Умереть, чтобы воскреснуть

             Эрик пришёл в себя, когда Вадик вытаскивал его тушку из машины, бормоча под нос что-то нелицеприятное о каких-то бугаях, не рассчитывающих свою силу. Проведя рукой по затылку, Эрик нащупал там основательную шишку. Видимо, упомянутым бугаём был Чежин, который не особенно церемонился с «товаром». Вадик, заметив, что он уже в сознании, насторожился было, но потом сноровисто заломил ему левую руку за спину и шустро поволок в дом. «Опять эта дача», ‒ простонал мысленно Эрик. ‒ «Интересно, в этот раз я выйду отсюда на своих двоих или меня, как говорится, вынесут вперёд ногами? Хорошо, если этот их немецкий партнёр ограничится тем, что просто меня выебет. Выживу, блин. А если убьют?» Эрик бросил взгляд на идущего впереди Чежина, и по его спине побежали мурашки, испуганные и жутко паникующие.              Они миновали просторный холл и свернули налево. Насколько помнил Эрик, там находилась кухня и несколько хозяйственных помещений, а также служебная лестница на верхние этажи. Наверх они не стали подниматься, а свернули в закуток под лестницей. Там была обычная дверь, за которой могло быть что угодно: от прачечной до кладовки. Но Эрик ошибся. Он понял это, когда Чежин открыл невзрачную дверь и пропустил Вадика с пленником вперёд себя. А никем другим Эрик себя не ощущал. У него от ужаса расширились глаза, и едва не вырвался из горла крик. Вот она ‒ мечта извращенца. Красные кирпичные стены, металлическая рама на потолке с множеством всякого рода цепей, крючков и карабинов. На стене возле двери на специальном стенде были укреплены всякого рода кнуты, разнообразные плети, трости и паддлы. Под ним шла широкая полка с другими мелочами для сексуальных развлечений. Эрик заметил там анальные пробки, страпоны разных форм и расцветок, всякого рода зажимы. Он с трудом сглотнул и, повернувшись к Вадику, с трудом сдерживая нотки паники в голосе спросил:        ‒ Это что, подвал инквизиции?        ‒ Это любимая комната Михаила Сергеевича, ‒ широко оскалившись, ответил водитель и доверенное лицо Малахова. ‒ И нам перепадает иногда тут побаловаться.        ‒ А я здесь зачем?        ‒ А ты у нас сегодня главное блюдо, парниша, ‒ хохотнул Питбуль, снимая куртку и бросая её куда-то в угол. Эрик повернул голову на голос, отрываясь от созерцания «пыточно-эротического» набора и замер. Посреди комнаты стояло приспособление, в народе именуемое «конём». Только этот немного отличался от классического тем, что его «рабочая поверхность» представляла собой ребро из двух скреплённых под углом 90 градусов досок. Вся эта конструкция была обтянута кожей. Внизу виднелись крепежи для рук и ног. Чежин, заметив, куда обращено внимание Эрика, заржал. ‒ Слышь, Вадя, нашему мальчику приглянулась «Испанская кобылка». Гляди, как смотрит, глаз отвести не может.        ‒ Сергеевич приказал специально её на середину вытащить и этого приготовить, ‒ пожал плечами Вадик.        ‒ Отлично, ‒ потёр руки Чежин, плотоядно посмотрев на дёрнувшегося в руках водителя парня. В этот момент дверь снова открылась, и появился тот, кого Эрик точно не горел желанием видеть.        ‒ Шадровский, радость моя, неужели я тебя, наконец-то, выебу? ‒ то ли спросил, то ли констатировал Киврин, подходя к Эрику сзади. Вадик хмыкнул и слегка посторонился. Он перехватил руки Шадровского спереди за запястья.        ‒ Роман, харе трепаться. Лучше помоги Вадику его раздеть и привязать, ‒ приказал Чежин, выходя из «пыточной».        ‒ Это мы с удовольствием, ‒ проворковал Киврин и, подойдя почти вплотную к Эрику, прижался к его заднице.        ‒ Рома, а когда это у тебя на парней вставать начал? ‒ вкрадчиво спросил Эрик, терпеливо снося его прикосновения. Киврин был лишь немного возбуждён.        ‒ А меня только ты заводишь, сука. Так достал, что трахнуть тебя теперь моя самая заветная мечта, ‒ чуть наклонившись, прошептал Киврин. Эрик этого и ждал. Он со всей дури мотнул головой, надеясь попасть Роману по лицу и громкий вопль и мат, раздавшийся сзади подтвердили, что он таки попал. Одновременно Эрик дёрнул руки вверх, вырывая их из хватки не ожидавшего этого Вадика. Он быстро наклонился, пропуская летящий в него кулак Романа, и сделал резкий поворот, уходя ему за спину. Эрик толкнул Киврина в спину так, чтобы направить тело на бросившегося за ним Вадика. Но судьба была не на его стороне. Сильная рука обхватила его за шею, и он тут же почувствовал удар по почкам, заставивший его ноги подкоситься.        ‒ Два дебила! ‒ рявкнул Чежин.        ‒ Сука, твою мать! ‒ Киврин подлетел к Эрику и со всего маху ударил его кулаком по лицу. Он успел сделать это дважды, пока Вадик не оттащил его за шкирку и не угомонил. Сквозь боль Эрику показалось, что он явственно услышал хруст ломающейся переносицы. По лицу побежала кровь. Во рту также был её металлический привкус. Киврин сломал ему нос, причём, кажется, очень основательно.              Питбуль не стал особо церемониться. Он откуда-то вытащил аптечку, достал пару ватных тампонов и впихнул в нос Эрику, вызвав новую волну боли. Втроём с Вадиком и матерящимся сквозь зубы Кивриным они раздели пытавшегося сопротивляться Шадровского и уложили на ребро «коня», закрепив ноги и руки специальными ремнями. Дышать ему приходилось ртом, периодически сплёвывая кровь. Когда они закончили свою возню, в помещение вошли ещё двое: Малахов собственной персоной и плотный незнакомец с дородным лицом. Эрик, привязанный как раз головой в сторону двери, увидел их сразу. Оба, и Малахов, и гость, были одеты в длинные шёлковые халаты глубокого коричневого цвета. Судя по голым ногам в мягких тапках, под халатами вряд ли что-то ещё было надето.              Эрик медленно выдохнул и сделал бесполезную попытку успокоить бьющееся в истерике сердце. Но чем дальше, тем больше понимал в какое же дерьмо он вляпался. Изнасилование, пусть даже групповое ‒ это один коленкор. После него можно выжить, выкарабкаться. Увидев подготовленную «жертву» с окровавленным лицом гость довольно облизнулся. В его глазах Эрик увидел вожделение, и что-то подсказало ему, что этому человеку больше приглянулось даже не его тело в весьма откровенной и постыдной позе, а именно кровь, размазанная по лицу. И легче от осознания подобного факта Шадровскому не стало. Это будет не то психоэротическое развлечение, которое он пережил с Ренатом. Здесь будут унижение, издевательство и боль. «Очень много боли», ‒ вот что ещё сказали ему глаза гостя. Эрик всё больше приходил к выводу, что сам отсюда не уйдёт. Это его «конечная». Эти люди не маньяки, они гораздо хуже. Маньяки, как ни крути, всё же больные на голову люди. А эти… Они от чувства безнаказанности и скуки позволяют себе творить всё, что душеньке угодно. Чтобы спрятать безысходность, поселившуюся в душе, Эрик опустил голову.        ‒ Какой сладкий мальчик, ‒ проворковал лающий голос на чистейшем немецком языке. Эрик навострил уши. Он, естественно, прекрасно знал этот язык стараниями деда и репетиторов. Немец подошёл ближе и обратился уже к Малахову, но по-английски. ‒ Это профи или тот, кого ты мне обещал, Миша?        ‒ Это мой бывший помощник, Гюнтер. Свою роль он уже отыграл, можешь развлекаться, ‒ дал добро Малахов.        ‒ И о чём лопочет наш герр-херр Кройц? ‒ полюбопытствовал Киврин.        ‒ Он горит желанием приступить к десерту, ‒ ответил, нахмурившись, его дядя.        ‒ Я тоже хочу, ‒ ухмыльнулся Роман и начал стягивать стильный и дорогой пиджак, но тяжелая рука остановила его, похлопав по плечу.        ‒ В этот раз, племяш, обойдёшься без десерта. Ты сейчас едешь домой, Рома, и постараешься сделать так, чтобы тебя увидело там как можно больше народу. Пообщайся с вахтёром, к примеру.        ‒ На кой он мне сдался? ‒ возмутился Киврин.        ‒ Сделаешь так, как я сказал, ‒ в голосе Малахова зазвенели властные ноты, заставившие Романа обиженно засопеть. ‒ Сегодняшнее развлечение не для тебя. Оно для взрослых дядей. А будешь возмущаться, в следующий раз не поделюсь с тобой девочкой-малолеточкой. Ты ведь их любишь больше, чем ненавидишь этого щенка Шадровского?        ‒ Но дядя Миша… Ладно, ‒ сдулся Киврин и поплёлся к выходу. Малахов бросил многозначительный взгляд на Вадика и тот тотчас пошёл следом за Романом. Проконтролировать отбытие, не иначе. Эрик краем глаза следил за перемещениями своих врагов. Его нервы были натянуты как канаты. Страх обострил все ощущения. Как только дверь за водителем закрылась, Малахов двинулся в сторону своего пленника, а немец подошёл к «пыточному стенду», начав что-то там перебирать.        ‒ Ну что, Эрик, ‒ произнёс Михаил Сергеевич. Он протянул руку, запустил её в волосы Эрика и приподнял его голову. Несколько секунд Малахов вглядывался в полные паники глаза, а затем тихо продолжил. ‒ Я ведь предупреждал тебя не играть против меня? Предупреждал. А ты такой же, как твой упрямый дед, всё норовишь сунуть свой длинный нос, куда не следует. Теперь мне придётся снова поработать уборщиком.        ‒ Что? ‒ непонимающе спросил Эрик.        ‒ Его убрали по моему приказу вместе с тем жадным мужиком, который хотел меня кинуть. А твой знакомец полковник Маркелов прикрыл. Почти развалил дело, превратив его в вечный «глухарь». А теперь мы добавим ментам ещё работёнки. Какое несчастье, ‒ посетовал Малахов. ‒ Талантливые адвокаты Шадровские уходят один за другим, один за другим.        ‒ Герр Михаил, у вас прекрасная коллекция, ‒ прервал его гость. ‒ Я просто в полнейшем нетерпении проверить, как эта чудная плеть попортит столь атласную шкурку.              Немец коснулся обнажённой спины Эрика, вызвав дрожь. Это так понравилось Кройцу, что он довольно засмеялся и шлёпнул игриво, но весьма болезненно ещё и по ягодице. Эрик закусил губу, почувствовав, как немец положил ему на спину что-то шершавое. Кройц сбросил халат на стоящий неподалёку кожаный диван. Кто-то, кажется, Чежин, громко присвистнул и пробормотал:        ‒ Вот это агрегат. Порвёт, б..ть, и не заметит.        ‒ Миша, не хочешь стать первым? Для меня этот мальчик сейчас немного узковат. Не люблю дискомфорт, ‒ обратился немец к Малахову.        ‒ Уволь, Гюнтер. Я девочек люблю. Вон пусть Толик постарается. Давно он на этого мальчика облизывался, а тот не давал, ‒ засмеялся Малахов, вольготно устраиваясь на диване. ‒ Понаблюдаю за вами, может, захочу всунуть ему в ротик. Попозже.        ‒ А не боишься, что откусит? ‒ заржал немец, беря в руки длинную плеть, которую он ранее положил на спину Эрику. Кончик её упал на пол длинной гибкой змейкой, вызвав новую волну дрожи по телу «жертвы». ‒ Я не буду его жалеть. Ты же знаешь, мне нравится вид крови на белой нежной коже.        ‒ А я люблю наблюдать за твоей работой, друг мой. А за мой член не волнуйся. Толик, вставь парнише кляп-кошку. Он там, на полке где-то валяется, ‒ распорядился Малахов, хищно оглядывая сцену будущего действа.              Чежин выполнил приказ хозяина, быстро разделся и пристроился позади «коня». Эрик с трудом сдержал стон, когда два пальца Питбуля ворвались в его отверстие, конвульсивно сжавшееся сильнее. Может, он и хотел бы расслабиться, чтобы облегчить собственную участь, да только не получалось. Но, видимо, либо Чежин не был таким уж законченным садистом, либо тоже не любил дискомфорт. Потому что его пальцы оказались увлажнёнными смазкой. Он довольно грубо пару минут растягивал Эрика, а затем, надев презерватив, ринулся в атаку. Медленно напирая, он вошёл полностью и издал довольный стон. Член у Питбуля оказался средних размеров, но довольно толстый. Его движения причиняли ноющую боль, но делали своё дело. Растягивали и разрабатывали, облегчая доступ. Вскоре он двигался уверенно и чётко, сильно вбиваясь в зафиксированное тело. Эрик сцепил бы зубы, если бы мог, да кляп не давал. Он только медленно и глубоко дышал, монотонно считая про себя, пытаясь мысленно отстраниться от процесса. Ни о каком возбуждении не шло и речи. Некоторых особей дико возбуждает игра в изнасилование, или просмотр сцен с насилием в отношении кого-нибудь. Вот только хотели бы они на самом деле оказаться на месте Эрика, или тех девочек, о которых упоминал Малахов? Вряд ли. За таким лучше наблюдать со стороны и фантазировать, потому как в действительности это унизительно и мерзко. «Жертву» никто не спрашивает, её просто пользуют в своё удовольствие. И неважно как действует насильник: подсыпает ли возбуждающий дурман, колет ли наркотик, чтобы жертва сама вешалась на шею и раздвигала ноги, или же вот так, как происходило с ним, Эриком. Под каким бы оно не было соусом ‒ это насилие.              У Эрика почти получилось отстраниться от происходящего с его телом, когда по комнате раздался свист, и его тело пронзила резкая боль. Спину обожгло. Немец довольно крякнул, отбрасывая плеть чуть назад и готовясь нанести следующий удар. Эрик наклонил голову ещё ниже, почти коснувшись подбородком своего пыточного ложа. Жесткое ребро «коня» давило и потихоньку всё больше врезалось в тело. Он зажмурил глаза, ожидая нового удара. И он последовал, снова опалив тело болью. Немец действительно не собирался жалеть его. Потом был ещё один удар и ещё. Кройц бил равномерно, начав с лопаток и продвигаясь к ягодицам. Чежин двигался всё быстрее, то ли желая поскорее кончить, то ли опасаясь попасть под раздачу. Он задёргался сильнее и, наконец, вышел, оставив после себя жжение и ноющую боль. Немец остановился, подошёл к Эрику, грубо поднял за подбородок голову и произнёс по-английски:        ‒ Я хочу слышать твои стоны, мальчик. Ты меня слышишь?        «Пошёл к чёрту», ‒ подумал Эрик, с ненавистью глядя на немца.        ‒ Ты меня понял, ‒ ухмыльнулся Гюнтер Кройц. ‒ Тем лучше. Мне нравится, когда такие как ты, сладкие мальчики, меня понимают.              