Не плачь по мне

Spare me your judgments and spare me your dreams 'Cause recently mine have been tearing my seams. I sit alone in this winter clarity which clouds my mind. Alone in the wind and the rain you left me, It's getting dark darling, too dark to see, And I'm on my knees and your faith in shreds, it seems. Поделись со мной мыслями и мечтами, Ибо недавно я разбередил свои старые раны. Я сижу в одиночестве в этом зимнем свете, застилающем мои мысли. Ты бросил меня одного под дождём и ветром, Темнеет, любимый, уже трудно видеть, Я на коленях, а от твоей веры, кажется, остались лишь обрывки.

Артур никогда не стремился помнить – он не был из тех людей, которые старательно раскапывают своё прошлое, чтобы узнать, кем они являются на самом деле. Артуру всегда казалось, что он знает, кто он. Он – Артур из Лондиниума. Пусть его и воспитали в борделе, он был известен и уважаем – в определённых кругах. Разве этого недостаточно? Артуру хватало. Хватало почти всегда. А если хватает ему, то должно хватить и всем остальным. Потому жизнь Артура была хоть и не сладкой, но уж точно не усложнённой излишними раздумьями. Он просто жил – обстряпывал делишки, пополнял сундуки, защищал своё и иногда брал чужое, естественно, предварительно об этом попросив – по-своему попросив. Единственное, что иногда беспокоило молодого, но уже преуспевающего дельца – ночные кошмары. Но ведь все мы не без изъяна, верно? Потому Артур старался не обращать на них внимания, конечно же, в меру своих сил. Просыпаясь в холодном поту посреди ночи, он просто старался дышать глубже и вглядывался в потолок, кривизна которого бросалась в глаза даже в темноте. Он смотрел на этот изувеченный руками нерадивого мастера свод и пытался убедить себя, что в тёмном углу не притаился демон из кошмара. Обычно срабатывало то, что это местечко слишком убого даже для демона. А после, в нескольких часах до рассвета, Артур снова засыпал, но его больше не посещали кошмары – сон его был пустым и тяжёлым, за что мужчина искренне благодарил Всевышнего. Впервые в жизни Артур испытал стойкое желание вспомнить, когда перед его затуманенным ещё взглядом возникли начищенные до блеска сапоги, а голова загудела с неимоверной силой, не давая прийти в себя после обморока. Дыхание сбивалось, а ноги и руки не слушались – отчасти от того, что были скованны цепями. Артур едва ли понимал, что происходит. Кажется, он утратил это понимание ещё тогда, когда его силком поволокли на барку для какой-то проверки. Тогда мужчине казалось, что лучше уж так, чем в темницу – чёрт бы побрал этих викингов! Но последующие события явно не вписывались в планы Артура. Он хотел поскорее пройти проверку, так уж и быть, получить клеймо – хоть особого энтузиазма этот момент у него и не вызывал – и отправиться восвояси наводить порядки, ведь солдаты короля никогда не отличались аккуратностью и уважением в отношении чужих вещей, домов, жизней. Впрочем, как и король. Артура мало интересовала политика, но о короле говорили много, и говорили все, потому что-то он да знал. Однако из всех этих обрывочных сведений он мог сделать лишь один вывод – хвала Богу, они никогда не встретятся. Сейчас же, когда Артур таки смог разлепить глаза и поднять взор на незнакомца, он буквально обомлел. Сам король Вортигерн явил свой лик перед оборванцем – ну почти – из Лондиниума. Прежде Артуру не доводилось видеть короля даже издали, но какое-то назойливое ощущение вертелось в голове, не давая сосредоточиться. Мужчина уставился на монарха, бесцеремонно его разглядывая, едва ли не так, как разглядывают клиенты шлюх в борделе – таки воспитание сказалось. Вот только Вортигерн не был похож на шлюху. Он