Madness

Десять минут. Каких-то десять минут, и мы снова будем вместе. Как и тогда, пять лет назад. Десять минут, и все закончится. Я увижу его, и все встанет на свои места; не будет ни меня, ни его, будем только мы. Перед глазами снова зал заседания, двенадцать присяжных, которые ничего не знали о нас, о том, что мы чувствовали, глядя друг на друга через ужасное стекло переговорной. Ведь никто так и не узнал, кто мы друг для друга. Восемь минут. Ладони вспотели, и я неприлично вытерла их о дорогое платье, которое купила специально для него. Я хотела, чтобы он увидел меня и вновь захотел быть со мной. …-Мисс Фитцджеральд, вы утверждаете, что имело место нападении на вас? — Прокурор не знал пощады. Он был готов сожрать его в тот самый миг, когда он появился на пороге зала суда в оранжевой робе и наручниках. За все время заседания, он не поднял головы, боялся встречаться со мной взглядом. -Да, — с уверенностью ответила, не моргнув и глазом. Тот парень вышел из переулка, словно тень, держа в руках фотоаппарат. Он закрывал меня спиной, но парень стал лесть прямо на него, после чего достал нож. ЕМУ ничего не оставалось делать… — Мисс Фитцджеральд, три ножевых ранения не говорят о самообороне, это уже говорит об убийстве, пускай и о не преднамеренном… Шесть минут. Я вышла из машины; мелкий дождик освежал мою разгоряченную кожу, запаренную в душном авто, который навязал мне отец, я бы и на такси доехала. Тогда тоже шел дождь. …-НЕТ! — Воскликнула я, склонившись над парнем. Его глаза закатились, губы начали стремительно синеть, лужа крови под ним походила на океан, в который я рухнула, пытаясь ему оказать первую медицинскую помощь. Но оказывать ее уже не было смысла. Он был мертв. — Что ты наделал??? Он стоял, молча смотря на меня, мысленно уносясь куда-то вдаль. Темные волосы, намокшие от дождя, прилипли ко лбу, лицо застыло словно маска. -Боже мой! — Шептала я, протягивая к нему руки, совершенно не замечая, что кровь парня была на моих руках. — Что ты наделал? Что теперь будет? -Я сяду в тюрьму, — спокойно сказал он, доставая из внутреннего кармана пачку сигарет. -Я не могу этого допустить! — Решительно сказала я, проведя рукой по его щеке, покрытой трехдневной щетиной. — Я не смогу без тебя. Никогда! -Ты еще такая глупая, — произнес он, садясь на корточки, и закурил. -Мы можем спрятать тело… Я позвоню отцу. Он все устроит, — говорила я, срывающимся голосом. -Твой отец будет только рад отправить меня за решетку. Я должен был защищать тебя, а не… Он знает про нас. Даже поспособствует, чтобы меня отправили как можно дальше от тебя… Четыре минуты. Казалось, что у меня началась горячка. Несмотря на ветер, заставляющий других укрываться прятать шеи как можно глубже в ворот пальто. Он слал мне письма, на которые я никак не могла ответить. Садясь за стол, я продолжала реветь навзрыд, и лист, на котором я собиралась написать даже банальные слова любви, превращался в мокрый клочок, рвущийся от мимолетного прикосновения. …Я слышала, как кричит мне мама где-то вдали. Казалось, я тонула, и толща воды не давала мне вернуться назад. Да я и не хотела. Он писал, что я могу жить дальше, что он все понимает. Но я не хочу жить дальше, не могу двигаться вперед, зная, что его нигде нет на горизонте. -Милая моя девочка, очнись! — Молила мать, но я не могла ответить. Родители закрыли мне доступ к нему, так что он и не знал, что я пыталась встретиться с ним. Да и не хотел, наверное встречаться; я узнала через свою горничную, что к нему ходить его бывшая девушка. Тотальный контроль. Постоянная охрана, состоящая из четырех человек. Разбитое сердце. Безумная голова. Осуждение близких. Я сидела запертая в четырех стенах, готовая выть. Лезвие было хорошим решением… Тридцать секунд. Я знала, что за мной следят. Две машины стояли поодаль, словно тоже ждали своих пассажиров, но я знала, что в одной из них сидит мой отец, словно ястреб следящий за мной. Мать уговорила его отпустить меня, она боялась, что я вновь попытаюсь покончить с собой так же, как и два года назад. Три. Два. Один. Ничего не произошло. Мир не рухнул, да и я осталась цела, лишь сердце забилось медленнее, замедляя свой ритм. Он не появился на пороге, не улыбнулся, словно его и не было здесь. Я посмотрела на часы, проверила адрес. Все верно. Что же заставило его задержаться в этом ужасном месте? Я закрыла лицо руками, присев на корточки. Волосы превратились в бесформенную массу от ветра и дождя, и тушь, скорее всего, потекла. Мелкий дождь превратился в ливень, накрывая меня холодным одеялом отчаяния. Одна… -Кэтрин?! — Голос вдали, как тогда, когда я умирала. Быть может, все повторяется вновь? Быть может, я замерзла в этом тонком черном платье, сидя на обочине? Или же, мой высоченный каблук сломался, и я упала, ударившись головой о дверь авто? Кто-то резко меня поднял меня, разогнув затекшие ноги. Голова не соображала, завертевшись в круговороте мыслей. -Ты что творишь! — Такой родной голос! — Какого черта, Кэтрин! Ты вообще слышишь меня? С силой разомкнув веки, я посмотрела в его глаза. И вновь пропала… О боже! Он здесь, стоит и орет на меня за мою безалаберность. Слезы непроизвольно потекли. Я прижалась к нему всем своим мокрым и замерзшим телом. -Я люблю тебя…- Шепнула я, прижавшись щекой к его щеке. — И плевать, что ты не любишь меня. -Глупая, — смеялся он, целуя мои волосы. — Ты все еще такая глупая! -Нет! Нет! Я не глупая, — упрямилась я. — Я что угодно сделаю, чтобы доказать, хочешь… -Мне ничего не надо доказывать, — он посмотрел мне в глаза, и земля ушла из-под ног. Он взял мою руку и поцеловал шрам, идущий от запястья к середине предплечья. — Еще раз узнаю, что ты вытворяешь подобное — убью! И когда наши губы встретились, я поняла, что наши случайные чувства стали чем-то большим для нас обоих. Мы были случайными людьми. Он мой. А я его случайная… В соседнем машине, прислонившись лбом к стеклу плакал мужчина, который никогда не видел ЕЕ такой счастливой, как сейчас.