***
Почти всё, что я знала о своём рождении и раннем детстве, я услышала от Альбуса Дамблдора. Во времена учёбы в Хогвартсе я провела не один час в его кабинете, ведь он был близким другом семьи Марлоу и заботился обо мне в свойственной для него манере. Долгие разговоры по душам, мудрые советы и увещевания действительно помогали. Даже будучи взрослой, я частенько вспоминала наши чаепития, и по телу разливалось ностальгическое тепло. Если бы не Дамблдор и его участие, учитывая все обстоятельства, я могла бы вырасти куда более озлобленной на весь волшебный мир. Джеймс Марлоу, мой отец, был сильным чистокровным магом, состоял в числе элиты и занимал непоследнюю должность в Министерстве Магии. По словам Альбуса, он ждал моего появления на свет, как настоящего чуда. По традициям семейства беременность моей матери не разглашали, она проходила в строжайшей секретности. В курсе событий были только слуги, пара целителей и самые близкие друзья, коих было немного, учитывая скрытный и замкнутый характер Джеймса. Последний триместр было решено провести дома — слабое здоровье миссис Марлоу чуть было не отправило на тот свет и её, и меня. Над ней постоянно колдовали повитухи, но старания их проходили впустую. Опытные целительницы никак не могли понять, что происходит: какая-то таинственная сила будто призывала меня извне, а мать, терпя мучительные схватки, не желала ей покоряться. Делия и сама не могла объяснить, с чем была связана эта внутренняя борьба, бедняжка лишь терпела непрекращающуюся боль и чудом держала себя в сознании. Джеймс был в ужасе. То, чего он желал больше всего на свете, могло не только не случиться, но и унести жизнь его единственной любви и отрады, смысла его жизни, его Делии. Этот импульсивный человек, такой закрытый для всего мира и такой преданный своей любимой, по его словам, не смог бы прожить без супруги и дня. Что бы ни говорил Дамблдор, а как по мне, так моя жизнь уже тогда для него ничего не стоила. В панике Джеймс вызвал к себе главного друга семейства, могущественного волшебника, и тот, появившись, озвучил приговор: «Она должна родить сама. Мы сделаем всё возможное для спасения их жизни после родов». И началось мучительное ожидание. Не в силах слышать крики, Джеймс закрылся в своём кабинете с бутылкой огневиски. Через пятнадцать часов крайне тяжёлых родов на свет появилась девочка. Я была невредима, и мать тоже спасли, но после пережитого её здоровье подкосилось ещё сильнее. Несмотря на выпавшие на их долю испытания, новоиспечённые родители просто светились счастьем. Наутро Делия проснулась в комнате, заполненной её любимыми орхидеями, а у окна стоял подарок, над которым муж колдовал всю оставшуюся ночь. Это была чудесная резная кроватка для маленькой принцессы, украшенная лунными кристаллами и заботливо покрытая всяческими защитными заклинаниями. Идиллия длилась несколько дней, а потом Джеймс начал чувствовать странности в моём поведении. Как опытный и образованный волшебник, он изучил меня внимательней, и его опасения подтвердились. Я оказалась необычным ребёнком — у меня не было магии. Отец снова был в ужасе. Он буквально метался по дому и не находил себе места. Для такой именитой в магических кругах семьи это было позором. Тем не менее, стоит отдать Джеймсу должное, он держался как мог и старался не подавать виду при и так натерпевшейся супруге. Она была слишком слаба и так радовалась своей девочке, что ужасное известие просто раздавило бы её. Джеймсу было невыносимо думать об этом, но и спокойно смотреть на воркования супруги он не мог. — Правда, она будет самой замечательной волшебницей! В такие моменты он старался отвернуться или как-то по-другому ускользнуть от взгляда жены и лишь сухо кивал в ответ. Делия же не замечала странностей в поведении мужа — ей было не до того. Она не отводила глаз от своего дитя. Не могла насмотреться, надышаться мной. Да, Марлоу поступил эгоистично. Прошло полгода, а новостей о моём рождении не появилось ни в Пророке, ни