Врата "Hen Ichaer"

А еще сильнее Долга он не любил Обязательства. Надо вставать и куда-то бежать, скрываясь в лесах от погони, надо что-то делать, чтобы не сдохнуть с голода, надо продолжать борьбу даже тогда, когда последние силы уже на исходе, а сердце выпрыгивает из грудной клетки. Обязательства ходили за ним почти так же постоянно, как и Долг. Будучи командиром, полководцем, который ведет свою подыхающую еще до начала боя армию, ему приходилось помнить о своих Обязательствах круглосуточно, ежеминутно, задвигая собственные потребности. Долг можно было игнорировать, Обязательства требовали постоянного тотального контроля за всем и каждым, кто входил в круг интересов. И он честно выполнял их, триста, мать его, лет таща на себе подыхающие же идеалы и цели. Когда потащили его, было странно и непривычно, но привычки молодости (вот тут он четко представил усмехающееся лицо с ореховыми глазами) брали верх – и он шел, потому что так было нужно, так было правильно для всех, включая и его. Идти за лидером, двигаться вперед, постоянно сражаться – это была вся его длинная, бесконечно поганая жизнь. И тем более было странно ощутить тот самый вкус настоящей Свободы, который ничего не требовал и не просил взамен. Который никуда не вел и не шел следом, слепо подчиняясь командам. Безумно дико было понимать, что у его собственной Свободы было имя. И седина на правом виске. Рядом со Свободой отступало Одиночество. В лесу он жил запахами, и научился их различать, читая как по нотам пульсирующую вокруг жизнь. Он мог по памяти назвать, чем пахнет Флотзамский лес, Синие Горы, ущелье Вергена и те, кто его окружает. Морозная, скрипящая чистота и миндаль – зеленоглазая ведьмачка, дитя Старшей крови и Предназначения. Густой, тягучий мед, металл и пот – старина Золтан. Букет полевых цветов – Лютик. Костры, кровь и аромат вчерашней грозы ассоциировались у него с ведьмаком. Свобода была терпкой, колючей и пахла Человеком. Свободу хотелось пробовать на вкус. «Я буду рядом». Куда бы он ни пошел, какую бы дорогу не выбрал его Свобода будет рядом с ним. Безусловно. Не задавая вопросов. Йорвет слегка сжал руку, затянутую в перчатку, и рывком открыл дверь в таверну. *** Половину ночи Геральт мерил шагами комнату, пересчитывал варианты и подбирал слова. Ничего из перечисленного не подходило для того, что сделать было просто необходимо, хотя бы для того, чтобы не сойти с ума. Он продолжал поедать себя изнутри, когда стучал в тяжелую деревянную дверь и прислушивался к тому, что эта дверь скрывала. И даже подобрал мало-мальски приличные слова оправдания, но за дверью стояла тишина. Геральт решился и просто вошел в маленькую комнату, пропитавшуюся запахами лекарственных трав. Узкая кровать, стол и табурет – ничего не напоминало о том, кто именно проводил здесь каждую ночь. Да и проводил ли? Во всяком случае, на покрывале уже успело осесть порядочно пыли, чтобы даже не такому опытному следопыту как Геральт стало понятно – комната пустовала как минимум неделю. Неприятная, болезненная мысль кольнула под грудью. Пришлось возвращаться в собственную постель и ждать рассвета. Но и утро никаких внятных новостей не дало – чертов эльф как сквозь землю провалился. Никто его не видел после потасовки в таверне, никто понятия не имел, мог ли Йорвет просто залечь на дно и зализывать им же нанесенные раны или сбежать из города навсегда. Неизвестность в этой ситуации была тем печальнее, что, если отбросить в сторону любовные переживания, оставался еще неоконченный обряд закрытия Врат, которые хоть и с меньшими усилиями, но продолжали шептать по ночам, беспокоя округу. Ведьмак загнанной рысью ходил по округе, но даже намека на след не находил. У дома Лютика он столкнулся с очередным предводителем