Без доспехов и доверия

Поиски курохоросю успехом не увенчались. Собственно, разыскивать его у Хейваджимы возможности не было. К тому времени, как войско Датэ достигло ставки Токугавы, обе названные Орихарой крепости — Киёсу и Гифу — находились под контролем Восточной армии. О визите курохоросю к Токугаве среди его воинов и приближённых не было ни единого слуха, так что у Шизуо не осталось зацепок, куда бы мог податься его беглый заложник. И всё же тайсё ни на мгновение не покидало навязчивое ощущение, будто Изая где-то совсем рядом, злорадствует, исподтишка наблюдая за ним и зная, что до конца военной кампании он не волен распоряжаться собою в полной мере. Попав в опасное положение, будучи отрезанным от важнейших путей сообщения, Исида Мицунари был вынужден выступить навстречу вражеским войскам, дабы дать решающий бой уверенно наседающему противнику. Обе противоборствующие коалиции встретились на равнине Сэкигахара, раздраженные холодными осенними ливнями, ослепленные вязким плотным туманом, застилающем поле будущего сражения, но нетерпеливо ожидающие неизбежной развязки затянувшегося противостояния. В молочно-белом тумане армии врага не было видно, и всё, что указывало на близость противника — это звон чужих мечей и редкие залпы аркебуз. К часу Дракона (1) обе армии были построены в боевом порядке, готовые по первому сигналу своих лидеров схватиться с врагом. Внезапно белёсые покровы как будто зашевелились, заколыхались, точно туман был живым существом, становясь всё тоньше и реже, насыщаясь прозрачностью под гнётом свежего утреннего ветра. Всматривающийся вперёд, в сторону размытых очертаний враждебной армии Исиды, Хейваджима едва не задохнулся от туго сдавившей его горло злобы. Отделившись от сомкнутого строя войск Укиты Хидэиэ (2), ласкаемый постепенно рассеивающимися, невесомыми щупальцами тумана, к взявшим его на прицел самураям Восточной армии неторопливо и плавно двигался лёгкий силуэт. Поддразнивая противников, вышедший навстречу могучим силам Токугавы человек небрежно откинул скрывавший его тонкую фигуру плащ, извлекая из ножен своё оружие и демонстрируя презрение ли к смерти и врагу, отвагу ли или безумие. Дерзкий смельчак был восхитителен — и уязвим. Он не носил доспехов… В посланца Исиды Мицунари так никто и не посмел выстрелить. Очистившаяся от тумана, замершая перед грядущим кровопролитием равнина вздрогнула, испуганным эхом повторив диковинное чужеземное имя, яростно выкрикнутое взбешённым тайсё армии Датэ. Каждый из воинов Токугавы понял, что отчаянный парень, оскорбительно насмехающийся над многотысячным противником — это добыча Белого Демона… — Так и знал, что ты от меня не отвяжешься, — со сладкой издёвкой пропел Орихара, стоило только давним соперникам вновь сойтись друг с другом в бою. Вся равнина пришла в движение. Первыми ринувшиеся в битву воины Ии Наомаса (3), блещущие алыми доспехами, устрашающе-яркие, словно одетые в кровь, несмотря на обстрел из аркебуз и луков врезались в ряды противников, увлекая тех в рукопашную схватку. Воины Датэ рубили врага, рьяно дающего отпор, не позволяя прорваться к роще у подножия горы Нангу, где находилась ставка Исиды. И посреди смешавшихся в поединке армий Хейваджима Шизуо, разъяренный и грозный, как будто захмелевший от обретения некогда исчезнувшей пропажи, не сдерживая своих сверхчеловеческих сил, обрушивал кровожадную остроту меча на проворно ускользающего от его атак курохоросю. Орихара никому не служил. Орихара сразу признался, что его цель — путешествовать от даймё к даймё, предъявляя им давно утраченное сокровище. Но тот факт, что Изая сбежал к Исиде, что он вступил в решающее сражение как воин враждебной армии, его злил. А больше всего тайсё раздражало то, что он никак не мог понять, чего добивается Орихара своими действиями, и эти мерзко зудящие чувства бешенства и раздражения внушали скорому на гнев Белому Демону набрасываться