был королём чистых кровей – прирождённым королём, сказал бы Артур, если бы сидел где-то в пабе, обсуждая правителя Камелота, а не стоял пред ним коленопреклонный. Вортигерн очаровывал и внушал трепет – хоть он и был уже немолод, его смело можно было назвать красивым, но лёд в голубых глазах отталкивал, показывал, что любой, посягнувший на эту красоту – недостоин. Из слухов Артур знал, что король вдовствует. Тонкие пальцы сжимали в руках корону, вертели её, оглаживая ребристые выступы и вставные драгоценные камни, и пленник невольно сглотнул, наблюдая за этим действом. Он сам не знал, что с ним творится, но его то бросало в жар, то прошибало холодной испариной рядом с этим человеком. Артур никогда не был раболепным, не страшился власти, а оттого отчаянно пытался отыскать причину своего внезапного недомогания. Связано ли это было с тем непонятным клинком в камне или с нахлынувшими посреди дня кошмарными видениями, а, может, дело просто в том, что Артуру невыносимо знаком его незнакомый король? Артур собирает волю в кулак, отбрасывает взбунтовавшиеся чувства и пытается предложить королю сделку, но тот лишь усмехается тонкими губами да повествует о каком-то пророчестве. Артур не верит в пророчества и едва ли верит в магию. Артур – прагматик, он привык жить в мире, где купить и продать можно всё, и сейчас он отчаянно пытается выкупить свою собственную жизнь. Наследник трона, Утеров сын, истинный король – всё это кажется до смешного абсурдным, и Артур, право, рассмеялся бы, вот только глаза короля не позволяют. Вортигерн смотрит уверенно, с сожалением – хорошо скрытым, но всё же слишком искренним, чтобы остаться незамеченным, – и Артур готов поклясться, что он встречал этот взгляд раньше. А Вортигерн, верно, уже поклялся, что не отпустит парня живым. Когда он уходит, Артур задаёт вопрос скорее по инерции, нежели из интереса: - Что теперь будет? - Ты знаешь. А ведь Артур не знал. Да и как он мог знать что грядёт, ежели не знал даже что было. Наследник трона, Утеров сын, истинный король – неужели ни у кого другого не хватило сил вытащить проклятый меч из камня? Артур ударяет кулаком в пол, гремя цепями и разбивая костяшки. Он ведь так старался всё это забыть, он ведь так старался не помнить. Распрямлять пальцы больно – кровь медленно сочится из ран, стекает по ребру ладони и скапывает на грязный каменный пол. Артур никогда не желал быть королём и действительно был готов исчезнуть и раствориться – он не лгал. Но отчего тогда треклятый меч выбрал его? Отчего поддался дельцу из Лондиниума, которому всего-то надо беречь да приумножать свой капитал и иногда викингам подрезать бороды? Новый удар – цепи гремят. А ведь всё из-за проклятых викингов. Чёрт дёрнул его вступиться за Люси. Но это ведь Люси. Как мог Артур иначе? Сколько помнил он себя, она его защищала и воспитывала. Она была ему как мать. Была ли у Артура мать? Он никогда не задумывался об этом – просто принимал то, что есть, и двигался дальше, не оглядываясь на прошлое. Но сейчас прошлое само настигло его и возвысилось непреодолимой горой, закрывая путь в будущее. Король. Артур знает и не знает его одновременно. Порою он кажется до невозможного знакомым, когда касается тонкими пальцами металла, вскидывает голову или прикусывает губу, бросая взгляд из-под пушистых ресниц. Но проходит миг, и он стоит к Артуру спиной – холодный и далёкий, неприступный, непреодолимый, и вновь вещает о пророчествах, мечах и магии, попутно отдавая приказ убить Люси. Сказать, что Артур в ярости – не сказать ничего. Он с поистине медвежьей силой раскидывает солдат и бросается к телу женщины, пачкая связанные руки в крови. Он, Артур из Лондиниума, что всегда