Синих Полосок и уже подумал было зайти к Роше, но какая-то часть сознания необъяснимым образом была против внезапных визитов. Скорее всего та, которая растекалась фиолетовым по телу после вчерашней драки. Нет, с Роше он поговорит позже, и, быть может, извинится перед своим старым товарищем, но сначала нужно было найти Йорвета. Если умеешь ждать и поднимать на ноги округу – проблема сама найдет тебя, причем тогда, когда ты будешь готов к этому меньше всего. Эта истина ударила по голове, заставляя забыть все заранее приготовленные слова, от появившихся на пороге таверны Роше и Йорвета. Если бы не Цири, тут же налетевшая на них с упреками, он бы так и остался сидеть, глотая воздух как выброшенная на берег рыба. - Где вас носит? Я трижды обскакала все ущелье, надеясь отобрать ваши останки у гарпий, а вы оказывается живы, - Цири сверкала своими льдисто-зелеными глазами, наседала на Роше, при этом тыкая пальцем в грудь Йорвета. Цири не хотела, чтобы остальные почувствовали, как сильно она на самом деле беспокоилась, еще с рассвета действительно методично обыскивая ущелье, и как ей было смертельно страшно от одной мысли, что где-то там, в какой-нибудь расщелине или пещере она все же найдет то, что ищет. И первым это понял не темерец, который похоже даже двигался на автомате, пребывая где-то в собственных мыслях, а эльф, сжавший тонкие девичьи пальцы и что-то сказавший на Старшей Речи. С такого расстояния услышать, что именно он сказал, было нельзя, но девушка улыбнулась и ей в ответ подарили самую солнечную и ослепительную улыбку. Они встретились взглядами и предательские мурашки проскользнули по позвоночнику. Что-то было не так, неправильно в этом взгляде, в том, как Йорвет смотрел. Но пьянящий набат уже звучал в голове, отдаваясь глухими ударами сердце – слишком громко, чтобы думать. И Геральт сделал то, на что еще пока был способен – просто молча схватил эльфа за руку и потащил по ступенькам наверх. Что подумают другие, значения больше не имело. Он раздевал торопливо, ища губами пряную сладость кожи, и дрожа от жара, охватывающего тело каждый раз, когда под грубой тканью обнаруживал то, что искал. Тело под ним было таким же бархатно-гладким, отзывчивым на прикосновения и выгибающимся навстречу совершенно немыслимым для человека образом. Тонкие холодные пальцы все также охотно цеплялись за спину, заставляя рычать от пронизывающего удовольствия. Но что-то было не так. Это чувство неправильности происходящего отравляло воздух и лишало смысла. Наконец, Геральт понял. Йорвет. Все было как всегда, вот только Йорвет не был тем Йорветом, которого он успел изучить практически до молекул. Эльф словно стал другим: отстраненным, чужим и нездешним. Он получал удовольствие, но зеленый глаз смотрел прямо и настойчиво, настолько, что было видно, насколько он далеко от того, что происходит. И главное, он не обвинял, не ненавидел, ему просто было все равно. Отравленный этой мыслью, Геральт кончил, уткнувшись лбом в теплое плечо. Очнулся он не сразу, а когда открыл глаза, половина кровати рядом с ним была пустой и холодной. Эльф снова исчез, ускользнув в буквальном смысле из рук и не дав возможности объясниться. И единственным подтверждением того, что все случившееся не было сном или галлюцинацией, был ведьмачий медальон, скалящийся с соседней подушки. *** - Вернон, я действительно не понимаю, что ты от меня хочешь? – Лютик стоял, скрестив руки на груди и с опаской смотрел на своего собеседника. Роше выглядел максимально паршиво и вел себя странно – вертел в руках какую-то побрякушку и требовал объяснений, не объясняя, впрочем, что именно ему нужно пояснить. - Лютик, я тебя еще раз спрашиваю, это твой медальон? Именно у тебя его видели в последний раз во Флотзаме