a mental case

После того, как Юнги приходит в себя, он снова похож на того человека, который был до знакомства с Чимином. Он спит. Он читает. Он очень мало ест, иногда приходится заставлять его. Он даже на занятия ходит, где теперь их не шестеро, а трое. Но на них он тоже либо спит, либо читает. В разговорах и играх не участвует. Однажды ему приходит письмо. Оно с американской маркой и кучей штампов на конверте, а внутри открытка с двумя строчками. «Скучаю по тебе, хён. Поправляйся скорее!» И ещё туристический путеводитель по Лос-Анжелесу вложен. Без пояснений и так понятно, куда Чимина увезли. Это за полмира отсюда, там жизнь совсем другая, другая еда и много солнца, вредного для Юнги. Зато «странности» Чимина не кажутся странными, подумаешь, мальчиков любит — ерунда. А жара такая, что можно почти не одеваться. Юнги долго сидит над этим письмом. Гладит его, рассматривает, подносит к окну и глядит через него на солнце, будто ищет что-то ещё. В итоге прячет в одну из книг и постоянно таскает её с собой, хотя давно дочитал. Намджун угрюмее день ото дня. Ему тут и раньше не нравилось, а когда Сокджина увезли, так и вовсе стало невмоготу. Их котята уже выросли, теперь их так просто не увидеть — они прячутся от людей, охотятся на мелкую живность на территории больницы, так что даже еда из столовой их особо не приманивает. Нам сам много читает и всё чаще огрызается в ответ даже на простые вопросы. У него скоро день рождения. Ему будет восемнадцать. Но даже это не радует, всё равно не сможет сам ничего решать в этом возрасте. Но может родители приедут его навестить, и он попросит их забрать его отсюда? И сидеть вместе с «коматозником» — новая привычка Намджуна. — Юнги, а умирать страшно? — Умирать? Нет. Жить страшнее. — Ты поэтому таблеток наелся? — Намджун, ты психотерапевтом на полставки заделался? — Юнги смотрит на собеседника скептически. Тот пожимает плечами. — Нет. Просто думаю, если сам наглотаюсь таблеток, отправят меня в нормальную больницу, или тут откачают и в конченные психи запишут? — затем морщится. — Мне на волю надо. Там Сокджин… — Меня вот не отправили. Ещё и терапию личную назначили через день. Я уже затрахался спать в кабинете Хосока, пока он пиздит о том, как много в жизни прекрасного. Сука, это ж надо столько пиздеть вообще! — Юнги переводит дух. — На волю можно только сбежать. И то не просто. — Тебе сбегать вообще не вариант, на солнце раньше поджаришься, прежде чем до ограды дойдешь! — Да уж, а до Америки даже скелет мой не доберется! — хмыкает Юнги. — Зачем тебе в Америку? — удивляется Намджун. — Чимин написал. Он сейчас там. Намджун напрягается. Сокджин вот ничего ему не писал. Может у него там совсем другая, хорошая жизнь? И Намджуну стоит забыть обо всём? Хотя нет, он же обещал… — Как меня всё тут затрахало, сил нет, — Юнги вздыхает. — А вообще тебе есть куда пойти? — спрашивает Нам и смотрит на него понимающе. Он тут не так долго, а его затрахало всё не меньше. — Нет. Но на воле проще свести счеты с жизнью. Утопиться там, или повеситься. А тут камеры везде, откачают раньше, чем свет в конце тоннеля увидишь. — Ты выкини эту дурь из своей белой головы, — снова напряжен собеседник. — Судя по тому, как Чимин за тобой тут таскался, он и на тот свет за тобой последует! — С чего ты взял? У него есть семья, обычная жизнь и куча всего впереди. Почему он должен за мной следовать? — Потому что он псих. Как и ты. Намджун по-прежнему уверен, что он один тут нормальный. Иногда эта уверенность в нём, конечно, шатается. Юнги качает головой. — Психам нет места в обычной жизни. — Ага. Только Сокджин и Чимин уже там. А мы, блядь, тут! — с чувством говорит Намджун и роняет голову на стол, лбом прижимается к книжке. — Сколько тебе тут еще торчать? Можешь притвориться совсем нормальным и свалить со спокойной душой. У тебя есть шансы, в отличие от меня. — Я и так нормальный, но родители проплатили три года. Три! — Намджун рычит, не поднимая головы. — Это же пиздец, как долго. — Долго. Я здесь уже шесть. — Шесть? — вот это заставляет посмотреть на альбиноса. — И что ты сделал, что тебя сюда так надолго упекли? Убил кого-то? — Ага. Родителей, — Юнги хмыкает, но скоро добавляет хрипло: — Шутка. Никого я не убивал. Просто меня очень «любит» мой брат. — У тебя есть брат? А родители что? Почему они тебя не забирают? Хотя, если ты постоянно пытаешься себя убить, то легче тебя тут оставить, чем постоянно следить, ты уж извини. Юнги с великодушием машет