***
Холодно. Кагоме пошевелилась, но руки забарахтались в чём-то шершавом и обжигающем, и покрылись водой, а потом пальцы словно закололо миллионом иголок. Она попыталась вдохнуть, но горло тоже запорошило холодным и колючим. Она быстро устала барахтаться. Откуда-то из неведомой дали доносились глухие непонятные звуки, и она уцепилась за них — было отчего-то очень важно определить, что эти звуки означают. А потом шершавое вокруг неё зашевелилось само, плечо царапнули совсем другие иглы — горячие… Горячие руки схватили её поперёк туловища и рванули вверх сквозь колючий холод, и она наконец опознала повторяющийся звук: — Кагоме!!! — Гы-ы-ыхг! — ворвался в грудь раздирающий воздух. Она заморгала — в глазах было белым-бело. — К-кагоме… — лица коснулось тёплое прерывистое дыхание, сильные ладони пребольно растёрли ей руки и ноги грубой тканью, заставив жалобно заскулить. Потом вверху закачалось белое небо и чёрные скалы, и она окончательно пришла в себя. Инуяша замотал её в своё хаори и теперь нёс на руках. А перед этим, похоже, выкопал из глубокого снега. А метель продолжалась, швыряя шершавыми хлопьями, запуская мокрые щупальца потёков за шиворот, кусая за носы, уши и пальцы. Из белой круговерти проступил бок отвесной скалы и пара-тройка кривых сосен. Инуяша, спрятавшись за скалой от режущего ветра, несколько секунд рассматривал кроны, выбирая самую густую. Матюгнулся, и снёс Стальными Когтями сразу две. Полетели щепки. Не прошло и минуты, как смолистые стволы были расчуханы в рваное подобие поленьев, а кроны прислонены к скале на манер шалаша; ветки, смотревшие внутрь убежища, он пообрывал и устроил из них пружинящую колючую лежанку. Было б чем плотным накрыть, получилась бы вполне себе роскошная перина, а так — от холодной земли защищает, и ладно. Покончив с этим делом, Инуяша увлёк замотанную в его хаори Кагоме в убежище, на сосновые лапы, подальше от набитого снегом ветра. Липкими от смолы руками полез в складки хаори и ухватил девушку за ноги. — Т-т-ты ч-ч-чего в-в-вытворяешь?! — «Сидеть!» застряло в стучащих зубах. Не слушая протестов, Инуяша стащил с неё обувь и засунул окоченевшие ступни Кагоме себе под мышки, под рубашку, она аж задохнулась от обжигающего тепла. — Балда, — буркнул полудемон, старательно укутывая полами хаори её вынужденно разведённые коленки, отводя глаза и сердито краснея. — Небось, не видала в своём странном мире, как почерневшие пальцы на пеньке рубят. — Че-че-чего-о?! — беспомощно проблеяла Кагоме, а ведь хотела возмутиться. — Того, — грубо передразнил Инуяша. — Обойдёшься… без отмороженных ног. — Без… ног? — Тьфу! Хрен ты при мне чего отморозишь… — Да сам ты отморозок… — Кагоме нервно хихикнула. — Мне замерзать… не нравится, — набычился Инуяша, но тут же фыркнул. — А так пофиг! А тебе кранты в сугробе, люди замерзать не умеют, дохнут. — Можно подумать, ты умеешь! — поддела его Кагоме, уже умышленно. Вдруг расскажет. — Пфе! — Инуяша отвернулся и засопел. Ей незачем знать. О забившейся в глухие дебри общине ямабуси в горах к северу от Киото. О том, как неприкаянный полукровка бродил вокруг их кривого амбара, в надежде стырить плесневелый ошмёток сушёной рыбы. Или горсть риса пополам с крысиным дерьмом. Первая одинокая зима выдалась трудной, он был совсем ещё мелкий, ещё не наловчившийся охотиться как следует, но уже отученный просить. Он бы, скорее всего, сдох с голоду, кабы не тот послушник. Ямабуси промышляли алхимией и ещё какой-то