Без доспехов и доверия

Предутренняя сырость настырно вползала под одежду, холодила кожу и дерзко пыталась прогнать прочь дымку чуткого, но такого отрадного сна. Вяло курились истлевающие лагерные костры, едва согревая скучившихся вокруг них небольшими группами отдыхающих воинов. Смешанный лиственный лес настораживающе безмолвствовал, точно прислушивался к чему-то или ожидал нового зарева уже ставшего привычным пламени битвы. Часовые тоже были бдительны, но знание того, что их войско одержало блестящую победу под стенами Сироиси и взяло отчаянно оборонявшийся замок, а теперь возвращается домой, расслабляло и притупляло воинское чутьё. Оставив позади озлобленных, разгромленных и настроенных решительно, пылающих мстительным духом противников, они вступили на родные земли Осю(1), и чувство опасности беспечно отступило в тень, отбрасываемую широкими крылами знаменательной победы. Клан Уэсуги лишился важнейшей крепости: такое славное достижение воистину опьяняло. — Масаоми! — расслабленно приникший к дереву воин, долженствующий находится на посту, испуганно вздрогнул от громкого оклика и заозирался по сторонам сонными глазами. — Иди спать. — Но Хейваджима-тайсё(2)… — совсем юный самурай, смущённый тем, что его застали дремлющим в неподобающее время, попытался возражать, но от хмурого взгляда генерала парню сделалось не по себе. Слова возражения болезненным комком застряли в глотке, и Масаоми сумел лишь, собравшись с духом, на одном дыхании выпалить: — Прошу прощения! И юноша торопливо затрусил к своему ка(3), сгорая от стыда, но вместе с тем с благодарностью принимая разрешение командира на отдых. До рассвета оставались считанные часы, а весь грядущий день им предстояло провести в пути, покуда победоносное войско не достигнет цитадели Аоба. Был час Тигра (4). Тайсё Хейваджима Шизуо, за всю ночь едва сомкнувший глаза, но, будучи человеком поразительной силы, не уставший нисколько, обошёл весь лагерь и отпустил часовых, не выставив им смену. Он понимал, что нарушает порядок, однако за дисциплинированность своих подчинённых генерал не беспокоился: его люди прекрасно знали, чем чревато неповиновение командиру с весьма буйным и крутым нравом. Да и воины тайсё любили и уважали как человека справедливого и отважного, который костьми ляжет за своих подчинённых. А те, в свою очередь, любого разорвут за своего генерала. Его одного во всём лагере оставшегося на часах было довольно. Обладающий не поддающимся разумению особым чутьём, Хейваджима малейший подозрительный шорох уловил бы за многие тё(5) вперёд. И уж тем проще для него было различить крадущийся шаг в берёзовом молодняке и шустро мелькнувший размытой чернотою в тусклых сумерках лёгкий силуэт. Приготовившись к внезапному нападению на притаившегося лазутчика, Шизуо плавно извлёк из ножен издавший тихое металлическое шипение тати, только вступивший на запретную территорию лагеря чужак, словно это было в порядке вещей, бесстрашно показался перед изумлённым тайсё. — Что за шутки? — глухо прорычал сбитый с толку Хейваджима. Его смутил вид чужака, который, казалось, целенаправленно следовал за его войском: тот был закутан в тёмный выцветший шерстяной плащ поверх очевидно лёгкого одеяния, а за спиной его висел ярко-чёрный капюшон с камоном(6) некогда великого, но ослабевшего ныне рода. Пять лепестков айвы. Ода. — Курохоросю(7)? Брови Хейваджимы грозно сошлись на переносице, а в груди горячо забурлил внезапно нахлынувший гнев, когда странный чужак — призрак из прошлого — насмешливо блеснул карими глазами и улыбнулся так, словно желал унизить противника. Шизуо злобно скрипнул зубами, крепче перехватив меч, грозивший треснуть в его нечеловечески могучих руках. Чужак вызывал в нём жгучую ненависть и шевелил в душе змеиный клубок недоверия. — Не проводишь ли меня к своему господину, тайсё Хейваджима Шизуо? — почти вежливо попросил незнакомец, только в его хитром взгляде и певучем голосе Хейваджима не видел и не слышал ничего, кроме дерзости и лукавства. — Сперва назовись! — приказал Шизуо, внимательно следя за каждым движением курохоросю. Он ожидал нападения, нутром чуя, что перед ним — враг. Или мнимый союзник, плут, которому нельзя давать спуску и уж тем более — доверять, ибо тот очевидно осведомлён был о многом… Незнакомец плотнее