Поляки говорят...

Поляки говорят, мол, панна Марина истинно дочь своего отца. Такая пойдет за лжеца, самозванца и подлеца, Иль за их триединство в лице солнцеглавого молодца. Всё ради царского венца, Чьи каменья горят, как тщеславной девы глаза. А ещё говорят, что ядовита у ней даже слеза. И черны волоса, Как девичья душа. Марина молчит, с Ним идя по садам не спеша. Отец говорил, что Он пешка, верующая, будто она есть шах, Для которой рок - один лишь промах, в левую сторону шаг. Но для Марины Он лишь странный рыжий чужак, Который любит длинноухих собак, быстроногих коней и книги читать до зари. А ещё Его пророчат в цари, Но так говорят поляки. Москвичи говорят, что панна Марина антихристова жена И лишь из милости царской не сожжена. Она польская ведьма, что касаньем обращает в прах колоса. И не скатится по щеке её бледной скупая роса, Когда дьявола-мужа признает в измученном чернью теле. Как жаль, что москвичи проглядели, Как ведьма рыдала, ломая тонкие пальцы, Как перед взором её мелькали торжество, музыканты, танцы И Он, некрасивый, как языческий демон, танцующий, словно греческий Бог, Со взглядом, от которого хочется пасть псом у Его ног, Или найти любой другой предлог, Только б почувствовать на себе касанье Его нехоленных рук. Маринин крик заглушает копыт и колес стук. "Огня любви в ней не хватит и для одной свечи" Так говорят москвичи. Казаки говорят, как ничтожна девка Марина, Что её неуемная злая гордыня Доведет её до могилы. Казаки не слышат, как Марина молит Pater Noster о силе Выдержать крест этот и не пасть грудью на терни Под гогот московской черни, Как пал её муж. Марина не боится войн, пожаров и русских стуж, Марине не жаль отданных за неё казачьих душ. Марина летит на коне, запирая памяти ларь, Не видя живых, да и зачем они, когда за гранью ждёт её Государь. Марине дурно от прошлого, а кровью опять расплескалась заря. В восемнадцать лет Марина жена, царица, воровка, вдова. А ещё Марина клянется мстить, покуда сердце костлявая смерть не схватит в тиски, Но так говорят казаки.