Немец вернулся к своему прерванному занятию с удвоенным рвением, только ещё и сдобренным бранными словами. Он матерился от души и так же от души хлестал горящую огнём спину Эрика. Он, уже не сдерживаясь, пытался кричать. Малахов какое-то время сидел на диване, развязав халат и поглаживая вставший член. Действие заводило его. В конце концов, он встал, подошёл к Эрику и вставил своё орудие ему в рот. Вцепившись в мокрые волосы, Малахов начал равномерно двигать бёдрами. Он загонял свой член то глубоко внутрь раскрытого с помощью кляпа-кошки рта, то вынимал, давая Шадровскому с шумом втянуть воздух в лёгкие. Его движения совпали с ритмичным и размеренным свистом плети. Эрик попытался сосредоточиться на боли, начал считать эти режущие, разрывающие кожу удары. Ему не было нужды смотреть на пол, он почувствовал, как несколько ударов рассекли спину, как потекли горячие ручейки крови. А немец всё больше входил в раж, подстёгиваемый стонами Малахова. Эрик считал удары, не обращая внимания на таранящие горло движения члена своего бывшего начальника. Это помогло, боль стала главной, заслонив собой всё остальное. Эрик пребывал теперь в отстранённом состоянии, где-то на грани между реальностью и забытьём. Покачивался на волнах, не замечая больше никого и ничего. Он не видел, как кончил Малахов, покрыв его лицо белесыми каплями. Даже не почувствовал, как немец отбросил плеть, пристроился сзади, и начал медленно входить своим огромным членом, разрывая отверстие. Боль физическая стала спасением от боли душевной, от понимания происходящего. Эрика больше не волновала кровь, струящаяся по спине и ногам. Не трогали быстрые проникающие движения немца, близкого к финалу и оттого ещё более неистового. У каждого человека есть свой болевой порог, Эрик его миновал. В его голове существовала одна сплошная боль, затмившая панику, страх, ужас от ожидания. Теперь ему было всё равно, лишь бы это, наконец, когда-нибудь просто закончилось. Раз и навсегда.        ‒ Толик, позаботься о теле. Сожги где-нибудь неподалёку от главной дороги на Питер. И постарайся, чтобы рядом было вот это, ‒ Эрик чуть приподнял тяжёлые веки. Сквозь всё ещё грызущую тело боль он понял, что лежит одетым на полу. Его куртка валялась рядом.        ‒ Хотите подставить Агатова? ‒ спросил Питбуль. В голове был туман, но фамилия Рената заставила Эрика прислушаться.        ‒ Он не захотел делиться, пусть теперь повертится перед мусорами, пытаясь доказать, что к смерти своего любовника непричастен. Благодаря этому щенку, ‒ Малахов пнул ногой тело Эрика, ‒ снимков у меня больше нет, как и видео. Только этот остался, и то, потому что со стола слетел. Да ещё и мой диск прихватил, паршивец.        ‒ Братец его дома ничего не нашёл. Думаете, уничтожил? А если передал Агатову? ‒ подняв куртку Эрика и пряча в карман фотографию, поинтересовался Питбуль.        ‒ Если бы он к нему попёрся, мы бы его уже не нашли. Скорее всего, что уничтожил.        ‒ Хорошо, я всё сделаю. Мне возвращаться?        ‒ Вы с Вадиком с сегодняшнего дня в отпуске. Мотайте из города, и чтобы я вас две недели не видел, ‒ приказал Малахов и вышел.              