***
— Ди-Ди! Ну посмотри же, это так красиво! Эстер сосредоточенно вертела в руках вешалку, на которой болталась очередная клетчатая рубашка в чёрно-белой гамме. Дитриха всегда поражало, насколько разные личности могут уживаться в подруге, она способна выглядеть почти что трепетной принцессой из диснеевского мультика в пышном бальном платье, с красивой причёской и украшениями по случаю, но при этом обожает обрядиться в рваные джинсы, кеды, майку с похабными надписями и эту самую рубашку сверху и не утратит при этом своей очаровательности. — Отпадная, — подпрыгивала, стуча высокими каблуками туфель, Эстер. Она глянула на парня своими голубыми глазищами и спросила: — Как думаешь, мне пойдёт? — Померяй, — пожал плечами Дитрих, — чего на словах-то размышлять. — Ты подождёшь? — девушка уцепилась за его локоть. — Просто маячишь с таким кислым видом, будто уже сто раз пожалел, что согласился составить мне компанию. — Вовсе нет, — мотнул головой юноша. — Всё равно мне нечем заняться. И потом — я уже и не помню, когда мы с тобой последний раз вот так куда-то выбирались вместе, — он чуть улыбнулся, стараясь не особо растягивать губы, чтобы не засветить случайно подросшие клыки, и легонько подтолкнул подругу. — Ну иди уже. — Ди-Ди, ты прелесть, — Эстер ущипнула его за щеку и шустро убежала в другой конец магазина, к примерочным. Дитрих привалился к стене, запуская руку в волосы, и принялся скучающим взглядом изучать обстановку. Наткнувшись на бинт, он тяжело вздохнул и медленно переместил ладонь вниз, к глазу. Марля опять вся пропиталась слизью и противно похлюпывала при каждом на неё нажатии. Как же его это достало… Дитрих ощупывал единственным глазом каждого входившего посетителя, старался думать о чём-то постороннем, чтобы отвлечься от жаления бедного своего вытекающего глазика и от жажды. Крови хотелось безумно. В горле опять пересохло, и хотя юноша уже выпил целую литровую бутылку минералки, ему это мало помогло. Последнее время Дитрих взял себе за полезную привычку глотать утром специальные кровяные таблетки — блистер с белыми кругляшками размером чуть больше горошины ему в последнюю встречу дал Конрад, видя, как мучается всё ещё не привыкший постоянно охотиться молодой вампир. Он сказал, что это лекарство притупит чувство жажды и позволит продержаться без живительной крови ещё какое-то время. Но сегодня с утра Дитрих не успел проглотить таблетку — Эстер своим звонком буквально выдернула его из кровати и заставила собираться в темпе вальса, юноша, боясь, что подруга, не желая ждать в торговом центре, вполне может заявиться прямо к нему домой, заторопился так, что забыл принять лекарство, а блистер так и остался спрятанным в чехле со скрипкой. Дитрих специально его туда засунул, чтобы прислуга не наткнулась — «Lady Tennant» была единственным предметом в доме, который горничным под угрозой увольнения запрещалось трогать. И теперь он опять страдал от ужасных судорог в желудке и пересыхающего горла. Минуты бежали, Эстер даже не думала возвращаться. Дитрих невольно стал перебирать в памяти ночной разговор с Винсентом. Почему-то, как он ни старался, это не уходило у него из головы. И хотя ещё буквально несколько дней назад юноша был готов послушаться Конрада и, если Винсент появится с разговором на тему вступления в Орден, сразу же отказаться, сейчас Дитрих невольно задумывался над тем, что в словах Прародителя, возможно, есть какая-то доля правды. Это и впрямь странно, что вампиры, могущественные существа, в глазах которых, как в зеркале, отражается вся тяжесть прожитой ими вечности, ведут такой образ жизни, контактируя только с себеподобными, вечно прячась по углам и по возможности стараясь сливаться с людьми, дабы не быть обнаруженными. И непонятна политика Ордена Рассвета — зачем истреблять всех молодых вампиров без исключения? Да, кое-кому смерть тела и прилив древней крови сносят голову, но таких вот, окончательно отбитых, готовых растерзать за каплю, не такой уж большой процент, в то время как множество других новообращённых живут спокойно, питаясь теми же таблетками и почти не причиняя людям вреда. Но члены Ордена почему-то твёрдо уверены, что все подобные вампиры сумасшедшие