на язвительно улыбающегося ему, когда тот в очередной раз допускал промашку, курохоросю, не сдерживая своей невероятной силы. И в этот раз разошедшегося Шизуо не останавливало даже туго стянутое плотными слоями повязок левое предплечье Изаи… То, что Орихара ранен, Хейваджима не чувствовал, продолжая наседать на изворотливого врага, который, словно играючи, в одном из молниеносных манёвров сумел оцарапать ему плечо. — Чудовищный тайсё не боится быть израненным, — нахально произнёс курохоросю, когда их мечи в очередной раз скрестились, и они оказались друг к другу так тесно, что Изая просто не смог справиться с искушением подразнить соперника. — Ты же поэтому без доспехов сражаешься, Белый Демон? То, что сейчас происходило, Орихаре действительно нравилось. Сражаться с достойным противником, быть причиной его ярости, его ненависти, его смятения, его любви. Изая чётко видел, что Хейваджима, безжалостно бросаясь на него с обнажённым тати, намереваясь ранить или убить, при этом до безумия желает связать его покрепче и отволочь обратно в Осю — целым и невредимым. Это противоречие его забавляло. То же, что желалось ему самому, Орихара, привыкший таиться и держать при себе свои мысли, тщательно скрывал. Всё, что курохоросю счёл нужным показать своему врагу — это радость от битвы с ним. Взбешённый провокационным вопросом Орихары, Шизуо, ненавидящий собственную демоническую силу, мгновенным движением кинулся к растерявшемуся от внезапной атаки противнику, едва успевшему отскочить в сторону от прямого колющего удара в крепко перевязанную руку. Хейваджиму будто окатили ледяной водой. Гнев его резко схлынул, заставив словно лишившегося с его исчезновением способности двигаться тайсё, смятенного, замереть. Меч его, не попавший в цель, лишь рассёк ткань повязок на предплечье удачливого курохоросю, так что бесполезные теперь бинты бесшумно опали на содрогающуюся от жестокого сражения землю. — Шизу-тян! — непривычно свирепо рявкнул Орихара у самого уха тайсё, застывшего в недоумённом, мрачном созерцании своего оппонента. Стоявший вплотную к нему, почти обнимая, Изая с вязким хлюпаньем выдернул свою катану из горла замертво рухнувшего за спиной Хейваджимы воина Западной армии, так и оцепеневшего с занесённым для удара мечом. — Потом на меня налюбуешься, — съехидничал курохоросю, только тайсё в этой дразнящей фразе послышалось заманчивое, скрытое обещание. То, что Орихара Изая заколол самурая Исиды, не осталось незамеченным для воинов Западной армии. Принятый Мицунари как гость, курохоросю внушил ему, что печать сёгуна Асикага достанется ему, заставив того считать необычного визитёра своим союзником, несмотря на отсутствие со стороны самого Орихары намерения оказывать ему поддержку. Убийство воина Исиды было расценено как предательство, и Изая, которого оттеснили от Хейваджимы, вынужденного переключить своё внимание на наседавших на него противников, был атакован самураями Западных сил. Грозовым рокотом прокатившаяся по дымящейся от остывающей крови равнине весть о предательстве Кобаякавы и Вакидзаки, обративших оружие против безнадёжно рассчитывавшего на их поддержку Исиды Мицунари, внесло в ожесточённое побоище ещё большую сумятицу и неразбериху. Многие воины Западной армии обратились в бегство, безуспешно пытаясь спастись от беспощадного преследования самураев Токугавы и его союзников. Те, кто остался, дрались с беспримерной отвагой и безумным остервенением. Хейваджима, занятый беспрерывной сечей атакующих врагов, давно потерял из виду хрупкую на фоне облачённых в броню противников фигуру курохоросю. Лишь пару раз его цепкий взор выхватывал из ощетинившейся остротой мечей и копий человеческой массы резво мелькающий чёрный капюшон. Орихара сражался один против всех, давая отпор и самураям Исиды, и воинам Токугавы. Изая для всех, кроме воинов Датэ, привыкших считать странного курохоросю гостем своего даймё и