в других источниках. Даже при собрании друзей семьи об этом событии не упоминалось. Лишь Альбус на советах в Министерстве поглядывал на Джеймса с плотно поджатыми губами и больше молчал. Впервые он предложил мне заглянуть в омут памяти, когда мне было тринадцать лет. Дамблдор выудил из седовласой головы несколько серебристых воспоминаний, опустил их в чашу передо мной и молчаливо дождался, когда я буду готова. Он хотел тогда показать мне Джеймса таким, каким видел его сам — растерянным, полным отчаяния и угрызениями совести. — Ты осуждаешь меня, — тихо констатировал Джеймс, вороша поленья в камине после очередного собрания. Он вздохнул и выпрямился, всматриваясь в лицо Альбуса, освещённое подрагивающими отсветами огней. — Осуждаешь, — повторил Джеймс ещё более уверенно, но уже тише, и опустился в рядом стоящее кресло. — Это твоё решение, Джеймс. Я не волен рассуждать о правильности чужого выбора и указывать, что тебе делать, — Дамблдор снял очки, протёр их краем мантии и вернул на место. — Я твой друг и поддержу тебя в любом твоём решении. — В девочке нет магии! — воскликнул, не выдержав, Марлоу. Слова прозвучали звонко и отчаянно. — Но ведь она и не сквиб, — был спокойный ответ. Джеймс заинтересованно повернул голову, и Дамблдор продолжил: — Магию как будто забрали у неё… — Она ещё не родилась, когда всё пошло не так, — выдохнул Марлоу. — Магии нет. Этого не изменишь. Ещё несколько минут они сидели молча, вслушиваясь в тихий треск поленьев и думая каждый о своём. Хотя, скорее всего, об одном и том же. Я всматривалась в лицо отца и находила наши общие черты — разрез глаз, линию бровей, высокий лоб. Я пыталась найти ещё что-то, что позволило бы мне пожалеть его, посочувствовать, простить… но Дамблдор начал собираться, и времени не оставалось. Прежде чем уйти, он ещё раз посмотрел на друга и ободряюще похлопал его по плечу: — Я знаю, ты искал и уже всё испробовал. Но не будь импульсивен — подумай о Делии.***
Спустя год едва оправившаяся миссис Марлоу опять отправилась на больничную койку — Джеймс не сдержался и бросил свои выводы ей в лицо. — Да она не волшебница! Она — наш позор, Дел! — кричал он, распаляясь всё больше. Вероятно, для Делии тогда всё встало на свои места. Всё сразу стало ясно: поведение мужа, не желающего брать меня на руки, чтобы «не причинить вреда», обходительные взгляды Альбуса, сохранность тайны рождения, якобы до полного её выздоровления. Я не верила, что миссис Марлоу не догадывалась о моём недуге, но, видимо, материнская любовь была сильнее предрассудков. Однако пути назад не было, родителям пришлось принять сложное решение. Мне позволили оставить фамилию отца, но отправили жить к тётушке — сестре матери. В семье Уэйз всегда мечтали о девочке. Воспитывая двух сыновей, сестра Делии приняла меня как родную. Добрые и простодушные Сэм и Луиза Уэйз не имели ничего против того, что у меня не было магии. Они воспитали меня в любви и понимании, постоянно напоминая о том, что я — необычный ребёнок. «Тебе нужно уметь заботиться о себе, думать о своей безопасности, ведь мир так недружелюбен». Родители навещали меня нечасто. К слову, отца за эти годы я видела всего дважды, и он не был особо ко мне благосклонен. После его визитов у меня всегда оставалось чувство, будто я его подвела. Делия же появлялась у нас в доме раз в месяц и обычно всё время плакала. Иногда Джеймс запрещал ей навещать меня, ведь тем самым она привлекала излишнее внимание. В наши короткие встречи она обнимала меня и шептала о своей бесконечной любви, но была уже не в силах что-либо сделать. У меня была теперь другая семья, а саму Делию я немного побаивалась. На меня маленькую давило присутствие этой женщины в нашем доме. То ли потому, что она была неуместно красива и величава, то ли из-за её невыносимой печальности. Делии оставалось лишь смириться и быть благодарной сестре за моё счастливое детство. И она была. Правда, недолго. Миссис Марлоу умерла, когда мне было пять. Джеймс, конечно, горя