и опасные для общества. В ушах внезапно зазвучал низкий голос отца: — Иногда, сын, жизнь встаёт таким боком, что тебе приходится выбирать меньшее из двух зол. Когда оба варианта тебя не устраивают, но этот выбор сделать тебе необходимо. И такие ситуации случаются весьма часто — надо учиться смотреть вперёд и понимать, из какого исхода событий ты можешь извлечь наибольшую пользу. Дитрих никогда особо не прислушивался к словам Диона, он с самого детства привык рассчитывать только на собственный разум, но именно вот эта его фраза почему-то запомнилась, и такой случай встал сейчас перед юношей во всей своей красе. Действительно, а что в этой ситуации — меньшее из двух зол? Вернее, кто тут настоящее зло — вампиры, изредка нападающие на людей и состоящие в террористической организации, желающей установить новый порядок, или же люди, Орден Рассвета, который загнал их в подполье, заставил вести такой образ жизни и, собственно, создавать Орден Кровавого Креста из мечтаний о чём-то большем, чем подобная жалкая участь? Кого, в конце концов, слушать, Конрада или Винсента? Они оба в какой-то мере правы. Время идёт, а вопросов, над которыми можно бесконечно долго думать, становится всё больше. — Дитрих, иди сюда! — весело разнеслось над магазином. Юноша стряхнул с себя оцепенение и последовал к примерочным. Эстер обнаружилась в последней, самой дальней кабинке с занавеской — она сосредоточенно крутилась перед зеркалом, придирчиво разглядывая себя со всех сторон. Рядом стояла улыбающаяся продавщица в элегантной красно-белой форме, державшая в руках ещё несколько таких же рубашек, как та, что накинула на себя Эстер. Услышав сзади шаги и увидев в зеркале появившегося за спиной Дитриха, девушка упёрла ладони в тонкую талию, отставила в сторону ногу и поинтересовалась: — Ну, как тебе? — Ты обворожительна, — вполне искренне ответил Дитрих. — Она тебе идёт. — А мне кажется, что мрачновато как-то… — задумчиво протянула Эстер, поправила воротничок и прищурилась. — Да что вы, — консультант покачала головой, — самый оптимальный вариант, подойдёт абсолютно ко всему. — Может, цвет другой попробовать? — пробормотала девушка, крутя пальцами прядь завитых волос. — Там была ещё розовая в белую клетку… — Сейчас принесу, — шагнула в сторону зала продавец. — Нет, только не розовая! — ужаснулся Дитрих. — Эстер, ты будешь смахивать на безумную Барби, которая зачем-то выкрасилась в рыжий. И потом, розовый делает цвет лица некрасивым, он идёт только к определённому оттенку кожи. — Рассуждаешь прямо как модный эксперт, Ди-Ди, — восхитилась Эстер. — Впрочем, ты прав, с моей кожей лицо от розовой рубашки зелёным будет казаться. В идеале бы голубую, конечно, но я таких не видела… Ладно, эта тоже хорошо сидит. Тебе точно нравится? — с тревогой уточнила девушка. — Да, нравится. — Ну тогда я её и куплю, — блеснула глазами Эстер. — А голубую в следующий раз, если попадётся. Оставив её переодеваться, Дитрих вернулся в торговый зал и опять встал у входа. Спустя десять минут, когда довольная Эстер получила из рук улыбающейся продавщицы за кассой яркий пакет, они вышли из бутика и медленно побрели дальше по торговому центру. — Кажется, раньше шоппинг вовсе не являлся твоим любимым времяпрепровождением, — не удержавшись, отметил Дитрих. Действительно. Раньше, когда им с Эстер вздумывалось провести вместе время, они ходили в кино, в парк, просто бродили по улицам, мирно болтая о пустяках — гуляли где угодно, но только не в магазине. Подруга никогда не отличалась тягой к шмоткам, наоборот, относилась к ним более чем равнодушно. А тут вдруг сама предложила пойти в торговый центр. Что происходит? — Ну, знаешь ли… Небось по себе понимаешь, что семнадцать лет — это такой возраст, когда тебе хочется хорошо выглядеть, а в таком случае беготня по магазинам, увы, становится необходимой, нравится тебе это или нет, — Эстер тяжко вздохнула. — Тем более, что, по-моему, папа уже только спит и видит, когда же я наконец выйду замуж… — Не говори так. Герр Гилберт любит тебя, мне кажется, он наоборот будет «заворачивать» всех твоих кавалеров, — Дитрих покачал головой и поджал губы. — Это мой отец был бы рад, если бы я женился как