Стасу снятся сны. Такие яркие, живые, так сильно напоминающие реальность. В них он
молодой сутенер. Рядом с ним Игорь, иногда в образе Босса, только
Стас из образа никогда во снах не выходит. Во снах он всегда
Пимп, а глупый Игорь не понимает этого и по имени зовет. Он что, не видит, что это не Стас?
Конченков этих снов боится. Когда он просыпается, Игорь говорит, что это было на самом деле. Стас ему бы и рад поверить, но почему-то не получается. И глупость все это.
Стасу снятся воспоминания. Такие яркие, живые, так сильно напоминающие реальность. В них он
Слиппа. Рядом Игорь. И никогда не было образа. Стоп. Где-то это уже было.
Стас воспоминаний боится больше, чем снов. Там он не один, там временами мелькает его семья. Стаса они ранят, он не знает куда от этой боли деться, на какую стену ему лезть. Конченков не в воспоминаниях не знает, где искать поддержки. В воспоминаниях Игорь зовет его Стасом. Но там он Слиппа. Он что, не видит, что это не Стас?
Стас не спит. И пребывает в бодром духе. Он пишет песни, ходит на званые ужины к своей тетке, у которой так и осталась жить сестра. Они предаются теплыми вечерами легкой ностальгии. Он утирает слезы сестре, гладит по макушке, целует туда же по-братски. Легко и непринужденно, но при этом старается боль ее забрать. Он уверен, ей нечего вспоминать, между ними довольно большая разница в возрасте, но она была свидетелем той ночи. Совсем малюткой. И у Стаса за нее болит душа. И в реальности есть Игорь. Его Игорь. С огромными ладонями, гуляющими по спине. С теплым взглядом. С их бытовухой, никогда не надоедающей. И в реальности у Стаса есть зависимость. Он пропивает свои дни, топит их в алкоголе. Оттого и гуляют руки Игоря по спине, когда он превышает дозу, организм буйствует, и он свои скудные завтраки, обеды и ужины наружу выворачивает. Оттого и взгляд теплый, беспокоящийся. Игорь забоится о нем с присущей ему гипертрофированностью. Он ломает ему кости и душит этой заботой. Стасу так стыдно перед Игорем, Стасу невъебенно хочется все бросить и исчезнуть из жизни Лаврова, чтобы перестать его мучить. Быть для него обузой, ломать его жизнь. На свою ему давно плевать. Они ссорятся, и Стас уходит топить свое горе, одному ему понятное, одним им незабытое, в ближайшем баре. Утром он просыпается всегда рядом с Игорем, он снова чувствует руки на своей спине и теплый, никогда не остывающий взгляд любимых глаз. Он помнит лишь то, как ушел в бар.
Палимпсесты. Алкогольные. Ему ставят хронический алкоголизм. А он и рад. Игорь штудирует справочники, носится за ним и умоляет начать лечение. Он тыкает носом, открыто подчеркивает словосочетание «психическое расстройство» и просит сходить к наркологу. Стас отмахивается и просит не ебать мозги. Лавров, поджимая губы, уходит. Но не далеко. Он никогда не покидает Стаса. Стасу 24, и у него в карточку внесен диагноз: алкоголизм хронический. Чушь, считает он.
Это не диагноз, а состояние души! Говорят картинки в интернете, вот только руки трясутся, песни не пишутся, а на шоу он не появляется да в туры не ездит. Игорь деньги ему не дает, тогда откуда они у него появляются?
Больше, чем снов и воспоминаний,
Стас боится реальности. Он ее презирает и не хочет больше видеть. Больше чем снов и воспоминаний Стас боится реальности. Здесь Игорь рядом, но Конченков ему не позволяет приближаться. Здесь он неудачник, застрявший в прошлом. Даже в воспоминаниях он живет настоящим! Игорь зовет его здесь
Стасом. И никогда
Слиппой или
Пимпом. Неужели он увидел разницу? Стас не знает, о какой разнице идет речь. Эти голоса, жутко похожие на его, звучат так далеко, где-то на периферии, он засыпает и слышит свое же: «Нет, он ее не видит». И Стаса вырубает.