не выдержал. Год он забывался в работе, сутками не вылезая из кабинета, но это не помогало. В итоге он запил и вскоре оказался в лечебнице. Позже, когда встал на ноги, но от горя так и не оправился, он замкнулся в себе и находил утешение только в книгах. Я никогда особо не горевала по настоящим родителям, считая своей роднёй только семейство Уэйз. Кузены не давали мне расслабиться — вечно втягивали в недевичьи единоборства, а я задирала их не меньше и всегда давала отпор. В ответ они уважали меня и относились как к равной. Сэм и Луиза, которых я называла мамой и папой, противились моему поступлению в Хогвартс, потому что были уверены — это небезопасно. Я же, слушая восторженные рассказы братьев о школе, рвалась туда всем естеством. Несмотря на явное отсутствие магических способностей, я была уверена, что стоит только как следует постараться — и у меня всё получится. Как ни странно, Дамблдор, изредка навещавший нашу семью, меня поддерживал, и родителям пришлось сдаться. Когда мне исполнилось десять, Альбус лично подобрал для меня лучших репетиторов, в числе которых была даже Минерва Макгонагалл, и я начала впитывать знания как губка. Я была очень способной ученицей, потому что больше всего на свете желала учиться в Хогвартсе вместе с другими детьми. Накануне первого учебного года меня отвели в Косую Аллею, и, о чудо, одна из палочек в лавке Оливандера проявила ко мне благосклонность! Светлая, слегка изогнутая палочка из вяза - 11 дюймов в длинну, с начинкой из чешуи дракона стала моей гордостью. А затем, на распределении, шляпа уверенно отправила меня в Гриффиндор, и я ещё больше убедилась в том, что ничем не хуже остальных юных волшебников. Однако первый же год учебы больно ударил по моим амбициям. Я из кожи вон лезла, чтобы поспевать за остальными: зачитывалась допоздна историей магии, скрупулёзно изучала рецепты зелий, ночи напролёт оттачивала движения для занятий заклинаниями, но все мои старания были напрасны. Благодаря живому и гибкому уму я моментально усваивала теорию, но на практике моя палочка меня игнорировала и лишь изредка выстреливала в воздух горсткой разноцветных искр. Преподаватели смотрели на меня с жалостью, однокурсники посмеивались или задирали — за тот год моя подушка увидела столько слёз, что ими можно было бы заполнить Чёрное Озеро. В итоге, к концу года от учителей и, к моему великому огорчению, от самого Дамблдора мне поступило предложение окончить учебу или перевестись на домашнее обучение. Я думала довольно долго, но в итоге отказалась. Видимо, во мне взыграла доставшаяся от Джеймса гордыня — склониться перед общественным мнением казалось мне недопустимым. Я-то сама отнюдь не считала себя безнадёжной. С разрешения директора, переведясь на второй курс, я стала посещать только те занятия, которые представляли для меня реальную пользу. С удвоенным интересом я впитывала информацию на тех уроках, что не требовали использования волшебной палочки. Весьма преуспев в травологии и перекопав всю библиотеку, я также изучила на годы вперёд расширенный курс зельеварения. Ещё два года я усиленно использовала Хогвартс, как огромную базу знаний, которую считала единственным шансом найти свою магию. Ведь я, конечно, была наслышана о странной истории своего рождения. Иногда она казалась мне просто сказкой, придуманной директором, чтобы подбодрить обычного сквиба, но в остальное время я как разъяренный грифон набрасывалась на бесконечную библиотеку замка, чтобы найти ниточку к своему спасению. К сожалению, это мне не удалось. В книгах было полно информации о сквибах, о волшебниках, лишившихся магии в следствие несчастных случаев, о тех, кто по собственному желанию отказывался от волшебства, чтобы мирно существовать в мире магглов, но ничего из этого мне не подходило. В конце концов отчаявшись найти разгадку, но получив огромный багаж знаний, я покинула Хогвартс после третьего курса. Так началась моя тяжёлая самостоятельная жизнь в мире магического Лондона.