можно раньше или просто ушёл жить к кому-нибудь подальше от дома. А твои родители на подобных личностей не похожи. — Да, и поэтому папа после похорон герр Диона постоянно делает мне всякие намёки, как ему хотелось бы, чтобы мы с тобой поженились, — с некоторым раздражением отозвалась Эстер, дёргая пальцами прядь рыжих волос, упавшую на лицо. — И дело не в том, что я против, возможно, даже наоборот, но… — Дитрих поперхнулся. — …Я не понимаю, как он может делать такие заявления именно сейчас? Во-первых, со смерти твоего отца всего месяц прошёл, и говорить о подобных вещах просто неприлично, а во-вторых… Ну куда жениться, ты же ещё маленький! — «Фу, нам нельзя жениться, мы же друзья», — невольно процитировал мультик «Король Лев» Дитрих и осёкся. — Стоп… Почему это я маленький? — Ну ты же младше меня, — очаровательно улыбнулась Эстер и ухватила его за локоть. — Потому и маленький. — У нас всего год разницы, и не надо говорить так, будто мне три, а тебе тридцать три года, — Дитрих надулся. — Понятно, что сейчас, когда нам по шестнадцать-семнадцать лет, это кажется очень много, а вот когда будет, например, уже двадцать пять и двадцать шесть — разница незаметно стирается. — Да, но до двадцати пяти лет дожить ещё надо, — усмехнулась Эстер и округлила глаза. — А что, твой отец тоже хотел, чтобы ты побыстрее отчий дом покинул? — Понятия не имею, что он там хотел, но то, что я его раздражаю, я понял ещё в раннем детстве, — юноша зло прищурился. — Думаю, он был бы рад пристроить меня к кому-нибудь ещё и не видеть меня больше никогда. Девушка растерянно потупилась и прикусила губу. — Боже… Ди, да как ты можешь кого-то раздражать? Ты же чудо. Если тебя не трогать лишний раз, тебя не видно и не слышно, никаких проблем никому не доставляешь… У тебя характер ангельский, тебя, наоборот, любить за такой надо… — Боюсь, ты единственная, кто считает мой характер ангельским. Мне все говорят, что я злой, — хмыкнул Дитрих. «И не вижу в этом ничего плохого», — добавил он про себя. — Ты злых людей не видел, — Эстер приникла к его плечу, крепко обхватив руку и стараясь одновременно не уронить свой пакет. — Ты тогда такой убитый был на похоронах, плакал ведь даже, хотя и совсем немного. А разве злые люди плачут? Они ведь крайне редко испытывают сожаление. — Ты не права, Эстер. — Почему это? Дитрих вздохнул и лёгким движением сдул с носа пушистую растрёпанную чёлку. Он сегодня не успел даже толком причесаться, и из-за этого волосы были в ещё большем беспорядке, чем обычно, а две пряди на макушке так и торчали смешно вверх, как усики. — Когда человек показательно плачет, это порой не от того, что у него доброе сердце. Это могут быть сентименты. — Как будто это не одно и то же, — насупилась Эстер. — На самом деле, чем злее человек, тем он сентиментальней, — продолжал Дитрих, не обращая внимания на её высказывание. — Не следует путать сентиментальность с добротой и говорить, что эти понятия взаимоисключающи. Это две разные вещи, хотя и выглядят кое-для кого одинаково, не всем просто дано понять, какая между ними разница. — Да ну. И в чём же эта разница? Может, объяснишь мне, глупой? — язвительно поинтересовалась Эстер. — Очень просто. Сентиментальность — это то, что проявляется только внешне, на виду, всякие сопли вроде показательных громких рыданий и вздохов. Доброта же — качество внутреннее, и далеко не всегда она выражается во всякой показухе. Понимаешь? В человеке легко может уживаться и то, и другое, он может быть сентиментальным извергом, или строгим и порой чопорным, а всё же добряком. Эстер секунду хлопала глазами, переваривая информацию, потом вновь улыбнулась и глянула ему в лицо. — И кто же из этих двоих ты, Дитрих? — Даже не знаю. Как-то не думал об этом. Наверное, что-то среднее, — юноша рассмеялся и поправил воротник тонкого свитера. Торопясь, он нацепил на себя первые попавшиеся под руку шмотки и в итоге сейчас походил на ворону — в глухой чёрной водолазке, блестящих кожаных брюках в облипку и ботильонах на высоких каблуках, ещё и растрёпанный весь такой. — А я всё-таки думаю, что ты больше добрый, — наклонила рыжеволосую голову девушка. — Ты ведь не склонен к бурному проявлению своих