***
В просторном кабинете директора Хогвартса царила тишина и удивительное умиротворение. Сквозь поверхность изящно закругленной венецианской рамы с шершавым матовым стеклом, разделенным на аккуратные цветные треугольники, медленно проникал солнечный свет. Он постепенно заполнял собой всё пространство и окутывал комнату и находившихся в ней людей нежным теплом затянувшегося лета. Свет струился, подсвечивая едва заметные пылинки, витающие в воздухе, нежно отблескивал от позолоченных рам многочисленных картин и игриво пускал солнечных зайчиков через разнообразные магические артефакты, коими кабинет был наполнен в избытке. Подле седовласого хозяина этой «тихой гавани», заметно волнуясь, переминалась нарушительница утреннего спокойствия — девушка лет двадцати семи. Сложно было дать ей однозначную характеристику с первого беглого взгляда — выглядела она «пестро». На плечах гостьи тяжелым грузом покоилась фамильная малахитового цвета мантия длиною до пят, скрепленная на груди увесистой брошью с инициалами L.M.. Одеяние было столь громоздким для хрупкой фигурки, что представить на девушке такой наряд, не узрев сие вживую, было бы сложно. Несмотря на строгость и статусность атрибута, из-под него выглядывало отнюдь не строгое, а даже немного легкомысленное для стен серьезного учебного заведения платьице цвета топленого молока, украшенное золотыми нитями. Оно выгодно прикрывало острые колени девушки витиеватой вышивкой, демонстрируя взгляду изящные тонкие щиколотки, оплетённые ремешками невысоких босоножек на пару тонов темнее. Волосы ее, небрежно скрепленные сзади, локонами цвета темного шоколада ниспадали на узкие плечи и обрамляли по-детски озорное лицо. Её широко распахнутые глаза неразличимого при таком ярком свете оттенка казались золотыми и смотрели на пожилого профессора с неподдельным благоговением и доброжелательностью. Без доли сомнений можно было заключить, что девушка испытывала к нему чувства, близкие к родственным, и хозяин явно был тоже рад этой встрече.***
Ровно с этого момента я и начну свою историю, ведь этот самый момент стал едва ли не главным поворотом на крутом серпантине моей судьбы. К слову, молодая особа — это я, Лесли Уэйз. И по праву рождения я занимаю законное место среди волшебных существ магической Британии. — Разумеется, мой ответ положительный, Альбус. Это и правда лучшее на сегодняшний день решение для меня, учитывая все обстоятельства. — О, это чудесная новость, Дели! — Лесли, — без малейшего недовольства тихонько поправила я. — Конечно-конечно, — рассеянно взмахнул руками старый волшебник и, если бы не болезненная бледность его лица, несомненно покраснел бы хотя бы ради приличия, — прости старика! Он замолчал ненадолго, со светлой грустью глядя прямо перед собой, а затем снова заговорил: — Лесли, ты ведь так похожа на мать! Те же черты лица, волосы, — директор снова сделал паузу, задумавшись, словно извлекая из памяти картинки давно минувших дней. Мне и самой были близки такие меланхоличные погружения в моменты прошлого, когда оно возникало перед глазами подобно кадрам старого диафильма. Протяни руку и окажешься среди них. — Делия была прекрасной ведьмой, и ты, я уверен, — Дамблдор осекся по понятным мне причинам, — ты добьешься всего сама. Он всё старался усадить меня в кресло и напоить чаем. Как видно, хотел побольше узнать о том, чем я занималась последние несколько лет. Но, понимая это, я спешила ускользнуть от неприятного разговора. Откровенничать со стариком у меня не было ни сил, ни желания. Да и похвастаться было нечем. — Спасибо, Альбус, за всё! Вы всегда были добры к нашей семье. Я не встречала волшебника с таким большим сердцем, в наше время это редкость. Директор ответил мне добродушной широкой улыбкой, такой понимающей и, наверное, самой теплой из всех, что я встречала. Он взял мою руку в свою морщинистую бледную ладонь и накрыл второй: — Я знаю, ты справишься. Это меньшее, что я могу предложить. Альбус, конечно, юлил. Выстави он мне любые условия, предложи работать за еду и жилье — я бы согласилась не раздумывая. Может, пожилой волшебник и вправду был не осведомлен о моем нынешнем положении, но мне сложно было представить, что от такого, как он, в принципе что-то могло ускользнуть. Скорее всего, он просто отдавал дань прошлому, хотя в моей тревожно-мнительной душе возникали и другие предположения — более жизненные