до той заварушки с захватом Вергена. - Может и мой, я не помню. У меня подобного барахла полный сундук. - ЛЮТИК! – Роше глубоко вдохнул, готовый прямо сейчас вцепиться в барда и разорвать на мелкие клочки. – Сосредоточься и вспомни. Это ОЧЕНЬ важно для Геральта! - Во Флотзаме? Погоди, а ведь действительно, я этот медальон выиграл в кости у одного странного гражданина. Но потом потерял где-то и забыл. Все равно ведь медяшка обычная. - Уже лучше. Твои шансы дожить до конца разговора значительно увеличились, - в голосе Роше послышались какие-то неуловимо знакомые безумные нотки, от которых виконт де Леттенхоф сразу же почувствовал холодок между лопаток. Где-то на задворках сознания смутно замаячила алая повязка, закрывающая половину лица, заставляя буквально потрясти головой, чтобы прогнать видение. – А теперь скажи, что ты загадал, пока эта, как ты выразился, медяшка, была при тебе? - Боги, Вернон, ну откуда я могу это помнить? Столько событий случилось с тех пор! Да что с вами вообще происходит? Ты на людей кидаешься, сам на себя не похож, Йорвет заперся в своей комнатке над таверной и носа на улицу не показывает, только наигрывает что-то печальное и с… - Лютик не зря стал отличным бардом. Он отлично умел чувствовать, в какой момент нужно заткнуться, чтобы не получить по лицу. И что-то подсказало ему, что вот сейчас самое время захлопнуть рот и срочно вспоминать про Флотзам. – Знаешь, я тогда много чего желал, от дочери кузнеца, до того, чтобы все поскорее закончилось. Вы все носились как ненормальные, по лесам разгуливал убийца королей, эльфов вешали за здорово живешь… - Что ты пожелал Геральту, мать твою! - Да ничего я ему не желал! Разве только связать свою жизнь с кем-нибудь, кто не будет похож ни на Йеннифэр, ни на Трисс. Но это же… Роше не стал дослушивать, он итак уже услышал больше, чем хотел. Теперь нужно было собраться и что-то сделать, но мысли отказывались приходить в голову. Все, кроме той, которую хотелось бы забыть навсегда. Они вместе пришли вчера в таверну, и с тех пор Йорвет не возвращался. И то, с какой скоростью ведьмак тащил его эльфа наверх, не оставляло сомнений, какую именно цель он преследовал. Роше обещал быть рядом. Несмотря ни на что. Но, боги, как же оказывается больно лежать в одиночестве на пустой кровати, представлять, как эльфа трахает другой, и ждать. Он прождал всю чертову ночь и половину утра, но Йорвет не пришел. Поэтому теперь он раненым волком бегал по Вергену и срывался на всех, кто так или иначе мешал ему действовать. То, что действия имели нулевой выхлоп и по бесполезности равнялись ничему, его сейчас не остановило бы даже на секунду, потому что при промедлении картинки возвращались и безумно хотелось крови. Может быть даже своей, он не был уверен до конца. Оттого и не заметил, как просвистела стрела над головой, сбивая с головы многострадальный шаперон. - Bloede arse! Я же просил тебя, Dh’oine, не надевать это безобразие! В следующий раз возьму ниже, - ебанутая фантазия как-то слишком резко обрела плоть, а вместе с ней и свой непередаваемый стиль общения. Роше оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не заметил – увы, на них смотрело не меньше десятка глаз. Стрельба на мирной площади редко когда остается незамеченной в принципе. - Да уж, пожалуйста. Будь так любезен, - он сплюнул на землю и нагнулся, чтобы поднять свой головной убор, за что тут же поплатился резкой болью под ребрами и едва не впечатал носом землю. Не дав отдышаться, его рывком подняли и снова приложили со всей дури, на этот раз впечатав в прилавок какой-то торговки. - Где ты шляешься весь день, чертов плоскоухий придурок? – ситуация явно выходила из-под контроля. И дело не в том, что на них смотрели уже буквально все, а