чувств, наоборот, фиг кому их покажешь, мастер скрывать. Должно произойти что-то из ряда вон, чтобы тебя выбило из колеи. Дитрих едва удержал кривую улыбку. Знала бы Эстер, как она ошибается. Он не склонен к бурному проявлению чувств потому, что их попросту нет. — На похоронах это ты плакала и молилась за нас двоих, — он вздохнул. — Надеюсь, этого было достаточно. — Когда человек умирает, это в любом случае очень грустно, — печально протянула Эстер. — Я всегда плачу на похоронах, даже если плохо знаю умершего, даже если не хочу этого делать. А тут было сразу два в одном, и довольно близкий человек, и жалко, как его, так и Эльзу с Карлин… И тебя, потому, что хоть и живой, остался без глаза и с изуродованным лбом. — Врачи говорят, что глаз можно восстановить, поставить искусственный, — Дитрих опустил взгляд. — Но это ведь операция, причём серьёзная. А мне сейчас и без того нервотрёпки хватает. Ничего, я уже почти привык к этой повязке и тому, что вижу только одним глазом. А лоб… Да фиг бы с ним, отращу чёлку подлиннее, и не видно будет. — Теперь ты понимаешь, почему я хочу попасть в Орден Рассвета и уничтожить всех до одного этих безумных новообращённых? — Эстер разом вспыхнула румянцем. — Представь, что твоя история повторится с кем-то ещё, только закончится ещё хуже. Просто представь, Ди! Тебе не становится противно от такой перспективы? — По правде говоря, Эстер, мне наплевать, это уже будут не мои проблемы, если какой-то обезумевший вампир вот так же нападёт на семью и истребит её. Дитрих задумчиво упёр ноготь в подбородок. Ему жаль было бы огорчать подругу, но она сама ведь завела этот разговор, значит, придётся выслушать много неприятного. — Ди… Я не верю, что ты можешь так говорить, — Эстер прикусила губу. — Это слова полнейшего эгоиста, а ты ведь не такой! Дитрих поморщился, приложив пальцы к повязке на лбу, и указал глазом вперёд. — Смотри. Вон, видишь, женщина идёт? — О чём ты? — не поняла Эстер, но голову в направлении его взгляда повернула. — Ну вижу, и что? — Она ведь выглядит вполне обычно, верно? А тем не менее нельзя исключить вероятности, что она отравила свою свекровь. Или собирается это сделать. — Ди! — Эстер сдвинула брови и дёрнула его за рукав. — Следуя твоей логике, такую даму тоже надо устранить, она ведь может оказаться опасной для общества, — Дитрих ядовито улыбнулся и слегка повернул голову. — Или вон, мужчина сидит на скамейке и что-то смотрит в телефоне. Откуда нам знать, что он не сумасшедший, сбежавший из психбольницы, который в припадке буйства запросто может напасть на кого-нибудь и убить? — Прекрати! — рявкнула Эстер и скривилась так, будто целиком разжевала незрелый лимон. — К чему ты мне рассказываешь эти ужасы? — К тому, что нельзя в одинаковой мере считать всех опасными, Эстер. Любой, даже нормальный и боязливый человек, в конкретных ситуациях может таковым стать. Так же и с вампирами. Да, есть совсем съехавшие, но их можно легко обнаружить по странному поведению и бегающим глазам, — Дитрих осёкся, поняв, что сболтнул лишнее, и быстро поправился: — Ну, я так думаю. Но вместе с тем существуют и адекватные новообращённые, которые не устраивают массовых геноцидов и вообще почти не причиняют никому вреда, просто существуют, и всё. И что, их тоже обязательно уничтожать? Вот поэтому мне политика Ордена Рассвета непонятна и даже противна — это их ровнение всех под одну гребёнку не может ни к чему хорошему привести. Эстер с подозрением уставилась на него, поблёскивая голубыми глазами. — Знаешь, Ди-Ди, меня беспокоит то, что ты так тщательно выгораживаешь этих убийц. Второй раз мы уже ведём с тобой этот разговор и второй раз приходим ровно к одному и тому же результату. — Я никого не выгораживаю, просто пытаюсь объяснить, почему я не понимаю твоего желания непременно попасть к охотникам и уничтожить всех молодых вампиров. Впрочем, неважно. Это всего лишь моё мнение, и ты вполне можешь его не разделять. — Это твоя любимая отговорка на всё? Конечно, легко прятаться за словами «это моё мнение и я никому его не навязываю»! — Эстер несильно стукнула кулачком по его плечу, и Дитрих невольно охнул. — Может, и так, — меланхолично ответил юноша. — Эстер, я