Автор встанет раненько — приготовит…нет, не драники, ибо руки до готовки как из филейной части, но удочки он приготовит. Ну, вот приелось мне, — надо сходить нормально рыбу половить. Бяка мой энтузиазм поддержала. Сейчас же она сидела и удручённо допивала третью кружку крепкого чёрного чая с вареньем из шишек. В самом деле встать к шести, это уже подвиг для моего соавтора. Опустим те подробности, что когда будил её, по голове ногами получил раза четыре так точно, а после ещё был полит отборным матом навернувшейся с карниза Музы Редиски.
Красота… ну, и рыбалка, — она тоже, требует жертв. Мои нервы не исключение.
С горем пополам собравшись, мы выдвинулись к озеру. Соавторша повисла на мне, аки Муз и изредка что-то говорила о своём, Бякином.
А то я был рад, что выбрались куда-то без эдакой честной компании.
— Ну-у… — она поковыряла землю носком сапога. Соседняя береза изогнулась удочкой, и с ветки свесился Инстинкт Самосохранения. Я уставился на него, Инстинкт — на меня. А потом он очень попросил так на него не смотреть. С плеча его очень внушительно свесился гранатомёт и я понял, что просьбу лучше всё же выполнить.
Конечно, он обещал спасти и в этот раз тоже, но Бяка уверенно заявила, что второй раз она в лодку не сядет. Настояла: рыбачить станем с берега.
И ничего вообще не предвещало беды. А она пришла. Мы не ждали, а она пришла — пухлая, глазастая и в неизменной кепочке ЛГБТ. Бред. Просто бред…
— Автор, а чего это вы без меня ушли?
Бяка, неуклюже закинув удочку метра на три — ввысь, в дерево, — повернулась к Бреду лицом и с ненавистью рыкнула:
— Иди… Костю ищи!
Бред враз побледнел и попятился:
— А где он?..
— Утоп! — Стоп… Я приподнял бровь и недовольно оглядел соавторшу. Она дёрнула плечами, мол, само вышло. — Сама видела!
— Ты видела, как тонул Костя и ничего не сделала?! — завопил на высоких частотах Бред. — А и какая разница?! — он мигом слетел с пригорка на берег, попутно стягивая с себя одежду. Когда на нём остались только полосатый носок и трусы, мой соавтор отвернулась, закрыв лицо рукой. Последние элементы одежды слетели на землю и Бред пошёл в воду.
— Ты сама сказала про «утоп», я тут не при чём.
Напевая что-то про «из-за леса из-за гор едет к нам роскомнадзор», Бяка разматывала вторую удочку с перерывами на мат. Я, ни к селу ни к городу вспомнив о своей бете и правилах приличия, полез за червями. Когда ближняя берёза снова согнулась полудугой. Свесившийся с неё Инстинкт молча протянул мне полиэтиленовый пакетик «Пятёчорчка выручает». Бяка с глазами по пять копеек уронила коробку со снастями в воду и уставилась на подачку. В пакете что-то шевелилось и говорило на иностранном языке явно какие-то проклятия.
— Кака какая-то, тыкается, — дернул мускулистым плечом Инстинкт. — Мечом.
— Это катана, — спокойно и невозмутимо поправили его из мешка. С такой-то интонацией обычно уставший экскурсовод поясняет, что данная картина Айвазовского на своем бренном месте висит уже без малого сотню лет. За эдакое, конечно, немедленно скинули мешок на землю. Берёза разогнулась и Инстинкт пропал из поля зрения.
— Эй! — прикрикнул некто, чей голос был мне смутно знаком. Интересно, откуда? — Помоги вылезти, а?..
— Можно я его пну? — спросила злая Бяка, тщетно пытаясь хотя бы отодрать леску удочки от дерева. Ей помог Инстинкт, оказавшийся каким-то макаром уже на том самом дереве. Соавторша резко развернулась и пнула тяжёлым немецким ботинком притихший пакет. После чего, снова напевая что-то про роскомнадзор, вернулась к удочкам. Когда же из мешка послышался смешок и шутка про девушек, незнакомого знакомца (голос, зараза!) пнул уже я, что мешок перевернулся и оттуда высунулась весьма недовльная физиономия. Меня передёрнуло.
