Он не твой человек.

В тот самый момент, когда губы Волдеморта шептали самое страшное в его жизни проклятье, когда предплечье жгло от только что появившейся на нём чёрной метки, он понял. Понял, что теперь его жизнь обречена на провал. Понимал, что теперь он повзрослел окончательно. Осознал, что теперь он совершенно один. Драко Малфой думал, что сможет остаться живым и нормальным человеком среди этой жестокости. Он до последнего думал, что не будет пытать и, уж тем более, убивать. Драко всегда был уверен в том, что это всё обойдёт его стороной. Он слишком сильно был уверен в победе Поттера над этим змеевидным дьяволом. Но всё вышло совсем не так, как он хотел. Сейчас он был вынужден отказаться от своих мечт, ибо жил он в совершенно другой реальности. В той, где некогда ненавистный ему Поттер теперь гнил в стенах темниц дома Лестренйнджей, а Драко прямо сейчас был вынужден следовать в темницы за своим отцом. Малфой-младший знал: в самой дальней темнице, скорчившись в неудобной позе на каменном полу, лежит Гермиона Грейнджер. Самая умная ведьма столетия была застигнута врасплох самыми глупыми Пожирателями Смерти: Креббом и Гойлом. Они поймали её, когда она, рыдая, пыталась привести в чувства Рона Уизли. Впрочем-то, её попытки всё равно не увенчались бы успехом: незадолго до этого один из Пожирателей пустил в него авадой. Драко Малфой считал это безумно несправедливым: она могла спастись, если бы не этот рыжий кретин. Из мыслей его вывел скрип двери, ведущей в темницу. Он услышал, как девушка встрепенулась. Его настигло ощущение того, что только что он зашёл в клетку с диким зверем. Гриффиндорская львица. Он понимал, что сейчас она больше похожа на загнанного в угол зверька, но… Она же не могла сдаться просто так? Драко сглотнул тяжёлый ком и по велению отца взмахом палочки зажёг пару факелов, висевших на стенах. Совершенно голая, она сидела в одном из углов темницы, вжимаясь в стену. Его взгляду открылись перепачканные ступни, ярко выступающие рёбра, которые, казалось, вот-вот прорвут нежную кожу; спутанные в колтуны волосы и бесчисленное количество ран на её теле. — Ты будешь делать то, что я тебе скажу, — Люциус прекрасно понимал нежелание Драко следовать указаниям Тёмного Лорда, но Малфой-младший жил в реальности, где он сам не имел для отца никакого значения. Авторитет перед Волдемортом был ему куда важнее, чем собственный сын. — Это не обсуждается, — он пресёк любые возвращения Драко. Наколдовав стул, Малфой-старший отодвинул его к двери, удобно расположившись на предмете мебели. — И, — Драко в который раз сглотнул, — что мне делать с ней? — Свяжи её и отлевитируй на стол, — Люциус кивнул головой в сторону деревянного стола, стоящего в другой части небольшой темницы. Драко в точности исполнил приказания отца, дрожащей рукой перенося тело девушки на стол. В этот момент Малфой понял, что девушка, которой он в тайне восхищался во время войны, сдалась. Её непоколебимость теперь обратилась в пыль. Стержень внутри неё стесался. Сейчас она стала просто телом. Телом, готовым на любые пытки. Ему до безумия хотелось пробудить в ней гриффиндорскую силу и былую храбрость. Хотя он и понимал, что ему придётся приложить максимум усилий. Он следовал приказаниям отца, обездвиживая тело, избавляясь от верёвок, которые были на ней до этого. Осталась лишь одна, петлёй свисавшая с края стола, обвив шею девушки. Её глаза не выражали абсолютно ничего. Ничего, кроме пустоты. Именно в этот момент Малфой понял, что она действительно сдалась. Безусловно, ему в голову приходили мысли о том, что она опустила руки в борьбе за свою жизнь, но он не думал, что внутри неё больше нет огня. Теперь он в этом убедился. Отложив палочку — опять же, по поручению отца, — он взялся за клинок. Именно этим клинком Беллатриса Лестрейндж вырезала на предплечье у девушки ненавидимое ею слово, что тяжёлым бременем легло на её хрупкие плечи ещё тогда, на первом курсе, когда он впервые выплюнул ругательство ей в лицо. Драко долго не решался коснуться сталью оружия бледного как снег тела. До тех пор, пока отец не гаркнул на него. Прерывисто вздохнув, Драко ударил ножом в плоский живот девушки, наблюдая, как алая кровь — абсолютно такая же, как у него — сочится из раны. На мгновение он представил себе сочный плод, в который он вгрызался каждый раз между уроками. Эта ассоциация с яблоком заставила Драко усмехнуться. — Молодец, мальчик, — Люциус закинул ногу на ногу, по-хояйски развалившись в кресле. — Я знал, что это принесёт тебе удовольствие. Ты настоящий Малфой. А Малфою хотелось блевать. Он делал рану всё глубже и глубже, прорывал ткани органов до тех пор, пока кончик ножа не упёрся в позвоночник. Это касание