Увидеть свет

Пятничный вечер, который Доминик всегда проводил в кафе неподалёку, на этот раз не казался желанным. Необходимость следовать заведённому ритуалу нависла над Вэйлом и давила на плечи. Некогда один из психоаналитиков задавал ему вопрос, Доминик и сейчас помнил спокойный рассудительный голос: — Если вы сами устанавливаете правила собственной жизни, почему же считаете столь обязательным их выполнение в тех случаях, когда это не только не помогает, но даже вредит? Тогда Доминик чувствовал, что его прощупывают или проверяют рентгеном, он не ответил ничего вразумительного, хотя внутри себя, безусловно, знал, что сказать. Дело было вовсе не в том, что, устанавливая правила, он получал возможность менять их в любой момент. Напротив, собственный кодекс оставался для него куда более жёстким, чем какой угодно другой. Иначе он перестал бы быть собой. Но сегодня он едва не отказался от ритуала, хотя уже подобрал костюм и придумал, что именно будет есть. Будто бы если кто-то увидит его там, это приведёт к ужасным последствиям. К каким конкретно Доминик не задумывался, он просто чувствовал так. Впрочем, ближе к восьми он внезапно успокоился. Новости были скучны, никто не звонил и не писал, так что можно было обвинить себя в излишней мнительности, отодвинув нездоровые ощущения на задний план. Однако стоило расположиться за столиком и бегло проглядеть меню, как рядом появился тот человек, которого Доминик желал видеть меньше всего. — Какая неожиданная встреча, — Саймон Рид без приглашения уселся напротив. — Добрый вечер, — кивнул Доминик, не позволив себе сорваться. Нельзя было выказывать агрессию, хоть любому другому он не преминул бы указать, что не жаждет компании. Ясно, что Саймон на самом деле не только ожидал, но и планировал этот разговор. Наверняка он расспрашивал Рика об устоявшихся привычках и абсолютно точно был уверен, что найдёт Доминика здесь. — Вы мне не рады, и это понятно, — Рид усмехнулся. — Позволите отужинать? — Вы не нуждаетесь в позволении, — Доминик слишком поздно понял, как это прозвучало — открытым вызовом, но Саймон продолжал улыбаться. Когда официантка отошла, Рид мгновенно посерьёзнел. Его внимательный прощупывающий взгляд заставил Доминика нахмуриться. — Так вы — человек привычки, не правда ли? — Саймон чуть облокотился на столик, будто этот вопрос был для него чрезвычайно важен. — Можно сказать и так. — Как думаете, а убийца тоже следует одним и тем же заведённым правилам? — Который из двух? — и снова он сказал что-то не так, хотя ни в лице Саймона, ни в его голосе не скользнуло никаких изменений. — Убеждены, что их двое? — Могу лишь предполагать исходя из тех обрывочных данных, которые мне известны, — Доминик постарался не опускать глаза, хотя не любил смотреть кому-то в лицо во время разговора. Но его психоаналитик — тот самый, с которым удалось прообщаться дольше всего, пока Вэйл не пришёл к выводу, что психология для него бесполезна, — утверждал, что такое поведение бывает необходимым во время серьёзной беседы. — Вероятно, что убийц всё-таки двое. Каждому присущи определённые черты. — Что ж, так и есть, — Саймон вдруг расслабился, откинувшись на спинку стула. — Много ли вы знаете? — Почти ничего, — Доминик напомнил себе, что стоит поговорить с Риком о том, насколько могут быть осведомлены федералы. И не отследил ли кто-нибудь их переписку. Вэйл не вникал, возможно ли это, не взламывая ящик и не забирая компьютер, но на всякий случай решил выяснить подробности. — Пусть так, — Рид глубоко задумался, всматриваясь куда-то мимо Вэйла. Казалось, он выбрал кого-то очень конкретного, но Доминик не спешил оглянуться. — Вы пришли побеседовать со мной по делу снова? Почему же не предупредили заранее? — нарушил он