в горящем чистым и незамутненным безумием зеленом глазу, который сейчас был слишком близко, чтобы сопротивляться всему, на что был способен этот психованный выродок. Даже обжигающим, горячим поцелуям, сменившим кулаки. Пряный вкус чужих губ отдавал солодом, острые зубы вгрызались в слизистую – похоже нижняя губа была прокушена окончательно – а нахальный язык почти перекрыл кислород, собирая слюну по щекам и небу. И стало как-то совершенно безразлично, словно не его репутация, а возможно и жизнь, прямо сейчас уходят куда-то в знак минус. В голове будто что-то лопнуло, оставив после себя только пустоту и дикое, звериное желание обладания. Он уже сам схватил эльфа за плечи, и, развернув его к тому самому прилавку, вдавил как можно сильнее, стараясь если не слиться, то быть максимально близко, не упуская ни миллиметра горячего жара чужого тела. И вот уже он сам на глазах охреневшей толпы кусает, зализывает и старается вобрать губами как можно больше этой безумной горьковатой пряности там, где нет раздражающей ткани одежды. Под тихое поскуливающее мурлыканье Роше переместился на шею, к листикам татуировки, выглядывающим из-под высокого воротника и столкнулся взглядом с желтым засосом на смугловатой бархатной коже. Кто бы мог подумать, что одна маленькая отметина способна отрезвить лучше гомонящей толпы за спиной? Темерец почувствовал, что разум становится острым и холодным как лед. - Твою мать! Какого хрена вы тут устроили?! – Золтан. Старина Золтан, всегда прямой и безапелляционный, прямо сейчас пробирался к ним, расталкивая зевак. Йорвет все еще прижимался к нему, цепляясь пальцами за полы куртки, а ситуация с каждой секундой выглядела все херовее. Роше даже удивился – если бы не чертова чужая отметина, он бы действительно трахнул эльфа едва ли не посреди городской площади. – Вы оба – конченные психи. Пойдемте, вас уже ждут около шахты. Краснолюд с весьма странным выражением лица сплюнул под ноги и удалился. Роше вопросительно посмотрел на Йорвета. Эльф отпустил руки и пошагал следом за Золтаном, как будто ничего не случилось. - Ну, да. Нас ждут. Я собственно поэтому тебя искал, - пожал тот плечами, как будто это было чем-то обыденным и разумеющимся. - Йорвет, мать твою! Нельзя было сразу сказать, прежде чем пихать свой язык мне в глотку на глазах у прохожих? - Я соскучился. - Ты трахался с ним! - Да. И у меня были на то причины. - Знаешь, даже не хочу ничего спрашивать. Зачем все вдруг ломанулись в шахты? - Вернон, - Роше почувствовал, как от звука собственного имени, приправленного чисто эльфским звучанием, по спине пробежали теплые мурашки. – Ты ревнуешь. Не нужно. Я просто хотел убедиться. Зеленый глаз смотрел прямо и на удивление серьезно. Только сейчас темерец заметил, что его эльф как-то неуловимо изменился: взгляд стал немного другим, более открытым и… свободным? В глубине этой глубокой, малахитовой зелени светилось полное, совершенное понимание чего-то, что было пока недоступно другим. Через этот взгляд на Роше смотрела мудрость веков и прожитых лет, заставляя неуютно поежиться от осознания огромной, просто колоссальной, разницы в возрасте. Но Йорвет моргнул, и привычные чертики снова пустились в пляс. Спасительная темнота подворотни была сейчас как никогда вовремя, потому что его эльф видимо решил закончить начатое, швыряя Вернона в стену какой-то постройки. Слава Богам, подворотня была глухой и темной, а ближайшие жилые кварталы находились достаточно далеко, чтобы их мог увидеть случайный прохожий. Горячее дыхание привычно обожгло кожу возле уха. - Я безумно скучал, Dh’oine. Caemm a me… - эльф продолжил мурлыкать на старшей речи что-то наверняка очень важное, но шум в ушах мешал разобрать детали. Тонкие ловкие пальцы уже расстегнули