Навсегда, сердце моё

- Бильбо? Слово доносится издалека, так, словно он слышит его с противоположного конца длинного, пустого коридора. Эхо какое-то время звенит в ушах. Он не понимает, что оно значит, не может осознать, что это его собственное имя – до тех пор, пока голос не раздаётся снова, на этот раз громче и ближе: - Бильбо! Он не может обернуться, не может ответить. Кольцо качается перед ним на конце серебряной цепочки, той самой, что долгие недели обнимала его шею, связывая их воедино. Туда – сюда, туда – сюда. Взблёскивают огненные блики, рыжие, багряные, отскакивают от гладких золотых боков. Такие яркие, прямо ему в лицо – ещё чуть, и обожгут. Ему страшно. Отражение широко распахнутых в ужасе глаз мелькает за поверхностью металла, как в изогнутом зеркале. Круглые, огромные, такие же огненно-золотые, как и всё вокруг. Два пылающих ока. - Бильбо, брось его в огонь! Он не может. Пальцы судорогой свело на цепочке, их не разжать, сколько бы разум не кричал ему – сердце не слушает. Не сейчас, не сейчас, ещё капельку, ещё немного… - Что с тобой? У ног зияет Роковая расселина, клокочет, плюётся шипящими языками пламени и лавы. Почему это так трудно? Кольцо – это зло, он знает, все только и делали, что твердили ему об этом изо дня в день. Это зло, оно должно быть уничтожено. Иначе Тьма поглотит мир. Брось его. Отпусти. Так говорил он сам себе, сбивая ноги и глотая пыль в дороге, а по ночам пробуждаясь от кошмара – в явь, где ждёт пустота. Где его рукам некого обнимать. Отпусти, и пусть всё закончится! Неужели всего каких-то пару лет назад весь его мир помещался в зелёных холмах Шира? Прозрачное небо и солнце в узорной листве…Он не ведал ни о чём другом и не желал ничего другого. Разве не Шир хочу я спасти сейчас? Если не уничтожить кольцо, Шир погибнет. А он сам? Чем разрушение Кольца обернётся для него? Разве он и так уже не потерял намного больше? - Бильбо. Снова этот голос. Никак не отстанет! Теперь намного ближе. И мягче, словно омрачённый какой-то скрытой грустью. Он не оборачивается. - Отпусти его, Бильбо. Ты почти у цели. Не позволяй ему поколебать себя. Поколебать? Что это значит? Он до сих пор жив лишь потому, что ни разу не поколебался. Разве не так? Что ему пришлось выдержать! Боязливая опаска и недоверие товарищей. Бесконечные выжженные пустоши Мордора. Голод и жажда, когда высохшее горло горит так, что невозможно сглотнуть. И его ноша, о, эта невыносимая ноша, которая раздирает шею до крови, душит, ломает хребет. С каждым днём всё тяжелее. А всего хуже – одиночество. Страшное, вымораживающее, от него никуда не деться, и неважно, что он сидит у костра на привале, и на расстоянии вытянутой руки гомонят и смеются его спутники. Потому что – что они могут об этом знать? Как они могут видеть? Он терпел, и терпел. Как бы ни было тяжело, он выдержал. И вот он стоит в самом конце пути. Его миссия будет выполнена, и что дальше? Эльфийского хлеба и воды не хватит на обратную дорогу до дома. А даже если бы и хватило – где он, его дом? Что у него осталось? Ему снова думается о Шире, где он бегал под звёздами, где ловил светлячков мальчишкой, но воспоминание подёрнуто налётом, как потускневшая от времени сталь. Он криво усмехается, оглядываясь на себя прежнего. Беззаботное детство – так ли весело кудрявый хоббитёнок смеялся бы, зная, что судьба готовит ему впереди? Годы спокойной, ничем не нарушенной жалкой жизни в уютном Бэг-Энде. Ну не дурак ли, он тогда считал себя счастливым!…Путешествие с волшебником и тринадцатью гномами. Чудесное, захватывающее дух, великое деяние всей его жизни. Но теперь, когда он стоит у края, ему вспоминается только презрение гномов, только полные уклончивой лжи речи волшебника. И его новый поход – вот он, поистине главнейший подвиг, мировое Зло на плечах у спотыкающегося хоббита, сквозь слепой мрак бредущего по тропе чужого Приключения. А то единственное и драгоценное, что имело значение, то, о чём он плакал, ради чего обманывал и был готов умереть – о нём помнится лишь солёный привкус слёз, мёрзнущих на щеках, и горько-острый запах крови. Как много крови, везде, на лице, на одежде… Последняя угасающая улыбка. Глаза как синие звёзды, и если бы мир был лучше, он бы помнил больше, он бы всё-всё помнил. Но сейчас прошлое и будущее тонут во тьме, и есть только пламя, и тяжесть, и боль. Вот и всё. Больше ничего не осталось, ничего… …кроме кольца, крепко сжатого в