тишину. — Нет, это случайность, — отмахнулся Саймон, но у Доминика осталось чёткое ощущение, что Рид солгал ему, ощущение, которое ни капли не основывалось на эмоциях, только на логике. — Не могу сказать, что поверил вам, — пришлось замолчать, так как им принесли закуски и вино. — Я не буду отрицать, что продолжаю изучать вас, Доминик, — Рид теперь снова перевёл взгляд на него, наверное, пытаясь сказаться доброжелательным. — Ваш образ жизни весьма интригует. А ваши рассуждения в сети — весьма интересные рассуждения — не могли не привлечь моего внимания. — Я всего лишь прокомментировал тему, предложенную девочкой-блоггером, — пожал плечами Доминик. — Для меня это был чисто академический интерес. — Я так и предположил, — кивнул Саймон, точно действительно думал именно об этом. — А комментарии вы читали? — Читал, — невозможность соврать была главным бичом Доминика, и не ответить на такой прямой вопрос он не мог. — И не высказались в свою защиту? — А должен был? Это ведь всего лишь неизвестные мне люди в сети, которые пишут, почти не думая, — Доминик удивился. — Мне нет никакого дела до их мнения, я не стал бы вести с ними диалог. Тем более у меня нет желания защищаться от виртуальных призраков. Это же глупость. — У вас нет желания отвечать? — повторил, прищурившись Саймон. — Ведь вас назвали убийцей. — Думаете, следует привлечь их за клевету? — Вэйл отпил вина, довольный получившейся шуткой. Если, конечно, это выглядело, как шутка. Впрочем, он всё равно наслаждался этой своей фразой. Саймон усмехнулся и продолжил только через минуту: — Будете и дальше рассуждать на такие темы? — Мой агент посоветовал отказаться от контактов с автором статьи, — Доминик пожал плечами. — Раз он так говорит, значит, это может повредить бизнесу. Рид больше ничего не спросил, пока не принесли горячее. Вэйлу не нравилось ужинать с ним, поэтому поддерживать беседу он не старался. Если уж Саймону хотелось молчать — это его личная забота. — И всё же, как вы считаете, насколько строго придерживается своих привычек убийца? — снова задал вопрос Рид много позже. — Я не психолог, чтобы помочь вам в составлении портрета убийцы, — проворчал на это Вэйл. — Но мне казалось, что хотя бы первый был довольно постоянен. — Постоянен… — зачем-то повторил Саймон. Доминик вновь почувствовал себя обманутым. Взглянув на Рида с нескрываемым неудовольствием, он всё же спросил напрямик: — Вы пытаетесь в чём-то обвинить меня? Мне нужно позвонить адвокату? — Нет, ничего подобного, — Рид даже поднял руки, точно демонстрируя свои благие намеренья. — Я нахожу ваши заявления любопытными и здесь по личной инициативе, вне всякого расследования. — Тогда, пожалуй, сменим тему, — и после этого Доминик безжалостно загрузил Саймона Рида свежайшими течениями современной живописи. Было ли это сколько-нибудь полезно федералу, Вэйл не задумывался, но по-настоящему постарался не допустить, чтобы Рид отвлекался на что-то ещё. Как он и предполагал, Саймон быстро сдулся и попрощался, не допив бокал вина. *** Домой Доминик вернулся в смешанном настроении. С одной стороны, он понимал, что уделал Саймона, с другой — не мог не волноваться из-за этого внезапного почти что допроса в кафе. И хуже всего было то, что Вэйла не отпускало предположение — федералы жаждут повесить убийства на него. Возможно, все, пусть даже любому очевидно, что преступников двое. Он едва вспомнил, что собирался позвонить Рику. Одиннадцать вечера… Сам он старался не поднимать трубку в это время, но Рик как будто бы не страдал подобной щепетильностью. Поколебавшись немного, Доминик всё-таки набрал номер. — Что обо мне знают федералы? — спросил он, поздоровавшись. — Почти что ничего, — удивлённо ответил Рик. — Ты говорил о моих привычках? — Если