возлюбленным своего генерала, был врагом. Когда армия Западного альянса дрогнула, упрямый курохоросю остался практически единственным выжившим человеком, не попытавшимся спастись бегством. Войско Исиды было разгромлено, а сам Орихара, измотанный битвой против всех, стал пленником Токугавы. Сопровождаемый схватившими его воинами к ставке Иэясу, Изая выказывал полное подчинение, и лишь изредка озирался вокруг, точно выискивая что-то в толпе враждебных к нему самураев, порой позволял себе самонадеянно улыбаться, точно он был не пленником, а представителем высочайшего посольства. И ещё — он крепко прижимал к груди левую руку, плотно обмотанную на предплечье полой шерстяного, изрезанного местами плаща. Доставленный к лидеру Восточной армии, Токугаве Иэясу, коленопреклонённый и безмолвствующий, Изая с любопытством рассматривал своего грозного судью. Уже немолодой, Токугава, гордо восседающий напротив склонённого перед ним пленника, выглядел торжественно и величественно, в полном боевом облачении, победно сверкающем в лучах послеполуденного солнца, как будто Иэясу был его любимцем, осененным его неиссякаемым благословением. Орихара про себя усмехнулся. Так уж вышло, что этот полонивший его выдающийся человек был единственным даймё, кому курохоросю не успел нанести свой визит и блеснуть перед ним своим сокровищем. Токугава не спускал с пленника сурового взора. Ему уже доложили, что человек, носящий камон дома Ода на чёрном капюшоне, был тем, кто первым выступил против Восточной армии. Имя этого курохоросю Иэясу тоже знал, как знал и его отца… — Иэясу-сама! — внезапный возглас одного из самураев Токугавы разнёсся над местом правосудия, заставив Изаю криво усмехнуться. Озарённый догадкой воин с презрением указывал на курохоросю. — Я узнал его! Это Накура. Он в течение пяти лет разбойничал в Ваших землях! Брови Токугавы гневно сошлись на переносице. Пленник не стал опровергать предъявленные ему обвинения. — Ты низко пал, Орихара Изая, — сурово произнёс Иэясу. Причинённый нападениями банды Накуры ущерб и то, что он поднял оружие на служащих ему воинов, он спустить не мог даже сыну человека, которого некогда хорошо знал, ещё будучи в союзе с Одой Нобунага. Токугава дал знак одному из своих людей и, махнув рукой в сторону коленопреклонённого курохоросю, упорно не желающему выпутать левую руку из ткани плаща, приказал: — Обезглавить! — Я могу просить о последнем слове, Иэясу-сама? — вдруг спросил безмолвствовавший до этого Орихара с подобающей учтивостью. Помедлив с мгновение, Токугава кивнул, но затем жестом остановил готового высказаться пленника, обратив внимание на уже некоторое время пребывающего в ставке главнокомандующего Восточных сил генерала армии союзного даймё и теперь попавшего в поле зрения Иэясу. — Передай мою благодарность Датэ Масамунэ, Хейваджима Шизуо, — обратился он к почтительно поклонившемуся тайсё, и когда Белый Демон обязался исполнить его веление, продолжил: — Помощь твоя и твоих людей в сражении была неоценима. За доблесть свою ты достоин ценнейшего трофея. — Благодарю, — отозвался Хейваджима и, не заставив долго ждать и ничуть не смущаясь, категорично заявил: — Его хочу. Огненный взгляд янтарных глаз яростно впился в приговорённого к смерти пленника. Оснований для отказа Белому Демону у Токугавы не нашлось. Он, не скупившийся на награды для преданных ему союзников, с готовностью позволил Хейваджиме забрать свой трофей. Единственным, кто проявил строптивость, был сам боевой приз. — Я всё ещё не сказал последнего слова, — усмехнувшись, произнёс Орихара, ускользая от могучего захвата Белого Демона, начавшего заводиться из-за выходок курохоросю, едва не стоивших тому головы, и продолжающего сумасбродно заглядывать смерти в пустые, бездонные глаза. Под удивлённые взоры обступивших его самураев, готовых по первому знаку господина зарубить дерзкого пленника, Изая, приблизившись к недовольно