывал. — Руки, как руки, — говорит в итоге. Джин мотает головой, мол, не спорь. Снова в глаза смотрит. — Красивые. Как картина. — Какая ещё картина? — теряется Намджун. — Сам ты как картина! Красивая… — Спасибо, — Сокджин опять улыбается. Чимин местных порядков не знает. И как тут отдыхают? Это как перемена в школе? Что делать-то? Поэтому у Юнги интересуется: — А что делать, когда говорят отдыхать? — Отдыхать, разумеется! — ворчит Юнги, забирает свою книгу и уходит в любимый уголок, где лежат мягкие подушки. Чонгук подходит сзади, хлопает Чимина по плечу. — Давай отдохнем вместе? Тот странно смотрит на него, побаивается после первого впечатления. — Ладно-о, — тянет настороженно, улыбается кривовато. Парень кивает в сторону коридора. Они уходят. Тэхён успел незаметно переместиться к подушкам в углу и начать гипнотизировать Юнги взглядом, сидя напротив него на корточках. Очень скоро Юнги спит. Он частенько засыпает внезапно, даже не успевая улечься толком и закрыть книгу. А Тэхён этого и ждал. Он подкрадывается к Юнги, сопит от предвкушения. Приблизившись, трогает его аккуратно. Трогает белые волосы, шею, плечо. Осторожно приваливается к его спине, повернувшись на бок, подушку обнимает и глаза закрывает, улыбаясь во весь рот. С Юнги очень круто притворяться, что спишь, так захватывающе! — Вон там столовая. Вон там библиотека. А вон там оранжерея, туда пускают только в определенные часы и там очень красиво. А вон там спортзал. Мне там нравится бывать. Потрогай, — Чонгук хвастается бицепсом. — Круто, — говорит Чимин. Осторожно тыкает в руку парня указательным пальцем. — А ты сильный… На лице Чонгука сияет улыбка. — Ага. Куда хочешь пойти? — На улицу можно? — спрашивает Чим. Гук оборачивается на табло. Там горит зеленая лампочка. — Можно. На улице почти лето. Птички поют, тепло и солнечно. Выйдя из корпуса, парни попадают в небольшой сад, там стоят скамейки, висят качели, цветут деревья. — А ты любишь член сосать? — внезапно спрашивает Гук, шествуя рядом с Чимином по песчаной дорожке. — Ммм? Чимин раздевается. Он уже успел снять футболку и теперь озабочен тем, как штаны на ходу снять. — Что? Глянув в его сторону, Чонгук обалдевает. — Что, прямо здесь? Нас же запалят и отправят в специальное отделение! Чимин! Чимин оттягивает резинку штанов, опускает её вниз, вылезает из обуви и одежды разом. И голыми ногами шагает по газону. — Ка-аайф! — Эй, док? — Да, Намджун? — Хосок поднимает взгляд от своего блокнота, отвлекаясь от написания. — А это нормально, что Чимин голый по улице бегает? — А? О-ох! — Хосок вскакивает. Но санитары, дежурившие круглосуточно и следящие за порядком, ещё пару минут назад выбежали, чтобы Чимина поймать. Хосок бежит следом. — Чимин-а, нельзя ходить раздетым! Ты чего! Заболеешь же! Чонгук стоит в стороне, наблюдает, разглядывает. — Но ведь тепло! — возмущается Чимин. — Я ведь на улице… Солнце ведь! Я не могу загорать в белье, следы останутся! — Сокджин, иди сюда, — зовёт Намджун. То, что происходит за окном, по его мнению, круче любой картины. Целое живое кино. Парень поднимается, подходит к окну, а потом заявляет, хмурясь: — Некрасиво. — Зато смешно! Смотри, какое у Хосока лицо. Он точно психанет! — Загорать нужно на пляже, Чимин! — Намджун прав, Хосок близок к срыву. — Ты видишь здесь пляж? И обязательно нужно надевать трусы. Где твои трусы, Чимин? — Нет у меня трусов. — Без трусов загорать нельзя! — Хосок качает головой, берет из рук санитаров вещи и протягивает Чимину. — Одевайся. — Почему нельзя? Давайте все загорать! — внезапно встревает Чонгук, быстро раздевшись. У него такой стояк, что даже как-то стыдно. Даже Хосоку. — Одевайтесь. Оба. Сейчас же! Или поедете в карцер! — А у него и правда большой член, — хмыкает Намджун. Сокджину не смешно совершенно. Он смотрит в окно и молчит. Чимин хотел бы ещё поспорить, но натыкается взглядом на то, что у Чонгука между ног и замирает на пару секунд. Срываясь с места, как ужаленный, Чимин бежит в здание. — Бли-ин… — разочарованно тянет Гук, влезая в свою одежду. — Эй, — Намджун хмурится. — Не надо так пялиться на чужой член. — Почему? Намджун не может по-человечески объяснить, почему. — Не надо и всё. — Я есть хочу, — говорит Джин, когда представление на улице заканчивается. — Пойдем в