Иногда сны и воспоминания пересекаются. Когда он в ванной у зеркала. Когда... Таких моментов много, он все так и не может вспомнить. И Стас не понимает, что это. Потому что он будто в трех местах одновременно. Здесь, он в реальности, он Стас, тут, в воспоминаниях, он Слиппа, там, во снах, он Пимп. Его голова раскалывается, словно что-то туда поместили, что-то ужасно большое, постепенно расширяющиеся, что-то под размеры его черепной коробки отнюдь не подходящее, а оно все расширяется и расширяется. И места ему совсем мало. Такое давление действует откуда-то изнутри, придавливая к стенкам черепа все внутренности. Голова пухнет, вены и артерии набухают, Стас чувствует их пульсацию, а потом они лопаются. Швы расходятся сначала между височными и теменными костями, одновременно, с каждого края, они трескаются между теменными, сзади, и затылочной, спереди, и лобной костями, и в последнюю очередь между двумя теменными. Звук ломаемой кости четко отдается в его ушах. И кожа рвется, по швам, как ткань разрываемой на нем рубашки. По нему течет кровь, и это адски больно. Еще хуже то, как это выглядит. Кровавое месиво, разрываемой плоти, набухающего мозга, готового в любой момент разорваться. Но он поднимает руки, ощупывает свою голову с удивлением осознает, что все в порядке. А затем небытие. Всем этим оказывается лишь разбушевавшаяся фантазия. И он не знает, чья. Нет, определенно его, но его откуда? Сон, воспоминания или реальность? Белый фон вокруг слишком светлый, он закрывает глаза и видит четыре руки. Он знает, что это его руки. Его руки, где он во сне и где он в реальности, наколками совпадают. Там множество глаз. Левая рука его, где он в воспоминаниях, в извилистой змее. И не ту и не другую наколки он не помнит. Он подносит свое левое предплечье к глазам, а на нем лишь бледная чистая кожа, без каких-либо татуировок. Он закрывает глаза, не в силах удержать свое сознание. Больше чем реальность
Стас боится пересечение сна и воспоминаний. Здесь ему больно, здесь ему одиноко. Тут только он и боль. Больше, чем все перечисленное
Стас, независимо от того
Слиппа ли он,
Пимп ли, боится потерять Игоря. А здесь его нет. Это место презирается им больше всех остальных. Здесь он расщепляется и вступает в конфликт сам с собой. И Стас ничего не понимает. Он закрывает глаза и надеется, что разбудят его широкие ладони Игоря, гуляющие по его спине.
Слиппа думает, что их основная индивидуальность очень глупая. Он не понимает Стаса, зачем тому понадобился Пимп. Наглый и нахальный, претендующий на их со Стасом Игоря, они знают его дольше. Стас боится. А Слиппа ненавидит. Ненавидит идиотское распределение Стаса, который слишком глуп, чтобы понять, что нет никаких миров, нет снов, нет реальности, нет никаких воспоминаний. Они части одного целого, попеременно занимающие светлое пятно в центре темной комнаты. Слиппа закуривает. Как он ненавидит приторный вкус вейпа, которым пичкает их тело Пимп. Ненавидит и эту наколку, которую набил наглый придурок. Чем ему не угодила змея? Он курит, не выходя из квартиры, даже не открывая окно. Игорь их не отличает и всех зовет Стасом. А Слиппа чувствует чуть ли не оскорбление, когда его окликают его не самой умной частью. Но Игорь Слиппой Стаса не зовет давно. Вот только он есть. Неужели Игорь не видит разницу? И Слиппа хочет ее показать. Он тушит сигарету. Несмотря на разногласия с ебаным Пимпом, здесь Слиппа позволяет себе оскал, они вчера договорились встретиться. И хоть каждый из них подвергся мучительной боли, но совместно было решено усыпить Стаса, чтобы