принимал всё с усмешкой, захлёбывается слезами, и ему страшно. И страшно не оттого, что Вортигерн пообещал повторить это со всеми, кто близок Артуру – нет, страшно оттого, что ему знакомы эти чувства. Кажется, Артур знает каково это – потерять мать. Кажется, Артур начинает верить в то, что чудовище перед ним – его дядя. Артур не знает, радоваться ему или проклинать чёртовых бунтарей, что спасли его жизнь. С одной стороны, он избежал казни, но с другой – он совершенно запутался в происходящем. Кучка незнакомцев готова была отдать свои жизни за него, а он даже не может запомнить их по именам – о, Скользкий Билл! – почти не может. А ещё он не может понять их непоколебимую веру в какое-то пророчество, которое, чёрт возьми, даже нигде не записано. Неужели эти люди настолько глупы? Неужели они вообразили себя сведущими в том, где сам Артур совсем запутался? Неужели они думают, что знают, кто он на самом деле? Артур смеётся натянуто и с хрипотцой – горло всё ещё саднит от верёвок. Он не хочет в этом участвовать – с него хватит, вот только едва ли мятежники отпустят его. Они называют его своей надеждой, они называют его истинным королём, они называют его Пендрагоном, но Артур упорно мотает головой, ведь он всё ещё уверен в том, что он просто Артур из Лондиниума, которому снится дурной сон. Да только проснуться не получается, и чем дальше, тем больше Артур убеждается, что это не просто дурной сон – это самый настоящий кошмар, воплотившийся в жизнь. И, пожалуй, апогеем его становится знакомство с магом – более тесное знакомство. Девица она, конечно, что надо – такой не то, что палец подать, – на такую взглянуть страшно, ибо не знаешь, в чьи очи посмотришь. Глядя на неё, Артур, кажется, начинает понимать, почему король воюет с магами. Впрочем, за несколько дней он узнал о правителе слишком много, чтобы строить хоть какие-нибудь суждения о нём. Артур сомневается. Он сомневается буквально во всём – в короле, в мятежниках, в пророчестве, в треклятом мече и в самом себе. Вот только Тёмное Измерение – не то место, где стоит предаваться сомнениям и рассуждать о былом и грядущем. Там существует только одно время – сейчас, и, право, под конец Артуру даже начинает нравиться это чёртово место. Ведь в нём он, наконец, может стать тем, кем был всегда, – Артуром, который не привык сомневаться, Артуром, который привык действовать. И после, когда маг втирала в его раны свои непонятные мази и отвары – если не сказать отравы – молодой Пендрагон ей даже улыбался подбитой губой. Не солгала ведь, и правда нашёл он себя в том гиблом месте. Вот только колдунья будто прознала что-то да всё допытывалась, не отвернулся ли истинный король от видения, которое показал ему Экскалибур, смог ли увидеть то, от чего так долго бежал. И Артур, призывая все свои позабытые таланты, уверял её, что увидел достаточно, – ей не обязательно знать, что их вновь обретённый король так и остался стоять на коленях у алтаря в кромешной тьме.

Corrupted by the simple sniff of riches blown I know you have felt much more love than you've shown, And I'm on my knees and the water creeps to my chest. But plant your hope with good seeds, Don't cover yourself with thistle and weeds, Rain down, rain down on me. Look over your hills and be still, The sky above us shoots to kill. Rain down, rain down on me. Развращённый едва уловимым запахом сокровищ, Я знаю, ты любил гораздо сильнее, чем показывал, А я на коленях, и вода подбирается к моей груди. Но посей добрые зёрна своей надежды, Не покрывай себя чертополохом и сорняками. Омой, омой меня дождём. Огляди свои холмы и будь спокоен, Ибо небо над нами убийственно грохочет. Омой, омой меня дождём.

