311 люкс.
Здесь находится Юля, которая все еще не может поверить и окончательно осознать произошедшее. Как же это тяжело только приобрести своего человека и тут же потерять. Рыжую накрывают эмоции, а самая главная — самая яркая, перекрывая остальные, вырывается вперёд, затмевает разум — злость. В первую очередь, к Канаевой, а потом уже и на себя любимую. Нет, серьезно эта девчонка из Волчанска сейчас вызывает целую палитру отрицательных чувств. Думает, видимо, что в этом мире проблемы только у нее одной. Честная, блять. Ну вот кто Канаеву лезть просил? Вова должен был от неё правду услышать, а теперь даже нет возможности поговорить, так глупо расстались. Ее глаза становятся на несколько оттенков темнее, а руки подрагивают. От вечно весёлой рыжей хохотушки не осталось и следа. Она, черт подери, злится. Ну ещё бухенькая немного (много). И кажется будто застряла в этом дне, в этом мгновении, в этом номере. Кажется, что завтра не наступит. Все повторится вновь, как день Сурка, пока главные герои не осознают, что не так и не отыграют, как надо. Но так, конечно же, не будет.312 люкс.
Тем временем за стенкой бухает Павлик Аркадьевич. Правда уже не бухает, а только бессознательно валяется где-то под окошком, которое, судя по всему, так и не успел открыть. Хотя казалось бы, обычное состояние серба. Он один, по номеру разбросаны вещи, осколки, мусор. На стене виднеются красные разводы, совсем чуть-чуть, а кровь на костяшках мужчины уже успела засохнуть. Прямо бунт.***
Где-то в час следующего дня двери номеров открываются почти одновременно. — Доброго утра, Пал Аркадич, — сонно тянет рыжая, все еще потирая глаза, а заодно и виски, ведь головная боль о себе почти сразу напомнила. — Да уж, до-оброе, — хрипло тянет знакомый акцент. Мужчина тем временем опрокинул свою головушку о дверь, потому что та была «холодненькой» и это малость расслабило его участь. — О! Павлик, уже проснулся, — голос тети врывается резко, да и сама она весьма неожиданно появилась в коридоре. Хочется зажмурить глаза и избавиться от головной боли. Элеонора обворожительно улыбается, пока что игнорируя уборщицу. Тетя, можно меня потом попилить? Ну пожалуйста. — Думаю нам нужно поговорить и обсудить многое, так что жду у себя в номере. Доползти бы ещё. — У тебя десять минут, — добавляет она холодно и отрешенно, после чего удаляется, громко стуча каблучками. — У-у-у… — Юля поглядывает сочувственно, натягивая улыбку, — Желаю удачи. Затем хлопает серба ободряюще по плечу и тоже уходит, кажется с бутылкой. Ну какой разговор? То что я не владелец. Да я, блять, до-га-дал-ся! Но стоит сходить, чтобы лишний раз не провоцировать на очередной конфликт. Если я вообще дойду, то чудесно, а там уже по ситуации. Через несколько минут он стоит посреди 412 люкса, а Элеонора его отчитывает. — А у меня больше нет выбора. Оставить тебя хозяином я просто не могу, — по слогам выделяет последнее слово хозяйка и всплескивает руками. — Тёть Эль, ну ты серьезно ему веришь? Что он будет проверять? — мужчина стоит прямо, чуть понурив голову, его руки привычно лежат в карманах светлых однотонных брюк. — Знаешь, проверять не хочется! К тому же, я тоже против. Это было ошибкой. Ты просто угробишь мой отель. Ничего, поработаешь, поймёшь, наконец, какой это труд. — Тётя Эля, да у тебя этих отелей все равно куча, — канючит тридцатичетырехлетний***
Юля в это же время успела одеться (а именно: переодеть своё перепачканное свадебное платье в блузку и джинсы) и уже спешила домой. Доехать, пожалуй, было самым простым. А дальше? В итоге стоит на пороге своего дома, а зайти не решается. Интересно, там кто-нибудь сейчас есть? Родственники Вовы или может быть Дашка. Девушка неуверенно открывает дверь и так же осторожно ступает вовнутрь. Квартира встречает ее тишиной. Можно выдыхать. Дома могли быть только родственники Вовы, однако, судя по всему, он все им сам объяснил. Канаевой тоже не было. Рыжая быстрым шагом направляется в ее комнату и проверяет все шкафы. Пусто. — Ну и катись! — со злости кричит непонятно кому, завершая ударом хлипкой дверцы шкафчика. Слезы вновь атакуют с новой силой. Осознание одиночества больно давит на черепную коробку. Но нужно быть сильной. … и открыть ещё одну бутылочку.***
Две недели спустя.
Паше приходится очень несладко на новом рабочем месте. Он теряется, путается, все не может привыкнуть. Многие в отеле уже и забыли про Павла Аркадьевича, просто Павлик или Паштет (помилуйте, почему нельзя просто Паша?), как звал его чаще всего Джекович, злорадно растягивая последнюю гласную. «Добро пожаловать в отель 'Элеон'» — пожалуй, единственное с чем он справлялся на ура. Впрочем три дня не так много, даже совсем мало, все впереди, успеет ещё настрадаться. Хотя он сам очень надеется, что впереди ничего его тут не ждёт и в скором времени он вернётся к прошлой