словно прошло электрическими импульсами через рукоять клинка прямо к его рукам. Он поёжился, не в силах совладать с собой. Хотелось кричать. Драко вспарывал живот девушки, наблюдая, как кровь медленно вытекает из разорванной плоти. Она пока ещё была жива. Карие глаза были наполнены слезами, временами стекающими по вискам, теряющиеся в густой копне волос. Движениями он шёл выше, вскрывая грудь девушки, местами с силой ударяя по её телу, раздрабливая кости. Она была открыта перед ним. Все её внутренности можно было разглядеть невооружённым взглядом. Сердце некогда самой храброй волшебницы на всём белом свете давно перестало стучать, источать жизнь и прилив энергии. Гермиона Грейнджер была мертва. В тот момент, когда Драко думал, что с убийством покончено, отец велел взять ему небольшой топорик. — Отруби ей голову и все конечности, — Люциус растянул губы в усмешке. Казалось, что ему это доставляет истинное наслаждение, — и пальцы тоже, мой мальчик. Драко в который раз сглотнул. Но делать было нечего. Если он прямо сейчас не хотел отправляться вслед за Грейнджер, ему нужно было выполнить все приказы. Жмуря глаза, он занёс топор над её шеей, когда вновь услышал голос отца. — Открой глаза, — рявкнул он, хмуря брови, — ты уже не маленький. И Малфой-младший повиновался. Он раскрыл глаза, словно бы со стороны наблюдая за своими действиями. Картинки менялись. Медленная смена кадров. Вот, он заносит топор над её шеей, в следующий момент слышит глухой звук — остриё оружия впилось в деревянный стол, — а затем видит, что из шеи словно ключом бьёт кровь. Драко еле сдерживает рвотный позыв. И в моменты, когда отрубает ей руки и ноги — тоже. Перед ним на столе лежит женская рука. Если закрыть глаза и попробовать абстрагироваться, можно представить, что он просто разделывает мясо для ужина. Но Драко Малфой не мог. Что-то человечное всё ещё жило в нём. С трудом сдерживая себя, он отрубал палец один за одним. Приступая к следующей руке, его ладони затряслись. Драко не мог поверить в свои действия, всё глубже и глубже погружаясь во мрак. В тот момент, когда пытки были закончены, когда мёртвое тело было расчленено, он чувствовал, что мрак наполняет его до краёв. Он шёл в свою спальню, не забыв надеть каменную маску безразличия. Надеть для того, чтобы с грохотом разбить её о жгучую реальность, как только дверь в его комнату закроется за его спиной с тихим щелчком. Драко Малфой плакал. Впервые после того, как он пытался убить Дамблдора, он плакал. Навзрыд, кусая губы и оттягивая волосы на голове. Подумав, что душ сможет привести его в чувства, он скинул одежду, вставая под струи душа. С потоком воды с него стекала кровь. Грязная кровь Грейнджер. Холодный душ не помогал очнуться, истерика продолжалась и продолжалась. Он успокоился только спустя два часа. Ложась в кровать, единственное, о чём он просил — ночь без снов. Ему до боли в груди хотелось отдохнуть. Но спастись от сна не удалось. Ему снилась та самая Грейнджер, абсолютно голая, она стояла перед ним. С диким хохотом, вся в слюне, она невесть откуда достала нож — совсем крохотный, он казался острым с виду. Драко думал, что она бросится на него с криками, начнёт делать с ним то же самое, что он делал с ней сегодняшним вечером. Но вместо этого она принялась сдирать с себя кожу. Она делала это с такой лёгкостью, будто бы очищала яблоко от противной шкурки. Гермиона Грейнджер снимала с себя кожу, не переставая хохотать настолько громко, что у Драко заложило уши. Она сняла кожу с правой руки, а затем, взяв нож в другую руку, разделалась и с левой. Она стояла перед ним. Девушка, некогда бывшая Гермионой Грейнджер, превратилась в пунцовый кусок мяса. Но даже в тот момент, когда на её теле не осталось ни одного участка кожи, она не переставала хохотать. Белки глаз бешено вращались в глазницах. Лицо превратилось в сплошную кровавую маску. Гермиона Грейнджер, чёртова плоть, подходила к нему. Драко хотел броситься бежать, но ноги словно приросли к полу. Внезапно Грейнджер начала плакать. Она наигранно всхлипывала, тряслась костлявыми плечами. Её кожа, лохмотьями лежавшая на полу, со странным хлюпаньем подползала к нему. Из-под неё сочилась кровь. Драко чувствовал, словно эта кожа, кожа девчонки, прирастает к его, образует второй слой, который неистово хотелось счесать, разорвать, отрезать. Кожа закрыла всё его лицо, погружая Драко в темноту. В этой пустой темноте вновь раздался нечеловеческий хохот. Малфой проснулся от собственного крика, замечая, как дрожат пальцы, он принялся расчёсывать ногтями кожу, пытаясь содрать с себя чужой покров. Малфой перестал ощущать самого себя. В это время Драко осознал одну вещь. Ему никуда не деться от всего этого.