заумью, тот мальчишка принял его за тэнгу. И больше месяца упорно пытался подманить едой, чтобы увидеть настоящего живого тэнгу. Х-ха. Если он и научился к тому времени хоть чему-то — так это прятаться. А потом глава этой долбаной секты отправил того послушника в лес на всю ночь. Зимой. На луну, мать его, медитировать. Ну, сопляк и домедитировался с их заумью — утром приковылял в общину с чёрными пальцами. Потом глава общины обрубал эти пальцы. На чурбаке, где дрова кололи. То ли причитая, то ли читая заклинания. Грр, век бы не видать и не вспоминать! Но мальчишка всё равно помер от гноя. Вот и верь после этого всяким там «наставникам» заумным да «мудрецам» самозваным! В ту зиму он и сам несколько раз насквозь промёрз и оттаял. Для полукровки оказалось не смертельно. Зато адски больно. Дотянуться до него и обнять было делом нелёгким, учитывая ступни под мышками, но Кагоме умудрилась. Просто уткнулась макушкой в окаменевшее плечо. И неподвижно ждала, пока Инуяша вернётся мыслями в настоящее. Правда, ждать пришлось недолго — полудемон вздохнул, окинул Кагоме взглядом так, словно только что увидел, и слегка усмехнулся. С явным самодовольством. Она и сама вспомнила, в какой странной позе сидит, да и ноги затекли. Слегка покраснев, Кагоме высвободилась — он не держал — и поплотнее закуталась в хаори, тщетно стараясь прекратить стучать зубами. Судя по жадному огоньку, начавшему разгораться в золотистых глазах, Инуяша, несмотря на густой сосновый дух, отлично почуял довольно неуместную сейчас нотку в её смущении. — Балда, — пробурчал Инуяша, но скорее покровительственно, чем сердито. — Погодь, надо костёр сообразить. Он явно собрался поискать подходящие булыжники под снегом, но Кагоме удержала, обнаружив у себя в кармашке пояса спички. Суровые путешествия по средневековью за четыре года приучили её не признавать поясов без потайных карманов (даже на запасных и «официальных» платьях), а в дороге постоянно иметь при себе некоторые мелочи вроде иголки с ниткой, спичек, толики бумажных салфеток и тому подобного. Салфетки, кстати, как раз пошли сейчас на растопку. — Ребят найти н-надо… — зябко потирая ладони над разгорающимся огнём, пробормотала она. — Не, сначала тебя согреть надо. — Инуяша уложил её рядом с костром и крепко обнял, прижав спиной к своей груди, словно стараясь укутать собой. — Буран крысюком наколдован, значит долго длиться не сможет. Кончится — будем искать ребят. Не боись, Кагоме, наших Санго и Мироку такой фигнёй не проймёшь, да и мелкопузый дурак-дурак, а хитрый! Выкрутятся, не впервой. — Мироку простывший. А Санго сама не своя, — Кагоме тревожно поёжилась, и парень потёр ей плечо сквозь хаори шершавой, пахнущей смолой ладонью, согнул колени, прижимая ноги к ногам. Тёплое дыхание касалось шеи, шевелило волосы на затылке. — Кхе! Чё она, по-твоему настолько дура, чтобы кого-то подыхать бросить? — возмутился полудемон. — Ну да, заодно и помирятся… наверное, — улыбнулась Кагоме. Дрожь медленно проходила, вытесняемая сухим жаром костра и живым теплом Инуяши. Глаза закрывались сами, будто веки налили горячей водой, как тяжёлые резиновые грелки. — Инуяша… Спасибо… — и улыбнулась, получив в ответ бережное пожатие его сильных рук. Измазанные сосновой смолой ладони он старательно вытер краем хаори — волшебная одежда и не такую грязь перемелет, и через пару часов её можно будет просто отряхнуть, как от пыли. Вот блин, Кагоме уснула. Придётся будить… Однако вместо