Under The Sun

Тэхён нечитаемо смотрит в окно, где яркие ночные огни поглощают тьму. Звуки гудящих моторов заполняют пространство комнаты через открытое окно. Из соседних зданий доносится приглушённая стенами музыка, через стенку соседи ругаются, ещё через одну ребёнок плачет, а у Техёна тихо. Уже давно так тихо и грустно. Наверное, с тех пор, как Хосок ушёл, забирая с собой свой громкий смех, копну ярких волос и сердце младшего. Тэхён тоскует. Каждый день и каждый час, и даже каждую минуту. Он меряет шагами изученную вдоль и поперёк комнату, смотрит в шкаф, наполненный его одеждой, по привычке готовит кофе на двоих, а потом долго смотрит на чашку, пока жидкость в ней не превратится в лёд, потому что без Хосока ещё и холодно очень. Каждый день без Хосока автоматически стирается из памяти. И каждый рассвет подобен новому испытанию, и каждый закат превращается в ад. Не спасают друзья, не возвращает к жизни музыка, не веселят смешные передачи по ТВ. Не спасают даже размеренные глубокие вдохи, потому что в груди всё равно в адском огне безжалостно трещат обугленные поленья. Тэхён уже не боится смотреть на общие фотографии. Перелистывает в телефоне одну за другой и через силу улыбается. С них смотрит Хосок. Улыбающийся, светлый, любящий. Такому невозможно не ответить взаимностью. Тэхён с безумной улыбкой стирает мокрые дорожки cо щёк и ставит в раковину грязные чашки. С Хосоком даже мытьё посуды превращалось в безудержное веселье, а сейчас только тянущаяся в бесконечность тоска. А что, если тот раз был последним? Что, если он Хосока больше никогда не увидит? Тэхён сможет жить? Что, если последнее, что он слышал — был разъедающий слух хлопок двери и скрывающаяся за ним спина старшего? У Тэхёна красные глаза, щёки и лоб. Кажется, это горячка. А внутри холодно, и открытое настежь окно в зимний период только усугубляет ситуацию, но Кима это не волнует. По правде говоря, без Хосока даже умирать тоскливо. Кажется, входная дверь скрипит, и кто-то копошится в коридоре, шурша пакетами. Тэхён на ватных ногах шагает в прихожую. Там Хосок. Разувается. Справляется со шнурками на кедах и поднимается с колен, улыбчиво смотря в глаза. Тэхёну кажется, что он медленно сходит с ума. Иначе как объяснить резко разукрашенный мир вокруг себя и жар в теле? Тэхён смаргивает подступившие слёзы и накидывается с объятиями на старшего. Уже не тошно умирать, уже нет на это причины. Хосок здесь, с ним, и это так правильно. — Эй, ты чего? — Хосок гладит Тэхёна по спутанным мягким волосам, целует в макушку и соединяет руки в замок за спиной младшего. — Я соскучился, — приглушённо отвечает Ким куда-то в толстовку Хосока. — Меня не было всего пятнадцать минут, — снисходительно улыбается Чон. — Ну и что? Мне поскучать, что ли, нельзя? — бубнит младший и, наконец, отрывается от Хосока, заглядывая глубоко в глаза, — Скажи, что тоже скучал. «Совсем ручной» — только и вертится в голове старшего. — Я безумно по тебе скучал, Ким Тэхён, — Хосок берёт лицо младшего в свои руки, не долго сморит в глаза и аккуратно целует в сухие потрескавшиеся губы. Для Тэхёна чем болезненней расставание, тем радостней воссоединение. Даже если Хосок просто ушёл в магазин, или на работу, или Тэхён ушёл по делам. Безумно друг по другу скучать уже вошло в привычку. Потому что каждый раз, когда они видятся снова — мир в очередной раз собирается по кусочкам. Отстраивать друг в друге города совсем не сложно. — Тэхён, у тебя жар, боже, сказал же в кровати лежать, зачем вообще вставал?! — беспокоится Хосок, затаскивая прозябшего Тэхёна в спальню и укладывая в кровать. — Ещё и окно открыл! Зима же, дурак. — Хосок достаёт из принесённого пакета лекарства, быстро заполняя поверхность прикроватной тумбочки. — Я забочусь о нём, бегаю, значит, по аптекам, а ему даже полежать сложно! — возмущается старший. Тэхён улыбается, внутри всё порхает и так тепло становится, что всё остальное отходит на второй план. Хосока не было пятнадцать минут, а Тэхёну показалось, что он прожил целую вечность в ожидании его; что рассвет несколько раз сменил закат и наоборот, а фотоальбомы успели покрыться тонким слоем пыли. Если Хосок уйдёт на дольше, Тэхён не сомневается, что сдохнет от тоски. Он хватает возмущающегося старшего за руку, переплетая пальцы. — Теперь мне лучше, правда. Прости, что заставляю волноваться. — Эх, мне даже на секунду тебя оставлять нельзя, дитё, — длинные пальцы старшего легко поглаживают внутреннюю сторону ладони. — Так не оставляй. Хосок садится на край кровати, гладит Тэхёна по волосам, щекам, а потом невесомо целует в лоб. — Я и не собирался.