Артур не хочет помнить, а оттого волочит Экскалибур за собой по земле, не опасаясь, что он затупится или надколется, – и плевать на косые взгляды. В груди молодого Пендрагона ясным огнём пылает гнев посреди пустыря – нет больше ни дома, ни семьи, ни близких друзей. Да, все, кто остались, будут стоять за него горой, но едва ли они выстоят долго. Это не их война. Никогда не была их. И сейчас Артур обязан положить ей конец – собрать волю в кулак и свергнуть убийцу отца, матери, Люси, Кабана и многих-многих других. Но едва ли Артур хочет перечислять всех, ведь раны его и без того разворочены и кровоточат. Артур вновь на коленях перед Вортигерном, но он не чувствует себя униженным – напротив, это кажется ему правильным, так и должно быть. Король вновь не выпускает венец из рук, будто ему необходимо чувствовать его, как он чувствует землю под ногами. Но Артур почти уверен, что в этом есть нечто большее – нечто сокровенное и личное, то, о чём никто никогда не узнает. И потому он хочет отнять эту корону. Нет, он не жаждет власти, не жаждет править, не жаждет захватить мир – ему просто интересно каким станет этот человек без короны. Изменится ли он? Артур с точностью может сказать, что да. Вот только природа этих изменений ему пока неведома. Кем обратится король Вортигерн? Станет ли демоном из ночных кошмаров? А, может, Артур вновь увидит перед собой того, чей образ так навязчиво засел в памяти – своенравного и отнюдь не идеального, но любящего дядю? Когда Артур только родился, Вортигерн был обижен и зол, ведь ему так хотелось наследника, но лучшее, как всегда, досталось брату. Утер, сам того не понимая, отнимал у Вортигерна все мечты и чаяния, заграждая свет широкой спиной. А Вортигерн что? Вортигерн оставался в тени, с каждым днём увядая, подобно цветку. Однако каковым было удивление принца, когда наследник, не научившийся ещё и ходить толком, но уже сдружившийся с Катией, дёргал обитую мехами шубу дядюшки и лепетал что-то невнятное, явно выпрашивая историю. Вортигерн часто рассказывал дочери легенды да предания, и Артур несколько раз услышав их за компанию, после постоянно донимал принца своими просьбами. Вначале Вортигерн раздражался, а после уже с удовольствием сажал белобрысого мальчонку на колени и повествовал о дивных заморских странах и страшных зверях, коими населён лес за пределами Камелота. Маленький Артур Пендрагон запомнил дядю суровым, совсем не похожим на отца с его широкими ладонями и колючей бородой, но добрым. Иногда Артуру удавалось упросить отца взять его с собой на заседание совета, и тогда он с восхищением наблюдал, как решителен и могуч король Камелота, как непоколебимы его приказы и справедливы слова. Но с не меньшим интересом смотрел маленький наследник и на дядю, что стоя за спиной короля, в его тени, и кутаясь в белый мех, вставлял лишь по нескольку слов в речи Утера, но делал это так искусно, что всё переворачивалось с ног на голову. Тогда Артуру было невдомёк, что такое политика, что такое война и что такое власть – тогда ему всё это казалось интересной взрослой игрой, которую ему позволили наблюдать, не объясняя правил. Взрослый Артур из Лондиниума запомнил Вортигерна безжалостным тираном с кровью на руках. Этот Вортигерн не знал жалости и милосердия – в глазах его не было более доброты, лишь всепоглощающее пламя разрушения. Он бредил магической башней и не менее магическим мечом, повторял будто заведённый ерунду о пророчествах и проклятьях, и, право, Артур был готов поверить, что король продал душу дьяволу. И, верно, Артур из Лондиниума без минуты колебаний бросился бы с клинком наперевес на монстра, восставшего из мучивших его кошмаров. Этот Артур порубил бы демона на части, наплевав на то, что он не верит в магию, – он верит в сталь, из которой выкован его меч. Но был ли Артур, стоявший на поле боя, всё ещё тем молодым, но уже преуспевающим дельцом из Лондиниума? Бой не заладился с самого начала – воздух вокруг будто раскалился и трещал от переполняющей его магии. Этот треск бил по ушам, не давал сосредоточиться, кружил голову, и Артур таки пропустил удар. Мир вокруг перестал существовать, и он, падая на пол, провалился в свой собственный Ад. Вновь перед ним прошибает стрелою мать, вновь отец сажает его в лодку и, сжимая покрепче Экскалибур, выходит на бой с демоном. Артур смотрит на чудовище изучающе, будто не с ним он сражался лишь несколько мгновений назад, будто не знает он, что под чёрной бронёй и огнём скрывается Вортигерн. Мерлин выковал свой клинок на славу, ведь он совсем без сопротивления