Любить, захлебываясь рвотой

Прошла ровно неделя, как Арнольд не навещал Хельгу, которую этот факт очень угнетал. Еще в первый день, когда он не пришел, она стала накручивать себя. Что она не так сказала? Может, она совершила когда-то ужасный поступок, о котором он узнал, и это его разочаровало? А может, он просто понял, что она очень сложный человек, с которым не стоит так возиться? Мысли угнетали, в дневнике питания, который вели врачи, всё чаще возле еды стояла пугающее слово, которое откладывало выписку,“отказ”. Психиатр Хельги собирался на этой неделе уже выписывать девушку, но как только ему пришел дневник за эту неделю, он понял, что стоит повременить и отложить выписку на неопределённое время. Всю эту неделю Хельгу стали гораздо чаще посещать психологи, задавая наводящие вопросы, чтобы выяснить причину ухудшения в пищевом поведении. Девушка стала больше спать и вообще погрузилась в апатичное состояние, хотя два раза к ней приходили Фиби и Джеральд. Она была не особо активна в разговоре и скорее слушала, периодически кивая и отвечая односложно. Друзья понимали причину ухудшения состояния, но решили не встревать, потому что сами не знали, что происходит с Арнольдом. Он не ходил в школу с того последнего посещения больницы и не выходил на контакт. Дедушка говорил то одно, то другое: то Коротышка не дома, то у него болит голова, то он спит. Было понятно, что это вранье. Но была непонятна причина такого поведения. На звонки и сообщения он не отвечал. Джеральд, зная Арнольда чуть ли не с пелёнок, пришёл к тому, что он о чём-то думает, правда так и не понял, чем он так грузится. Хельгу опрашивать он не собирался, потому что видел её состояние и понимал, что это вообще не вариант. Понедельник. Утро, как обычно, начинается с процедур. Приходит медсестра и выдаёт таблетки и слабительное, которые надо выпивать перед завтраком. Девушка по традиции морщится от приторности сиропа, который заставляет ее кишечник работать. Однако она заметила, что ей дали больше, чем раньше. Ей ведь недавно говорили, что будут сокращать дозы всех препаратов и оставят маленькую дозировку некоторых таблеток для “поддержания хорошего настроения”, однако сейчас пошло увеличение слабительного. “Интересно, что будет с остальными пилюлями?”. Сегодня была смена одной из самых строгих медсестёр. Она была достаточно груба, и у них с Хельгой не раз были конфликты. Однако всё же было и такое, что она успокаивала девушку во время очередных истерик, подбадривала, при этом не говоря глупые фразы по типу “мальчики не любят кости, кушай”. Это была действительно хорошая государственная клиника, где контролировали даже слова санитарок, ведь все знают, как те, кто не разбирается в этой теме, могут запустить стадию саморазрушения. Миссис Уилкинсон тщательно следила за пациентками. За годы работы в данном заведении она запомнила все их уловки, и её очень радовало, что Хельга была достаточно честна. Она не размазывала еду по тарелке и просто говорила“я не могу”. Она понимала, что другие девочки врут, не потому что сами этого хотят, но с ними было тяжелее в этом плане. И всё же Дорта по привычке просила открывать рот и поднимать язык, чтобы удостовериться в том, что лекарства действительно принимаются. — Молодец, я скоро зайду за тобой. Сегодня у тебя физиотерапия. Жизнь в больнице всегда была рутинной, но Арнольд как-то скрашивал её и не давал грустить, поэтому четыре месяца пролетели достаточно быстро. Она понимала, что с каждым днём отдаляется от финишной ленточки, и очень боялась, что её выписку отложат ещё на недели две. Тем более что без Арнольда она здесь находиться больше не сможет. В основном, девушка выполняла все назначения и не возражала, хотя и не понимала роли некоторых процедур. Например, сегодня у нее были жемчужные ванны. Её это немного расслабляло, не более. Но врачам ведь виднее? После её отвели в палату и дали пятнадцать минут, чтобы переодеться, выполнить свои утренние процедуры, подготовиться к завтраку. Правда к чему уж готовиться? Возможно, Хельга бы и ела как раньше, но аппетит из-за друга как рукой отбило, ведь стараться было больше не для кого. У неё в палате было лишь одно маленькое квадратное зеркало, которое находилось в ванной комнате. В нем можно было видеть только лицо. По сути в клинике других зеркал и не было. Это было сделано, чтобы пациентки не видели свою фигуру и не отслеживали её изменения. Есть тут спорные моменты, но Хельге в принципе было всё равно, потому что она никогда не считала себя толстой и более того ей не нравилась та худоба, которой она достигла. У этого всего была совершенно другая цель. И вот сейчас она материлась про себя на слишком