тот перестал пить. Слиппа никогда не чувствовал на себе последствия стасового похмелья, но тело страдало и отказывалось нормально функционировать. Он докуривает и ложится обратно, обнимает Игоря. Тот поворачивается, обнимает его и прижимает к себе. В макушку подбородком утыкается и Слиппу у себя на груди прячет. Парень вдыхает запах Лаврова, сам ластится и в шею коротко целует. Он любит Игоря, ему меньше всех удается с ним побыть, потому что Слиппа — это тот, кто пишет песни и биты, тот, кто ездит в туры с Игорем. А там не до всего этого, они дико устают. Слиппа никогда не слышит своего оклика от Игоря. И от этого жутко обидно, даже Пимпа он зовет часто. А тот... Он ведь совсем недавно пришел. И банальная зависть съедает Слиппу. Он ненавидит Сутенера и Игоря с ним не хочет делить. Но если Слиппа забросит писать песни, то все пойдет коту под хвост. А он должен защищать Стаса и Игоря. От кого? Он на этом моменте всегда иронично хмыкает. От Стаса. Тот совсем голову потерял. И Слиппа понимает, что если бы не Лавров, они давно бы где-нибудь сгнили.
— Я не слышал, как ты пришел, — хриплым ото сна голосом говорит Игорь. И Слиппе это так нравится, что он хочет попросить Игоря говорить и не останавливаться. Голос у него все же беспокойный. И Слиппа бы отхуярил за это Стаса, если бы мог. И как меланхолической натуре, склонной к сочинению стихов, легкой тревожности, ему хочется чего-то приятного, отчего защемит
его душу. Он шепчет, совсем тихо:
— Он тебя совсем заебал.
Игорь недоуменно корчит гримасу, а потом переспрашивает:
— Что? Он? Кто?
— Я. Я не говорил он, я сказал: «я», — тянет Слиппа, строя из себя дурачка. Ему самому тошно. Он не любит водить за нос Игоря, но тот за столько лет не видит разницы в изменениях Стаса. И это так раздражает, что Слиппа не выдерживает. Он слишком долго ждет, ждет, когда наконец до Лаврова дойдет, когда же он додумается-то! Слиппе кажется, что недалекость Стаса передается воздушно-капельным путем. Иначе он не может объяснить недогадливость Игоря, еби ее в рот! Игорь же в это время недоуменно тянет бровь вверх, потому что он отчетливо слышал «он», но разводить бурю в стакане из-за какого-то местоимения нет никакого желания. Он лишь сильнее сжимает тело Конченкова в объятиях.
Он снова прикасается губами к родинке Лаврова на шее и просит, потому что терпеть больше нет сил. Он больше всех пашет, он меньше всех проводит времени с Игорем и никогда не слышит своего имени из его уст. И это так его настоебло, что он орать хочет, что в Стасе живут их трое, как в коммуналке ебучей. И что свет, это как горячая вода в душе, кто успел тот и съел, только вот Слиппа всегда проебывается, а Стас слишком ужасен для Игоря, он заставляет его страдать. Да даже ебучий Пимп, которого он всей душой ненавидит, любит идиотского Игоря больше, чем Стас! Так почему он отдает все, а получает лишь сотую долю? Почему Игорь, который всегда отличался проницательностью и пониманием к душевной организации Стаса, вдруг перестал замечать эти жирные, черным по белому, намеки? Почему он не видит разницу? И Слиппа готов в голос от этой несправедливости разрыдаться. Его снедает депрессия, он бы и рад все бросить, но Игорь зависит от него, Стас зависит от него, а Пимп — бизнесмен ебучий и без него выживет, вот только еще Стаса и Игоря он точно не потянет! И это потрясение так накатывает на Слиппу, что он всхлипывает. И на душе от всего этого тяжело. Он не понимает, почему Игорь так далеко от него.
— Назови меня по имени.
— Стас, — шепчет Игорь, заставляя Слиппу и вовсе поникнуть.