входит в спину короля, мгновенно обращая его в камень. Артур не понимает, почему он всё ещё здесь, что такого он ещё не увидел, чтобы этот чёртов Экскалибур, наконец, признал его. Маленький принц в лодке смотрит немигающим взглядом на то, как медленно рассеивается тьма доспехов, затухает пламя, обращаясь в серую дымку, демон становится значительно ниже и его горящие огнём глаза вновь приобретают истинный льдисто-голубой оттенок. Вортигерн провожает взглядом обратившегося в камень брата, пока фигура его не опускается на самое дно заводи, а после резко вскидывает голову, и уже повзрослевший Артур ловит его взгляд – до безумия осязаемый и настоящий, чтобы быть просто видением. Лёгкая усмешка касается тонких губ нового короля, а после он оборачивается и уходит, растворяясь вместе с видением. Едва ли Артуру стало понятнее, что хотел ему показать Экскалибур, но он собирается с силами и поднимается. Сейчас он знает только одно – лишь Вортигерн способен истолковать его видения, потому он борется с демоном, не жалея себя, бьёт наотмашь и получает ответные удары. Кажется, чёртов клинок таки подчинился, а, может, демон просто ослабел, и потому Артур усиливает напор в отчаянной попытке потушить пламя и развеять тьму. Он так много хочет спросить у дяди. Он, Артур, оказавшийся на перепутье, нуждается в наставнике. Вот только мужчина пропускает момент, когда Экскалибур пронизывает демона насквозь, заставляя выпустить косу и попятиться назад. Он смотрит невидящим взглядом на собственные руки, когда монстр заваливается на алтарь, разрушая его. Башня накреняется и грозит обвалиться, но Артур продолжает стоять в самом её центре, ведь пламя затухает и тьма рассеивается. Вортигерн лежит на сломанном алтаре и жизнь капля за каплей вытекает из его раны. Кожа его побледнела, а под глазами залегли тени, но Артур смотрит в эти глаза почти без страха, ведь в них он снова видит давно забытую холодную лазурь. На тонких устах дяди вновь появляется та самая улыбка – улыбка из кошмаров, улыбка из воспоминаний, и Артур, кажется, начинает понимать. - Ты спрашивал, что вдохновляло меня всё это время, что заставляло жить и двигаться дальше. Это ты. Ты стал моим кошмаром, моим бичом, моим личным демоном. Ты показал мне истинную природу зла. Артур покрепче сжимает Экскалибур и опускается перед королём на колено. Его рука дрожит, когда он подносит к устам безжизненную кисть Вортигерна. Бледная кожа на удивление тёплая, и Артур отчаянно прижимается к ней искусанными губами, чувствуя вкус сажи и горелых трав, а на задворках сознания просыпается мысль о том, что дядя всегда пах диким лугом. - Я жил ради тебя, мой король. Чужая рука безжизненно выскальзывает из ладони. Каждый шаг даётся с трудом, а рука всё крепче и отчаяннее сжимает рукоятку Экскалибура. Ну и где же его проклятая мощь, когда она так нужна? Башня рушится, как только Артур ступает за её порог. Сверкают молнии, и хмурое небо разражается громом. Слишком свежий воздух кружит голову, и Артур падает на колени, продолжая хвататься за меч, будто тот – его единственная связь с реальностью. Первые тяжёлые капли падают с неба в кострище, объемлющее колдовскую башню. Артур поднимает голову, подставляя лицо под дождь – холодные потоки смывают с лица гарь и кровь. Разыгравшийся ливень потушил пожар, и лишь тонкие нити дыма поднимаются с груды камней за спиной мужчины. Люди, собравшиеся вокруг, уже давно забыли о том, что им должно сражаться, что давеча они готовы были уничтожить друг друга за то, что кто-то верит, а кто-то просто получил приказ, что кто-то служит королю, а кто-то бунтует против него. Сейчас все границы между ними стёрлись, и они превратились в толпу зевак, ожидающих чего-то совершенно особенного. Кто-то из них уже почти уверен, что был прав и сражался достойно, кто-то почти осознал свою неправоту, но все они безлики перед лицом того, кому поддался Экскалибур. - Тиран мёртв! Да здравствует истинный король! Выкрик разносится совершенно неожиданно и кажется чем-то абсолютно неправильным в этой священной тишине. Кажется, это кричал Скользкий Билл – да кто же ещё, как не он? И толпа вторит ему, скандирует свой лозунг, славя нового короля, подобно тому как несколько дней назад воспевала старого. Пальцы покрепче сжимают рукоять Экскалибура, впиваясь в неё с силой способной сломать. Истинный король поднимается с колен, раскидывая руки в стороны и воздевая меч к небу. Ливень хлещет потоками по лицу, заглушая рёв толпы, и Артур Пендрагон готов поклясться, что в этот момент воздух пахнет дикими травами.