застежки дублета и выписывали какие-то символы на животе. Неожиданно приятная пытка также неожиданно прекратилась, Роше открыл глаза и замер от удивления – Йорвет стоял перед ним на коленях, явно что-то замышляя. - Что ты твор… - остальные слова потонули в потоке забурлившей в ушах крови. Сухие горячие губы, не обнаружив препятствия в виде одежды, творили то, от чего мозг плавился свинцом, а тело категорически отказывалось слушаться. Темерец положил руку на красную повязку и слегка надавил. Из горла вырвался полустон-полувсхлип, а сердце кажется пропустило пару положенных ударов. Мир рассыпался мириадами осколков и собрался снова. Роше тяжело дышал, мокрый от пота и оргазма, который продолжал потрескивать короткими разрядами в теле. Йорвет уже стоял, насмешливо улыбаясь и застегивая обратно все крючки и фиксаторы темерского дуплета. Значок с серебряными лилиями поблескивал на его ремне для трофеев рядом с остальными. Что ж, это было вполне справедливо, хотя приватизировать чужое имущество таким откровенно нахальным образом, пользуясь слабостью противника, не стоило. Капитан провел пальцем по металлу. - Справедливо. Ты выиграл. Теперь голову с плеч? - Теперь нам нужно идти. Голову оставь себе, - эльф ухмыльнулся и подергал его за волосы, проверяя прочность конструкции. – Геральт хочет разрушить Врата. Они ждут только нас. А я не хотел идти без тебя, хотел, чтобы ты был рядом. - Я всегда буду рядом. - Я люблю тебя, чертов Dh’oine. *** Возле входа в шахту их уже ждали. Цири нетерпеливо переступала ногами, Геральт чертил кончиком меча какие-то знаки на земле, а Лютик тихонько насвистывал, стараясь не глядеть на подошедших соратников. То ли туманом, то ли запахом вчерашнего дождя Обернись и коснись меня То ли туманом, то ли светом исчезающего дня Обернись и коснись меня «Видимо новая баллада. Красиво и очень…соответствует обстановке» - подумал Роше. Очевидно Золтан уже рассказал всем о том, что случилось на площади. Да и по их виду несложно было догадаться, что заставило их задержаться. В случайном взгляде Геральта пронеслась дикая ненависть, зато Цири улыбалась во весь рот, блестя своими фантастическими глазами, выдающими принадлежность к Старшей крови. В этом они с Йорветом были похожи – холодная зеленая рябь могла менять оттенки в зависимости от настроения и даже обстановки. В молчании, нарушаемом только пением Лютика, они спустились глубоко под землю, к месту, где все еще пульсировали Врата. Словно почувствовав жизнь, они испустили протяжный вздох, полный жажды. Геральт сразу же принялся чертить знаки острием меча, как до этого наверху, отложив в сторону странный сверток. Теплое дыхание обожгло затылок. - Сделай так, чтобы меня не убили сегодня, Dh’oine. У меня паршивое предчувствие, - прошептал эльф, отхлебывая что-то из фляжки, на секунду коснулся всем телом темерца, словно желая обнять, и отошел к ведьмаку. Роше неосознанно погладил нагрудную пластину, где еще с утра позвякивал значок с серебряными лилиями, а потом достал из кармана медальон. У него тоже было весьма паршивое предчувствие, что вся эта затея добром не кончится. Геральт закончил рисовать и сложил пальцами знак Игни, поджигая нарисованные руны. Какое-то время они с Йорветом стояли друг напротив друга и всматриваясь, будто не узнавая. - Впустите нас… Дайте напиться крови… Откройте врата и впустите нас… - раздалось сразу со всех сторон. Роше инстинктивно выхватил меч, его движение отзеркалила Цири, а Золтан погладил рукоять топора. Ведьмак взял фляжку из рук эльфа и сделал несколько глотков. А все дальнейшее было уже далеко за пределами реальности. Вот Геральт меняется в лице, как-то неуловимо, но жутко и неправдоподобно. Вот Йорвет кричит и падает на спину, сраженный ведьмачьим