Under The Sun

У Тэхёна красивое кимоно цвета марсала с золотой витиеватой вышивкой и разноцветным бисером на поясе и невероятно задумчивый взгляд, устремлённый туда, куда не способен заглянуть, кажется, никто. Приятный прохладный ветер играет с его тёмными волосами, в которых так естественно и гармонично находится тонкая веточка цветущей сакуры, заложенная за ухо. За спиной Тэхёна пестрящие огни фонариков, снующие туда-сюда люди, жующие сладкую вату, грохот музыки из маленьких ларьков, а впереди красивый вид на голубую воду небольшого озера, сливающегося с тёмным почти ночным небом. Хосок смотрит на красивый профиль Тэхёна и что-то внутри содрогается и покрывается мурашками. Лицо младшего немного бледное, с выделяющимися чёрными ресничками, с красивым узором родинок и невероятно мягкими очертаниями губ. И это всё до невозможности очаровывает. Хосок несмелыми шагами приближается к лавочке, где сидит Ким, и, боясь спугнуть, не садится, а лишь бесшумно останавливается рядом. Он безуспешно силится разглядеть в темноте то, на что устремлён взгляд младшего. — Хочешь посмотреть? — тихо спрашивает Тэхён, заставляя Хосока невольно вздрогнуть. И когда Тэхён успел его почувствовать? — На что? — На то, как умирает моя первая любовь. Это красиво, уверяю тебя. У Хосока что-то болит в груди, общая тяжесть в руках и ногах. И становится ужасно не по себе, будто он насильно вторгается в чужое пространство, чужую жизнь, чужие переживания. Они ведь друзья не близкие совсем, так, в компании одной, не более. А тут такие интимные вещи, до неприличия личные, но всё же, Хосока грызёт, и болит ни с того ни с сего по абсолютно непонятной ему причине. Хосок огибает скамейку и легко присаживается рядом. И плевать уже на этот фестиваль, на который его почти силой притащили; плевать на лёгкую морозность в воздухе и слишком тонкую ткань юкаты. Есть только Тэхён, который смотрит на тёмное небо. Хосок прослеживает его взгляд и тоже смотрит вверх. А там небо разрезается золотыми полосами комет. И метеориты смело закручивают воронки, в которые затягивает внеземным притяжением. И куда-то в космос уходят дороги млечных путей, и звёзды рождаются яркими вспышками. И всё это так далеко, и всё это так близко. У Хосока перехватывает дыхание. Он ни разу не видел, как умирает любовь. Он думал, что это обязательно завядшие цветы в надтреснутой стеклянной вазе, что вот-вот разлетится на мелкие осколки и обязательно ранит. Он думал, что любовь умирает в чистой реке, превращая её в сточную канаву, но никак не рассыпающимися яркими звёздами. В ресницах Тэхёна тоже звёзды. И Хосок лишь удивляется, что не замечал их раньше. Вот, одна звезда плывёт вдоль щеки, оставляя блестящую пыль. И это красиво, но всё же очень странно. И Хосок тянется рукой, чтобы впитать эту звёздочку подушечкой пальца, но останавливается на полпути, потому что Тэхён вдруг кажется внеземным каким-то, и недосягаемым, и очень желанным. И всё это очень внезапно. Хосоку остаётся лишь заворожено смотреть и впитывать. — Мне кажется, что каждая неразделённая любовь становится яркой звездой в небе. Вот почему над нами их так много. Это звучит странно и по-своему абсурдно, ведь звезда — это небесное тело, видимое простым глазом в форме светящейся точки на небе. Но Хосоку не хочется спорить, ему хочется верить в это. А ещё очень хочется узнать, кто же так сильно разбил ему сердце. Кто стал причиной этого долгого болезненного прощания с первой любовью. Кто стал её убийцей? — А что происходит с чувствами, на которые ответили взаимностью? Лепесток сакуры с головы Тэхёна подхватывается ветром и уносится куда-то в тёмную непроглядную даль. Волосы