того, чтобы потормошить, рука сама тянется погладить — с плеча, по низине талии, на крутой взгорок бедра… Нет, в конце концов, тут зверски холодно, только конченый идиот стал бы думать о чём-то большем, чем просто поглаживания… да, просто поглаживания, ничего больше, ничего. Спина мёрзла, и Инуяша поплотнее прижался к спящей Кагоме, продолжая водить ладонью по тёплому животу. И только когда она что-то мурлыкнула во сне и завозилась, потёршись об него, он понял — другим местом надо было к холоду поворачиваться, никак не спиной… Только это уже пофиг…***
Согревшись, она, видимо, задремала. Потому что разбудило её сдавленное урчание и горячее дыхание в затылок. И не успела Кагоме открыть глаза, как сильная рука, обвившая талию, вдавила её спиной в твёрдую мужскую грудь, заставив охнуть и выжав весь воздух из лёгких. Кое-как вдохнув, Кагоме почувствовала когтистые пальцы, кольнувшие кожу сквозь платье. — Ты что творишь?! — Цыц! Костёр почти догорел, в яме перемигивались угли, сухой жар от них покалывал Кагоме лицо. А в спину и шею горячо и влажно дышал полудемон, и его прикосновения казались куда более огненными, чем пламя костра. Тепло костра, например, дрожи не вызывало — а вот обжигающе-горячий рот, втянувший краешек её уха, отправил по коже целое цунами мурашек. Таких, что Кагоме вдруг ощутила на себе лифчик откровенно лишним — в него упёрлись соски. От смущения она стиснула и поджала ноги. И сдавленно ахнула, потому что из-за её движения по ягодице проехалось нечто, твёрдое даже сквозь слои одежды. От рокочущего стона юноши у неё тоже завибрировало в груди. У Кагоме перехватило дыхание — Инуяша, видимо от неожиданности, куснул её за ухо, и отпустил чтобы глотнуть воздуха. Стало холодно, но ненадолго — оставленное ухо защекотала мягкая тёплая чёлка, а в следующую секунду горячие губы заелозили по шее и плечу. Колени парня тоже согнулись, теперь Кагоме словно бы сидела на них… сидела бы, не лежи они оба на правом боку. Она даже не сразу поняла, когда нога Инуяши вклинилась ей между щиколоток, опомнившись, лишь когда приподнялся край хаори, которым оба были укрыты вместо одеяла, и ледяной воздух укусил за пятки. — С ума сошёл, тут же холодно!.. — Цыц, я сказал, — проурчал полудемон ей в ключицу. — Щас я тебе так скажу!.. умф… — резко обернулась рассерженная Кагоме, но угодила губами в коварно подставленные губы, и всё сказанное и несказанное разом вылетело из головы. Краешком сознания она понимала, что сейчас не время и не место, но и этой мысли скоро не стало. Когда эта дурында мотнула башкой, он еле успел отдёрнуть голову — она ж об его лоб все зубы себе выбьет! Пришлось заткнуть её испытанным методом. И честно признаться себе — «просто потрогать» они уже проскочили, сами не заметив как. Раз такое дело… а-а, плевать! Инуяша сквозь ткань платья как-то ухитрился сдвинуть лифчик и затеребить бусинку соска. Ему дико хотелось добраться до кожи, но остатки здравого смысла помнили про холод… вернее, холод не дал этим остаткам вскипеть и испариться. Кагоме застонала ему в губы и попыталась повернуться к нему не только плечами, но и бёдрами. Ну уж нет, если она повернёт коленки кверху, «одеяло» точно задерётся и станет холодно! Правая рука Инуяши проскользнула под её талию, притянула бёдра к бёдрам. Воздух с шипением втянулся сквозь стиснутые зубы — её зад опять впечатался ему в весьма чувствительную часть тела, проехавшись вдоль, вынудив заскулить от грубой вспышки почти