Встречи

      Йонду сидел в баре и напивался. Сегодня он чуть ли не впервые в жизни пошел на поводу у совести, и сильно за это поплатился. Он рассказал своему учителю и капитану о том, как легко предал то, во что верил, преступил его драгоценный кодекс, предпочел легкую наживу. Йонду ожидал, был уверен, что тот его просто прикончит. Но Стакар, выслушав, только процедил: - Убирайся. Одно слово, и прежняя жизнь разрушена. Не будет ни корабля, ни команды, ни денег, ни того подобия семьи, что удалось состряпать за последние годы. Конечно, гнев капитана не ослепит его до такой степени, чтобы тот забыл о врожденной прагматичности. Он обязательно вернет один из лучших кораблей, Эклектор, в свое владение. Решение похищать детей принял капитан Удонта – только ему и расплачиваться. Сотня опустошителей получит нового капитана, а прежний станет презираемым изгнанником-одиночкой. Что у него останется? Только челнок со спящим на нем терранцем. И, как ни странно, жизнь.       Кто-то тихо подошел к барной стойке, сел справа от центаврианца и заказал молоко. Йонду сквозь алкогольную пелену узнал говорящего. Ахернарцы могли есть и пить только продукты белого цвета, и сами были белыми, как снег на Контраксии. - Так значит, Стакар прислал ТЕБЯ для вынесения… ну… официального приговора? – спросил Удонта, опрокидывая очередную стопку с крепким пойлом. - Да – тихо ответил ахернарец. – И как доверенное лицо капитана, я принимаю решение о дальнейшей судьбе капитана Удонты. Но прежде, чем огласить приговор, я хочу услышать твою историю.       Йонду не удивился. У сидящего рядом с ним всегда были какие-то закидоны. Практически все свое время проводя на корабле, он был одинок, и часто требовал от опустошителей истории. Все знали, что после миссий Стакар заходит к нему и подробно, в лицах, рассказывает, как все прошло. Сейчас он был представителем Огорда, и это стоило принять во внимание. Но Удонта был пьян, безумно вымотан, и наговорился сегодня достаточно. Убирайся… -Ты же бумажками занимаешься. В личном деле все указано, сам посмотри. Родился на Центавре IV, побыл в рабстве, стал опустошителем. Все просто и неинтересно. -Я видел Краглина. Он поведал мне, что ты мог ничего не рассказывать капитану Огорду. Мог просто избавиться от терранского мальчика, и никто бы никогда не узнал, что похищения детей вообще имели место. -Так и надо было поступить. -Но ты не поступил. И я должен знать почему. Ты поступил, как хороший человек… -Ничего ты обо мне не знаешь, вот и не вякай! – прорычал Йонду. Ахернанца это не смутило. -Ну так сделай так, чтобы узнал. Расскажи мне что-нибудь о своей жизни. Что угодно. Лишь после того, как я выслушаю твою историю, то оглашу приговор, и оставлю тебя в покое. Йонду вздохнул, и какое-то время они посидели в тишине. -Я помню, как впервые встретил Стакара - наконец, сдался Йонду. – Тогда мне нехило досталось. Я был все равно, что живой мертвец, и не думал, что хоть кто-то обратит внимание на парня, который даже пошевелиться не может. Но он заметил меня. У каждого из моей расы есть гребень. Здоровый, красный. Он как дополнительный орган, и очень важен, отвечает за… ну, за кучу всего, я уже не помню. Когда я попал в рабство, был еще совсем ребенком. Сражался хорошо, практически всех укладывал. И во время одного из первых тренировочных боев, другой мальчишка набросился сзади, впился в гребень зубами, и откусил кусок. Сразу после этого я свалился, и неделю не мог встать. Мой тогдашний… хозяин… - это слово Йонду процедил с ненавистью – мог просто избавиться от меня, но посчитал, что видит хороший потенциал. Тот крии был на Центавре IV, видел взрослых представителей моей расы, знал, на что они способны, да и в конце концов, видел мою ярость во время боев. И решил вложится – приказал изготовить на заказ шлем, закрывающий мой гребень. Мое единственное слабое место. Я годы проносил его. Йонду промочил горло и продолжил. - Часто был лучшим на арене. Приносил… хозяину… достаточно денег и уважения. И за эти годы стал довольно самонадеянным, наглым, забыл свое место. Узнал у других рабов, что в качестве награды некоторые получают ночь свободы – одну единственную ночь без цепей, за пределами арены, только лишь со следящим устройством. И посмел попросить об этом, посмел заговорить при нем. Платой за дерзость стала самая сильная боль, которую я только испытывал. А затем появился Стакар.