спутываются и немного мешают. Тэхён тянется убрать прядь за ухо, а Хосок задыхается от нежности в каждом движении, в смешении боли и хрупкости, в симбиозе плавности и точности каждого действия. — Думаю, что в таком случае звёзды падают. Лицо Тэхёна вдруг озаряется оранжевой вспышкой света, а Хосок даже не дёргается от разрывающего громового звука в небе. Взрываются фейерверки, а это значит, что фестиваль подходит к концу. Жаль, ведь Хосок так и не попробовал сладкую вату. И их наверняка уже ищут. Хосок молится, чтобы не нашли. Потеряться бы в этом моменте вместе с Тэхёном. Так, чтобы навсегда, чтобы сжаться до размера блестящих точек и вплестись в небесную канву. — Ты когда-нибудь видел звездопад? — в горле першит, и тихие звуки теряются в шелесте бледно-зелёной листвы. — Нет, — низкий голос укрывает тёплым пуховым одеялом. — Я знаю одно место, где каждую ночь падают миллионы звёзд, — Хосок прочищает горло, прежде, чем предложить. — Хочешь посмотреть? — Да, — на выдохе. Тэхён впервые за всё время оборачивается и смотрит на Хосока огромными глазами. И в них отражается не звёздное небо, а целый неизведанный космос с чёрными дырами, засасывающими воронками и параллельными вселенными. В них одинокие галактики поют песни о любви, крошатся планеты, стираются в порошок астероиды, так и не коснувшись поверхности горячего солнца. В них вечное затмение и не желающая уходить ночь. Хосок возводит голову к небу, не в силах выдержать испытывающего взгляда тёмных глаз. Он слишком много в них увидел для одного раза. Сердце бьётся о грудную клетку очень быстро, и от этого немного больно. — Знаешь, думаю, что когда новая звезда появляется на небосклоне, какая-нибудь другая обязательно падает. Когда одна любовь умирает, другая рождается. Равновесие или что-то типа того. И это неизбежно, — Хосок не умеет красиво говорить, но Тэхёна хочется поддержать, хочется для него хоть что-нибудь сделать, чтобы полегчало. Тэхён благодарно улыбается одними уголками губ и в темноте нащупывает ладонь Хосока, накрывая её своей, и сжимает не сильно. — Спасибо, что разделил со мной этот момент. Хосоку жарко от прикосновения, будто осколком звезды под мышцы без анестезии. Он лишь мельком смотрит на озеро, в котором слишком ясно и реалистично отражается звёздное небо, и ему кажется, что можно подойти к водной глади и достать эту блестящую штуку, поднося Тэхёну. И, нет, это совсем не то, что называют банальным «достать звезду с неба». Хосоку хочется эту звезду заменить собой, он сможет согреть его сильней, чем, наверное, даже ясное летнее солнце в разгар дня. Хосок оборачивается и замечает, что Тэхён так и не отвёл от него своего взгляда. Щекочущие крылья ночных птиц касаются кожи, дыхание заканчивается неожиданно, а Хосоку очень хочется сделать то, что, наверное, делать не нужно. Но, даже если Тэхён его оттолкнёт, эта ночь заберёт всё с собой. — Закрой глаза… пожалуйста, — на заднем фоне уже не слышно музыки и какофонии голосов. Только шелест травы, тэхёново дыхание горячее и громкое, и биение собственного сердца в груди, ушах, горле, под коленками и на кончиках тонких пальцев. Тэхён без вопросов закрывает глаза и придвигается ближе. Хосок тянется рукой к его гладкой влажной щеке, гладит невесомо, растирая влагу. А потом наклоняется и целует так же легко и ненавязчиво. Тэхён не отталкивает, лишь жмётся ближе, цепляясь длинными пальцами за края широких рукавов кимоно. И Хосок уверен, что прямо сейчас над их головами падает первая звезда. И очень жаль, что Тэхён этого не видит. Хосок и не подозревает, что Тэхён прямо сейчас под своими веками наблюдает за миллиардами падающих звёзд. — И правда красиво.