знаком. Воздух пропарывает стилет, испускающий во мраке голубоватое, мерзкое свечение, и замирает на секунду у Розы Памяти. Видно, как лопается под сталью натянутая кожа, орошая капельками крови лепестки… Кажется, Роше кричит что-то, а может это ужас так давит на перепонки, что не слышно собственного биения сердца. Рот Цири кривится в таком же немом крике. Они вместе бегут к магическому кругу и тут же разлетаются в стороны от выпущенного не глядя Аарда. Стилет отвратительной змеей вгрызается в плоть, стараясь добраться до сердечной мышцы. Зеленый глаз смотрит непонимающе и немного обиженно. Смотрит не на человека, нанесшего удар, а на него – на Роше, будто просит сделать что-то, и закрывается. В уголке рта собирается струйка крови и прочерчивает старый шрам. Роше нечем дышать. Он видит, как ведьмак отряхивается и смотрит на свои руки, на стилет, все еще жадно пьющий теплую кровь, и ужас рассекает его лицо. В полубреду Геральт выдергивает оружие и отшвыривает его куда-то в сторону, зажимая руками рану, из которой все еще пульсируя вырывается красная жидкость. Он все еще смотрит на происходящее со стороны. Звуки постепенно набирают силу, и уже можно различить многоголосый хрип, крики и дикий скрежет лопающегося камня. Он видит, как сам хватает за грудки Лютика и прижимает к каменной кладке, которая уже начинает осыпаться. - ЗАГАДЫВАЙ, ТВОЮ МАТЬ! – кричит он, впихивая в потную чужую ладонь медальон. Бард мотает головой непонимающе. Рядом с ними падает кусок стены, отбрасывая в стороны клубы пыли. - Пусть все останутся живы, - успевает прошептать Лютик, сжимая холодный металл. Из медальона вырывается сгусток тумана, окутывая всех спасительной молочной вязкостью. Звуки снова пропадают, остается только методичный гул падающих камней. Врата с тихим хлопком обрушиваются, оставляя за собой пустое, черное ничто, которое тут же затягивается. Пространство искажается, съеживается словно уродливый рубец, за его пределами можно увидеть тысячи голодных глаз, тысячи призрачных голов с распахнутыми в немом крике ртами. А потом туман рассеивается, образуя над головами что-то вроде щита. Они все оказываются зажатыми в своеобразном гроте из камней и темноты, без просвета и надежды. Лютика трясет и он, сгибаясь пополам, блюет на пол. По лицу Цири из разбитого виска бежит кровь. Золтан внешне целый бормочет проклятия и пытается отползти куда-то вглубь темноты. Геральта оглушило осколком врат, но он встает и бросается ощупывать девушку, словно стараясь поверить в то, что она жива. Но Роше этого почти не видит. Он прижимается лбом к алой повязке, стирая ладонями кровавые потеки с лица. И в полной темноте слышит глухие удары сердца, чувствуя, как под розой надежды сами по себе срастаются мышцы и сухожилия. Он садится на землю, кладет голову эльфа себе на колени, ждет и не замечает, как из глаз капают слезы. И улыбается. Нить Предназначения, связывающая Йорвета с ведьмаком, лопается, и из осколков образуется фигура девушки, окутанная туманом. В ее голосе слышится упрек и шелест дождя. - Вы, люди, чрезвычайно глупые создания. Вы хрупкие, жалкие и такие беспомощные, но в то же время невероятно сильные. Сильные настолько, чтобы поверить, что вашу мизерную жизнь может вести что-то большее, чем вы сами. Вы верите в Предназначение, в Богов и даже не представляете, насколько сильно ошибаетесь, - девушка повернулась к очнувшемуся Йорвету, все еще лежащему головой на коленях Роше. – Старшая кровь нашла свое исцеление. Она услышала зов Предназначения, и, пусть с опозданием, привела к правильному выбору. Ты выплатил свой Долг, Aen Seidhe, живи долго и знай, что судьба сыграла с тобой злую шутку. Человеческий век недолог, и твоя Свобода обойдется тебе намного дороже, чем смерть. - Пути