хмурящемуся Токугаве и вновь преклонив перед ним колени, протянул поражённому победителю великой битвы некогда пропавшее сокровище — печать сёгуна Асикага. — Она Ваша, Токугава-сама, — заявил курохоросю. — Вор, — презрительно бросил Иэясу, крепко сжимая врученную ему вещь, сожалея, что погорячился с передачей опозорившего своего отца курохоросю Белому Демону. — Это не так. Печать я не крал. — Изая впервые опровергал обвинения, сыпавшееся сегодня на его бедовую голову. — Последние годы жизни Асикага Ёсиаки я провёл подле него. Перед своей смертью он вручил мне печать и велел передать её своему преемнику. Ничьего имени он не назвал. Наследника у него не было. Поэтому, — Орихара лукаво улыбнулся, смутив этим даже нового владельца печати павшего правительства, — я взял на себя смелость определить хозяина печати самостоятельно. Как победитель, Вы, пожалуй, станете следующим сёгуном. Полагаю, Вы и есть тот преемник… Дольше говорить ему не позволили. Выведенный из терпения Хейваджима, извинившись перед главнокомандующим, озадаченным внезапными словами пленника и восхищённым доставшимся ему ценным трофеем, под изумлённые взоры воинов грубо схватил Орихару за грудки, заставив подняться с земли, и поволок его к расположению своих войск. Поёжившись от коснувшихся их нервов почти материальной ярости, исходившей от свирепого Белого Демона, они с удивившим их самих сочувствием подумали, что обезглавливание для попавшего в лапы чудовищного тайсё курохоросю было бы не столь мучительно. — Ты чёртов мародёр! — прорычал Шизуо, когда они скрылись в роще, распахнув на чуть улыбнувшемся ему курохоросю плащ и хватая его за левую руку. — Как ты посмел обирать раненого! Орихара попытался аккуратно освободиться от болезненного захвата, но разгневанный тайсё только крепче сдавил его руку. Защищённую в предплечье котэ (4) с моном, где пара воробьёв резвилась в зарослях бамбука — моном рода Датэ. Котэ, которые носил Кида Масаоми. — А что, если я скажу, что это символ моего возможного будущего? — серьёзно заявил Изая, так что не ожидавший таких слов Хейваджима немного ослабил хватку, но выпускать склонного к побегам курохоросю из рук не стал. — Может, отпустишь наконец? — раздражённо бросил Изая, и Шизуо неохотно разжал ладонь, стискивавшую чужое плечо. — Это правда? — хмуро спросил Хейваджима потирающего ноющее плечо курохоросю. — То, что говорил ты, и то, что говорили о тебе? Орихара кинул на тайсё пронзительный взгляд. Шизуо ждал от него ответа так, словно услышать правду было для него чрезвычайно важно. Отчего-то это огорчало — будто его желание сохранить о себе тайну было в глазах Хейваджимы чем-то преступным. — Какая разница? — провоцируя, увильнул от ответа Изая. Но взрыва ярости не последовало. Белый Демон просто велел подивившемуся такой выдержке курохоросю следовать за ним. — Расскажешь всё по дороге в Осю, Накура-кун, — грозно пророкотал Хейваджима голосом настолько проникновенным, что Орихара вдруг разуверился, что настойчивости этого человека ему удастся противостоять. Ведь путь до Осю не близок. А он, как примерный трофей доблестного генерала, вынужден будет услаждать победителя своею ценностью. Незаметной лёгкою тенью Орихара подкрался к бесстрашно ступающему впереди него Белому Демону и бесшумно и быстро извлёк из ножен принадлежащий тайсё тати. Оказавшийся в смертельных объятиях Хейваджима, с опасно впившемся ему под подбородок лезвием, проклял себя за легкомысленность, проявленную в присутствии этого бесчестного человека, от которого он, при всей к нему неприязни, отделаться не мог, точно это он являлся тем, кто был посажен на цепь. — Только если ты одолеешь меня, — бросил тайсё вызов Орихара. — Идёт, — азартно оскалившись, Хейваджима принял его условие. На покорную правдивость Изаи он и не рассчитывал. Шизуо был готов к тому, что доверие к курохоросю ему придётся собирать по крошечным крупицам. И только с боем…