маленькое зеркало, потому что оно не позволяло увидеть волосы полностью, а у Хельги они были длинные, хотя очень много волос выпало, а те, что остались, стали очень хрупкими и даже будто истончились. В принципе настроение было нейтральным, даже лучше, чем в последние дни. Желание написать репоголовому почти исчезло, хотя у неё и не было такой возможности, потому что интернет отключали “для подавления плохих и тревожных мыслей”, а на смски он не отвечал и раньше. — Хельга, ты в ванной? — это была миссис Уилкинсон. — Да! Я скоро выйду, мне нужно умыться, — дверь должна была быть всегда открыта, потому что не раз пациентки пытались избавиться от приемов пищи известным путём. Медсестра мельком заглянула в ванную комнату и оставила поднос с завтраком на тумбочке. — Хельга, не задерживайся. На еду у тебя максимум сорок минут. Я зайду позже и принесу твои таблетки. Дверь захлопнулась. Девушка наконец расчесала колтун и сделала небрежный пучок, чтобы волосы не мешали умываться и есть. Выйдя в палату, она почувствовала запах еды, правда не понимала, что именно это было, потому что запахи и вкусы у неё были сильно приглушены, и она слабо отличала, например, запах каши от хлеба. Она взяла поднос и перенесла его на небольшой столик, за которым она с недавнего время стала принимать пищу, так как раньше это происходило в постели, чтобы девушка лишний раз не ходила. Стоял стоял так, чтобы девушки не отвлекались и смотрели на однотонную стену. В больнице было определенное меню, которое каждую неделю было одинаковым, но строилось по одному принципу. Однако раз в месяц оно немного менялось: добавлялось что-то новое, что-то убиралось. Несмотря на то, что набор продуктов был у всех одинаковым, врачи учитывали продукты, вызывающие аллергию, или те, что больные не любили до расстройства пищевого поведения, потому что чем выше был процент съедаемой пищи, тем было лучше для всех. Правда вегетарианство и веганство здесь не одобрялось. С девушкой поговорили на эту тему и проработали травму, выяснив причину неприязни к мясу, поэтому с какого-то времени ей в меню ввели маложирные сорта мяса, птицу и рыбу. Сегодня у неё на завтрак была пшённая каша на молоке с тыквой, чай с сахаром и лимоном, хлеб, кусок сыра и коробочка со сливочным маслом, из чего нужно было соорудить бутерброд. Она собиралась приступить к еде, но услышала, как дверь открылась. — Хельга, уже прошло 15 минут, а ты только села? — Простите, я… — она чувствовала себя виноватой, хотя вроде бы и не сделала ничего плохого. — Всё хорошо, моя девочка. Съешь со мной несколько ложек, чтобы я могла дать тебе таблетки. Девушке было не очень комфортно есть, когда за ней следят, но она понимала, что эти таблетки нужно было принимать вместе с едой. Ела она довольно быстро, хоть и неохотно, и после пятой ложки Дорта попросила протянуть ей ладонь, на которую высыпалось три препарата в увеличенном количестве. Хельгу будто парализовало, брови сошлись на переносице. Медсестра вздохнула и стала объяснять: — Хельга, мистер Харт хочет немного увеличить твои препараты, так как мы все видим, что ты стала гораздо подавленнее и перестала нормально есть. Это не должно тебя смущать. Поэтому запивай их водой, и я пойду в соседнюю палату. — Но… — девушка немного заикалась, а глаза постепенно покрывались пеленой — я думала, что меня выписывают на этой неделе. Я ведь...набрала нужный вес. — Да, мы тоже так думали, но, получается, ты ещё не готова. Завтра мы тебя взвесим, и твой врач позовёт тебя на беседу. Не стоит переживать. Пока пытайся улучшить положение, — голос миссис Уилкинсон был мягким, но в то же время сейчас были слышны раздражение и усталость. — Извините, но..но я не могу. — Хельга, не дури, мы это проходили с тобой, — как было сказано, Дорта работала здесь достаточно, и она знала, чего ждать от каждой пациентки, поэтому правой рукой, которая была дальше от Хельги, она ощупала карманы халата, чтобы проверить наличие шприца, а левой гладила по спине девушку, чтобы успокоить. Глаза Хельги бегали от горсти таблеток к тарелке с кашей. Она чувствовала злость, ощущала себя преданной и обманутой со стороны не только врачей, но и со стороны родителей, сестры и даже друзей, в том числе и Арнольда. А дальше всё было как в тумане. Она перевернула поднос, кинула таблетки куда-то на пол, из глаз ручьём полились слёзы, а из горла вырвался крик, смешанный с животным рыком. Хельга помнила, что кричала “не в этом дело”, а дальше Дорта вколола ей аминазин. Она чувствовала, как её губы шевелятся, повторяя “не в этом дело”, но этих слов уже нельзя было разобрать. Всё стало мутным, постепенно картина мира темнела, а тело не чувствовалось...