тебе свою точку зрения сказал, а уж принимать её в расчёт или нет — дело твоё. Если тебе так хочется идти в Орден, как я могу тебе запретить? Девушка выпустила его запястье, слегка ускорилась и встала ровно перед другом, уперев руки ему в грудь. Медленно проведя ими вверх, она обхватила ладонями лицо Дитриха, замерла на мгновение, тщательно всматриваясь, словно пытаясь разглядеть в нём что-то необычное, и прикусила губу. — Папа на днях сказал мне, что ты изменился, Ди-Ди. Что бледный ты какой-то, и волосы у тебя вроде не были такими рыжими, и глаза не такие, и разговариваешь слегка иначе… Я не поверила ему. А сейчас… Ты и впрямь какой-то странный. Такой же белый, как тогда, на похоронах, кожа, как бумага, глаз блестит… Тогда я всё списала на шок и твоё плохое самочувствие, но сейчас-то уже другая ситуация… — Я взрослею, Эстер. Мальчикам на рубеже шестнадцати-семнадцати лет свойственно очень сильно меняться буквально за очень короткое время. Кожа у меня всегда была бледной, если ты не замечала, и волосы с рыжиной, просто она сейчас отчётливее немного стала, только и всего, — Дитрих развёл руками. — Бледной, но не белой, — Эстер прищурила голубые глаза. — Ты на вампира стал похож. Дитрих, не выдержав, рассмеялся. — Дурочка. Ну какой я тебе вампир? — он почти ласково потрепал подругу по длинным волосам. — Разве если бы я им был, я смог бы вот так гулять с тобой среди дня? Ты что, ни разу романов на подобную тему не читала и не знаешь, что для вампиров солнечный свет опасен, что они вылезают только ночью, а днём спят в гробах? — Говорят, что у нынешних давно уже устойчивость к солнцу выработалась, — отбила подачу Эстер. — Но они всё равно днём сонные. А я разве сейчас такой? Разве я засыпаю на ходу? — Дитрих наклонил голову. Эстер секунду внимательно смотрела на его глаз, а потом выдохнула. — Ты не сонный, Ди-Ди. Ты невыспавшийся, — протянула она и опустила взгляд в пол. — Прости. Что-то меня совсем не в ту степь понесло. Как я только могла тебя заподозрить в таком… Ведь если бы ты стал вампиром, я бы узнала об этом первой. Никто не знает тебя так, как знаю я. И опять Эстер даже понятия не имела, как сильно заблуждается в том, кого считает уже изученным за пятнадцать лет дружбы вдоль и поперёк.***
— Конрад, мне надо с тобой поговорить. Прародитель оторвался от очередной толстой, рассыпающейся от ветхости книги, которая лежала на письменном столе перед ним, медленно повернул голову на хрипловатый низкий голос и уставился на сидящего в кресле Дитриха. В чёрных глазах вспыхнул огонёк интереса. — Очень интригующее начало, — с усмешкой протянул Конрад. — Внимательно тебя слушаю. «Так. Сейчас важно правильно выбрать тему для разговора, найти что-то конкретное, что его бы взбесило…» — …Ты можешь подробнее мне рассказать о том, как ушёл из Ордена? — юноша сложил на коленях ладони. — Ты же сказал, что тебя это вряд ли заинтересует, — вскинул тёмные брови Прародитель. — И с чего ты опять вспомнил про это? — Я ошибался, — Дитрих сощурил глаза. — Хочу узнать эту историю. По лицу Конрада пробежала лёгкая тень. Ему решительно не понравился взгляд мальчишки — хитрый такой, шакалий, и больно глаз блестит. — Винсент явился всё-таки по твою душу? Зазывает в Орден, и ты никак не можешь определиться, что тебе делать, потому и решил узнать у меня подробности об этой кучке безумцев? — Это неважно, я просто хочу, чтобы ты мне об этом рассказал, — Дитрих откинулся на спинку кресла, аккуратно скрестил туго обтянутые кожаными брюками ноги и капризно надул губы. — Тебе так трудно? — Не столько трудно, сколько противно об этом вспоминать, вот и всё. И зачем ты врёшь, Дитрих? Думаешь, я не в курсе того, что Винсент уже к тебе приходил и просил держать ваш разговор в секрете? — Конрад покачал головой. — Опять мысли читаешь? — обозлился Дитрих. — Странные у тебя понятия, сначала говоришь, что тебе это не нравится, а потом всё-таки начинаешь подслушивать, о чём думает твой собеседник. О том, что Конрад обладает редким даже среди вампиров даром слышать, что творится в голове у собеседника, Дитрих хорошо помнил, ведь он узнал об этом, ещё когда был человеком — практически сразу после их знакомства. Конрад