Он выпрямился в полный, высокий, рост, размял мышцы и одёрнул белоснежную (как умудрился не запачкаться?!) рубашку, после чего крайне неодобрительно зыркнул на меня своими жёлтыми глазищами. Я его знал. Хорошо так знал.
— Мицу, — нервно хихикнув, выдал я.
— Рад встрече, альфа!.. — саркастично улыбнулся он. — Авторшу мою видел?
Не видел. Да и не хочу.
Мицу был никем иным, как вдохновением моей вампирской беты, чтоб ей икалось… хорошо, добро, мило и от самой души и сердца так икалось! И Вдохновению её вместе с нею тоже. От души!
— Альфа, — снова повторил он. С достоинством, будто ничего и не происходило, одёрнул воротник. Очень хорошо были видны два здоровых синяка на груди и один на животе.
— М-мицу! — если его голос звучал ровно и спокойно, то у меня получилось больше похожим на рык.
— Гниды полосатые! — прорычала как резанная гиена мой соавтор. — Распугаете- мне- ежкина- мать- всю- долбанную рыбу! Фы!!!
«V»-образный вырез Мицу, не оставляющий почти никакого простора женской фантазии, её нисколько не впечатлил. Ну да… у неё же целый хан есть…
— Отпинать под твой накаченный розовый зад!
— Позвольте, — начал бетено Вдохновение, — но зад у меня вовсе не розовый…
— Вот сейчас и проверим! — судя по тому, как внушительно она поднялась с места, до перехода на мат и слюни осталось всего ничего. Решил, что логично: надо бы сплавить Мицу куда-подальше, а соавтора успокоить.
— …А ещё я не нахожу эту тему приятной к разговору, — договорил он с обыкновенно спокойным выражением лица аристократа из девятнадцатого века.
— Я тебе сейчас такие темы к разговору найду! Договоришься у меня!
Бяка, вооружившись банкой с опарышами, направилась к спокойному и невозмутимому мечнику. Катана всё ещё была при нём — меня это пугало, а соавтора — нет. Вообще, мать его, не пугало!
— Я тебе эту ба-аночку!.. Я тебе этих червячков!.. в твой розовый зад!
— Повторюсь, он не…
Когда я уже ринулся было разнимать замахнувшуюся банкой Бяку и положившего руку на рукоять катаны Мицу, с дерева свесился Инстинкт. В одной руке он держал гранатомёт — очевидно, любимого автора защищать, а в другой — нечто бледное и с длинными тёмными волосами. Одетое в истинно бомжацкие тряпки, само выглядело, как тряпка.
— Авторша! — выдохнул Мицу. Он одним прыжком преодолел расстояние между собой и Инстинктом, подхватил тело в мускулистые руки. Засадить в розовый зад двести граммов опарышей Бяке было не суждено.
— А-а-авторша-а! — во всем трепетом прошептал Мицу.
— Бета, — вздохнул я.
— Твари! — взорала Бяка. Бросила ящик со снастями, широкими богатырскими шагами ломанулась прочь, предварительно огрев Мицу по филейной части удочкой. — Много вы понимаете в задах! Теперь точно порозовеет!
А когда из воды подскочил Бред с диким ором про Костю, леска со свистом размоталась и крючок с приманкой прилетел прямо в голову несчастному. Тот отозвался громким бульканьем и утоп восвояси. Бяка ушла, напоследок заорав:
— Все валите искать Костю! Все!
Когда удивлённые взгляды Инстинкта и Мицу устремились ко мне, пришлось пояснять:
— Она в шесть утра встала… Вот и злится.
Нет, я знал, что если Бяку поднять раньше девяти — жди беды, но не совсем ведь всё плохо должно было быть. Сами посудите, всё, как она любит: природа, причём природа красивая, а я планировал, что будет спокойно. Ну, да, я планировал. А тут, блин, вылезли…те, кого запланировать возможным не представляется. Бред с Костей, Мицу с Насфиратоу наперевес… Что вообще моя бета со своей заразаой делает на даче моего соавтора? Нет, не на самой даче, но близко. Ну, допустим, в поход ходили — водиться за ними такая привычка. Сбегают от остальной творческой бригады, ибо адекватные и отдохнуть хотят. Хотя я бы про адекватность промолчал… Порой в голову Бете взбредали такие мысли, что даже Бред приклонялся перед их упоротостью. Эх…
Мицу уложил вампирятину, — бледная и клыки имеются, — на траву и проскулил что-то про жизнь после смерти. Его — после её. Ничего ванильнее я до сих пор не слышал. Вот она — самурайская преданность. Вассальная преданность!