болезненного удовольствия. А когда он врубился, что придавленная его рукой рука Кагоме ни разу не отталкивает, а вообще шарит в прорези его хакама, путаясь в рубашке, внутри будто что-то щёлкнуло. Он снова заткнул ей рот поцелуем — мало ли! — отпустил грудь (кажется, долбаный лифчик стал на место), скользнул ладонью вдоль её бока под хаори, кольнул когтями круглую ягодицу (чтобы она айкнула ему в губы и стиснула его бедро сквозь рубашку), добрался до собственных штанов и развязал их. Он совсем не хотел ничего такого, просто ткань задолбала впиваться складками в чувствительные места… Платье Кагоме давно уже задралось, и между их телами осталась только шершавая от кружев тряпчонка её бельишка. Инуяша хотел просто чуток сдвинуть эту хрень, но она как-то подозрительно хрустнула под когтем. Блин, только бы Кагоме не заметила!.. Кожа к коже… как же он обожал это чувство! А сейчас это ещё и казалось лучшим источником тепла в мире… правильного такого влажного тепла… Кап! Инуяша вскинулся, чуть ли не подпрыгнув, и ощутимо приложившись макушкой о сосновый сук. Никого! В смысле, никого лишнего вокруг не обнаружилось. Тронул щёку, матюкнулся — просто смола капнула с обломанной ветки. Прозрачная, пахучая. Отрезвила, мать её… — Ты чего? — осторожно потянула его за рукав Кагоме. — Ветер кончился, — буркнул полудемон, глядя, как по ту сторону костерка уже не мечутся, а плавно садятся наземь белые хлопья. — Можно идти. — Сам же говорил, сначала согреться, — лукаво напомнила девушка. — Дура, блин! Ты ваще соображаешь, что холодно вокруг?! Ты чё там делаешь под шумок, эй? Кагоме… тряпьё что ли снимаешь? — Инуяша вдруг охрип и облизнул пересохшие губы. — А иначе ты его совсем порвёшь, — вздохнула Кагоме, краснея до ушей, но Инуяша успел перехватить её взгляд. Затуманенный, с хитринкой. Он, слегка прифигев, наблюдал, как из-под ходуном ходящего хаори выныривает рука Кагоме, отбрасывая на колюче-пушистые ветки сначала платье, затем проклятущий лифчик… Блин, сейчас ведь она обнаружит, что он ту кружевную хрень когтем… того. Охнув, Инуяша схватил её за руки и вдавил в хвойную перину всем телом. Кагоме тихо засмеялась, а затем он почувствовал её губы на щеке. И губы, и язык, и зубы — Кагоме вылизывала каплю смолы. …Просто как следует укрыться. Вдвоём. Чтобы у него ноги не мёрзли тоже… — Кагоме пыталась управиться и со смолой, и с хаори, и потому не поняла, когда внутренней стороны бёдер коснулась грубая ткань штанов, а затем и горячая кожа. Сосновая капля наконец закончилась, и Кагоме, напоследок поцеловав тёплую щёку парня, спустилась губами на кромку челюсти и провела языком ещё ниже, где под тонкой кожей подрагивал кадык и бешено пульсировала жилка. — Иначе всё равно ни о чём другом думать не получится… мне уж точно… да и ему вряд ли… Мысли вылетели из головы, поскольку Инуяша — прижавшись к её груди горячей голой грудью и щекоча бока полами распахнутой рубахи — с яростным вздохом поймал губами её губы и потёрся о Кагоме всем телом. То есть потёрся действительно всем, и она со смесью ужаса и восторга обхватила, обняла его ногами (в последний момент вспомнив и придавив пяткой подвёрнутый край хаори), чувствуя его твёрдое нетерпение на своём, влажном. От ощущений перехватывало дыхание, плоть липко поглаживала плоть. Нет, Инуяша никуда не торопился, он урчал ей в губы и так откровенно наслаждался происходящим, что Кагоме включилась в игру и стала отвечать. А потом вдруг оба вскрикнули