Under The Sun

У него были абсолютно некрасивые руки. С заусенцами вокруг расширенных ногтевых пластин, от недостатка витаминов слоящихся у основания. Асимметричные белые лунки, болезненно выпирающие косточки на длинных кривоватых пальцах и тонких запястьях, которые, ещё немного, и прорвут тонкую ткань кожи и острыми кольями вырвутся наружу. И, если приглядеться, тёмные пигментные пятнышки, напоминающие островки. И голубые подземные ручейки вен, расходящиеся под этими островками, соединяющие их в один огромный континент. И несколько назойливых шершавых мозолей на внутренней стороне ладони из-за тяжёлой работы. И постоянно потные ладони из-за неправильной работы желез. И не пересекающиеся линии любви и жизни, растворяющиеся в немного огрубевшей коже, теряющиеся пути линии судьбы, которая есть не у всех. И малиновый выступ на среднем пальце из-за постоянной писанины. И изгрызенные в кровь ногти, которые всё время прячутся в больших карманах толстовки, потому что некрасиво, не нравится, смотреть неприятно и вообще… И всё же, Хосок безумно любил эти руки. Потому что эти руки принадлежали Сокджину. Руки, которые дарили невероятное успокоение в дни, когда это действительно было нужно. Порой хватало даже одного невесомого касания дрожащими руками, холодными или, наоборот, как раскалённый уголь. Всегда с разным нажимом, разной длительности и температуры, шершавые или нежные после крема, это всё равно были руки Ким Сокджина. Руки, способные держать его крепко-крепко в своих объятиях до самого утра. И переплетать пальцы во всё том же огромном кармане сокджиновой кофты не казалось чем-то странным. Совершено подходящие друг к другу руки: линия жизни к линии жизни, линия любви к линии любви, одновременно обрывающаяся линия судьбы одна на двоих. У Сокджина были руки, яро хватающиеся за малиновый дым, переливающиеся в огнях ночного города: то ярко зелёные, то смертельно серые, а иногда совсем прозрачные. И за этим было так завораживающе наблюдать. Часами под дождём или несколько секунд под палящим солнцем. Руки Сокджина подобны рукам фокусника, за которыми следишь, чтобы разгадать очередной магический трюк, но в итоге всё равно остаёшься в дураках. У Сокджина много таких фокусов: зарыться пальцами в хосоковы волосы и медленно, очень медленно их перебирать, пока Хосок не заснёт после тяжёлого дня. А если не помогает — мягко помять затерпшие плечи. Или того хуже — обнять крепко-крепко и поглаживать по спине. И, наверное, это всё настоящая магия, потому что Хосок в такие моменты со дна выныривает и становится очень счастливым. И приходит яркое осознание того, что если держаться за руки, то только с ним. Хосок на все фокусы сокджиновых рук смотрит с открытым ртом, словно пятилетний ребёнок, и с удовольствием прожёвывает всё, что ему в этот рот сокджиновыми руками кладут. Да хоть яд. Тогда, умирая, он с удовольствием будет хвататься за любимые руки в полной темноте, как за единственное спасение. Но руки Сокджина не умеют причинять боль. Только лишь ублажать и дарить ни с чем не сравнимое тепло. Обнимать, обнимать, обнимать… бессчётное количество раз. И целовать эти абсолютно неидеальные руки по вечерам становится хосоковой религией, глубоким убеждением. Дарить поцелуи каждому кривому пальцу, каждой мозоли, каждой выпуклости и впадинке под барабанящий дождь за окном, тускло горящие малиновым лампы и звонкий смех Сокджина. И любить все недостатки его рук, и превращать их в нечто совершенное и идеальное для себя. И даже за столом в шумном кафе в огромной компании друзей сужать свой взгляд только на острые локти, закатанные рукава толстовки, и подниматься глазами вверх. Туда, где на больших ладонях покоится небольшой подбородок. И смотреть долго-долго, пока владелец всего этого не посмотрит на тебя в ответ. Сокджин определённо улыбнётся снисходительно, незаметно придвинется ближе и опустит одну руку под стол, переплетая пальцы с хосоковыми руками. И все линии жизни снова сольются в одну. И всё неидеальное снова станет совершенным. И подарить тонкое кольцо из белого золота в один из малиновых вечеров уже не кажется чем-то сумасшедшим и несерьёзным. Особенно если взамен получаешь смазанные поцелуями клятвы и возможность уже в который раз пройтись губами по его рукам, абсолютно не красивым, но, боже, таким чертовски прекрасным и привлекательным. Рукам, в которых заключена вся хосокова огромная вселенная.