— Ну почему, почему ты не видишь разницу, — обезумевший шепчет Слиппа. Он так устал от этого дерьма вокруг. Он так хочет, чтобы Игорь наконец-то все понял, чтобы он обнимал его, а не Стаса. Разве Слиппа не заслужил?
— Эй, — Игорь обхватывает расстроенное лицо Слиппы и смотрит в глаза. Он подмечает, что в этот раз они живые и грустные, хоть и лишены блеска, который он замечает обычно во время съемки шоу, но в них есть душа, — ты чего? Какую разницу?
Слиппа мотает головой. Пимп разозлится, если он скажет это без его ведома. А он сильнее его и просто не даст занимать свет. Да и Стас не в курсе, это слишком его потрясет, и вся их система, которую они годами налаживали, падет. Он поднимается к губам Игоря и оставляет легкий целомудренный поцелуй, без какого-либо намека на продолжение.
Он тут же отстраняется и старается на Лаврова не смотреть.
— Назови Слиппой, — просит он и пальцы Игоря сжимает так сильно, словно хочет в этом жесте всю силу просьбы показать. Лавров кивает, не задает лишних вопрос. Он так за это благодарен.
— Слиппа, — шепчет он, — как давно я тебя так не называл.
И ему больше ничего не надо, он счастливо улыбается, лбом куда-то в основание шеи утыкается, чтобы ебальником своим счастливым не светить. И Игоря это немало удивляет, он хмурится и спрашивает:
— Ты в порядке? Ты уже довольно давно меняешься. Как-то незаметно, но все равно, ощутимо, — вдруг начинает Игорь, а Слиппа дыхание затаивает. Может, догадается? Тем временем он продолжает: — Понимаю, между нами уже продолжительное время все как-то сумбурно и не совсем гладко, но ты же знаешь, что я всегда выслушаю тебя. И насчет диагноза нарколога: ты не парься, я больше не буду настаивать на лечении, но ты тоже пойми меня, я не могу смотреть, как ты себя убиваешь.
Слиппа начинает дышать на разочарованном вдохе.
— Мы,.. — начинает он, подразумевая себя и Пимпа, но потом осекается и говорит: — Я все уладил, посидел и подумал, что ты прав, что мне нужно перестать пить, ты больше не увидишь меня пьяным и забывающим наутро все, что было накануне вечером, — обещает Слиппа.
— Да? — удивленно моргает Игорь, — буквально восемь часов назад ты в истерике орал, что волен делать все, что тебе угодно, и если ты захочешь просрать себя, то это сделаешь, и что я тебе не помеха, — выходит даже как-то обиженно. И Слиппа Стасу грозится ноги переломать. Такое он просто не может позволить. Это вопиющая бестактность. И Слиппе приходится извиняться за Стаса.
— Прости, — говорит он совершенно искренне, — я тогда уже был пьян и шокирован такой новостью, очень сильно расстроился, не знал, что творю.
И Игорь прощает.
Как бы он ни хотел, но нужно идти работать. Песни и биты сами себя не напишут. И пусть в последнее время битами он перестал заниматься, но с альбомом было куча дел, и на альбом Игорю, и на альбом себе, и на альбом Пимпа нужны были треки. Последним он никогда не любил заниматься, но делал это, хотя Пимп все равно все браковал и многое переделывал.
«Если тебе не нравится», — бурчал постоянно Слиппа, — «то зачем просишь, чтобы я этим занимался?»
Пимп отмалчивался. Он не был фанатом слов. От него часто исходил только мат, он посылал нахуй, парил и молчал. С Игорем было то же самое, но чуть побольше слов. А еще Пимп единственный с кем трахался Игорь. Потому что Пимп мог себе это позволить, а Слиппа нет. Стас же всегда был либо бухой, либо в состоянии, когда он подходил к этой консистенции, а еще он бывал на званных вечерах своей тетки, где предавался воспоминаниям. И Слиппу это бесило. Из них троих Стас любил Игоря меньше всех, но больше всех получал в ответ. Наверное, поэтому Пимп никогда не допускал, чтобы Стас находился с Лавровым слишком долго. Этот хуесос молчаливый таким очень хитрым образом скрывал свою ревность, а вот Слиппа был всегда эмоциональным, поэтому ссоры с Лавровым в основном были его виной.