от неожиданности — как от мгновенного ожога. Инуяша приподнял голову и тревожно уставился ей в глаза. Кагоме осторожно коснулась его щеки, большим пальцем погладила непривычно раскрасневшиеся губы. И медленно, боясь поверить сама себе, качнула бёдра ему навстречу — это вот так, когда по-настоящему?.. — движение получалось совсем другим, непохожим на недавние поглаживания. И, кажется, она чувствовала его только у самой поверхности… Впрочем, разобраться в новых ощущениях Кагоме не успела — зарычав, и вскрикивая на каждом толчке, Инуяша вдавил её в колючую лежанку, вжался так, словно хотел вплавить её в себя навечно, и Кагоме тоже закричала, подхваченная волнами его удовольствия. Его горячее мокрое дыхание медленно успокаивалось, и наконец губы сомкнулись, отпечатывая собственнический, неторопливо-довольный поцелуй над ключицей. Кагоме вздрогнула всем телом, пронизанная мурашками, точно кометами, от макушки до пальцев ног, и вдруг ощутила его внутри, пусть и на миг. И ещё, что внутри немного больно, но не так, как несколько дней назад, а будто от непривычной работы. Инуяша глубоко вздохнул, приподнялся и лёг рядом. Кагоме прижалась к нему, рассеянно перебирая мягкие серебристые волосы на затылке, однако парень накрыл её ладонь своею — тишины! — и она замерла, подчиняясь этому бережному приказу. И была тишина. — Что это? Инуяша вскинул голову, приходя в себя от тревожной нотки, адресованной куда-то в пространство. В полумраке двигался мерцающий огонёк. …Нехило так задремали, мать-перемать! Стемнеть успело! И, кстати, теперь не холодно. Будто колдовская метель высосала из окрестностей весь возможный морозец, оставив лишь прохладную летнюю ночь. Снег, правда, белел вокруг, но как-то неубедительно. Тучи тоже рассеялись, и звёздное небо глядело вниз мириадами глаз. Угадывались тёмные громады гор — и капля тускло-оранжевого света на склоне. Достаточно близко. — Оно сваливает! Подъём и погнали!.. ёштыть… — вырвалось у Инуяши, потому что Кагоме, приподнявшись, потянулась за одеждой и охнула, покраснев как ошпаренная. На ней были только обрывки трусов на талии, по ногам хлынули тягучие капли, а Инуяша, хоть и красный до ушей, пялился, и его нахальный рот неудержимо разъезжался в самодовольной ухмылке. — Не отвлекайся! Дурак! — она едва сдержалась, чтобы не рявкнуть «сидеть!» — Сама дура, — отфыркнулся парень, отворачиваясь, но ухмыляться не перестал. — Ты ж понимаешь, что если с ребятами за это время что-то случилось — мы себе этого не простим?! — с болью в голосе воскликнула Кагоме, сражаясь с перекрутившимся платьем. — Не каркай, балда! — уже безо всяких ухмылок рявкнул Инуяша, быстро одеваясь. — Не грудные они! Небось, давно сами нас ищут. Так, всё, я вперёд… — Не спеши, молодой воин. Инуяша крутнулся на месте, выхватывая Тессайгу. Огонёк мерцал всё там же, довольно далеко. …Фонарь. Это же просто оставленный фонарь, — мелькнуло в голове Кагоме, пока руки выхватывали чудом уцелевший в метели лук. Собственно, уцелел он только потому, что нацепить на себя налучье и колчан она в чайной успела, а воспользоваться ими — нет. Огонёк мерцал довольно далеко. А вот седая старуха с нечеловечески светящимися желтовато-зелёными глазами стояла всего в пяти шагах. — Не спеши, — повторила она, по-кошачьи прищурившись на инуяшино предостерегающее рычание. Недовольно дрогнул пушистый кончик хвоста, выглядывающий из-под подола. — Ведь ты собрался искать молодого священника и девушку, верно?