закутался в плащ и сделал несколько шагов навстречу яростно настроенному тайсё. — Я назовусь только твоему господину, — невозмутимо ответил курохоросю и, метнув взгляд на обнажённое лезвие тати, усмехнулся. — А ты, как я вижу, решительно настроен сразиться со мной? Хейваджима хищно оскалился. Чужак нарывался на драку. Его чертовски сильно хотелось убить, но — пока это было невозможно, ибо тот мог располагать ценной информацией. Да и его личность оставалась неизвестной, а желание непосредственной встречи с владыкой Осю несколько озадачивало. Поэтому упустить курохоросю было непозволительно, пленить — первоочерёдно, а убить — в дальнейшей перспективе. — Ещё как, — свирепо прорычал Хейваджима, молниеносно атакуя противника оборотной стороной меча, рассчитывая оглушить того, только незнакомец оказался проворнее и легко уклонился от удара, незамедлительно контратакуя алчно сверкнувшими из-под плаща парными мечами. Остановив резкий натиск Шизуо лезвием вакидзаси, курохоросю неуловимым движением полоснул острием катаны по груди соперника, не защищённой доспехом, пуская первую кровь в этой битве, упиваясь счастьем собственного превосходства и лютой яростью взбесившегося врага. Словно пробуждённый после тысячелетнего заклятия демон, Хейваджима обрушился на начавшего сдавать противника со всей силы, нанося тому сокрушающие удары, от которых ловкому чужаку оставалось разве что уворачиваться. Курохоросю знал, что такому сопернику, как Белый Демон Хейваджима Шизуо, он значительно уступает в силе, но всё равно рассчитывал одолеть его за счет скорости, ловкости и хитрости. Только кое-что он не учёл: несколько дней пути почти без отдыха и сна и пару дней без доброй еды. Он очень устал и больше не мог сопротивляться и давать отпор. — А ты правда, — вдруг поинтересовался у противника в паузах между его атаками и попытками отражать их курохоросю, — наполовину ёкай? Необычные светлые волосы, как у гайдзина, демоническая сила… Не успевший закончить фразу чужак ощутил мощный удар под рёбра, такой, от которого его лёгкое, утомлённое тело было отброшено далеко назад и впечатано в гулко простонавшее старое кленовое дерево. Взбешённый тайсё зверем накинулся на него, грубо схватил за фибулу плаща и отшвырнул в гущу удивлённых воинов, подхватившихся от звонкого лязга мечей и раздражающей болтовни беспечно забредшего в их лагерь незнакомца. — Масаоми! Связать и обыскать! — скомандовал Хейваджима. — Остальные — собраться и быть готовыми выступить! Шизуо был очень зол. Он ненавидел, когда его сравнивали с демоном. Ненавидел свою чрезмерную, истинно нечеловеческую силу. Ненавидел насилие. Если бы не царившая в стране смута… Тайсё встряхнул головой, отгоняя неуместные мысли. На его долю выпала война. И он, рождённый самураем, обязан исполнять свой долг вопреки ненависти к насилию и кровопролитию. — Тайсё! — Хейваджима обернулся к подбежавшему юному воину. — Не считая оружия, у чужака было только это. Масаоми протянул генералу кисет из дорогой шёлковой ткани и с любопытством принялся разглядывать, как Шизуо извлекает из него небольшую инкрустированную золотом вещицу. — Быть не может… — поражённо выдохнул юноша, округлившимися глазами взирая то на драгоценность в руках генерала, то на самого тайсё. Хейваджима нетерпеливо отодвинул стоящего перед ним Масаоми в сторону и подошёл к усаженному на землю охраняемому парой воинов пленнику. — Откуда это у тебя? — с нажимом потребовал ответа Шизуо, держа перед насмешливыми глазами курохоросю ценную вещицу, переполошившую его воинов, недоумённо, а кое-кто — благоговейно поглядывающих теперь на таинственного незнакомца. — Кто ты такой? — ещё свирепей прорычал Хейваджима, так и не дождавшись ответа на первый вопрос. — Я всё расскажу, — раздражающе усмехнулся курохоросю и дразняще встряхнул руками, с которых спали долженствующие ограничивать его свободу верёвки. — Но только твоему господину. Отведи меня к Аобе. — Как пожелаешь, Блоха, — зловеще пророкотал Хейваджима, наградив чужака неприятным прозвищем, и, подняв с земли сброшенные ловким пленником путы, принялся лично связывать свою добычу с таким остервенением, что курохоросю на какое-то мгновение испугался, что его прямо вот здесь и удавят, бесславно и глупо. — Больно, Шизу-тян, — нахально проворковал пленник, морщась