***
Раскатав удочки и достав приманку с червями, мы с Бякой, Батыем и Бесячкой забрались в лодку. Было выяснено уже когда-то давно, что к гребле я непригоден. Мой идиот способен лодку благополучно перевернуть, а спасательных жилетов под руками не оказалось. По такому случаю я был удостоен возможности лицезреть крайне редкое в наших широтах явление: у штурвала сел лично солнце ликий Бату-хан, отвешивая шутки про женский организм и бездарность мужиков вроде меня. Шипперов мы брать с собой не хотели — всю рыбу распугают. Посему было решено их оставить на берегу, загорать. И пофиг, что солнца, как такового, не было. Так же в нашу пользу сыграло то, что француз был более чем способен прибить кого-нибудь веслом, сам прибиться и, игнорируя законы физики, вместе с веслом пойти ко дну. Мой пейрингатор — женоподобная идиотина, боящаяся червей и прочих ползуче-летучих насекомых. Понурые и обиженные, они оба двинулись в сторону мелководья. И тут же завизжали от… нахлынувшей радости? …Мы, отчаливая, мысленно пожелали, чтоб родители бедной девочки не подали в суд на отобравших у неё розовый надувной матрас дяденек на каблуках. Девочкины формочки и круг улетели в куст, а Шипперы бросились на матрасе в водус боевым кличем «Вив ля фра-а-нсэ!». — Потонут выродки, — презрительно фыркнул хан. — Глупая моя надежда. Бяка поставила нас перед фактом, что червей насаживать будем сами. Впрочем никто особо и не возмущался, никто против ничего не имел. И когда наживка была успешно прикреплена к крючкам, а Вдохновение уверился, что вставать в лодке не стоит хотя бы по причине того, что ещё одного взрыва Бякиного ора, от которого, наверное, у нас у всех колотило в висках, он не выдержит, мы закинули удочки. — И чего так кричать?.. Да и Инстинкта поблизости я не вижу… — шмыгнул носом бесячка, сверля взглядом красно-рыжий поплавок. — Он всегда со мной! — гордо заявила соавторша, ткнув пальцем куда-то за борт. Мы дружно уставились на тут же всплывшую из воды физиономию Самосохранения старшего с аквалангом. Он помахал рукой и, внушительно булькая, ушёл под лодку. — А он рыбу не распугает?.. — Не распугает! Он, это, сам рыбкой прикинется. На том и порешили. С горем пополам умудрившись сесть удобно, а то есть так, чтоб друг-друга крючками не зацепить, перекинули удочки. Красота. И хотел сказать тишина, а вот и фиг вам. Индейская национальная народная изба… …Мне захотелось оказаться за бортом, в воде, дабы не слышать этот визг так отчётливо и высоко. — Автор! — Ль' отор! Шипперы активно махали руками и что-то орали. — Нуз ами! Мы прокусили матрас! — Зачем?! — завопил в ответ одуревший Батый. Бесячка сполз на дно лодки в приступах конвульсивного смеха. Я медленно приближался к его состоянию. Соавторша то ли оглохла, то ли одурела, то ли ещё чего… Она молчала… и от этого становилось не по себе. Однако, меня куда больше напрягал тот факт, что они, Шипперы, прокусили матрас… Зачем они его кусали? — Спасите нас! Мы тонем! Мы его прокусили! Он тонет! И мы — тоже! Мы не хотели пугать рыбу, криками о каноне! — Рыба не знает канона! — Мы кусали матрас! — И прокусили! Я оглянулся на Бяку. Та, словно мантру, повторяла одно только: «утоните!» и пялилась на поплавок. Из-под лодки выплыл Инстинкт и двинулся в сторону неудавшихся мореходов. Смотреть, как любвеобильные пейрингогенераторы вешаются на своём спасителе мне не хотелось, потому повернулся обратно к своему поплавку. И тут же был вынужден под крики Бяки повернуться обратно. — Автор! Рыба! — взорал мой бесячка, вцепившись в катушку соавторской удочки. — Ры-ыба! Удочку