Солнце выглядывало все реже и улыбалось все холоднее, но сегодня выдался удивительно теплый день. Вчерашний снег растаял, множеством ручейков сбегая с каменных дорожек на темную землю. Птицы радостно, восторженно щебетали в ветвях, трава еще кое-где зеленела в прогалинах осеннего пестрого ковра, а деревья уже скинули свои тяжелые одежды, запасаясь солнечным теплом на грядущую холодную зиму.
Три недели прошло после
того вечера. Гваэнор прогуливалась по саду, ее рука покоилась на предплечье аранена, и вокруг пары витали какие-то счастливые и мирные тишина и влюбленность. Они изредка переглядывались, и тогда их взгляды начинали светиться нежной радостью. Любому достаточно было лишь кинуть мимолетный взор на пару, чтобы невольно улыбнуться.
— Уже три недели весь Имладрис считает нас парой и сводит за спиной. — Улыбнулась Гваэнор, заглядывая в голубые глаза Леголаса и чуть наклоняя голову в темном капюшоне плаща.
— Разве зря? — Эльф легко дотронулся до подбородка девушки, чуть приподнимая его и лукаво ухмыляясь.
— Не знаю… — Гваэнор хитро прищурилась.
Показалось, что на несколько мгновений мира для них не стало, потому что они сами стали вселенной друг для друга. Но вдруг взгляд голубых глаз будто мигом потух, и лихолесец сделал небольшой шаг вперед, глядя на утренние горные пики. Эльфийка не видела лица Леголаса и не могла понять причину такой резкой перемены его настроения. Она насторожилась и инстинктивно неестественно выпрямилась.
— Я давно собирался сказать тебе, Гваэнор, но, честно, не знал, как это сделать.
Девушка вздрогнула и, пытаясь не обращать внимания на образовавшуюся в груди пустоту, скрестила руки на груди, грациозно присела на мраморную скамейку и продолжила внимательно слушать принца.
— Недавно я получил письмо от отца… Ему нужна моя помощь на границах. — Леголас повернулся к эльфийке, пытаясь понять ее реакцию по серым глазам.
Но они, вопреки ожиданиям принца, стали чересчур спокойными и даже слегка холодными.
— Конечно, это важно, очень важно… — отстраненно проговорила девушка, изо всех сил унимая душевное отчаяние. — И когда?..
— Через два дня.
Гваэнор вскочила со скамьи, но быстро остановилась и глубоко вздохнула, успокаивая саму себя. Ее пальцы теребили край рукава, а в горле встал ком, мешающий говорить. Она боялась, что больше никогда не увидит Леголаса, не хотела ему навязываться, но при этом не понимала, как теперь жить без него. Она боялась, что ее обманули, что нет никакой любви, лишь выдумка, но в то же время сердцем чувствовала, что нужна мужчине. И, пересилив себя, девушка спросила дрожащим голосом:
— И ты говоришь мне об этом
сейчас?
— Простишь меня?
В воздухе повисла напряженная, звенящая тишина. Казалось, даже шум водопадов затих, а птицы, испугавшись внезапного беззвучия, спрятались. Гваэнор размеренно, глубоко дышала, но не подарила аранену ни взгляда. Конечно, она не имеет права говорить ему ничего против, но как бы ей хотелось обнять его и никуда не отпускать! Ведь он только-только нашелся…
Гваэнор робко шагнула навстречу Леголасу и протянула к нему ладонь, которую мужчина тут же сжал в своих, печально опуская взор лазурных глаз, тогда казавшихся совсем светлыми.
— Ты же будешь мне писать? Будешь?
Эльф грустно усмехнулся, привлекая девушку к себе. Его холодная рука снова коснулась ее подбородка, затем щеки. Девичья душа наполнилась светлой грустью, странно перемешавшейся с радостью от прикосновений принца.
— Если только ты будешь мне отвечать.