Как только Питбуль с Вадиком подхватили Эрика под руки-ноги, вновь накатила волна боли, и он потерял сознание. *****              Два автомобиля свернули с главной дороги на грунтовку и остановились невдалеке. Из впереди стоящей машины вышел молодой парень в натянутой почти на глаза тёмной шапке и пошел к стоящему позади джипу. Из него вышел мужчина постарше и открыл багажник. Вместе они вытащили оттуда безвольное тело парня и понесли к впереди стоящей машине. Они положили тело прямо на промёрзлую землю, чуть припорошенную первым снегом, легко и неслышно сыпавшимся с неба. Молодой открыл багажник своей машины и достал из него канистру. Он оставил её возле тела, а сам вернулся к джипу, где и остановился, прислонившись к водительской дверце спиной.        ‒ Шеф, кажется, парень ещё жив, ‒ прошептал тихий голос в темноте ночи. Немного в стороне от автомобилей притаились ещё двое неизвестных. Они всё это время внимательно следили за тем, что происходило около машин.        ‒ С чего ты взял, Саня? ‒ ответил ему более низкий и жесткий голос.        ‒ Он голову повернул.        ‒ Понятно. Тихо снимешь водилу, только учти, он мне живой нужен. А я пошёл, ‒ и две фигуры растворились в темноте. *****              Чежин, заметив шевеление у своих ног, понял, что Эрик пришёл в себя. Он выматерился, поставил на землю уже открытую канистру с бензином и вытащил армейский нож. Эрик смотрел на него и не мог отвести глаз. У него не было сил даже на то, чтобы отползти от него подальше, не говоря уже о каком-либо сопротивлении. Как в замедленном кино он следил за сверкнувшем в свете фар острым лезвием, за вдруг вытянувшемся в струну Чежиным. А затем понял, что Питбуль мёртв. Может, из-за его странно распахнувшихся глаз, может, из-за струйки крови, вытекшей из уголка рта. Чьи-то крупные сильные руки опустили мёртвое тело на землю рядом с Эриком. Пара шагов и перед ним присел тот самый тип, Гриша, который привёз его к Ренату.        ‒ Живой? ‒ спросил он, вытирая свой нож платком. Эрик моргнул, а потом вспомнил:        ‒ Куртка моя… в машине… Фото в кармане… Забери!        ‒ Саня, ‒ к машине метнулась вторая тень. Через секунду в руках Гриши была фотография. Он кивнул и спрятал её в карман. И вновь он обратился к Эрику. ‒ Что эти хотели сделать?        ‒ Сжечь, ‒ прошептал Эрик, ‒ тело.        ‒ Стас, иди к нам, ‒ позвал кого-то Гриша по портативной рации.              Пока неведомый Стас подъехал к ним, Гриша успел обыскать Питбуля, снять с него куртку и изъять все документы и вещи, по которым его можно было опознать. Эрик безучастно наблюдал за ним, поддерживаемый со спины тем самым крепким парнем, что оставил ему синяк на подбородке. Его наполнило от макушки до самых пят странное спокойствие, словно он поверил, что всё осталось позади. В нос ударил запах бензина, когда Гриша облил мертвое тело Питбуля. По стечению обстоятельств или шутке судьбы, не иначе, у них с Эриком был один рост и похожее телосложение. Он понял, чего хотел добиться человек Рената и согласился с этим. К чёрту правила! Пока Малахов не поверит, что он, Эрик Шадровский, мёртв ‒ он не успокоится.        ‒ Шеф, у него вся спина в крови, ‒ чуть повысив голос, произнёс державший Эрика парень. В этот момент подъехал ещё один автомобиль. Из него выскочил водитель и подхватил Эрика с другой стороны.        ‒ Стас, устройте его на заднем сиденье, только аккуратно, ‒ велел Гриша, и парни тут же повели Эрика к стоящей в двух шагах машине. Сзади полыхнуло пламя.              Перед тем, как закрылась дверца машины, Эрик увидел то, что надолго врезалось в его память. Ночь, машина деда, пылающее тело на промёрзлой земле и падающий пушистый снег. Сегодня он должен был умереть, но… Леди Смерть улыбнулась и отступила в сторону. Надолго ли?