и дёргая туго стянутыми плечами, запястьями и корпусом. Теперь точно было не вырваться. Хейваджима связал его на совесть. — Мог бы обращаться с гостем и поласковее. — Замолчи! — раздражённо рявкнул тайсё, рывком заставив курохоросю подняться на ноги. И, по простоте душевной, обронил неосторожное обещание: — Обласкаю, коли буду уверен, что ты не враг. Курохоросю только растянул побледневшие губы на осунувшимся от голода и усталости лице в злорадной ухмылке и покорно позволил привязать себя, как бесправный трофей, к седлу коня одолевшего его генерала. Путь до Аобы ему предстояло преодолеть пешком, плетясь рядом с лошадью Хейваджимы и уповая на то, что силы его не покинут окончательно. Пленнику не предложили даже поесть, только позволили сделать пару глотков воды — то ли оттого что спешили, то ли по жестокосердию, и воины, наскоро, но с удовольствием уплетавшие свой завтрак, вызывали у курохоросю жуткую зависть. Последующий день войско Хейваджимы провело практически в безостановочном пути, лишь единожды разбив лагерь, для того чтобы поесть и отдохнуть. Внимательно наблюдавший за пленником во время перехода Шизуо, приметивший, что его движения стали вялыми, ноги едва держали его, а взгляд сделался рассеянным и неясным, распорядился накормить чужака и велел тому выспаться. Сразу он даже и не заметил, что внезапный, ныне подневольный попутчик, мягко говоря, не в лучшей форме, бледный, оголодавший, только что сознание не теряющий. И вместе с тем — довольно выносливый и сильный, если сумел на равных сражаться с ним, даже будучи в таком плачевном состоянии, а затем ещё полдня идти следом за наездником. Следующую часть пути проделали без остановок до самого пункта назначения. Курохоросю вёл себя смирно и сбежать не пытался, как будто он действительно намеревался предстать пред даймё земель Осю, а не трепался об этом только для того, чтобы сбить обнаруживших его воинов враждебного клана с толку, дабы улучить верный момент и скрыться. Загадочный чужак Хейваджиму раздражал, но и вызывал беспричинное любопытство. Его хотелось разоблачить, раскрыть, разгадать. Одолеть. И — за его самоуверенность и поганую ухмылку — убить. К Аобе войско подошло на закате. Замок, величественный, прекрасный и строгий, в розовых солнечных лучах сиял жемчужным перламутром, радушно встречая своих возвратившихся из долгого победоносного похода защитников. Распустив подчинённых по домам, Хейваджима, ведя за собой связанную добычу, направился к вратам замка, намереваясь незамедлительно разрешить проблему с неизвестно откуда взявшимся упрямым курохоросю. Во внутреннем дворе его уже ожидали: средних лет мужчина с серьёзным, строгим взглядом, который, казалось, насквозь видит даже самые тайные помыслы любого человека, двигался навстречу храброму тайсё. О возвращении войска, взявшего Сироиси, его известил прибывший за несколько часов накануне гонец. Хейваджима спешился и уважительно поклонился. — С возвращением, — мужчина поприветствовал тайсё и перевёл взгляд на необычного пленника. При виде мелькнувшего за спиной того чёрного капюшона с эмблемой рода Ода сердце его кольнуло смутное тревожное чувство. — Кто это? — Он не… — Орихара Изая, — дерзко перебил заговорившего было Шизуо курохоросю, представляясь. — Здравствуйте, Катакура-сан. Расценив выходку пленника как верх неуважения, разъярённый Хейваджима схватил Орихару за грудки, намереваясь от всей души преподнести ему урок вежливости, но ему, глубоко потрясённому и на миг оцепеневшему от недоумения, пришлось выполнить то, что ему приказали. — Хейваджима-сан, — голос Кодзюро был ледяным и не терпящим возражений. — Развяжите его. И известите Масамунэ-доно, что у нас гость. Катакура просил Орихару следовать за собой, наверняка не зная, а лишь предчувствуя, что этот молодой человек явился в Осю не то чтобы не к добру, но явно не помощи ради. Он даже представить не мог, зачем прибыл сюда сын члена элитного отряда Оды Нобунаги и что от него можно ожидать. Ведь представители клана Ода сейчас оказались по разные стороны вражды, сражаясь друг с другом кто за Восточные силы, кто за Западную армию. Катакура Кодзюро привык смотреть на вещи здраво, сообразно реалиям эпохи битв и беспрерывных сражений, где было место и предательству, и обману. Он готовился к худшему…