Слиппа задумывается слишком глубоко, он даже об Игоре как-то забывает. Он не привык проводить с ним столько времени, поэтому не знал, что делать. Его душа пела и расцветала. Плохое настроение отходило на задний план, тревожность в кои-то веки его оставляла наедине с любимым человеком. Они лежали на кровати, наслаждаясь ранним утром. Никуда не спешили. Слиппа игрался с пальцами Игоря, тот рассказывал какие-то случаи со съемок, в которых он успел побывать. Слиппа не в первый раз это слышит, он улыбается и поддакивает. Идеально. Они расходятся каждый по своим делам спустя пару часов.
Работа никак не хочет уменьшаться, рифмы не кладутся в стройное предложение, не лишенное смысла. Он мечтательно вертит ручкой в пальцах, как его свет нагло забирают.
Пимп солидарен со Слиппой. Но глупым Стаса он не считает. Наивным, пытающимся уйти от проблем, забыться, но не глупым. Хотя его распределение ему тоже не нравится. Пимп первым понял, что в теле он не один. И помогла ему в этом его смекалка, хотя считается, что самый умный среди них Слиппа, а Пимп просто опытнее. Он старше их обоих, влиятельнее, известней, богаче. Он может найти подвох, скрытые камни и двойное дно, поэтому из него вышел хороший бизнесмен. Именно он консультирует Игоря в принятии сложных решений, хотя тот сам такой же, как и Пимп, и всегда чувствует, где пахнет наживой. Этим он Пимпа и подкупает, своей уверенностью, которая вопреки всему не поддельная, настоящая. У Игоря всегда много идей, с которыми он всегда делится с Пимпом, а тот серьезно задумывается над ними. Его не раздражает, когда Игорь зовет его Стасом. Но вопрос у него висит все тот же: почему он не видит разницу? Сутенер чувствует раздражение, когда видит счастливого Слиппу и просто толкает, занимая светлое пятно. Он знает, что сильнее и для него это не стоит никаких усилий. Они со Слиппой не ненавидят друг друга, это глупо. По крайней мере, Пимп его точно не ненавидит. Он смотрит на недописанные текста и цокает. Этот придурок опять курил, во рту у Стаса все вяжет, это до жути не нравится Пимпу, а еще табачный запах слишком приставуч к коже Стаса. Сигареты ему не идут. Пимп встает из-за стола, бредет в поисках вейпа и анализирует произошедшие события. Стас спит, а Слиппа и он взяли на себя большую ответственность. Раньше, когда Стас не уходил в запой, они редко забирали свет у основной личности. Не потому что не хотели, они понимали, что пока не нужны. В каких бы разногласиях Пимп не был со Слиппой, ни тот, ни другой никогда не забывал, зачем существуют. Защищать Стаса. Сутенер был единственным, кто не знал событий, что повлекли за собой расщепление. Его попросту тогда еще не было. Он — это воплощение желаний Стаса не отставать от Игоря. Пимп не знал, что может проникнуться такими чувствами к другому человеку, но то, что он испытывал к Игорю было больше, чем животные желания, похоть и даже любовь. Сутенер всегда подозревал, что в этом виновен отчасти Стас. Его забота, трепет, привязанность и внимательность к Игорю находили выход везде, из любой щели его подсознания, выливаясь во все. Пимп, в отличие от Слиппы, всегда понимал, что является частью Стаса, как только он захочет прийти в себя, то собрав воедино свою личность, сможет справиться со всем сам. Но чем дальше он себя губил, отравляя их всех, чем дальше запускал, тем все больше они получали возможностей и власти.