But I will hold on, I will hold on hope, Oh, I will hold on, I will hold on hope, Oh, I will hold on, I will hold on hope, I will hold on, I will hold on hope, I will hold on, I will hold on. Но я буду, я буду продолжать надеяться, О, я буду, я буду продолжать надеяться, О, я буду, я буду продолжать надеяться, Я буду, я буду продолжать надеяться, Я буду, я буду продолжать надеяться.

Управлять страной оказывается не так сложно, как все о том говорят. Народ, верно, сверг бы своего нового правителя за такие сравнения, но Артуру страна кажется просто большим борделем. В его жизни почти ничего не изменилось – разве что переговоры стали скучнее, ведь королю негоже подрезать бороды чёртовым викингам. А так всё по старому – всё та же грязь, всё те же крысы, прячущиеся по углам, и всё те же шлюхи, однако именуемые себя баронами да графами. И первое, чего жаждет Артур, – навести порядок. Пусть его новый дом чуть больше старого, и потолки здесь вдвое выше и втрое ровнее, по углам его всё ещё прячутся монстры. И он сейчас не о тварях, которых приволокла с собой колдунья. Эти монстры жили здесь всегда, и Артур намерен положить им конец, потому первым королевским приказом становится разобрать обломки колдовской башни. Люди страшатся, ведь слишком живы воспоминания о колдуне, занимавшем давеча трон, слишком долго жили они со склонёнными головами. Но разве в праве они противоречить тому, кто освободил их? Потому, скрепя сердца, они ровным строем шагают к месту, которое давно окрестили проклятым. На работы уходит чуть больше недели и Артур, наплевав на своё новое положение, таскает камни вместе со своими новообретёнными подданными. Дивно людям от того, что король их так близок, что его можно коснуться и не лишиться руки, что в глазах его отражается небо, а не студёные воды. А Артуру что? Поглазеют да привыкнут – не ими заняты его мысли, голову ему кружит чертополох да вереск. Каждому королю полагается могила – так заведено ещё со времён Артурова прадеда, что первым из саксонских королей принял новую веру. В гробнице покоится королева Игрэйна, рядом с ней пустует и гробница короля, ведь прах его обратился камнем, что ныне воздвигнут вместо монумента. Похоронены в том склепе и деды молодого короля, и их жёны. Возведены там гробницы и для тётушки Эльзы и сестрицы его двоюродной – Катии, только у дяди нет могилы, а оттого тяжело на сердце у молодого Пендрагона. Оттого он отдал приказ разобрать обломки чёртовой башни, чтобы достать из-под них прах, пусть предавшего своё государство, но короля, пусть убийцы, но родного по крови. Вот только просчитался Утеров сын – разобрали башню, уволокли камни, разбередили тучи пепла, но останков павшего короля не нашли. Артур лично обыскал всё, перепачкавшись в грязи и золе, раздробив на куски то, что осталось от алтаря – не было дяди. Исчез, пропал, растворился, будто и не было его никогда. Артуру хочется заламывать руки и кричать в неистовстве, но он лишь падает на колени, прислоняясь лбом к холодному грязному камню, надеясь на подсказку, на видение, хоть на что-то, но в ответ слышит лишь перепуганное шушуканье рыцарей за спиной. Спустя пару недель новый король поднимает за Круглым Столом вопрос о том, что Вортигерну необходимо отдать честь и возвести гробницу. Рыцари отвечают ему молчаливым удивлением, а спустя пару часов после совета колдунья пытается опоить его каким-то зельем. Кажется, они считают Артура больным. Кажется, Артур сам себя таковым считает, ведь с самого дня коронации во снах его преследует аромат дикого луга.