только случайно… Стой, почему ты вдруг спрашиваешь? — Сегодня в ресторане меня поджидал Саймон Рид, — Доминик прикрыл глаза, сознавая внезапно, сколько может таиться за «если только случайно». — Постарайся вспомнить, что именно им рассказал. — Боюсь, что не могу, — Рик, похоже, искренне расстроился. — Извини. Даже и не подумал бы, что это зайдёт так далеко. Почему он привязался к тебе? — Сам бы хотел это знать, — Доминик мрачно вздохнул. — Что ж… Они ведь знают, что ты посылал мне фотографии. — Вероятно, — Рик тоже вздохнул. — Прости, я… кажется, втянул тебя… непонятно во что. — Неважно, — Доминику не хватило сил попрощаться. Быть может, его действительно ведут как преступника, и уже давно. И если они возьмутся доказывать его причастность, то станут задавать вопросы таким образом, что любой судья примет их сторону. А может, он просто пересмотрел плохих сериалов. Во всяком случае следовало проявить осторожность. Осторожность во всём. *** Несмотря на нервное напряжение, Доминик всё же заснул той ночью. Однако сны пришли тяжёлые и полные чужих образов, чужого кода. Точно он внезапно оказался в плену инородного сознания и даже не сознания Творца, как, может быть, хотел бы, а в тягучем, захваченном агрессией разуме второго убийцы. Он видел выставку чужими глазами, оживающие картины, превращающиеся в один миг в расчленённые тела. Видел потоки крови и быстро стекленеющие зрачки жертв. Сны были пропитаны густым гневом и удушающим страхом. Доминик не сразу смог стряхнуть этот навалившийся ужас. Мрачный морок отпускал с неохотой, только было уже семь утра, будильник трезвонил на тумбочке. Каких сил стоило дотянуться до него и отключить настойчивый и неприятный звук! Только после душа Вэйл почувствовал себя лучше. Но на кухне, когда он по обыкновению включил телевизор, опять нагнала волна жути. — …предполагаемого убийцы, — договаривала диктор. — Однако никаких подробностей пока что нет. К другим новостям… О чём она говорила? Парализованный обрывком этой фразы, Доминик снова мысленно вернулся к образу оленя в свете фар. Ему почудилось даже, что на него летит не какая-нибудь машина, а целый локомотив, и он, околдованный сиянием, застыл на рельсах, совершенно обречённый. Отмахнуться от возникшего страха оказалось непросто, но Доминик знал, что может подействовать. Он решил не завтракать, не заварил чай, а сразу же поднялся в студию. В утреннем свете он достал новые краски, смешал их на палитре и принялся вырисовывать, выливать из себя ужас, тошнотворный, тягучий и плотный. Он рисовал, едва ли не прикрывая глаза, исключительно по ощущениям, стремясь выбросить на полотно все спутанные мысли разом. Это помогало, всегда помогало. Может быть, сумеет помочь и сегодня. Доминик не слышал телефонного звонка, отдавшись работе с той искренней тягой, что была ему присуща раньше, в те времена, когда он только-только делал первые шаги на этом поприще. *** Уже вечером, когда голод всё-таки вынудил прерваться, Доминик обнаружил, несколько пропущенных вызовов от Мадлен. Она, конечно же, представляла его распорядок и стремилась попасть в те часы, когда он отвечал на звонки, но сегодня с этим всё оказалось непросто. Правда, Доминик ни капли не сожалел. Новая картина внезапно понравилась ему, хотя он писал её с определённой целью, далёкой от желания демонстрировать в галерее. Но теперь он совершенно точно решил, что полотно будет на следующей же выставке. Ещё одна, которую он не собирался продавать. Посмеиваясь над собой, Вэйл даже решил назвать её The Dark. Благо всяким критикам хватит того, что она выдержана в тёмной гамме. Истинного же имени Доминик пока не знал, а главное, и не жаждал открыть его кому бы то ни было. Он долго размышлял, перезвонить ли Мадлен, но