— Ничего с ней не станется… Зараза живучая… — Когда Мицу схватился за клинок, я добавил: — Шучу… Любимая моя… Милая, хорошая бета.
Гм. Нормально. Поверили.
К Насфиратоу я питал исключительно нежную привязанность в тех случаях, когда вела она себя адекватно, что бывало через раз. Ну, а вообще… Вообще, пожалуй, всегда. Мы, словно раздвоение одной личности — конкретизируя, Бреда! — зачастую мыслили одинаково и заканчивали фразы друг за другом. Угу. Как телепатия, только круче. Представьте себе, как эти весело, когда твоя Бета точно знает что ты закажешь в кафешке, какой ты любишь кофе и зачем ты вскочил в три утра. Просто потому что «я думаю так же и делаю то же»…
Я дал Мицу точные указания, куда идти и принялся сворачивать удочки, сетуя на то, что и в этот раз рыбалку мне сорвали, гады… Ну, как говорят, бог любит троицу… Да и если буду мучатся — что-нибудь получится. И тут из воды вынырнул Бред, держа в зубах полудохлую щуку килограмма на четыре. И сию же секунду c призывом Кости её выплюнул. Я подавил желание взвыть, потому что Музик сто процентов ещё спит и некому спросить, вервульф ли я… Да и утешить тоже некому. А какая могла быть уха…
— Альфа! — взорал, словно раненый зверь, Мицу. — Мне плохо! Она не дышит!
Вот тут я уже взвыл. Швырнув в розовый зад и не менее розовую спину этого идиота ящик со снастями и удочки, я подхватил бету на руки и гордо прошествовал вперёд, обругиваемый мечником.
***
По прибытии в дом, первое, что мне бросилось в глаза — Бяка, мирно спящая на коленях у Батыя. Хан страдал. Двинуться с места ему было нельзя, потому до бутылки с Нарзаном на другом конце стола он пытался дотянуться одноразовой ложкой, которая короче была всего на заветных полтора сантиметра. Под кофтой бугрились мышцы, но все равно — не достать, а жаль. Я не понимал, можно же кого-нибудь попросить… Собственно, и поспешил задать интересующий меня вопрос. Бякино Вдохновение фыркнул и шепотом, чтоб не разбудить дорожайшую авторшу ответствовал:
— Кого просить-то? Спят все. Кроме Мюрата. — И, опередив мой вопрос, добавил: — А я с этим выродком не разговариваю.
— А я с ним! — донеслось из холодильника. Я, уложив бету в кресло, прошёл до продуктохранилища.
— Мюрат?.. — Мне ответили чавканьем и смутным «фто?» — Мюрат?!
Француз высунулся из холодильника, жующий сервелат, и развёл руками:
— Я не фсё фъел! Фам ефё фофифка офталась, — он обернулся и наморщил свой благородный лоб. — Полфофифки, — затем дожевал и попытался закрыть дверцу. Я помешал. Мюрат что-то прошипел про хана. Тот и впрямь смотрел на француза очень уж красноречиво. Но моё эстетическое чувство заставило меня вытащить его за шкирку из холодильника. Следом попадали сплющенные и раздавленные в кашу творожные сырки, поломанная банка сметаны и близкая к состоянию теста булка. Я просто уверен, что он перемял к чертям и все остальные продукты. Или съел, что тоже вероятно.
— Ой, — маршал проглотил колбасу и уставился на Мицу в упор, — а это кто такой красивый? — глаза его недобро заблестели. Запущенная ханом вилка пролетела мимо моего уха — страх какой! — и вонзилась в ручку холодильника. Мюрат обиженно воскликнул что-то на французском. В отместку в монгола немедленно полетела попка колбасы. Бетино вдохновение рыкнул, и как завопит:
— Не драться! Едой — тем более! Что вы как дети?