откуда-то уже знал его имя в тот вечер, когда осмелился приблизиться, а вскоре сам, без слов юноши, выяснил, что тот ненавидит родственников и что его помыслы отнюдь не так чисты и невинны, как это может показаться со стороны. Дитрих злился, требуя прекратить подслушивать, на что Конрад всегда отвечал «Я стараюсь, не люблю копаться в чужой голове, но иногда этот поток чужих мыслей сам по себе проникает мне в уши, и не получается от него абстрагироваться». — Зачем мне читать твои мысли, если у тебя на лице всё написано? — Конрад фыркнул и отвернулся. — Если ты пришёл, чтобы узнать моё мнение об Ордене, то я тебе уже его сказал — лично я против того, чтобы ты шёл под руководство Винсента и начинал вести подобную жизнь. И причину, кажется, я тоже объяснил весьма доходчиво. Повторять не собираюсь. Дитрих зло заскрежетал зубами, вскочил с бархатного сидения, быстрым шагом приблизился к создателю, и, перехватив его зависшую над ветхой жёлтой страницей руку, захлопнул книгу. Та от столь неуважительного обращения жалобно хрустнула, от неё отвалилось несколько кусочков засохшей кожи, которой была обтянута обложка. — Ну зачем так. Осторожнее, это ведь очень ценная вещь, вполне вероятно, единственная в своём роде, — укоризненно покачал головой Конрад и вновь посмотрел на своё творение, которое зло кусало губы острыми клыками и свирепо пыхтело. Странное это было зрелище, всегда спокойный и выдержанный Дитрих в таком состоянии. — Чего ты взбесился? Это его вечное показательное спокойствие уже начинало немало раздражать. Дитрих не помнил такого момента, когда слышал, чтобы Конрад повышал голос — меланхоличный Прародитель словно вообще не умел этого делать, вечно разговаривая тихо и почти равнодушно. И это чёртово равнодушие было основным камнем преткновения в попытках найти повод разругаться с ним вдрызг. — Чего я взбесился? Тот же вопрос и тебе могу задать, Конрад! — Дитрих с силой стукнул кулаком по столу. И, успокоившись так же внезапно, как и обозлился, слегка понизил голос. — Ты ведь наврал мне, сказав, что ушёл из Ордена только потому, что тебе совершенно не нужен этот порядок и не хочется жить жизнью террориста, — Конрад округлил глаза. — Винсент мне рассказал, что ты на самом деле просто редкостный сноб, который считает иметь дела с людьми, неважно, войну или дружбу, ниже своего достоинства. Именно поэтому ты никого ни разу не обратил и предпочёл смыться, едва стало понятно, что Орден выходит на куда более опасный уровень. Конрад поморщился и картинно приложил к вискам длинные пальцы. И вдруг тихо и как-то зловеще рассмеялся. — Что смешного? — опять разъярился юноша. — Ты очарователен, Дитрих. Это так мило, что тот, кто сам только и делает, что постоянно врёт окружающим, обвиняет меня во лжи. И меня веселит то, с какой лёгкостью и безалаберностью ты говоришь о вещах, о которых даже понятия не имеешь. Прародитель положил руки на подлокотники кожаного офисного кресла и прищурился. — Впрочем, кое в чём ты прав. Значит, среди людей подобное называется «сноб»? Да, я действительно считаю род человеческий низшими существами, которые не достойны стать бессмертными. Они просто эволюционировавшие животные, которые ни во что не верят, — он стиснул зубы, в голосе зазвенела злоба, — и то, что сами они в конце концов превращаются в ничто — совершенно нормальный природный процесс. Большего не заслуживают. Дитрих мысленно потёр руки. Вот, похоже, он и нащупал больную мозоль. — Если ты столь презрительно к ним относишься и поставил себе за принцип никогда никому не давать своей крови, то зачем ты обратил меня? — Дитрих упёр ладони в его плечи, наклонившись почти вплотную. В его горящем от ярости чёрном глазу словно проскальзывали огненные искры. — Зачем, объясни? Мне следовало молча помереть у тебя на руках после укуса того вампира, тебя это вообще не должно было никаким боком затронуть, тем более настолько, чтобы ты отступил от своей такой твёрдой позиции. — Зачем? — скучающе повторил Конрад. — Если честно, Дитрих, я сам часто задаюсь таким вопросом. Не понимаю, что в тот момент на меня нашло. Наверное, влюбился. — В существо, принадлежность которого ты глубоко презираешь, — скривился