***
— Еще раз, — Хосок громко командует, помечая что-то у себя в небольшом блокноте. Он сидит на первом ряду зрительских кресел в большом торжественном зале академии. Завтра выступление, все его однокурсники уже прогнали свои выступления на широкой сцене, и остался только его номер. Нет, сейчас он не мучает своих танцоров, не высасывает из них все силы — номер они знают отлично. Только вот к сцене не привыкли совсем, некоторые вообще первокурсники, некоторые слишком сильно переживают и постоянно ошибаются. Не будем показывать пальцем, кто именно. Музыка затихает — и люди на сцене замирают в последней позе. Хосок кратко хлопает в ладоши и встает из кресла, после поднимаясь по ступенькам на сцену. Он окидывает взглядом уставших студентов, что ожидают его критики или похвалы. — Все молодцы. Правда. В последний раз наконец собрались и сделали очень хорошо, — многие спокойно выдохнули и заулыбались в ответ на слова наставника. — Но хвалить я вас буду завтра, а сейчас замечания. После этих слов улыбки с лиц юношей и девушек пропали. Хосок объяснил и показал ошибки каждого. Никто не возмутился и не попытался оправдаться. Все внимательно выслушали и запомнили. — Поработайте над тем, о чем я вам сказал. Жду завтра от вас полной самоотдачи. Хорошо поспите сегодня, с утра покушайте и сильно не переживайте. Все свободны, можете идти переодеваться. Через десять минут и сам Чон заходит в раздевалку, где сразу же замечает рыжую макушку, обладатель которой его дожидается. — О, Чимина, спасибо, что подождал, — улыбается тот, получая полуулыбку в ответ. — Чего такой тусклый? Сильно устал? — Устал, но дело в другом. — Волнуешься. Понимаю. Но, к сожалению, ничем не смогу помочь. Как бы я тебя не успокаивал — ты все равно будешь загоняться, я ж тебя знаю, — смеется старший, подбадривающе хлопая друга по плечу. В голове вдруг опять всплывают недавние события. — Кстати, а ты пригласил Чонгука на выступление? Пак вдруг дергается и смотрит на парня еще более испуганным взглядом. — Ответ получен. Расслабься, я не заставляю. А ты, эм, его хорошо знаешь? Ну, мне просто стало интересно, где он там работает или что-то в этом роде. Вроде как общаемся, а я особо его и не знаю, — тараторит Хосок. Он думает, что напрямую спрашивать о плече и шрамах было бы слишком странно, вдруг Чимин о них и знать не знает. Только волноваться того заставит. А у него и так выступление на носу. — Ну, многого не знаю, про работу он как-то не рассказывал, а я не навязывался. Знаю про его детство, где учится, кем в будущем хочет быть. Что-то вроде этого, в общих чертах, — рыжий задумчиво чешет затылок, переводя взгляд на друга, и вдруг растягивает губы в ехидной улыбке. — А что, ты решил переметнуться от Тэхена к Чонгуку? Палки подбиваешь? — Если бы я хотел к кому-то подкатить, кроме Тэ, то это был бы ты, без вариантов. Нет, ну ты видел себя на сцене — чистый секс. Оба слишком громко смеются, выходя из раздевалки. Чимин не стал бы ему врать. Если и Ким ничего не расскажет, придется узнавать у самого Чонгука. Нет, конечно, он бы уже давно забыл об этой ситуации, но что-то не дает ему покоя. Нехорошее предчувствие не перестает преследовать. А оно его никогда не обманывало.***
— Да я говорю тебе, он хочет разузнать про тебя, что мне сказать? И? Слушай, Гукки, я не хочу ему врать, очень не хочу. Может, можно как-нибудь замять? Ладно. Я понял. Да все-все. До завтра. Тэхен касается сенсорного экрана в месте, где светится значок красной трубки, и ставит телефон на блокировку. Ну вот. Опять начинается какой-то пиздец. Почему с ним такое постоянно? Парень сидит на подоконнике, завернувшись в махровое одеяло, и пьет еле теплый чай. Как в какой-то дерьмовой мелодраме, честное слово. Не хватает дождя за окном и грустной музыки на фоне. Время близится к семи, а это значит, что скоро придет Хосок и начнется этот сраный разговор, в котором русоволосому придется прикрывать друга и не напиздеть