***
Устал. Работа по-прежнему забирает много сил, а уставший вид Цунеморе только угнетает. Она подходит ко мне и осторожно спрашивает: — Как думаете, он в порядке? — осталась дурацкая привычка обращаться ко мне в уважительной форме. — Понятия не имею, — честно отвечаю я, неужели она до сих пор переживает. — Может знаете, где он может быть? — Нет. — Столько времени прошло, а она все не может оставить попытки найти его. Я даже не уверен, жив ли он еще. Жив ли? Не знаю. Слишком занят работой, чтобы думать о подобном. Кажется после ареста Максимы она настойчиво пыталась найти Ко, но главному это не понравилось, /помнится, были угрозы. недвусмысленные/ Цунеморе хоть и ослабила хватку, но меньше переживать не стала. — Может есть какие идеи, Гиноза-сан? Немного задумался. Стал говорить тише, от системы все равно ничего не скрыть, но от ненужный людских ушей вполне возможно. — Если он остался ищейкой, то скорее всего где-то за границей/она немного вздрогнула/ нашел себе приключения и бегает по округе, восстанавливая справедливость везде и всюду. А если представить, что он — человек, то возможно вернется, если еще не сделал этого. Открытого возвращения ждать не стоит, но это же Синья, сколько раз он обходил систему? /Может система сама позволяет обмануть себя…/ — Поняла, спасибо, Гиноза-сан. Похоже, это ее немного подбодрило.***
Синья Когами, куда ты мог вернуться?***
— Нобутика, съезди в этот дом. Нужно забрать кое-какие вещи, они могут помочь в деле. Список тебе вышлют вечером, надеюсь, к этому времени ты уже будешь на месте. — Вас понял, будет сделано, инспектор Шимотсуки. — Нервная, как и всегда. Что она вообще делает на месте инспектора?***
Стою перед домом. Знакомое место. Ааа, точно. Этот дом когда-то давно принадлежал моему отцу. Отец… Кажется он недолго владел им. Не думал, что «натуральные» дома еще остались, не считая того профессора конечно. Да, помню, жил здесь иногда и проводил каникулы, а позже и отпуска. Хозяева были разные, но рады мне были все. Странно. Может думали, что я куплю его и возьму все долги на себя? Сейчас он вроде как собственность Сивиллы, не уверен. Захожу в дом. Давно не был. Всегда нравилось в этом доме то, что когда заходишь внутрь, то кажется, будто тут кто-то живет. Чувствуется домашнее тепло, и дом не выглядит заброшенным. Это всегда было приятно, порой казалось, будто меня даже ждет здесь кто-то, но это было не так и в этот раз что-то изменилось. Что же? Медленно разуваюсь, осматривая прихожую. Вздрагиваю, увидев свое отражение напротив. Зеркало? Откуда? Когда впервые остался здесь надолго, то убрал все зеркала, кроме маленького в ванной, чтобы бриться. Точно кто-то есть. Тихо подошел к первой двери, левой открываю, правая готова к удару — никого. Прохожу дальше — на кухню. Приоткрываю дверь, делаю шаг и замираю. Мгновение и сердце начинает биться быстрее. Когами. Не верю. В домашних штанах с полотенцем на шее и чуть влажными волосами, слушая музыку на каком-то доисторическом плеере, ходил по кухне и что-то готовил. Стоп. Готовил? Что с ним жизнь сделала, если он сам себе готовит? Хотя… Много чего могло произойти за год. Сколько мы не виделись? Год? Нет, наверно больше. Я как-то перестал считать время. Не могу сдвинуться с места, даже сказать ничего не могу. Кончики пальцев подрагивают. Он скользнул по мне взглядом, потом похоже пришло осознание. Когами повернулся ко мне и тоже замер. О чем он думает интересно. Смотрю на него, не отрываясь. Нет, явно больше года. Может полтора? Я уже забыл, какого цвета его глаза. Он удивлен? Нет, это что-то другое. Кажется, он вообще не думал, что сюда кто-то придет. Особенно кто-то вроде меня. Сцена затянулась, и стало неприятно. Хочется ударить его. Нет. Никто из нас не понял, но мы уже стояли довольно близко, чтобы можно было прикоснуться к нему. Я молчу. Что я могу сказать человеку, которого не видел полтора года? Больше. Два года точно прошло. — Гино, — он буквально выдыхает мое имя. Я тоже удивлен, что он еще жив. Три года. Чем дольше смотрю на его лицо, тем острее начинаю ощущать время. И понимаю, что все три года были пронизаны пустотой. Он делает еще шаг и обнимает меня. Неожиданно. В нос бьет давно забытый запах. Вновь шепчет мне на ухо: «Гино…» Что я чувствую? Я чувствую, что… На самом деле я не могу