Мюрат зашёлся звёздочками и весь обмяк. Держать его стало заведомо труднее. Я отпустил, пусть падает. И упал ведь, звонко треснувшись коленками об пол.
— Мон ами… И голос у него… ах!.. С кем бы тебя.? — он задумчиво распластался на полу и постучал руками по паркету. Потом вдруг резко подскочил из положения лежа и выдал гениальную мысль: — Со мной! Моим будешь!
Мицу передёрнуло. А с кресла послышался вой умирающего зверя. Мечник сию же секунду, спасаясь от удушающих объятий шиппера Бяки, бросился туда. Я следом.
— Насфиратоу, ты жива?
— Нет! — не глядя шибанув собственному вдохновению по башке, вскричала Бета и подскочила на месте. — Родненький, ты чего на связь не выходил так долго?
Я на секунду испугался, а после растянулся в улыбке и похлопал Бету по плечу. Связь у меня тут ловила плохо, а следовательно телефоном не попользуешься — вот я и выключил к чёрту эту вибрирующую от «вы снова в сети» и «упс! вы вне зоны!».
Насфиратоу приняла всё как данность и спорить не стала. Ну и правильно. Коли начал бы заливать — выслушала бы лекцию о собственной связи. Как пропадёт — ищи свищи, ничерта не выйдет. И тут с дивана донеслось ханово шипение и тихое:
— Не шумите, хворые вы выродки! — Бяка что-то прокряхтела и сползла к краю дивана. Батый не замедлил вытянуть ноги и придержать собственную авторшу за грудь. — Свалишься.
Я понял, что тоже хочу уметь так раскорячиться. А ещё хотелось бы так продержаться… хотя бы секунд пять. А этот сидит — и всё ему ничего. Сразу видно, мать его за ногу, солнцеликий хан!
Струдом заставил Бету оторвать её ленивый филей от кресла и потащил в комнату. Если она вся такая анемийная и в обмороки падающая, пусть поспит часок. Следом, с гостиной, доносились вопли Мицу, сонное гундение Бяки про розовый зад, ругательства хана и причмокивания… Что там происходило давайте оставим загадкой, ибо знать мне не хочется. А в комнате нас ждал неприятный сюрприз. Чувствуя, как дёргается бровь, я отпустил руку Беты и сжал кулаки.
— Автор?.. — Шиппер тщетно попытался запрятать за спину занавеску. Точнее, то, что от неё осталось. — А… Ну, это. Мне хан разрешил! — вякнул он и подскочил с места, но тут же упал обратно, на спящего Вдохновена. Тот согнулся в три погибли и промычал что-то про боль и страдания. А потом, раскрыв свои глазёнки, коротко выдал:
— Бета! — он попытался встать, но тоже упал обратно и взвыл, получивший в живот ногой: — Автор-пол! Ацепол… Чтоб дискомфорт от Шиппера прошёл…
— Что я-то? — пейрингогенератор замолк на половине фразы и уставился на меня. Или на Бету. — Кто это?.. Не рушь моё ОТэПэ! Автор, Вдохновен и Муз! А ты какую-то бабу припёр! Не дам я вам с ней спать! — Ну, да, на Бету. Сзади материализовался бледный и злой Мицу.
— Красавец! — взвизгнул Шиппер. Схватился за голову и взвыл раненым китом так, что тут же подскочил разбуженный Музик. Он протер глазки, встряхнул эльфийскмми ушками и сонно выдал:
— А за мной поляк на лошади гнался. С мечом. На Инстинкта соавторского похожий…
Романтизм перевернулся на другой бок, пробормотав нечто, что пейрингогенератор интерпретировал как «любимый мой инстинкт»… Вот же сваха неугомонная! А Бета будто бы оживилась и прилипла к Музу. Тот был не против и охотно стал рассказывать про беловолосого поляка в обмен на мягкие поглаживания по головке. Мицу всхлипнул и удалился. Шиппер, забыв про занавеску, которую очевидно нарезал на платочки для носокрови, вскочил и, с призывным кличем «Иоахи-и-и-им! Сюда!», понёсся следом. Бета, обнимая Музика, вздохнула и тяжко выдала:
— Они бы на него не летели, толпой-то… Во-первых, убьёт нафиг, зря что ли мечник, а во-вторых — комплекс неполноценности ему окончательно разовьют…
Эльф, довольный и счастливый, вдруг резко дёрнулся, треснув локтем притихшего брата по башке, и спросил:
— А Бред где?
