За закрытой дверью

      Я всегда думал, что моя потрепанная двушка где-то на окраине города — самое безопасное место, где меня не достать, но очередной приступ случился именно здесь. Лишь стоило двери захлопнуться сквозняком, руки сами начали мелко дрожать, а по спине скатилась ледяная капля. Дыхание, редкое и поверхностное, будто меня накрыли металлическим одеялом, сдавливает внутренности, в голове остаётся лишь мысль об опасности, казалось бы, которой и не существует. Но она есть.       «Бежать!..»       В голову в очередной раз лезут воспоминания пятилетнего ребёнка, перед глазами пьяная мать, которая больно сжимала тонкое запястье и швыряла в кладовку.       Пока эта женщина вела философские беседы на «возвышенные» темы с одной из таких же, я сбивал костяшки в кровь, глотал солёные слёзы, срывающимся голосом просил открыть дверь и молился, хотя где-то глубоко в душе знал горькую правду — меня никто не спасёт.       Бывало, она совсем забывала про меня, оставляя в том жутком месте на пару дней. Я давился грязной, найденной на ощупь, морковью и царапал дёсны сушёными пыльными яблоками. Теряя сознание от голода, я искренне мечтал больше не очнуться, чтобы не слышать своё дыхание, не чувствовать давление стен и не видеть эту страшную темноту, но раз за разом снова открывал глаза, хоть в этом и не было смысла…       Когда же про меня вспоминали, то к синякам на руках добавлялись и другие. Однажды мать влепила такую пощёчину, что меня впечатало в стену. За испачканные кровью обои досталось ещё больше… Она кричала, грозилась вышвырнуть на улицу и костерила последними словами.       В один прекрасный день мать сказала что-то, разозлившее её собеседницу настолько, что та разбила моей матери голову одной из многочисленных пустых бутылок. Я же, находясь в кладовке, услышал лишь оборвавшийся на половине крик, звон стекла и звук упавшего на пол тела.       Когда шаркающие шаги стихли, страх, отошедший на некоторое время в сторону и уступивший место апатии, вновь вернулся, и я закричал изо всех сил, оглушая самого себя.       Мне повезло, что пьяная женщина не захлопнула дверь, а рядом оказался сосед.        Детдом, училище, работа. Сдав одну из комнат, я постепенно смог скопить достаточно денег для переезда из этого полного отвратительных воспоминаний места, где вздрагивал каждый раз, слыша звон посуды и борясь с паникой, атакующей, лишь на глаза попадалась дверь в личный Ад.       Окончательно продав квартиру, я перебрался в соседний городок, начав жизнь с чистого листа. Все, что было в прошлом, в прошлом и осталось, да только почерк так просто не изменить.        Клаустрофобия.       Я до ужаса боюсь снова оказаться там.       Сил хватило лишь на пару шагов к дивану. Судорожно хватая ртом воздух и борясь со сдвигающимися стенами и потолком, я старался, старался себя убедить, что всё неправда, что комната тех же размеров, мне ничего не грозит, но сердце, стучавшее в висках кричало об ином.       Я слышал хруст своих костей, чувствовал теплую, вытекающую из развороченного организма кровь. Я пытался закричать, но из горла вырывались лишь глухие хрипы.        Тело онемело. Вдоль позвоночника прокатилась ледяная волна, замораживающая нутро, в глазах потемнело.       Я пробовал, пробовал встать, но не мог даже отвести взгляд от двери с покосившимся косяком и отклеившихся в углу советских обоев.       Господи, неужели это конец?       Тихий скрип показался мне райской музыкой. В дверной проём просунулось веснушчатое лицо. — О, привет. Я смотрю, ты опять дверь открытой оставил. — Коля, неугомонное создание, живущее этажом ниже. — Я тебе диски отдать пришел, спасибо.        Организм, получив глоток воздуха незамкнутого пространства, возвращался к привычной работе. Все так же качало кровь сердце, все так же гоняли туда-сюда воздух легкие, все так же перемалывал пищу желудок. По спине перестали бегать противные мурашки, а я почувствовал небывалое облегчение. — Ну как, понравилось? — с уставшей улыбкой спросил я у мальчишки. — Да, особенно этот! — ткнув пальцем в один из боевиков, он продолжил, — Там сначала наши такие — бам! — а потом засада, а потом драка, а потом…       Я продолжал улыбаться, изредка задавая какие-то вопросы, а позже дал Коле новую порцию «офигительно-зашибительных», как выражался последний, фильмов, после чего вновь остался один, но с открытыми окнами и дверьми.       Пора, наконец, заняться тем, что долго откладывал на потом — поиском хорошего психиатра.