Дитрих. Он нарочно так кривлялся, добавлял капризности в голос, чтобы выбесить посильнее. — Да-да, верю. Может, хватит мне уже эти сказочки в уши заливать? Лицо Прародителя в секунду стало словно окаменевшим. Белая кожа будто засветилась во тьме комнаты с занавешенными окнами, идеально уложенные чёрные волосы заколыхались, а глаза остекленели, приобретя матовый и безжизненный блеск. Бледная ладонь с устрашающе длинными пальцами и острыми ногтями резко сжалась на обнажённом горле Дитриха. Тот, не ожидавший нападения, засипел и дёрнулся, пытаясь вырваться, но рука Прародителя держала его крепче железных тисков. «Далась им всем моя шея! Опять придётся носить свитер с огромным воротником…» — Действительно, — зло сказал Конрад и, не разжимая пальцев, медленно встал со своего стула, поднимая хрипящего и колотящего по его кисти юношу и глядя на него исподлобья. — Хочешь знать, зачем я тебя обратил? Да затем, — он оскалил зубы, — что мне стало скучно. Я же тебе говорил, что вечная скука — это самая большая проблема любого вампира, прожившего более века. Быть может, я и влюбился, да только в Дитриха-человека, живое существо с чёрным сердцем, не присущим даже вампирам. А ты… Ты стал мне неинтересен почти сразу после обращения. Да, из тебя вышел хороший вампир, жестокий и не обладающий никакими моральными тормозами, — полузадушенный Дитрих с трудом разомкнул почти пустой глаз, приоткрыв рот и пытаясь ухватить в лёгкие побольше воздуха. — Но вместе с тем ты и почти не отличаешься от других. Сколько вас таких — красивых, но пустых, кукол, считающих себя особенными, искренне полагающих, что из-за этой внешности мир обязан пасть к вашим ногам? Не ты первый, не ты и последний. Такие были и будут в каждом веке, в каждом времени. Конрад резко расслабил руку. Дитрих неуклюже повалился на пол, довольно сильно стукнувшись головой. Перед глазом вспыхнул столб ярких искр, потом закружилась огромная стая чёрных бабочек, хлопающих матовыми крылышками. — Интересно, что было бы сейчас с тобой, если бы я не поступился тогда своими принципами? — равнодушно и холодно продолжал Конрад. — В какой сточной яме истлели бы твои косточки, а? — Так вот что тебя бесит сильнее всего, — Дитрих собрался с силами и криво усмехнулся. — Ты думаешь, что, раз спас меня, то я теперь обязан и слушать только тебя. Поэтому ты не хочешь, чтобы я пошёл в Орден, а вовсе не из-за страха того, что я угожу в руки охотникам и погибну! Конрад наклонился и с силой дёрнул его за волосы; Дитриху пришлось, скрипя зубами, подчиниться и поднять голову. — Имей в виду. Если ты побежишь, как собачонка, за Винсентом, я откажусь от тебя, как от своего творения. И тогда ты точно умрёшь, потому как у тебя больше не будет никакой защиты или поддержки. Весь Орден — это Прародители, Дитрих. И поверь, большая их часть мыслит так же, как я, они ненавидят людей и новообращённых. У такого молодого вампира, как ты, нет ни единого шанса вписаться в их общество хоть немного. И ты не сможешь вечно воспринимать происходящее, только как свою игру. — Вот, значит, как… — Дитрих с силой мотнул головой, высвобождаясь из его пальцев, перекатился на другой бок, с трудом встал, пошатываясь, и приложил пальцы к саднящей шее — на ней наверняка остались следы от хватки Прародителя. — Что ж. В таком случае и ты ни черта не отличаешься от других вампиров, Конрад. Такой же, как я и все остальные бессмертные — машина убийств, не способная ни на какие чувства. Согнув спину, стараясь придать своей походке былую уверенность и гордость, Дитрих направился к двери. — Забавно, — хмыкнул с жалостью наблюдающий за ним Конрад и сложил руки под грудью. — Ну и куда же ты пойдёшь? Дитрих притормозил на пороге, обернулся и мигом выпустил последнюю ядовитую стрелу в ответ: — По своим делам, барон фон Бильфельд. Ты же меня отверг, едва поняв, что я не собираюсь быть послушной игрушкой в твоих руках, — он задумчиво посмотрел в потолок. — Значит, у меня есть два пути. Либо пойти за Винсентом, либо существовать автономно. И я не скажу, что выбрал. — Безумец, — не выдержал Конрад. — Ты сам идёшь на верную смерть! — Может, и так, — притворно тоскливо отозвался Дитрих и поглядел на него