Сутенер хватает вейп и несется к зеркалу. В темной комнате, где-то глубоко в подсознании Стаса он зовет Слиппу, уступая тому больше места в светлом пятне. Слиппа был слабее и чтобы проявлять активность в реальности, ему нужно было занимать чуть ли не все пятно, а Сутенеру хватало одной половины тела.
— Расскажи мне все, что знаешь о ситуации. Ты сказал, что когда придет время, я узнаю. Думаешь, сейчас не оно? — Пимп говорит тихо, очень медленно и с расстановкой. Он не любил много слов попросту ронять, но, когда было необходимо, в активные диалоги он вступал.
Слиппа недоуменно начинает губы поджимать и Пимп хочет ему по рукам надавать, но бить самого себя ни в какие ворота не лезет. Несмотря на стереотипы, ходящие вокруг людей, страдающих психическими расстройствами, они адекватны. Слиппа с его мыслями соглашается. Душевнобольной человек, сумасшедший и псих — далеко не тождественные понятия. И парней это угнетает. Они готовы в глотки всем вокруг вгрызаться, когда совершенно случайно слышат брошенные в шуточном разговоре «ты псих» или «сумасшедший». Они обесценивают эти слова, лишают их всякого смысла, оскорбляют подобным других людей. И Пимп лично каждому вдалбливал, что слова не игрушки, ни одно слово нельзя проронить и при этом не нести ответственность. Уж это он понимал, как никто другой. Так в чем разница? Ни Пимп, ни Стас, ни Слиппа маниакально-депрессивным психозом не страдали, следовательно, с ума никто не сходил, они не сумасшедшие. У них не проявлялась острая шизофрения, да Стас допился до первой степени, но палимпсесты лишь отговорки от той амнезии, которая появлялась у него, когда или он, или Слиппа забирали у него свет. Напиваться до делирия Конченкову никто не позволил бы. Чего стоит один вид разозленного Лаврова. Их можно было назвать душевнобольными. Они страдали психическим расстройством. Но Стас об этом даже не догадывался. Так действительно ли они больны? Сутенер считает, что их не описывает ни один термин, среди множеств синонимов, никто так и не подобрался к их случаю. Но он что-то отвлекся.
— Говори, — давит он на Слиппу.
Тот обеспокоенно оглядывается на спящего Стаса и шепчет:
— Я связан с его прошлым, я вспомню, он вспомнит. Думаешь, мы сможем опять его сознание подавить?
Пимп задумывается. Ему кажется, что давно пора кончать с этим цирком. Может, они действительно не такие уж и разные, что даже Игорь не видит этой разницы? Может, им пора явить ему то, что творится со Стасом. Сутенер чувствует легкую боль в груди.
— Ну заодно и проверим, — вторит он шепоту Слиппы, хватаясь за его голову. Слиппа сдавленно и очень болезненно шипит.
Стасу пятнадцать. Они празднуют какой-то праздник, едят и веселятся, гости расходятся ближе к вечеру. Мама, отец и младшая сестра. Конченков счастлив. Они всю кутерьму заканчивают до одиннадцати, но в их квартиру кто-то настойчиво стучит. В этот момент Стас понимает, как случайна их жизнь. Какая тонкая грань между жизнью и смертью.
Никто не знал, что у человека, живущего с ними по соседству, недавно вернувшегося с Чечни, обострится ПТСР. Никто не предупреждал Стаса, что громкие звуки, могут испугать двухметрового здорового мужчину. Дверь открывал отец. И звук выстрела не на шутку переполошил всю их квартиру. Маленькая сестренка впечаталась в его ногу, пряча от страха лицо, она судорожно сжимала его колено. Перепуганная мать выбегает в прихожую, прикрывая за собой дверь. Но глупый Стас никогда ее не слушал. Он бунтарь и следует только своим уставам. Второй выстрел, и на него сбегается весь дом. Стас не знает, как оказывается за дверью, в которую с той стороны колошматит маленькая девочка, он не слышит свой крик и не чувствует на своем лице слезы. Перед глазами мелькают глаза Игоря, его грудь, еще не такая широкая, а по-юношески угловатая и острая. Он не загораживает вид и Стас видит то, что потом забудет, то, что потом будет пытаться забыть. Он слышит свой крик со стороны, он слышит крики сестры и слышит, как надрываясь кричит тот мужчина и просит прощения.
