примите наше умирание

На асфальте старательно, присуще только детским ручкам, мелом выведено слово «Ex» с некрасиво черкнутой палочкой на конце, будто бы ребенок только учится писать и это первое, что пришло ему на ум. В воздухе веет прошлым и совсем немного детством. Интересно, что заставило ребенка вывести именно это незамысловатое слово. Джо и Каспар расстались в феврале. От него прошла вымеренная в количестве таблеток от мигрени весна, одно завсегдатое лето, осень на ряду с точеным порядком в сердце, зима с новыми знакомствами, теплыми праздниками и концом февраля. Новая весна уже кончается, от нее не пахнет антидепрессантами, никто не старается подавить вой, зарываясь лицом в покрывало, от весны не осталось одиночества. Теперь солнце греет по-настоящему, а родные руки постепенно уже совсем становятся чужими. (Каспар потерялся в чужих объятьях) Джо прошел все стадии депрессии, начиная от отторжения заканчивая принятием. Он пережил маленький передоз снотворным и несколько нервных срывов. Он прошел путь в год, оставляя в каждой его части долю себя, шагая неуверенными шагами ближе к порабощающему чувству внутреннего покоя. Сагг старательно собирал крупинки себя, растраченные за месяцы любви, словно шарики бус, так не вовремя рассыпавшихся. Джо и Каспар расстались больше года назад. Никто из них по-честному не принял этого. У Каспара омертвелая улыбка на губах и веселый взгляд на девушку. У этой девушки заразительный смех, у нее живость в лице. Каспар хватается за нее, как за последний шанс выкарабкаться из ямы, именуемой приятным прошлым. Он еще помнит, а вместе с остатком воспоминаний падает одна разбившееся мечта позабыть. Ли слишком сильно хочет помнить. У Джо проблемы с нервами. Незначительные, но иногда проявляющие себя в критических ситуациях. Его сила и смиренный вид самодостаточности разбились о холодные «Мы ведь все равно останемся друзьями». Это было давно и долговременно, кто сказал, что депрессию нельзя спрятать от самого себя, прикрывшись яркостью жизненных событий. — И все, что от нас осталось — это подарок зрителям, — грубо бросает Джо в лицо Каспару, после очередной съемки видео, в котором якобы все, как раньше. Лучше принимать молчание, нежелание делать что-либо вместе под предлогом «привыкнуть», чем вновь учиться дружить. Хоть Джо и огрызается, плюется язвой, быстро вспоминает какого это просто смотреть друг на друга. Вытягивать из кромок сознания, что Джаспар, прежде всего, бро. Каспар снова солнышко. На дворе апрель 2017. В его лицо хочется вглядываться, а в комнате пускать солнечных зайчиков, с ним хочется делиться пустяковыми новостями и сетовать на жизнь. Каспар, по-прежнему, тот самый ребенок, что пишет на асфальте мелом. Они перешли злосчастную метку времени и определенно должны были двигаться дальше, но что-то резво тянуло с троекратной силой назад, чтобы на повторе прокручивать в голове 22 месяца или чуть меньше. Джо прячет в смущенной улыбке «люблю», а Каспар делает вид, что не замечает. Время тянется и продолжает свой ленивый путь. В Лондоне на клумбах растут цветы и распускаются акации, пускай и декоративные, но прекрасные. Каспар — солнце, которому суще помогать таким маленьким и незатейливым цветам распускаться. В какой-то момент он позволил расцвести под его лучами Джо. И, наверное, пусть это осталось недосказанным, но у цветка постепенно вянут бутоны. Джо не едет на Коачеллу в этом году, говоря, что якобы приболел, но именно этот фестиваль раздражает только зажитые нервы и дает толчок на новый приступ психоза. Он не едет и оправдывается тем, что болен, а чем именно не указывает. Потом говорит, что Коачелла может наскучить, а такого расклада он признавать не хочет. Детский лепет. У него второй день головная боль, костяшки пальцев искусаны, а музыка задним фоном играет постоянно. Он отшучивается от депрессии, не вспоминает прошлогоднюю поездку в Калифорнию, когда они с Каспаром впервые переживали такие масштабные события друг без друга, как тогда Джо в номере отеля не знал, куда себя деть от тоски и не спал ночами. Сейчас ему легче в другой компании, и «да, спасибо, Джош, что терпишь». Каспар прячет глаза и переминается с ноги на ногу, стоя теперь рядом с Саггом. Хочется выйти в окно или типа того, лишь бы треклятый коротышка в огромных очках не остывал. Ли буквально чувствует, как с каждым днем отступает напряжение, как острые пики сменяются гладкими склонами, как они снова учатся дружить. Каспар нашел замену, от которой избавился бы вмиг, но его опять кто-то останавливает. Людей забирают города, страны, другие люди, да, да, сопливые цитаты, но Каспар думает, что его Джо забрало время, а еще немного осознание