Легкий поцелуй остался на губах мужчины. Гваэнор звонко засмеялась, и водопады снова зашумели, птицы запели, но какая-то ноющая тоска скреблась на сердце девушки. Может, она и обиделась в глубине души, но разум кричал, что есть дела поважнее чувств. Есть дела поважнее нее, и она не имеет права ставить Леголаса перед выбором. Да и какого выбора? Между ней, возможно, легким увлечением, каких у него могло быть сотни, и отцом? И долгом?
***
Следующие два дня превратились бы в какую-то сказку, если бы не это ужасное чувство печали и страх неизбежного долгого расставания. Каждое мгновение дня Гваэнор было наполнено Леголасом: его мягкими и нежными прикосновениями, легкими поцелуями, тихим, бархатистым голосом, унимающим печаль на секунду и чувством почти абсолютного счастья. Все это было настолько сладко, что уже переставало быть реальностью и мешалось с фантазиями.
Аранен казался девушке самым совершенным существом во всем мире, она, кажется, любила в нем все: светлые глаза, мягкие волосы, руки, сильные плечи, — и не видела совсем никаких изъянов.
— Ты будто идеальный, мои милый, — порой говорила девушка, поправляя светлую прядь принца, на что он совсем по-взрослому усмехался, мило жмурясь.
Но в глубине ее души всегда жило какое-то недоверие к своему счастью, так неожиданно упавшего на нее, подумать только, около месяца назад. Она не могла быть уверенной в том, что все это происходит именно с ней. Просто потому, что так бывает только в сказках из библиотечной потрепанной книги. Ах, как все сложно!
И это недоверие так сильно разнилось с реальностью, в которой Леголас окружал ее заботой, в которой она постоянно ловила влюбленные взгляды принца. Так сильно, что она уже сама не понимала себя и свои желания. Наверняка она знала только то, что не хочет его никуда отпускать.
***
В день отъезда Леголаса утро выдалось по-настоящему зимним. Солнце заволокли тучи, угрюмо серевшие над головами, и от этого становилось еще печальнее. Хоть бы солнышко показалось и хотя бы немного рассеяло беспросветную грусть…
Несколько человек, вышедшие проводить Леголаса, стояли около высоких ворот, потирая озябшие руки. Гваэнор, пряча ладони в широких рукавах шерстяной накидки, отслеживала, наверное, каждое движение аранена. Сначала он попрощался с Элрондом, затем с Линдиром, весело улыбнулся Алфирину, по-дружески ударив мужчину по плечу. Подойдя к девушке, он еще раз всмотрелся в ее глаза и, легко поцеловав и чуть пожав ее руку, учтиво кивнул.
Гваэнор закусила губу и напряглась, стараясь унять громко бьющееся сердце, стук которого, ей казалось, слышали все. В носу неприятно жгло, а из глаз вот-вот должны были закапать слезы, но девушка все больнее кусала губы, заменяя душевную боль физической. Но вряд ли это могло сильно помочь.
На нос упала снежинка, мигом ставшая капелькой. Потом еще одна. Через минуту снег мокрый снег большими, многочисленными и волшебными хлопьями тихо опускался на Имладрис.
Гваэнор поймала одну снежинку на ладонь и грустно улыбнулась Леголасу, который, еще раз внимательно всмотревшись в лицо эльфийки, ловко вскочил на белого коня и, ударив его по бокам пятками, пронесся под высоким и темным сводом ворот и скрылся за поворотом.
Девушка еще долго стояла за воротами, не обращая внимания на снег, валивший стеной с небес. Ее темно-русые волосы совсем намокли и казались совсем черными. Она уже не чувствовала рук, кончика носа и ног, но все смотрела невидящим взглядом серых глаз на дорогу, по которой четверть часа назад конь унес ее первую настоящую любовь. По алой от легкого мороза щеке проскользила горячая слеза и, капнув на тонкий снежный ковер, замерзла.
Эльфийка, тяжело вздохнув, пошла обратно в замок. Ее каблуки тихо и одиноко стучали по полу длинных коридоров и, когда хлопнула тяжелая деревянная дверь, умолкли.