почему-то медлил. Он больше не чувствовал в ней потребности, не ощущал никакой нужды вновь слышать её голос. И не понимал, по большому счёту, что ей могло понадобиться. Наконец он записал это в планинг на следующий день и, наскоро перекусив, отправился в студию, чтобы успеть поработать в последних солнечных лучах. *** Утром Доминик проспал, чего с ним давно не случалось. Открыв глаза, он даже не вспомнил, звенел ли будильник, отключал ли он его. Накануне он оставался в студии почти до трёх часов ночи, так что ничего удивительного — проснуться в семь было бы действительно трудно. И только одно расстраивало — весь распорядок дня угрожал полететь к чёрту. Под душем он немного взбодрился, но вместо завтрака и ритуала с телевизором, теперь, наверное, уже бессмысленного, он направился в студию, чтобы оценить в дневном свете полотно, которое, казалось бы, полностью закончил ночью. И замер, поражённый творением собственных рук. Безусловно, ему был отчётливо ясен каждый вплетённый в канву символ, каждая изломанная линия отвечала движениям его души, но всё же он видел всё это в совокупности как-то по-новому. Пусть даже и не улавливал пока что, в чём именно скрывалась новизна. Среди переплетения красок ясно просматривалась фигура человека, однако стоило вглядеться, как она раскладывалась на другие образы, точно включала в себя мир и одновременно разбивала его на осколки. Замерший в прямоугольнике холста облик запрокинул голову, будто устремил взор в небо, но Доминик не изобразил там ничего, что напомнило бы о небосводе. Нет, там были клочья, обрывки города, и человек, герой картины, падал, падал, глядясь в них, словно бы искал зеркала. Тёмные тона, насыщенные, но приглушённые, очаровывали и манили к себе. Вэйл уже видел, какую подсветку нужно обеспечить, слышал мелодию, которую непременно попросит крутить в зале с этим полотном. И Анхелика не откажет. Она сумеет оценить эту глубину, эту тьму, словно выступающую за края полотна… А напротив должна висеть The Light. И они, точно непохожие близнецы, будут взирать друг на друга, создавая совершенный контекст для воспринимающего. Зазвучала мелодия мобильного, и Доминик неохотно выскользнул из своих представлений. По всему выходило, что уже была пора ланча, раз уж кто-то рискнул набрать его номер. Жаль, что телефон не остался в гостиной, как обычно. Чуть нахмурившись, Вэйл посмотрел на экран — Мадлен, и первое, что ему захотелось сделать, так это бросить трубку. Что же ей нужно, почему она так настойчива? Он решил позвонить ей ближе к вечеру, но она смешала все планы. — Да? — спросил он, нажав на кнопку и снова взглянув на картину. — Ты слышал?! — её голос разрушил спокойствие, которое Доминик чувствовал, поражённый своим творением. — Что именно? — наверняка она уже не помнила, как он не любил подобный тон. — Федералы описали предположительный облик убийцы, Доминик, — теперь она выговаривала ему, точно он был виновен. — Подозрительно похожий на тебя человек. — Ничего не знаю об этом, — внутри вскипал гнев, но Вэйл не позволил ему прорваться наружу. — Наберу Эдгару… — Он тоже этим занимается?.. — Мадлен как будто бы была озадачена. Она помолчала немного, прежде чем добавила: — Тебе нужно быть осторожнее. Стоит им положить на тебя глаз, и они уже не отцепятся. — Почему? Я ведь никого не убивал, — его раздражало то, что он не до конца понимает мотивы других людей, и спросить у Мадлен было лучшим вариантом. — Почему вдруг? — Ты всегда был потрясающе глуп в этих аспектах. Чем громче дело, тем больше они снимут сливок, Доминик. А если убийцей окажется кто-то вроде тебя, фигура публичная, таинственная и словно стоящая в стороне, это будет выгодно всем — прессе, федералам, несчастной полиции, которая столкнулась