Когда он сидит в окружении маминой сестры, родителей Игоря и самого Игоря, когда приходят медицинские работники, он слышит их невнятные объяснения. Он не видит криминалистов, не снующих туда-сюда людей. Он чувствует теплые Игоревы пальцы на плечах. Он никому не был так благодарен, как ему. Сестренка давно спит, и Конченкову бы тоже было бы неплохо уйти, забыться сном, может, это вообще все нереальность? Но его тетка настаивает. Она держит его руки, прогоняет Лаврова и талдонит, что он должен знать. Конченков утирает слезы, смотрит ненавидящими глазами сквозь женщину и цедит жестоко:
— Я останусь.
Хотя ему совсем не хочется, хоть сейчас он и ненавидит это решение.
Мужчина вернулся из Чечни в отставку, потому что во время военной операции его контузило. Он служил и всегда соблюдал все уставы, он был человеком чести. Так описывал его какой-то медик, Стас возненавидел пустой треп именно в ту минуту. Он не был психом или сумасшедшим. Стас возненавидел ярлыки именно в тот момент. Мужчина пребывал в тяжелом психическом состоянии, именуемым как постравматическое стрессовое расстройство. Мужчина, прошедший не одну войну был призван в Чечню, а потом его отстранили, живший ей, он вернулся в родной город, в дом, где вырос и жил до всего этого. Медик объясняет, что грохот и разные голоса заставили его сознание думать, что он все еще на войне. Вот только Стасу от осознания ничуть не легче. Он встает с дивана, огибает всех и просто валится на свою кровать. Его ждут тяжелые года. Вот только почему никто не подумал, что его посттравматическое стрессовое расстройство разрастется до таких масштабов?
***
Игорь никогда и никому не признается, что сбегает из дома. Что со Стасом всегда было трудно, что со Стасом порою даже невозможно. Но Конченков так глубоко у него внутри, что он не представляет своей жизни без присутствия Стаса в ней, она будет слишком непривычной и неуютной. Игорь знает, как много пришлось пережить Стасу, он ничего ему в упрек не ставит, никогда не заводит разговоров на сложные темы, хотя его психиатр, а он обращается к нему за помощью периодически, рекомендует попытаться Стаса на эти самые разговоры вывести. Сегодня утром было замечательно. Но Игорь все еще берет во внимание странное поведение Конченкова и никак не может по этому поводу успокоиться. Его не покидает ощущение, что Стас кардинально меняется, в той или иной ситуации, он часто реагирует по-разному. А по утрам, когда он бежит в туалет, на ногах он стоит твердо, от него не несет перегаром и другими прелестями алкогольного опьянения, словно тот специально хочет показать, что пьян. Игорь ко всему относится скептически. Он пытается заманить Стаса к психиатру, но дальше кабинета в поликлинике, самого идиотского (для Стаса, Игорь этот диагноз и его серьезность не умалял) диагноза они не доходят, даже использовать его для привлечения интереса Конченкова не выходит. Игорь несильно прикладывается головой о косяк двери, прежде чем ее открыть и зайти. Дверь в ванну открыта. А в ней стоит у зеркала Стас. Он сам себя держит за лицо, что-то шипит в зеркало, а потом кричит так ужасно и надрывно, что Игорь переносится в тот день, на 9 лет назад. Они со Стасом с детства дружили и жили на одном этаже, их двери находились друг напротив друга. Он вспоминает весь ужас и бежит, даже не разуваясь к Стасу. Тот держится за голову и кричит. Лавров не знает, как ему помочь, он просто сгребает его в свои объятия, садится на пол и раскачивает, пытаясь успокоить. Стас кричит словно в три голоса. Но позже успокаивается. И Игорь гладит по короткостриженной голове, собирает пот с висков, шепчет глупую, но надеется, что успокаивающую хуйню.