потянуло вниз с огромной силой, что Вдохновение не удержался на носу лодки и полетел за борт. Удочка отлетела по обратной траектории назад. На крючке отчаянно визжала красноволосая девчонка в фиолетовом лифчике и с зелёным хвостом. Она влетела в воду и поволокла за собой мою новую удочку. Вдохновение шел ко дну. Хан не удержался и с неприкрытым восторгом и удовлетворением треснул его по лбу веслом. Меня, кажется, кондратий хватил — сердце будто остановилось. Пронеслось: «Как я без него работать-то буду?.. Эй, а жить-то как?.. В сером скучном мире?!» Чувствуя боль в груди, я нервно хихикнул и уставился на воду в надежде, что тот скоро всплывёт. Хотя бы за счёт пустоты полости в черепной коробке. — Че творишь, гнида?! — мой соавтор завизжала и, не помня себя, пнула хана под зад. Монгол взвизгнул и полетел в воду вместе с веслом. — Бесячка… — только и смог выдать я. Из-под воды донеслось протяжное бульканье в два голоса. Показалась унизанная перстнями рука, сжимавшая выдранный клок чёрных волос. В следующее мгновение снова ушла под воду. Лодку толкнуло. Мы сели по местам и вцепились в бортики мёртвой хваткой. На секунду, за мгновение до нового, уже куда более ощутимого, пинка, воцарилась тишина. Только тихое бульканье. И тут — новый, третий толчок. Мы, забыв обо всём, закричали в дуэте: — Инсти-и-и-инкт! Тут я понял, что лодка медленно переворачивается. Но визжать не перестал. Даже чувствуя воду на лице и во рту.***
— …А потом на нас ка-а-ак выскочат эльфы! — Бред взмахнул руками. В одной намертво, словно приклеенный, застрял клок серой шерсти. Его тень кровожадно заплясала над костром, становясь похожей на оскал вампира посреди обеда. — А потом и Костя! Вот, это его клок! — Не делай так! — со слезами в голосе попросил Муз, прижимаясь к похолодевшему Автору, вытащенному из воды. — И вообще… С чего ты взял, что это был Костя? Бред призадумался, крутя в руках клок серой шерсти. Лицо его, в кои-то веки, показалось сосредоточенным. Громкий хлопок в ладоши послужил сигналом того, что он придумал, что, к чему, и зачем. После началось и само повествование. Дескать, когда шли по лесу, он непрестанно Костю звал, — и тут откуда-то из кустов послышался шорох. На этом моменте он взмахнул руками, треснув Романтизму по лицу. Тот, возмущённый требовал отомщения, но услышан не был, ибо история занимала куда больше: — Ну вот он и выходит. Зову, — сказал он, — Костя! Костя! вышел волк. Может, тоже Костя. Я-то всем Костям рад. А он не рад. И побежал. И шерсть его… на память, — тут он всхлипнул и снял кепочку ЛГБТ. — А ещё мы нашли грибочки… И съели… — закончил за него Сюжет. Воцарилась тишина, разрушаемая лишь всхлипами Вдохновения, тресканьем костра и криками чайки где-то вдали. — А потом пришли мои лесные братья, — сказал Муз. — И просили не кричать. Потому что им не нравятся песни про то, что тает лёд, и про то, что в Питере пить надо. Пить вообще не надо. Они вот и попросили, раз уж мы поём и про грибочки, то лучше Вагнера спеть… вот… — А потом прилетела сова, — снова включился Бред. — И сказала, что её зовут император Константин. Ты прикинь? Костя, пока меня не было… того, — он улыбнулся аки мамашка, чей сыночка только, что женился. — Лоэнгрин… — простонала Бяка, вспоминая сильные руки, вытащившие её из лап смерти. И из объятий воды, кстати, тоже. — Таки жива… Лоэнгрин, — саркастично фыркнул Батый. Всё это время он просидел над едва-едва дышащей своей авторшей, гладя её по лбу. Та провыла не своим голосом что-то про названного рыцаря и отключилась окончательно. Батый закатил глаза: — Дебильная ты женщина! — воскликнул он, в сердцах замахнувшись незнамо-на-кого. — У тебя целый хан есть. Нет! Ей Лоэнгрина подавай! Шипперы стояли и умилялись, оба обнимая за талию Инстинкта. Тот, кажется, ничего против не имел. — А вы вообще молчите, вы матрас прокусили! — вне себя рявкнул монгол. И снова Бяке: — Чем я хуже этого Лоэнгрина?! Чем? — Начнём перечислять, мои ами! — поправил мундир Мюрат. Авторский Шиппер закивал. —Первое! Лоэнгрин — есть типичной европейской внешности, а ты — монгольская жо… Договорить маршалу помешал удар рукоятью сабли по голове. Его тираду продолжать пришлось не растерявшемуся коллеге: — Второе! Лоэнгрин по призванию своему помогает нуждающимся, всем несправедливо обиженным, а вы Бяку только и делаете, что… — Второй удар пришёлся по тому же месту и, продолжай это дело очухавшийся было Мюрат, он бы скончался, ибо был этот удар сильнее прежнего. Хан швырнул саблю на землю и, закрыв глаза рукой, пошёл прочь. ПОка тот мямлил: «Третье… Лоэнгрин э рыцарь. У него кубиков на прессе больше…» — Вот и спасай их потом… А всё Лоэнгрин, Лоэнгрин… — Не уходите, — бросившийся к нему Муз обнял хана за коленки, отчего тот чуть не навернулся. — Вы же заблу-удитесь!.. Шипперы, всё ещё державшиеся за головы, разом подскочили и заорали: — ОТэПэ! Канон! Откуда-то из-под дерева послышался тихий, злобный полувой-полурык: — Сколько я был в отключке?.. От гробового голоса очнувшегося и шарящего по земле в поисках очков Автора вздрогнули все. Вдохновение, тихо рыдавший, что он угробил собственного автора, резко подскочил с места и бросился тому на шею. Несчастного накренило в сторону озера. — Не вода! Только не вода! — А Вдохновение всё рыдал. — Автор! Автор, а тебя Лоэнгрин спас! Так Батый сказал! — воскликнул Муз, отцепившись от ног хана, и бросился к брату и Автору. Монгольский хан попятился. — Зачем Лоэнгрину меня спасать?.. — Музика погладили по голове, а бесячку, всё ещё продолжающего выть извинения и тянущегося то ли в объятия, то ли к пинку, отцепили от шеи. Но свято место пусто не бывает, потому Муз сменил старшего брата на его посту обнимающего. — На что я ему сдался-то?.. — Вот и я не понимаю, нахрена ты ему сдался?! — Бяка, с ошалелым взглядом и бледным-бледным лицом, — она и по жизни-то была незагорелая, — резко села на земле. — Я ж его.! Жду его, надеюсь! верю! во снах вижу, гадина немецкая! А он.! — не выдержав, она в голос завыла. Батый снова закрыл глаза рукой. — А, может, вы не будите так?.. Может, не гадина? Он ещё вернётся! — постарался ободрить вконец поникшую, а от того и чертовски злую Бяку Муз. Своего Автора он любовно обнимал за шею. — Обязательно вернётся! Обещал же! Соавторша поднялась на ноги и крикнув, мол, и он гадина, и вообще все гады, гордо двинулась в сторону леса. Шипперы дружно вопрошали, мол, нужна ли хану такая женщина?.. Тот ничего не ответил, лишь уныло поднял саблю и молча двинулся следом за упомянутой. Муз повис на Авторе и с энтузиазмом принялся по второму разу рассказывать об их похождениях по лесу. В частности о том, как из неоткуда появились эльфы, коих он назвал своими братьями — Вдохновение ревниво фыркнул и предпринял безрезультатную попытку тоже повиснуть на Авторе. Писатель прикрыл глаза рукой и попытался найти разумное объяснение услышанному. И, что странно, то нашлось — в лице Бреда. — Ты про грибочки забыл! Синие такие! — Галлюциногенные… — с полу-воем протянул Автор. Собрав все свои вещи, компания двинулась в сторону дома. Где-то в озере злобно захихикала одна-единственная, пусть и лишь на половину, пойманная рыбина.