рукой, мол, извиняю. — Родителей нет. Только брат остался. Но он звезда. И меня не существует в его галактике. — Звезда? Серьёзно? — Ага. Чон Сок. Знаешь такого? Намджун реагирует свистом. У его кузины вся комната этим Чон Соком обклеена. — Актёр? — уточняет на всякий случай. — Да, именно. — Охренеть! В жизни бы не подумал. Он ведь популярен! И разве у него есть брат? — Нам с сомнением на Юнги смотрит. — Ты не врёшь, а? — Какому супер-стару нужен брат-псих? И ты в курсе, сколько здесь стоит год пребывания? Десять миллионов. Так что сам думай… — Сколько? На минуту Намджун лишается дара речи. — И почему тогда я ем не с золотой тарелки? И где моя чёрная икра? Ничего себе цены! — Я слышал, лекарства дорогие очень. И это… как его… зарплата санитаров. Мало кто захочет за копейки с идиотами возиться. Я не знаю, сколько зарплата у Хосока, но судя по его вечной улыбке, немаленькая. Юнги вызывает у Намджуна улыбку. — Я смотрю, тебе наш док тоже по душе. — Да я дрочу на его светлый образ перед сном! — Юнги криво улыбается на левую сторону. — Я не думал, что ты такой извращенец! — восклицает Нам. Альбинос разводит руками, мол, ну, какой есть. Долгое время Тэ не заходит в палату к Чонгуку, только крутится рядом, подглядывает за санитарами из-за угла, иногда ночью приходит, к двери ухом прижимается, но ничего не слышит и тихо уходит. В один из дней он решается. И просовывает голову в приоткрытую дверь. Чонгука давно отпустила простуда, но осложнения остались. Он очень здорово тогда заболел, замерз, лекарства подкосили иммунитет, да и психика пошатнулась прилично. Он почти не встаёт с кровати, полдня смотрит телик, полдня спит. Когда он видит Тэхёна, то каменеет сначала, а потом дрожит. — Чонгук? — низким басом зовёт Тэ. — Ты поправился? Он чуть шире открывает дверь, просачивается в помещение, а потом улыбается и это странно, потому что Чонгук раньше не видел, как этот парень по-человечески улыбается, а не кривится, пытаясь совладать со своим ртом. Гук цепляется в край одеяла и натягивает на себя, смотрит на Тэ, не сводит взгляда, но молчит. Тот подбирается на цыпочках, садится рядом с кроватью на корточки, за одеяло держится. — Ты меня простил? — А ты кто? — хрипло спрашивает Чонгук. — Тэхён! — отвечает парень. Затем резко поднимается, на колени встаёт, касается чужого плеча кончиками пальцев и добавляет скороговоркой: — Давай дружить! — Тэхён… — повторяет Чонгук, хмурясь. Пытается вспомнить, очень смутно получается. Лицо знакомое. Но дальше хаос. — Мне нельзя дружить ни с кем. — Это почему? Я хочу с тобой дружить, если ты тоже, то почему нельзя? Чонгук опускает голову. — Я опасен. В ответ на это Тэ вдруг хихикает, закрывает рот ладонью, но улыбка там не помещается. — Ага! — кивает он, весело глядя. — Я тоже опасен! И хочу с тобой дружить. Ты должен дружить со мной. Я долго ждал, пока ты поправишься! После этого Тэ головой к нему на постель падает — разглядывает с нового ракурса. — А что значит дружить? — очень растерянно звучит Гук. — Ну… Это значит делиться всем и разговаривать. Гулять вместе, играть. — Играть? Гулять? Делиться? — Ну да. Ты ведь это можешь? Парни смотрят друг на друга. — Так ведь нормальные люди дружат, да? — Наверное, — Тэ немного теряется. До своего падения он дружил со многими. С мальчишками бегал по улице, лазал по стройкам, по деревьям, они бегали, играли в футбол и прятки во дворе. Но это стало смутными воспоминаниями. Шумно вздыхая, глубоко вдохнув, Чонгук наконец чувствует его запах. Тут он конечно вспоминает. Не всё, но многое. И стонет от этого. — Тебе больно? — волнуется Тэхён. — Надо Хосока позвать? Сделав ещё один глубокий вдох, Гук хватает его за шею. Сил хватает только на то, чтобы сжать пальцы и потянуть к себе. Тэхён охает, таращится на него круглыми глазами и приподнимается, чтобы притянуться. Он не боится Чонгука почему-то совсем, но не понимает, зачем тот это делает. — Чонгук? Тот тянет парня ближе, сжимает сильнее, а когда их лица совсем близко, высовывает язык и ведет им по подбородку Тэхёна к его губам, лижет их, хрипло выдыхая. Да, таблетки у него крутые, член даже почти не дергается, но ведь не в члене у Чонгука дело, а в голове. Сейчас там разворачивается настоящий карнавал. После пробуждения от лекарств и шока Чонгук долго не мог осознать, кто он. Не сразу узнал Хосока. Тэхёна вот тоже не сразу. А сейчас вспомнил. Это же его «самочка»! Удивленно моргнув, Тэ вновь улыбается. Похоже, Гук уже начал с ним играть! И притворяется собачкой. Хрипло