четвертака и того, что он бы назвал рассудительностью. С каждым новым проектом и совместным начинанием Каспару не хочется уживаться, он видит Сагга чаще, он видит его поблизости, просто видит. Его глаза зациклены на этом притворстве, старательно зарытым за маской будничности и нормированного поведения. Джо не огрызается и не смотрит так, будто готов пристрелить. Каспар зачеркивает будто, ибо знает, что там это приводилось не как сравнение. День рождение Ли проходит весьма атмосферно с множеством улыбок и счастливых взглядов, они вместе собирают палатку и строят недалекие планы. Вместе сидят за столом и играют в компьютерные игры. Сагг чувствует эти теплые взгляды и радость от того, что этот вечер он проводит в кругу друзей, без своей девушки. Джо так и не разучился подолгу любить. Каспар тому доказательство. А еще уйма прикосновений, томимых в вареве всего пережитого. Каждое касание — пощечина, показывающая точность приближающегося нервного срыва. В них осталась та нежность рук, не забытая и проверенная временем. Никто не задыхается, не отворачивается, не горит желанием отпрянуть. Все присыпано стабильностью, а у Джо дома кончается снотворное. Кофе давно не помогает. Пальцы у Каспара и правда длинные и пугающие, но блещущие таким обилием намеков. «Я могу просто тебе докоснуться, а могу тронуть так, чтобы ночью ты был занят не только сном, » — шептал Каспар через свои нахальные пальцы. Если же Джо прятал «люблю» в улыбке, то Каспар прятал его везде по чуть-чуть: во взглядах из подтяжка, в случайных касаниях, он был щедр ровно настолько, сколько им позволяло нынешнее положение. Календарь сетует на начало лета и их выворачивает от скорости жизни, время не только дает пощечину, оно припускает в обратном направлении от них и несется быстро, как это возможно. Если бы только каждый день не отдалял их все дальше, то, возможно, прошлое плавно перетекало в настоящее, а не делило на «до» и «после». Джо помнит томный шепот и нежные поцелуи, помнит смущение от собственных шуток, помнит как странно первое время сидеть вдвоем за одним столом в общественным местах. Он помнит, как облака текли по небу, а ветер мягко дарил нужную, в особенно жаркие дни, свежесть, помнит свою ладонь в чужой руке. Сагг не прощает себе воспоминаний и крепко зажмуривает глаза, давя на переносицу, быстро стараясь переключиться на что-то другое. Их больше нет. И если тогда это осознание приносило боль и чувствительные удары сердца о грудь, то теперь все сменилось пониманием и жгучей ностальгией. — Ты выглядишь так, словно всю ночь овец считал, что с лицом, милейший? — Джо пихает Каспара в бок во время съемки очередного видео. — А ну позови свою улыбку, что-то она у тебя затерялась, — Сагг неодобрительно кидает еще один взгляд и вздыхает. — Знаешь, если бы не зрители, то что бы осталось именно от нас с тобой? — Ли делает паузу и ищет уверенность на потоках сознания. — Разве что-нибудь осталось бы? Джо невесело сводит брови и думает куда пристроить руки, а глаза выдают его с головой. Его «люблю» просто решило спрятаться намного дальше, чем представлено возможностью. — Думаю, — Сагг откашливается и делает вдох, — да. Пустота и безграничная пропасть. Каспар смотрит потерянным взглядом и оторопело пытается найти слова, но выходит глупо, и они просто заминают эту тему и продолжают съемку. У них так много общего, так много заметного всем связывающего, на них глядя любой увидит историю. Друзья лишь кивают вдогонку и не выдают советов, ибо нечего сказать. С этими двумя и так все ясно. Остались в мертвой петле ушедшего времени и даже не предпринимают попыток завязать что-то снова. «На лбу твоем высечь намертво «Ex», — плюет мысль в потолок Джо и проклинает бессонницу. Ли трогает чужие руки, целует чужие волосы и упрямо выталкивает с пинками из мыслей Джо. А руки и губы не желают принимать нового, им подавай родное, близкое, еще не стертое, оставшееся осадком на дне сердца. Если дном можно считать весь мышечный орган. Каспар не хочет думать, оставить бы разум бесхозным предметом и довериться сердцу, но ведь ничего так просто не бывает. Он ездит в Южную Африку чаще, видит маму и встречает вопрос в ее глазах, на который не может ответить. «Однажды, — пишет в сообщении пьяный Джо, — мы скажем нашим зрителям, чтоб они наконец-то приняли наше умирание.» Каспар читает сообщение и воздух из легких улетучивается разом. «Для начала, — отвечает в свою очередь трезвый Каспар, — мы сами должны его принять.» А холода все меньше, а лето только начинается, а кто-то еще думает об избежании разлома. А кто-то еще верит. Когда-нибудь Джо позабудет о хронической депрессии. Когда-нибудь Каспар придет в гости без приглашения.