— Пугает рыбу видом голого зада… И отнюдь не розового!
Как убедить Бету, что не надо искать его, что ничего с ним не будет, и вообще сам придёт, я не знал. А стоило Насфиратоу услышать про злосчастного Костю — которого, видимо, тоже надо будет спасать, завыла ещё громче. Мицу, с его комплексом неполноценности, сидел в углу и что-то бурчал, пока внимание не привлекли дружно откуда-то спрыгнувшие Бякина Муза с моим Шиппером:
— А дава-айте…
***
Редиска стояла аккурат напротив холодильника и с умным видом пялилась в циферблат секундомера. Шло за тринадцать минут и стремительно увеличивалось. Батый хлестал на диване Нарзан и думал, кто первый помрёт от переохлаждения?
Когда время на секундомере перевалило за полчаса — все звуки стихли, и Бякин вдохновен всерьёз решил, что умерли оба и уже давно. Так оно, может, и к лучшему… Где там прохлаждались авторы — никто не знал: то ли в магазин пошли, то ли Бреда искать, хан не знал. И Редис-ска, отсчитавшая ровно сорок минут с начала соревнования по длительному сидению в холодильнике на «слабо» тоже.
— Сорок! — проорала Бякина Муза. Мюрат изнутри отозвался криком «Ура-а-а!», затем, похоже, подавился замороженной цветной капустой. Мицу голоса не подавал.
***
Никогда бы мне не ходить с этими девушками по магазинам. Соавторша и Бета растворялись между стеллажей и уже снова тут же являлись, из одного и того же места, то с большой пачкой чая и кофе, то с пакетом яблок, то со складным стульчиком на трёх ножках. Я вопросов не стал задавать. Здоровее буду. А количество продуктов, да и прочей ереси, в тележке увеличивалось в геометрической прогрессии. Собственно, как так — тоже осталось в секрете. Расплатились мы с Бетой напополам, ибо жильё нам Бяка предоставляет, и как-то нехорошо заставлять её и за это платить, после чего дружно двинулись к дому. Про Костю и Бреда мы забили почти сразу же. Ну, не о чем беспокоиться.
— Ми-и-цу! — воззвала Насфиратоу и бухнула мешки с продуктами об пол. — Ми-и-мицу! Вылезай!
Я зашёл следом и точно так же, с наслаждением, бросил оставшиеся мешки, размял плечи. Бета носилась по кухне и звала своё вдохновение. Потом вышла в коридор, с криком прошлась по комнатам и вернулась обратно. Я к тому времени уселся за стол и отдыхал.
— Ну что за фигня?! Мицу! — воскликнула она, кажется, в последний раз, потому что голос её прозвучал на запредельно высоких нотах, как кричат обычно под конец акта в дешёвых мыльных операх. Я, притащивший пять мешков за раз, утсавший и заколебавшийся, попросил достать мне пару творожных сырков и чай заварить. Чай, женщина же. Да и сама говорила, что готовка — её профиль. Пусть отдувается теперь. Насфиратоу улыбнулась, поставила чайник и, вытащив из первого мешка три сырка, открыла холодильник, чтобы продукты внутрь положить. Из распахнутой дверцы на нее с грохот свалился синий от холода бездыханный мечник.
Я выронил сырок и, перекрестившись, стащил, кажется, мёртвого мечника с вопящей во всё горло девушки. Из морозилки высунулся Мюрат:
— Фи какой, взял да и умер. Не интересно. А я-то ду… — и тут же замолк, огрёбший по голове сначала тяжёлым тапком, потом двумя, затем тарелкой и, как завершающий удар, сковородкой. Бета, злая и с маньячно-горящими глазками, запихнула француза обратно в морозильную камеру, выставила мощность на максимум и подпёрла дверцу.