руке. Во имя чего нужно отказаться от него? От единственной вещи, которая осталась у него на свете? Это же он его нашёл! Оно его, его собственное! Запястье вздрагивает, словно бы хочет подтянуть кольцо ближе, прочь от погибельного жара огненной расселины. Кольцо качается, взгляд следит за движением. Туда – сюда. На миг в золотых отблесках чудится тёмная тень сзади, за спиной. Уходи! – ему хочется закричать. Оставь нас в покое! - Ты должен отпустить его, Бильбо. Ты должен. Почему? – недоумевает он. Почему он должен? Если он уничтожит кольцо, всё кончится. Волшебство эльфов потеряет силу, и они уйдут за Море. А Шир продолжит зеленеть, неизменный сквозь годы. Но это он сам изменился, он лишился всего – так почему он должен лишиться ещё и кольца? Перед глазами разворачивается, ткётся из мерцающих бликов видение, и на какое-то время он забывает о том, что стоит над пропастью в сердце Роковой Горы. Он парит над соломенными крышами Хоббитона, с птичьей высоты смотрит на крошечные фигурки занятых работой поселян, скользит взглядом вдаль, где румяные от рассвета кукурузные поля тянутся куда-то за горизонт, к самому Морю. Он ныряет вниз, в пышнотравные объятия Южных Холмов, он слышит, как за деревьями перекликаются его товарищи-гномы. Его братья. Бильбо, Бильбо! Они зовут его, голоса звенят весельем – и вот он уже в каменных залах Эребора, блистающих нефритом и золотом во всём возвращённом великолепии. Корона желанной тяжестью покоится на его лбу. Всё это может стать твоим, шепчет вкрадчивый голос, обволакивающий как шёлк, безмятежный как вода. Всё это, и намного больше. Ты обретёшь власть. Ты обретёшь силу. Другое видение: чёрная башня под кроваво-красным небом, он сам в роскошных одеждах, эльфийский клинок в повелительно простёртой руке, на пальце сияет кольцо – а у подножия башни ждёт его приказов несметное войско, и гнут спину покорённые враги. Весь мир ляжет к твоим ногам. Несмотря на боль, несмотря на палящий жар и растрескавшиеся до крови губы, он улыбается. Мне не нужен весь мир. Он качает головой. В гладком ободке кольца снова отражается тень за спиной. Мне не нужно всё это. Мне нужен он. Другое видение, мгновенной вспышкой света перед глазами: Бэг-Энд, тихо потрескивают поленья в очаге. Цепочка с кольцом прячется на груди под рубахой. Сильные руки обнимают сзади, прижимают тепло и надёжно, он чувствует щекой чужое дыхание и щекотный от бороды поцелуй. Если бы мир был лучше. Ты можешь спасти его, шелковистый шёпот втекает в уши. Он всё ещё здесь. Ты можешь его вернуть. Миг темноты перед внутренним взором – и он видит его. Обоняние больше не колет запах крови, нет ржаво-тёмных пятен на доспехах. Он смотрит сквозь высыхающие слёзы. Протягивает руки, всем существом тянется вперёд – коснуться лица, поцеловать улыбку, утонуть в звёздно-синей бездне глаз. - Ты должен отпустить. Бильбо, пожалуйста. Нет. Ещё не поздно, думает он. Нужно лишь набраться твёрдости и удержать кольцо. Надеть его снова, подчинить эту силу своей воле. Нужно лишь поверить в то, что он сможет, да, он сможет его спасти, сможет спасти… Сияние кольца вдруг меркнет. Давешняя тень вырастает, на долю мгновения затмевает его блеск. Чья-то рука – не защищённая ни наручем, ни латной рукавицей – проводит по его запястью, широкие огрубевшие пальцы обхватывают ладонь. Вторая рука ложится на плечо, делится своим теплом – мягким, ласковым теплом, так непохожим на удушающее пламя про́клятой расселины. Тот, кто стоит за спиной, привлекает его к себе, прижимает к твёрдой широкой груди. Длинные волосы падают ему на плечо, борода щекочет щёку. Он потрясённо поворачивает голову, отрывая взгляд от подвешенного на цепочке кольца, и видит… …синие как небо глаза, их взгляд светлый и полный печали. Тугой узел захлёстывает в груди, пережимает горло, так что невозможно дышать… - Бильбо, - рука движется от плеча вверх, туда, где шея не прикрыта воротом, бережно поглаживает. – Сердце моё. Ты должен отпустить. Он пришёл. Он здесь, перед ним, как кольцо и обещало. Бильбо чувствует его. Во имя Единого и всех Богов, он чувствует! Так близко, родного, тёплого, настоящего и живого – каким он ни разу не являлся ему во сне. Нет, это не кольцо, кольцу не под силу совершить такое чудо. Бильбо безмолвно возносит молитву, благодарность неведомой силе, что подарила ему этот миг, это объятие. - Ты пришёл. Слова скребут пересохшее горло наждачной бумагой, получается