с кем-то, кто им точно не по зубам. Крупная жертва — то, что они любят. Твоя же проблема в том, что ты ещё и не сумеешь защититься. — Гиены, — отчего-то сказал он вслух. Мадлен засмеялась — нервно и резко. — Да уж, точное сравнение. — Зачем ты следишь за этим? Зачем сообщаешь мне? — теперь ему хотелось просчитать и её мотив. — Потому что всё ещё люблю тебя. Этого тебе тоже не понять, — и она бросила трубку. Может быть, у неё не нашлось сил продолжать разговор, а может, это была всего лишь извечная привычка. Но Доминик на этот раз всё же почувствовал себя прерванным на полуслове, хотя и не собирался что-то говорить. В любом случае, он был выжат до дна. Плод его трудов прекрасен и с утренним светом, поэтому можно было отправляться готовить ланч. Доминик сделал фотографию картины на мобильный и переслал Алексу, ничего не объясняя. Пусть сам выскажется первым. Эта маленькая игра, тоже походившая на ритуал, немного успокоила ему нервы. *** Ближе к вечеру Доминик вспомнил о том, что необходимо позвонить Эдгару. Он должен был быть в курсе, о чём именно говорила Мадлен. Если, конечно, она не придумала. Раньше он не замечал за ней лжи, но иногда — он это знал точно — она могла недорассказать, утаить или же просто передёрнуть. Однако набирать знакомый номер Доминик не спешил, внезапно поймав себя на мысли, что боится беседы. Странное ощущение, почти иррациональное, точно он опасался узнать совершенно невероятную правду. Будто бы Эдгар мог сказать ему: «На самом деле я уверен, что это ты». И в миг произнесения эти слова немыслимым образом стали бы истиной. Доминик в который уже раз решил, что больше не жаждет ассоциировать себя с «первым». Даже прозывая его Творцом, он не хотел теперь проникать в него глубже. Но, наверное, было поздно, потому что эта бездна оказалась схожа с зыбучим песком. Она готовилась поглотить его целиком. Проглотить и превратить в самое себя. Он всё же позвонил. Эдгар ответил не сразу, и голос у него был озабоченным: — Доминик? Что-то стряслось? Так уж получалось, но с Риком он действительно общался куда чаще. И Эдгар хорошо это знал. Возможно, именно поэтому расценил звонок как тревожный. — Хотел спросить у тебя, о каком психологическом портрете идёт речь в новостях. Я не видел подробностей, — Доминик потёр переносицу, соображая, стоит ли упоминать Мадлен. — Я могу выслать тебе файл, — задумчиво произнёс Эдгар, точно взвешивая собственные возможности. — Это, конечно, будет не финальная версия, а всего лишь наработки… Но этого, полагаю, достаточно… — Ты что-то скрываешь? — играть Доминик не желал. Он чувствовал, что готов сорваться, если тотчас же не поймёт, что происходит. — Нет, ничего такого, — слишком поспешно ответил Эдгар. — Файл уже должен быть у тебя в почте. — Хорошо, благодарю, — Доминик отключился. Разговор не принёс облегчения, а перечитывать выкладки Эдгара не хотелось. Вдруг именно там, между строк, и затаилась опасность. Забавно, что он всё время пытается сравнивать себя и убийцу с животным миром. Стоит и это отлить в картинах? Доминик почти нерешительно взглянул в сторону ноутбука. Как же смешно — пугливый олень, проверяющий e-mail, или волк, посещающий выставку… Чем не тема для мелких карикатур?.. Прежде чем обратиться к информации, присланной Эдгаром, Доминик заварил себе чай. На этот раз даже подчёркнуто размеренные действия не принесли желанного успокоения. Он слишком волновался, набирая пароль. Наверное, федералы уже отследили, а может, даже и взломали его почтовый ящик, знают обо всех сообщениях… И чёрт его разберёт, почему эти мысли столь настойчиво лезут в голову. Текст выглядел немного бессвязным, очевидно, структурировать информацию Эдгар принялся только в финальном варианте. Доминик поначалу не