столовую? Обед ещё не скоро, на самом деле, но Намджун с Сокджином не первый день знаком, он знает, что тому нельзя долго быть голодным, ведь он странным тогда становится. Он его сам в столовую тащит. Все равно Хосок с этими голыми задницами не скоро вернется. В столовой это тоже все знают, поэтому добрая тетенька-повар кладет Сокджину тарелку риса, кусочек мяса, овощи и соус. — А суп остался? Джин делает жалобные и очень голодные глаза — тетенька сдается. — Вот тебе суп. Держи. Только быстро кушайте, чтобы не ругались надзиратели. Столовая и её работницы — Сокджинов рай. Глядя на это, Намджун сам хочет есть. Но несмотря на бурчание в животе, мужественно терпит. — Ты давно тут? — спрашивает он, чтобы отвлечься. — Три года, — отвечает Сокджин, быстро уминая все подряд. — Три года? И ты не хочешь домой? -Джин мотает головой. — Нет. Там слишком много некрасивого. — Так тут тоже. — Тут спокойно, — парень доедает рис. — И вкусно. И спокойно, — повторяет зачем-то. — А я домой хочу, — говорит Нам. Это странно немного, обычно он не откровенничает с кем-то. — А что там, дома? Намджун тоскливо вздыхает: — Жизнь. — Жизнь некрасива, — Джин опускает взгляд в пустую тарелку. — Зато интересна. А тут… Намджун машет рукой, мол, и так всё понятно. Сокджин больше ничего не говорит, ставит посуду на поднос и относит на кухню, благодарит там тетенек, возвращается к Намджуну. — Спасибо за обед, — кланяется и уходит. Чимин возвращается в комнату для занятий уже одетым, осторожно по сторонам озирается — Хосока ещё нет. Он вздыхает с облегчением, садится, руки на парте вытягивает и голову на них кладёт. Юнги, проснувшись, ворчит, трёт глаза и ворочается. Тэхён у него за спиной допритворялся до того, что всерьёз заснул с подушкой в обнимку. Услышав бормотание из угла, Чим резко ровно садится и нервно выдаёт: — Да, я голый иногда хожу! Ну и что такого?! — Чего? Юнги не видел всего представления, поэтому не понимает. — Голый? Ну у всех свои особенности… Чимин так же быстро сдувается, как и защищаться начал. — А… О… Правда? Тебя это не смущает? Парень потирает сонные глаза, щёки, лоб. После сна они ещё белее кажутся. — Нет, меня ничего не смущает, — отвечает он. Поднимается с подушек, берет книгу, гладит её, размышляет о чём-то. — А почему ты такой белый? — Чимин сперва спрашивает, а потом только думает. — Потому что у меня нет меланина. — Это больно? — Совсем нет. — Ты тут из-за этого? Или тоже по мальчикам? Подходя к столу, Юнги загибает пальцы. — Нарколепсия, шизофрения, альбинизм, анорексия, депрессия… Одной руки пока хватает. — Вроде всё пока. Больше ничего такого. Чимин заинтересованно стреляет глазами. Все эти слова он слышал, конечно, но не знает, как их связать воедино и приклеить на Юнги. — Это… круто! Чим восторженный, как щеночек, разве что ушей нет и язык наружу не торчит, а в остальном — прелесть восторженная. — И ты тут давно? Сколько тебе лет? Можно… потрогать? — спрашивает он и тянет руку к волосам альбиноса. — Да, давно. Мне двадцать три, — Юнги смотрит на него с подозрением. — И зачем тебе меня трогать? — Твои волосы не такие, как у других. И кожа… Ты такой белый. Как снег! Это так красиво… Юнги замирает. Недоверия все больше. — Думаешь, это красиво? — Угу. Чимин выдерживает паузу, осторожно касаясь белой пряди кончиками пальцев. — Я думал, это больно быть таким бесцветным. Но белый — это ведь тоже цвет. Он разглядывает свою руку на фоне Юнги. Кожа у Чимина золотистая, солнцем поцелована и контраст этот такой сильный, что Чимину не по себе. — Это совсем не больно, — говорит Юнги. — Больно, когда ты засыпаешь на ровном месте и падаешь на пол, как мешок с дерьмом. Намджун заходит в комнату, смотрит на спящего Тэхёна, на болтающих парней. Это вообще странно, что Юнги с кем-то болтает и Намджун удивляется, ближе подходит, слушает. Слышит шутку про мешок с дерьмом. Это вообще невероятно — Юнги шутит! Так странно, что даже не смешно. Чим смотрит на Намджуна, улыбается и говорит ему неожиданно: — БДСМ! Твоя буква «М»! — Мастурбация, — громким шепотом подсказывает Юнги с очень серьезным лицом. В глазах Чимина пляшут восторженные чертенята. — Вот вы психи! — Намджун опасливо смотрит на них. — Сами в это играйте! Чимин хихикает. Юнги же непроницаем и бел, как гипсовая статуя.