смеясь, Тэ трогает чёлку Чонгука, зачёсывает назад пальцами, как расчёской. — Какой хороший мальчик! — говорит ласково. У него собаки никогда не было, но если бы была, он бы её так хвалил, наверное. Гук не отпускает его, мажет губами по щеке, спускается на шею. Где-то там источник этого блядского запаха, что вырубает ему мозг. Там? Или где-то ещё? Он водит носом по коже, ищет. Тэ хихикает. — Гуки! Щекотно ведь, ну! Он оттягивает голову Чонгука от себя, но следом сам к нему тянется и тоже его облизывает — отвечает. — Ну и что это такое? — спрашивает Хосок, подходя ближе. Тэ вздрагивает, резко оборачивается, но сразу отвечает: — Играем. Чонгук поправился. Уже можно. — Это не место для игр! — строго говорит Хосок и вызывает санитаров, а потом они выводят Тэхёна. Тот и не сопротивляется совсем, только через плечо назад оглядывается, Чонгуку машет и говорит: — Пока, Гуки! — Чего тебя так к Чонгуку тянет, Тэхён? — Хосок спрашивает это во время индивидуального занятия. — Он интересный, — ровно отвечает парень. — Не такой, как другие. И со мной больше никто не играет… В их группе только Намджун с Юнги остались, а те вообще с Тэхёном общаться не стремились, зато между собой внезапно поладили. — А Чонгук играет. — Тэхён, с ним нельзя играть. Я сообщил твоим родителям о том, что случилось между вами и только потому что тебе стало лучше после этого, они не стали заявлять в полицию и Чонгука не увезли отсюда в специальную тюрьму. Ты хочешь, чтобы это повторилось? И его все-таки увезли? — Нет, — Тэ очевидно волнуется из-за такой перспективы. -Я просто хочу с ним дружить! Хосок пересаживается поближе. — Тэхён-а, ну как ты не понимаешь? Эта дружба только навредит вам… — Почему? — кажется, Тэ может расплакаться. — Разве я не могу выбрать с кем мне дружить? — Ты можешь выбрать, но… но не Чонгука. Он на тебя плохо реагирует. — Он не хочет со мной дружить? — на грани спрашивает Тэхён. Врач вздыхает и гладит его по плечу. — Ты не понимаешь. Совсем не понимаешь… — Потому что мне никто ничего не говорит и не объясняет. Что я должен понять?! Тэ резко отворачивается в сторону, но несколько слезинок успевают упасть на руку Хосока. — Чонгук болен, Тэхён. Это разве не объяснение? Парень поджимает губы, пока Хосок сжимает его плечо. — Я тоже болен. Мы все тут больны. — Ты не пытаешься изнасиловать кого-то. Не причиняешь вред. А Чонгук причиняет. Понимаешь? — Пусть причиняет вред только мне! — Нельзя, чтобы он причинял тебе вред. Я обещал твоим родителям, что с тобой здесь все будет хорошо. — Я их почти не помню! — Тэ поворачивается обратно и пристально смотрит врачу в глаза. — Хосок, ты ведь не смог меня защитить, всё уже случилось, да? Врач понижает тон. — Нельзя, чтобы случилось снова. Ты хочешь, чтобы его кастрировали? Ахнув, Тэ кусает нижнюю губу. — Не хочу! — Тогда не нужно с ним играть, как вы сегодня играли. Ладно? — Но мне хочется… — тоскливо тянет Тэ. — Мне тоже хочется сейчас на Бали, озорную мулатку между ног и Пина-Коладу в руку, — надзиратель пытается улыбнуться. — Но не всё, что нам хочется, мы можем получить. Тэхён удивленно охает. Когда слова Хосока складываются в картинку в голове, Тэ даже смущается. Недолго молчит. — Чонгук был у меня между ног, — говорит он внезапно. — Было приятно. — Ты хочешь этого ещё раз? — Мне было приятно… — повторяется Тэ. Хосок уже не улыбается. — Ты хочешь этого именно с Чонгуком? Или вообще? — Вообще? Парень так удивлённо смотрит на врача, как будто ему в голову даже не приходило, что это может быть без Чонгука. — Так можно? — Ну, например, со мной? — это самое безопасное. — С тобой? — Тэ ошарашен. — Тебе на лицо тоже можно кончить? — Ты хочешь этого? — Было приятно, — Тэхёна словно заело. — А с тобой мне тоже понравится? Хосок вздыхает, убирая руку. — Ладно, Тэхённи, иди, на сегодня достаточно, — поднимается с кресла, чтобы открыть ему дверь. Тэхён выходит из кабинета слегка контуженным. Смотрит на всех немного иначе. Понимает, что сексуальных объектов вокруг может быть много. Таким объектом может стать любой. Особенно те, кто нравятся внешне, особенно те, кто притягивает чем-то. Например, Юнги. К нему все также хочется прижаться, пока он спит. А что будет, если потрогать его между ног? А если потрогать Намджуна? Тэхёна это с ума сводит, руки чешутся, голова гудит. Следя за ним, Хосок отмечает, что парню становится хуже. Возможно, это называется экспериментальным методом лечения (и экстремальным), но он просит вернуть Чонгука в их отделение.