чёрным, как дёготь, глазом. — Поговорим об этом лет эдак через… Пять или десять. И мы ещё посмотрим, кто из нас раньше придёт на, как ты выражаешься, верную смерть. В любом случае, — он медленно хлопнул ресницами и лучезарно улыбнулся, продемонстрировав страшные зубы, Конрад невольно отметил, что они с момента обращения выросли почти вдвое — ведь сначала у Дитриха были вполне аккуратные зубки, а теперь они стали походить на настоящие клыки хищника, длинные, острые, как бритвы, и угрожающе выступающие вперёд. И вообще Дитрих как-то изменился, он словно повзрослел за этот месяц на несколько лет, у него поменялся взгляд, ещё сильнее снизился голос, с лица сдуло эту вечную улыбку, превратив из дурашливой в язвительную и злую, как оскал, — спасибо тебе. По крайней мере, за те воспоминания, что являются настоящими. Надо сказать, я довольно неплохо провёл время в твоей компании и никак не могу назвать этот период бесполезной его тратой. Прихрамывая, юноша исчез в коридоре, а спустя пару минут стук его каблуков по деревянному полу совсем затих. Хлопнула входная дверь, щёлкнул замок на ней. — Дитрих… — Конрад скрипнул зубами и бессильно упал обратно в кресло. — Какого чёрта… Как вообще такое может быть, чтобы новообращённый так запросто променял своего создателя на глупые перспективы?.. Неужели это правда, что мальчишка с самого начала задумал и осуществил дьявольский план? Конрад подозревал в своём творении даже не двойное, а тройное дно, но такого всё же не ожидал. Красивый хрупкий юноша смог запросто обвести вокруг пальца древнего вампира, добившись от него всего, что было нужно, и сумев уйти так, чтобы всё равно остаться победителем. — Люди и впрямь омерзительны, — Прародитель сморщил нос и принялся раздражённо дёргать пальцами волосы, глядя куда-то в пол загоревшимися злобой чёрными глазами. — Они похуже вампиров в некоторых вещах. И не достойны чего-то большего, чем презрение, со стороны бессмертных существ. Зачем я только его обратил… Такую ошибку сделал. Надо было просто позволить этому злу во плоти умереть мучительной смертью. Понадобилось некоторое время, чтобы восстановить силы и суметь наконец распрямиться. Дитрих медленно шагал по пустынной тёмной улице, обхватив себя за плечи, обтянутые белой рубашкой. Не желая «светить» местожительство своего теперь уже бывшего любовника, он велел шофёру ждать его на проспекте. Дитрих опасался, что водитель, преданный отцу, а теперь и ставшему опекуном единственного выжившего потомка Гилберту, может настучать ему, куда юноша мотается по ночам. И хотя Гилберт вроде как спокойно отнёсся к признанию Дитриха, чёрт знает, что может ему в голову прийти, лучше не рисковать. И теперь юноша неспешным шагом двигался к этому самому проспекту, с упоением вдыхая ночной воздух. — Ты так предсказуем, Конрад. Тобой было легко манипулировать, — Дитрих усмехнулся, — достаточно было просто показать, что я не питаю к людям любви, а кое-кого с удовольствием бы убил. И ты попался, увидев во мне родственную душу, чего и следовало ожидать. Даже если бы на меня не напал тот обезумевший, я бы всё равно рано или поздно нашёл способ заставить тебя меня обратить. И…Я уверен, что ты ещё не раз пожалеешь о своей минутной слабости. Всё ещё плохо чувствующий других себеподобных, юноша не замечал, что за ним уже давно следует почти неслышно движущаяся по крыше тень. Это был вампир в слегка растянутом чёрном свитере и джинсах, с длинными кудрявыми русыми волосами, на которых сверху сидели огромные наушники на ободке, и горящими во тьме золотыми глазами. — Каков злодей, а… Всё рассчитал, везде ловко подёргал за ниточки и своего добился… — он усмехнулся, облизав пунцовые губы. — Бедный Конрад, не повезло ему — первый раз влюбился в человека и с ходу налетел на исчадие ада в обличье святой невинности. Хотя, пусть это будет ему уроком, в этом времени никому нельзя слишком много доверять и открывать сердце. А мальчишка — настоящий Кукловод. Наплевать, какие позывные даст ему Винсент, буду звать его только так. Жду не дождусь момента, чтобы познакомиться с тобой лично… — молодой человек чуть-чуть, совсем по-кошачьи прищурился. — …вампир в бинтах, герцог Дитрих фон Лоэнгрин.