ничего чувствовать. За эти годы я не испытывал ничего: ни радость, ни грусть, ни злобу, ни зависть, ни что-либо там еще. Абсолютно потерялся, абсолютно умер. Но сейчас что-то зашевелилось внутри. И мне это не нравится. За четыре года я сломался, престал чувствовать. Он чуть сильнее обнимает меня. Не четыре, не четыре и даже не пять. Понимаю, что еще в пальто. Кажется, семь лет я провел в пустоте. Я ничего не помню о нем. В голове не всплывают кадры из общего прошлого. Это странно. В груди становится чуть тепло и словно тяжелее. Пытаюсь ухватиться за его футболку, но лишь нелепо провожу пальцами по коже. Он вздрагивает и быстро остороняется. Пытаюсь улыбнуться, но ничего не выходит. Замечаю морщинки в уголках губ и отправляюсь в прихожую, чтобы снять пальто. Сколько нужно времени, чтобы на лице появились морщины? Не думаю, что они от частого смеха. Неужели он постарел? Мы ведь одного возраста. Сколько мне лет? Сколько действительно прошло времени? Неожиданно этот вопрос стал волновать меня. Я был готов впасть в панику, но когда вновь посмотрел вокруг, то уже сидел за кухонным столом и смотрел на серую футболку с примитивным принтом, выглядит знакомой. — Я… кхм… Я рад видеть тебя Гиноза.- Он явно волнуется. Сердце пропустило удар. — Где ты был? — выходит более резко, чем хотелось бы, я ведь действительно рад его видеть. Рад? — За границей. Не очень далеко отсюда. — Понятно. Чем занимался? И еще куча вопросов. Задаю их со странным равнодушием. Проговорили несколько часов, ни слова о себе. — Зачем вернулся? — Почувствовал, что так надо. — Интуиция? — горько усмехнулся. — Что-то вроде того. — Он выдавил из себя улыбку, но более искреннюю, чем у меня. — Цунемори до сих пор переживает за тебя. Послал бы ей хоть что-то, чтобы она поняла, что ты цел и с тобой все хорошо, даже если это не совсем правда. — Знаю./он устало вздохнул, кажется не рад, что я заговорил о ней/ Я бы давно сообщил ей, но так она еще больше станет переживать./заботишься о ней? как смешно/ — Ясно. — Собираюсь встать из-за стола. Он смотрит на меня слегка испуганно, я на него с удивлением. — Ты в какой комнате остановился? — В своей. — Даже не подумал, прежде чем ответить, словно это его дом. Начинает раздражать. Запоздало понимает и добавляет. — На втором первая слева, — бесит. — Понял, — вообще-то это моя комната, бесит. — Ты здесь вообще сколько живешь? — Около года. /по лицу пробежала непонятная тень, я совсем разучился его понимать/ /Точно! Футболку я купил на ярмарке, когда еще студентом был. Девочки из параллели сшили. Когами сказал, что она ему нравится. Подарил ему на новый год. Надо же, до сих пор носит./ Встаю, поднимаю свою сумку с пола и поднимаюсь на второй этаж. Смотрю на дверь. И правда раздражает. Занимаю комнату напротив, она не так противна, как остальные. Быстро раскладываю вещи по местам. Удивительно, что еще помню, где и что находится. Оставляю пальто в комнате.***
Вечер наступает слишком быстро, а сообщения все нет. Черт, тут же связи нет. Придется дойти до соседнего квартала. Неохотно выбираюсь из комнаты и иду к выходу. Накидываю пальто, должно быть холодно. — Ты куда? — слышу в спину. Ничего не отвечаю и просто выхожу на улицу. Свежий воздух выбивает ненужные мысли. Нужно быстрее дойти, а то Шимотсуки опять будет нервничать и обязательно донесет. А район довольно миленький.***
Сообщение пришло минут десять назад, спешно набираю ответ, извиняясь за задержку. Просматриваю список и прикидываю, где может лежать необходимое. Уже поздно, так что завтра начну поиски. Возвращаюсь в дом. По привычке закрываю дверь, на этот раз пальто остается в коридоре. Прохожу к себе в комнату. Останавливаюсь. Что это вообще было? Не видеть человека так долго и вести себя так холодно с ним. Ужасно. Слишком устал. Слишком сложный день.***
После горячего душа возвращаюсь к себе, он стоит у окна. — Что ты здесь забыл? Уже поздно. Иди спать. — Я лишь хотел спросить о тебе. Вздрагиваю. В его голосе так много грусти, что становится стыдно за собственную грубость. — В исполнителя заделался. Приехал по заданию. Стараюсь вести спокойное существование. Он повернулся ко мне. — Ждал? — испытующе смотрит мне в глаза. — Ты думал обо мне, Гино? По телу пробегают мурашки. То, как он сейчас произнес мое имя… Не стоит врать. — Нет.***