замечал особенного сходства с собой, пока не прочёл фразу: «Этот человек, вероятнее всего, живёт один, имеет какое-то отношение к искусству, вряд ли привлекался хотя бы за что-то. Он осторожен, нелюдим, не хочет никакого общения. Скорее всего, склонен к маленьким ритуалам и привычкам. Довольно постоянен…» Наверное, Мадлен именно это имела в виду? Но такой портрет ничего не доказывает, разве не так? Многие могут подойти под эти размытые описания. Так и не отыскав ответ, Доминик оторвался от чтения и поднялся в студию. Усевшись напротив картины, он погрузился в размышления. Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы за домом велась круглосуточная слежка, а убийца-творец наконец-то сделал свой ход. Хотя если уж они нацелились исключительно на него… Доминик отказывался признавать, но он никогда не понимал чужой мотивации. И теперь, пусть даже Мадлен прямо объяснила ему, как это может происходить, он всё равно не мог осознать до конца. Совершенно. Раньше он позвонил бы Рику, который больше других помогал ему наладить связь с социумом, но сегодня разговор с ним казался почти невозможным. Доминик всё чаще задумывался, что стоит вовсе оборвать любые контакты, пока не ясно, кто на самом деле причастен к убийствам. Жаль, что это было нереально. Он снова посмотрел на картину и увидел вдруг, что этот образ был для него в том числе и продолжением диалога. Может быть, кто угодно объявит это глупым, но Доминик как-то сумел, пусть даже только внутри себя, говорить с убийцей-творцом. Задавать ему одни и те же вопросы — что есть красота, есть ли она в смерти, может ли прерывание чужой жизни стать искусством? Доминик читал, как они проступают в его картинах, как они проявляются в солнечном свете, выделяются из линий и форм. Будут ли они заметны кому-то ещё? Опознает ли их адресат? И какого чёрта он вообще взялся за этот разговор?! *** Алекс позвонил часом позже, когда Доминик, более-менее умиротворённый собственной картиной, расположился в гостиной, намереваясь поймать хоть какой-нибудь выпуск новостей. — Это гениально, — сказал он совершенно спокойно. — Ты открываешь очередной виток творчества? — Всего лишь выражаю чувства, — и на Доминика вдруг навалилась смертельная усталость. — Я покажу фотографию Анхелике. Это может стать глотком воздуха для её выставки. Можно подогреть интерес… Доминик не слушал. На самом деле ему пора было ложиться спать, он вымотался. И теперь это чувствовалось яснее ясного. — Пожалуй, ты можешь справиться сам, — сказал он, и Алекс всё-таки уловил что-то в его голосе. — Я возьму всё на себя, — тут же заметил он. — Тебе не нужно будет волноваться о чём-либо. — Вижу её напротив The Light, — поделился Доминик, сдерживая порыв бросить трубку или даже разбить телефон о стену. — Приглушённый свет, высветить только два полотна, лицом друг к другу. Музыка… — Прекрасная мысль, я поговорю с Анхеликой. Как ты назвал её? — The Dark, — усмехнулся Доминик. Для него это всё ещё было шуткой. — О, понимаю. Позвоню завтра. Отложив мобильный, Вэйл поднялся и размял спину. Телевизор бормотал о чём-то, но уже не хотелось прислушиваться и даже искать интересующую информацию. Немного злясь на себя из-за этой незавершённости, Доминик всё же отправился в спальню. Он взбил подушки, недовольно задёрнул плотные шторы и огляделся, в поисках маски для сна. Дневной или вечерний сон он не любил, но сейчас не мог сопротивляться странному позыву. Точно кто-то назначил ему встречу там, за пределами реальности. И дело было даже не в вежливости — избытком её Доминик не страдал, а в невозможности отказаться. В жизненной необходимости окунуться в это чувство и дать ему вести. Он уснул почти мгновенно. Сны пришли странные, но он так и не сумел их запомнить.