Предназначения бывают весьма непредсказуемы, - продолжила она, глядя на ведьмака. – Только глупцы считают, что Предназначение – это прямая дорога, на самом деле она похожа на лесные тропинки, как в самом сердце Брокилона. Лесная вода уже дважды показывала тебе путь, но ты оставался глух, ведьмак. А если оставаться глухим перед Предназначением, его можно спутать с другим. Вспомни, ведьмак, что вело тебя на Пути. Ласточка, Zireael, глаза цвета малахитовой зелени, роза надежды. Нужно только не бояться открыть глаза и посмотреть в лицо своему Предназначению. - Что до тебя, бард, в твоей груди горит огонь. Не дай ошибкам сбить тебя с пути. Какое твое третье желание? – туманная дева встала прямо перед Лютиком. - Просто верни нас в Верген, - буркнул бард, глядя под ноги. Дева кивнула и растворилась в воздухе, легким шлейфом тумана прокладывая тропинку на поверхность. - Va faill, Богиня - прошептал Йорвет, но его никто не услышал. Никто, кроме Роше. Эпилог Прошедшие события оставили след на облике города. Прямо посреди торговой площади зиял уродливый проем в земле, уходящий глубоко в недра, туда, где несколько дней назад навеки захлопнулись врата. Несколько дней же по земле стелился странный туман, и каждый, кто имел неосторожность наступить в молочно-белую дымку, испытывал странный приступ беспричинной тоски. А потом Время стало затягивать раны. Зашевелились купцы и ремесленники, краснолюды затянули землю мостами и камнями, и город вернулся в привычное русло. Мастер Лютик только что попрощался с ведьмаком и его ведьмачкой. Прощание вышло скомканным и непонятным. - Запомни, Лютик, если где-то есть дверь, значит, от нее обязательно есть ключ, - объяснил Геральт произошедшее у Врат, весьма лаконично, но подробности уточнить было уже не у кого – подошедшая Цири отвлекла все его внимание, и на дальнейшие рассуждения ведьмак стал неспособен. - И что вы будете делать теперь? - Поедем куда-нибудь на Север. Там сейчас уже нет войны, можно затеряться среди местных деревень и, быть может, завести хозяйство, - Цири отвечала весело, но глаза ее смотрели вовсе не на барда, а на широкую фигуру ведьмака, запрягающую лошадей. - А что Предназначение? - О, мастер Лютик, я могла бы долго рассказывать тебе о предназначении, переплетениях судьбы и не слишком умных ведьмаках, которые не желают видеть очевидного и считают себя самыми умными… - Но времени уже нет, - закончил за девушку Геральт, подходя ближе и обнимая ее за плечи. Ведьмак выглядел как человек, который всю жизнь пробирался вслепую, а тут кто-то вдруг зажег свет. Он кивнул, прощаясь, и увел свою ведьмачку к лошадям. И перед тем, как подсадить Цири на коня, припал к ее губам долгим, глубоким поцелуем. Лютик вернулся домой, в надежде успокоить нервы. Картина растрогала его, и, как человек искусства, он считал своим долгом написать по этому поводу какую-нибудь душещипательную балладу. Но мечтам о спокойном творчестве пришлось запнуться еще на подходе. В кухне топтался Роше. Полуголый, в одной простыне, обмотанной на бедрах, с покрытыми засосами и укусами плечами и шеей, он методично сгребал в большую тарелку все съестное, что попадалось ему под руку. - Я его убью, - пробормотал он, обращаясь к Лютику. Потом подумал, почесал подбородок и прихватил бутылку туссентского вина. Сверху раздались проклятия на старшей речи. – Я когда-нибудь его убью, - уже громче высказался Роше и ушел на голос. Глаза у него при этом были как у психа – маньячные и до ужаса влюбленные. Лютик присел на пороге и коснулся руками струн лютни. То ли туманом, то ли песней умирающей Луны Обернись и коснись руки То ли туманом, то ли эхом неземной лесной тропы Обернись и коснись руки Действительно, любовь порой принимает очень странные формы…