парню. Что ж. — Я дома, — и юноша дергается, услышав хлопок двери и знакомый голос. Шоу начинается. Чон появляется в дверном проеме кухни и сразу же подходит к возлюбленному на подоконнике. — Привет, как твои дела? — он заботливо и коротко касается губами чужих губ, смотря слишком преданно. Да еб твою мать, ну зачем ты ТАКОЙ? — Все отлично, проспал полдня и ни о чем не жалею, — смеется Ким, следя за Хосоком, что пододвигает стул и садится рядом с подоконником, оказываясь на порядок ниже. — Как генеральная репетиция? — Вроде бы неплохо. Но они все еще косячат, а Чимин слишком волнуется и не может сконцентрироваться. — Оу, значит, наверное, мне не стоило звать Чонгука на выступление? — парень беспечно улыбается в ответ на такую любимую улыбку. Стоп. Кажется, он только что сам напомнил о неприятном разговоре. Блять. — Просто не будем об этом говорить Паку и все обойдется, — брюнет опускает голову на колени, покрытые мягким одеялом, и смотрит снизу вверх слишком уж взволнованно. И как прикажете на это реагировать? — Помнишь о том, насчет чего я хотел с тобой поговорить? — Да, — если уж проебываться, то уверенно и с песней. — Я, эм, немного волнуюсь за Чонгука. Может быть, это не мое дело, но я правда переживаю. И я хочу убедиться, что ни ты, ни Гук, ни Чимин не пострадаете из-за этой «работы». Может, ты будешь смеяться, но у меня плохое предчувствие, а я ему доверяю, — Хосок смущенно отводит взгляд, возвращая его спустя несколько секунд. — Прости что напрягаю тебя этими расспросами, но я просто пытаюсь понять, хорошо? Сможешь ответить честно? — Я постараюсь, — и он правда постарается. У Чонгука впервые за долгое время наконец появились друзья, которые о нем переживают и заботятся. Было бы глупо потерять их. Даже из-за такой причины. — Хорошо. Хм. Ту рану он получил на работе? — Да, — ладно, пока все просто. — А те шрамы на спине тоже из-за его работы? — Ага, — Ким нервно отхлебывает холодный чай и в глаза смотреть не хочет, пытаясь смотреть то ли на птиц за окном, то ли на разводы от недавнего дождя на стекле. — Ладно, как он поранился? — Ну, это, эм, связано с его работой. Случайно получилось. — Окей. Тогда так. Кем он работает? Ким тяжело вздыхает и наконец смотрит парню прямо в глаза. Он порядком устал от всей этой напряженной атмосферы. — Хосоки, зачем ты во все это лезешь? Это касается только Чонгука и в какой-то степени меня. Ни тебя, ни Чимина это затронуть не должно, — юноша раздраженно ставит пустую кружку рядом с собой и неосознанно повышает тон голоса. — Не лезь в это, ясно? Я… Даже если бы хотел, я не могу тебе ничего рассказать. Не могу. Голос затихает, смешиваясь с всхлипами, и парень наконец отводит уже порядком промокшие глаза, опуская голову и шумно выдыхая куда-то в одеяло. На мгновение повисает тишина. Ким думает, что все кончено. Хосок сейчас встанет и уйдет из-за всех этих тайн. Кто же захочет терпеть какие-то непонятные секреты в отношениях? Младший уже хочет попросить прощения за эту невнятную истерику, но его опережает резкий звук отодвигающегося стула. Он резко поднимает голову, чтобы, скорее, убедиться, что его догадки оправдались. Но в ту же секунду Чон налетает на парня с объятиями. — Я… Я думал, ты уйдешь. Я думал, ты обидишься на меня, разочаруешься и уйдешь, — надрывающимся голосом шепчет Тэхен. — Тэ-тэ, ну ты и дурачок, — старший немного отстраняется, чтобы вытереть с лица русоволосого все эти ненужные слезы. — Я считаю тебя лучшим на всей этой чертовой планете, и это не изменится. Если ты не можешь мне чего-то рассказать — значит, не можешь. Я тебя всегда постараюсь понять. Ведь я тебя люблю. А вся эта ситуация — просто херня. — Я не хотел тебе врать и что-то от тебя скрывать, прости-и-и-и, — всхлипывает Ким и притягивает брюнета, шепча на ухо извинения вперемешку с признаниями в любви. А за окном порывистый ветер сгонял к городу все эти серые тучи. Как в какой-то дерьмовой мелодраме, честное слово.