I begged you to hear me, there's more than flesh and bones, Let the dead bury the dead, they will come out in droves, But take the spade from my hands and fill in the holes you've made. Я молил, чтобы ты услышал меня – есть нечто большее, чем плоть и кости, Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов, они будут уходить толпами, Но возьми у меня лопату и засыпь ямы, которые ты выкопал.

Проходит не один месяц прежде, чем Артур таки добивается своего – король он или нет? – Вортигерну возведут гробницу. Однако чтобы избежать недовольства и бунта, могила его будет вдали от тех, кого он предал – там, где раньше стояла его башня – всё равно место гиблое. Естественно, люди отказываются помогать возводить памятник тому, кого ненавидят, да и не нужна Артуру помощь – это его долг. С завидным мастерством обтёсывает король камни и выбивает на них древние руны, впрочем, в борделе и не такому обучишься. За это время молодой Пендрагон успокаивается, перестаёт ругаться с послами конунга и лишь изредка употребляет крепкие словечки в адрес того, кого знал как Скользкого Билла, а ныне – сэра Уильяма, рыцаря Круглого Стола. Он даже позволяет колдунье опоить его какой-то очередной отравой, от чего голова идёт кругом, а мир искажается и растворяется в аромате вереска и чертополоха. В этот момент Артуру кажется, что он вернулся в детство, а когда он приходит в себя, девица ведёт себя на удивление тихо и смирно, лишь изредка поглядывая на него своими орлиными глазищами. Молодой король исправно выполняет свои обязанности – экономика идёт на поправку, люди вновь обрели мир и земли, на которых могут работать, а конунг вроде как смирился с тем, что десять тысяч английских мальчишек ему не видать, как Седобородому своей бороды. Рыцари сидят за Круглым Столом и обсуждают грядущие свершения, а когда политика и карты им наскучивают, устраивают турниры, в шутку выбивая друг из друга дух. Артуру нравятся турниры, ведь он тоже горазд помахать мечом, но от орлиного взора не укрыть грусть, заполняющую голубые глаза, едва король вынужден возложить на голову венец и раздать рыцарям заслуженные награды. Ведьма знает, что гложет Артура. Ведьма следит за ним, ведь глаза её всюду, и иногда королю хочется выхватить Экскалибур и отсечь головы всем колдовским тварям, следующим за ним. Лишь одно место священно для него, лишь в одно место нет ей и её прихвостням пути – могила Вортигерна. Артуру неведомо, что увидела колдунья в его душе, опоив дурманом, но он благодарен ей за то, что она оставила это невысказанным. Утеров сын вонзает Экскалибур в землю и преклоняет колени перед могилой дядюшки – он всё ещё не уверен, что прощён, он всё ещё чувствует запах диких трав. Тонким шлейфом окутывает аромат чертополоха, подобно крепкому элю пьянит разум вереск, и Артур Пендрагон взывает к тому, кто пал от его клинка. Он не просит прощения, не объясняет причин, не придумывает оправданий – он приходит сюда рассказывать истории. Он говорит о делах повседневных – о том, как много рыцарей примкнуло к братству Круглого Стола, о назревающей войне с викингами, о новом походе в северные земли, ведь шотландский тан напрочь отказался заключать соглашение в Камелоте, и о том, что, скорее всего, из похода Артур вернётся женатым человеком. Иногда молодого Пендрагона посещают мысли о том, что подобное стоит рассказывать отцу, но едва ли камень услышит его, а ветер шелестит в ушах нежностью, подобно длинным пальцам путается в прядях светлых волос и целует, оставляя на губах горький привкус диких трав. Спустя несколько недель Артур уходит в поход, а через год Камелот встречает своего короля уже с юной женой на сносях. Рыцари радуются, ведь, увлечённый прекрасной Гвиневерой, их король больше не возвращается на могилу своего проклятого дяди-колдуна, и лишь ведьма смотрит на молодого Пендрагона с грустью в орлиных глазах.

But plant your hope with good seeds, Don't cover yourself with thistle and weeds, Rain down, rain down on me. Но посей добрые семена своей надежды, Не покрывай себя чертополохом и сорняками. Омой, омой меня дождём.

В день, когда умирает Артур Пендрагон, снова льёт дождь, а на забытой и поросшей сорняками могиле Вортигерна распускается чертополох.