— Позволь мне побыть с ним, — вдруг говорит Стас, а Игорь непонятно таращится на него. У него по позвоночному столбу вверх несется табун мурашек. И Лаврову настолько жутко становится, когда Конченков сам себе же отвечает, грубым и низким голосом, все еще своим, но таким, который он обычно слышит, когда они на съемках шоу.
— Заткнитесь, не пугайте его.
Лавров охуевает окончательно, но Стаса не отпускает, только крепче к себе прижимает. Он ничего не понимает, но отпустить так просто не получается.
Пимп в его объятиях задыхается. Он прикладывает достаточно много усилий, чтобы отпихнуть от себя, заглянуть в глаза и сказать:
— Нам нужно кое-что тебе объяснить.
***
Игорь валится на диван. Он и не предполагал, что та ситуация так могла повлиять на Стаса. Он смотрит на него новыми глазами и пытается во всем разобраться. Тянет руку, сжимает ее и к себе притягивает. Он валится на диван и шепчет:
— Это все еще ты, Слиппа, Пимп. Вы часть Стаса, а он ваша. И неважно с кем я сейчас говорю, я буду вас всех любить и уважать, но согласитесь, что Стасу нужна помощь. Я понимаю, что вы защищаете его, но не кажется вам, что цельным ему будет легче? — Игорь проникается сразу. Нет в его голосе скепсиса. Он всегда доверял Стасу, тем более его рассказ сходится со всеми подозрениями Игоря. Он прижимает тело Стаса к себе и в который раз поражается, насколько тот удивителен.
— Но я тоже хочу жить, не меньше чем Стас, — Игорю кажется, что сейчас говорит Пимп. Он улавливает в голосе низкую хрипотцу и более взрослые нотки. Его темп речи неспешный, будто из-под палки.
— Никто не будет лишать тебя жизни, Пимп, ты неотъемлемая часть Стаса, ты будешь жить в нем, как и всегда, как до той трагедии, ты был с ним всегда, а уж поверь, я знаю Стаса довольно давно, — заверяет Игорь.
— Скажи, прошу, скажи, что ты видишь разницу! — голос снова меняется, он срывается на надрывной и судорожный шепот. Игорь целует его в щеку и говорит:
— Да, Слиппа, теперь я вижу ее.
Парень не успокаивается, он цепляется за ворот футболки Игоря и продолжает горячо шептать:
— Ты теперь считаешь нас сумасшедшими психами?
Игорь удивленно тянет бровь. Ему кажется, что поводов он для таких дум не давал.
— Никогда, — твердо отвечает он.
Лавров прижимает тело Стаса к себе, а словами успокаивает его разбушевавшихся личностей, которые перешли в жаркий спор о том, кто должен теперь занимать свет. Лавров беспокоится за здоровье Стаса, он хочет спросить у парней, нормально ли это, что они терзают сознание Стаса, где сам Конченков, но решает, что это все подождет. Он рявкает на обоих и призывает к успокоению. Они во всем разберутся, потратят ни один год, чтобы Стас снова стал цельным. И Игорь уже представляет, как же это будет сложно, какой тернистый путь им предстоит. Он даже берет в расчет, что Стас никогда больше не будет прежним, что, есть и такой вариант, что он никогда не вылечится. Но Игорь всегда был рядом.
Он научился видеть разницу в его личностях всего за пару часов, потому что это были не какие-то левые люди, а это был Стас. Кусочки его целой личности. Игорь корит себя за тот первоначальный страх. Больше его ничего не пугает. Это его Стас. А Пимп и Слиппа его части. Игорь
искал разницу. Игорь
нашел ее . Теперь он все видит.
Стасу 25, в его карте стоит диагноз «диссоциативное расстройство идентичности», и он счастлив.