и продиктованные менее благородными мотивами с его стороны. Жизнь так воспитала меня: ничего не дается в ней просто, за все взымается своя плата. Маленькая Лесли давно выросла и перестала верить в сказки. Распрощавшись, я поспешила к выходу так быстро, насколько позволяла моя массивная мантия. В кабинете не было душно, но что-то явно давило на меня. Хотелось скорее оказаться внизу, на свежем воздухе. Однако не успела я достигнуть двери, как в нее постучали с другой стороны, и мне пришлось задержаться в кабинете директора ещё на добрых полчаса. — Ох, Лесли Марлоу! Какой сюрприз! — воскликнула Минерва Макгонагалл, узнав во мне свою бывшую ученицу. Профессор Трансфигурации и декан Гриффиндора ничуть не изменилась с момента нашей последней встречи, и неизменное длинное платье, до высокого воротничка плотно застегнутое на мелкие пуговицы, было таким же живым, как и его обладательница. Юбка, расширяющаяся к низу, колыхалась вслед за каждым движением пожилой дамы. Макгонагалл торопливо окинула меня с головы до ног своим цепким взглядом, а затем взмахнула руками и, соединив ладони у груди, обратилась к директору, будто бы собственным глазам она уже не доверяла и ей непременно нужно было подтверждение кого-то ещё, что именно я — Лесли Марлоу — стою перед ней. — Уэйз, теперь уже, — успела чирикнуть я прежде, чем оказалась в ее неловких объятьях. Признаться, подобное проявление чувств было для меня в последние годы столь редким явлением, что я буквально растерялась, и единственной мыслью после такого грубого вторжения в мое личное пространство стало желание как можно скорее выбраться из них. Вслед за Макгонагалл в кабинет вошел мужчина, поначалу я его даже не заметила. Зачастую сложно точно определить возраст волшебника, но мне показалось, что он всеми силами старался накинуть себе лишних лет — с десяток точно. Черные, как смоль, волосы будто бы нарочно скрывали часть его лица. За ними прятались его вытянутые черты: острые скулы, крючковатый худой нос. Впалые, словно от сильного недосыпа, глаза при этом оставались пронзительными и внимательными. Мужчина тенью проследовал вглубь помещения и расположился в дальнем кресле, не произнеся ни слова. Постепенно оттаяв, я смирилась с объятиями гриффиндорского декана и даже нашла в них нечто приятное. Отголоски прошлого вернули мой пульс в спокойное состояние, а лицо расплылось в бесконтрольной улыбке. Сколько все-таки добрых воспоминаний навевала школа! Ностальгия растекалась теплом по всему телу, постепенно заглушая беспричинное волнение. — Рада вас видеть, профессор… — выдохнула я и, наконец отстранившись, смогла украдкой рассмотреть незнакомого мне брюнета. Северус Снейп, так мне его позже представили, начал преподавать в Хогвартсе уже после моего выпуска, так что знакомы мы не были. Возможно, на первых курсах я даже могла сталкиваться с ним, студентом-выпускником, но, даже если это случалось, я не запомнила его. — Профессор Снейп — декан Слизерина и преподаватель Зельеварения, — исправил ситуацию Альбус. — Мисс Лесли Уэйз — только что получила от меня одобрение на практику в Хогвартсе. — Оу, — Макгонагалл одобрительно сложила ладони у груди и, приподняв подбородок, одарила меня своей классической «сжатой» улыбкой. — Она будет помогать Помоне с её травами. Бедняжка последнее время неважно себя чувствует, и мне бы хотелось, чтобы она отдохнула. — Да, — закивала Макгонагалл, — я в курсе. Это здравое решение, Альбус. — Кто знает, может, в будущем мисс Уэйз решит остаться в Хогвартсе на более долгий срок? — старик игриво приподнял брови, оценивая мою реакцию на прозвучавшие слова, но, не получив ожидаемого отклика, решил все-таки не торопить события. И я была ему за это благодарна. — Ну-ну, — продолжил он своим баюкающим тихим тоном, похлопав меня по плечу, — время покажет. Когда все разошлись и я наконец оказалась наедине с собой, в голову снова начали лезть тревожные мысли. Я уже привыкла с ними жить. Сама собой разумеющаяся тревога. Существовать, балансируя на грани жизни и смерти. Засыпать неспокойно и просыпаться, озираясь по сторонам. Идти по улице, краем глаза прослеживая в отражении витрин вероятный хвост. Готовить зелье заранее, с запасом. Не говорить никому. Но тем не менее мне хотелось бы верить, что здесь, в родных стенах школы, что-то сможет измениться в лучшую сторону. Ведь в душе всегда живет надежда.