едва слышный сиплый шёпот. Тот, другой, улыбается, наклоняет голову, касается лбом его лба. Бильбо ощущает на губах прохладное дыхание. - Я всегда был рядом, - объятие сжимается крепче, украшенные перстнями пальцы легко гладят по руке. – И всегда буду. Это неправда! думает Бильбо. Ты умер. Если я отпущу кольцо, ты уйдёшь навсегда. Но сейчас ты здесь. Ты – всё, чего я желаю. - Я… - голос срывается. Он сглатывает, выдыхает, начинает снова. – Я могу тебя спасти. Миг царит молчание. Даже рёв рокового пламени затихает как будто вдалеке. - Нет, - другой качает головой. Тёмные как вороново крыло пряди закрывают лицо, Бильбо изнемогает от желания дотронуться, отвести их назад, приложить ладонь к щеке. – Ты уже сделал это. Ты спас меня тогда, когда я сам не мог себя спасти. - Ты умер! – Бильбо выкрикивает сквозь рыдание. – Ты умер, а мне теперь продолжать жить без тебя! - И ты будешь жить, - мягкий голос утешает, пальцы скользят вверх, берутся за цепочку от кольца. Когда-то прежде ревность и бешенство пожаром разгорелись бы в груди, исступлённое «моё! моё!» забилось бы в каждой жилке в такт ударам сердца. А сейчас ему хочется только, чтобы эти сильные мозолистые пальцы вернулись, чтобы вновь согрели его руку своим пожатием. – Ты будешь жить. Но для этого ты должен отпустить. - Я не… - Ты знаешь это. Тебе не нужно кольцо, чтобы помнить о том, что я всегда рядом. Ты не забывал меня. И не забудешь. Это честь для меня, Бильбо Бэггинс, знать, что память обо мне занимает кусочек в твоём сердце. - Оно целиком твоё! Губы касаются губ, Бильбо чувствует, как они вздрагивают от улыбки: - Как и моё принадлежит тебе. Но есть ещё и твой дом. И наши товарищи. Даже треклятый волшебник. Подумай о них. Ты можешь спасти их. - Пожертвовав тобой? Рука с силой стискивает плечо. Синий взгляд, ясный и ласковый, блестит от близких отсветов пламени и от не пролившихся слёз, смотрит в самую душу. Бильбо слышит тихий голос: - Я блуждал во мраке. Я заблудился задолго до того, как мы встретились. Ты озарил для меня светом даже предсмертную темноту. А теперь ты можешь освободить от этого зла всё Средиземье. Ты сильнее, Бильбо, сильнее, чем тот льстивый мираж, которым тебя искушает кольцо. Ты мудрее, чем вся его хитроумная ложь. Тебе нужно просто отпустить, мой взломщик. Каждый вздох – непомерное усилие. Обжигающий воздух становится густым и плотным как кипяток. Последняя крупица силы уходит на то, чтобы скользнуть взглядом обратно к кольцу. Оно по-прежнему висит, раскачиваясь на цепочке. Текучий бестелесный голос, только что соблазнявший его так уверенно, теперь звучит глухо и слабо. От его вкрадчивой сладости не осталось и следа, уши режет уродливый каркающий звук. Ничем не прикрытые обман и злоба, Бильбо наконец ясно видит их. Соломенные крыши Хоббитона рушатся, обращаясь в ничто. Мраморные стены Эребора трескаются от драконьего пламени, Гора пылает, погубленная чудовищем. Весёлые голоса друзей сменяются криками отчаяния и боли, их хоронит страшная оглушающая тишина. Вечная ночь смыкается над миром. Блеск золотого безумия в любимых глазах. Окровавленные посеревшие губы и прощальная улыбка. И жил он счастливо до конца своих дней – такое бывает только в сказках. Но если он поддастся кольцу, оно заберёт у него даже память. Снизошедшее откровение снимает с плеч непосильную тяжесть, но тут же внутри оживает новый страх. Осталось только разжать кулак, и кольцо сгинет в бездне. И что дальше? Он ищущим движением протягивает руку. На ней тут же смыкается широкая, шершавая от мозолей ладонь, переплетая пальцы, крепкое объятие сплавляет двоих воедино. Прильнув щекой к груди, он слышит размеренные удары сердца. Он кажется таким тёплым, думает Бильбо. Таким настоящим. Это так и есть, говорит он себе. До тех пор, пока я храню его в памяти и в сердце, это так и есть. - Я здесь, - горячо шепчет низкий голос. – Я с тобой. - Ты останешься? - Навсегда, сердце моё. Бильбо улыбается дрожащей, горячечной улыбкой. Забавно, как даже у последнего края цепляешься за хрупкую соломинку надежды. - Ты сможешь это сделать. Отпусти. Цепочка, как огненно-золотая змея, впивается в сжатый кулак. Где-то за гранью слуха возникает, растёт полный ярости и ужаса вопль. Но Бильбо уже всё равно. Он не поколеблется. Всё в мире приходит к своему концу, даже эта Тьма. Он разжимает пальцы. И только тогда на непослушных губах выдохом шелестит звук любимого имени: - Торин.