МоноХром. Вольфрам

      На Янове все быстро вернулось к нормальной жизни. Уже к вечеру после того, как ушли свободовцы, снова открыл свою торговлишку Гаваец. С долговцами на станцию пришел и медик от ученых. Доброволец, конечно же. И, признаться, похуже Костоправа, но зато с шикарным комплектом препаратов. Как уж его отпустил прижимистый Герман, совсем загадка, но пришелся он кстати.       Прозвали новоиспеченного медика Чейзом, потому что был он молод, с претензией на хитрожопость и блондин. Чейз, собственно, и не возражал, хотя ему в диковинку было, что у сталкеров сплошь клички, а имя - ну, разве что такое, что и прозвище не нужно. Вон, как у одного из охотников - его вполне официально, по паспорту, звали Фиделем. Или Вано, которого местные часто вспоминали, но пропал тот без следа во время штурма станции.       Чейз отпросился у Германа, можно сказать, в бессрочную командировку. Был у него свой умысел. Сидеть на научном модуле, практически взаперти, ему опостылело: целыми днями в лаборатории, «образцы» всяческие изучать через микроскоп да в пробирках, когда вон они, за стенами, да в естественной среде. Вот и хотел Чейз на свой страх и риск «отработать» собственный проект исследований. Для того и подался к сталкерам да еще и в качестве медика.       Первый день в новых обстоятельствах был для Чейза хлопотный, муторный и ни на йоту не приблизивший его к цели. Сплошные раны да травмы, пара банальных простуд неустановленного генеза, один случай «боевого крупнокалиберного поноса», как обозвал свою хворь сам «раненый». Чейз заподозрил дизентерию, но температура у бедолаги была вполне нормальной, да и признаков обезвоживания не наблюдалось. Обычное пищевое отравление, наверное. Или еще более простой случай «медвежьей болезни» - долговец казался излишне нервическим и впечатлительным, такого могло и с мандража прохватить.       Уже начало темнеть, когда Чейз закончил свою работу. На станции к этому времени еще только раскачивалось, становясь все более шумным, веселье. Долговцы полковника Шульги не «закручивали гаек», на всяческие выходки подвыпивших сталкеров смотрели сквозь пальцы, а свободные от службы так и сами не прочь были отпраздновать. Можно сказать, станция Янов сегодня родилась заново, и, украшенная послевкусием пусть странной, но все-таки победы, казалась самым прекрасным местом во всей Зоне.       Чейз вышел из своего кабинета, слегка обалдевший, потерянный. Все вокруг казалось нереальным - но это, скорее всего, просто от усталости. Не такое уж и большое фойе сейчас мерещилось гигантским залом для торжеств, и люди за столиками, гудящие разноголосьем, были, напротив, какими-то маленькими.       Чейз нашел свободный столик, приволок высокий ящик вместо табуретки и какое-то время просто сидел, приходя в себя.       Общий шум и гвалт крайне утомлял. Да еще и Гаваец запустил какую-то развеселую «шарманку» через небольшие, но голосистые колонки. У Чейза начинала уже болеть голова, а от полстакана водки стало только хуже.       Люди заходили и выходили. Металлические двери фойе - красные на южной стене и синие на северной, вроде бы нехитрая, но остроумная придумка - лязгали и скрежетали, ворочаясь на массивных петлях. Снаружи синел поздний вечер, разбавленный прозрачным пурпурным мазком заката.       Вот, через двери вошел из внешней тишины в дребезжащий многолюдный зал высокий белокурый парень, этакий благородный ариец чистых кровей. Чейз его видел впервые, а вот сталкер огляделся вокруг, нашел его взглядом и направился прямиком к нему.       Чейз, разумеется, насторожился. Не то, чтобы он ждал подвоха или опасался чего-то: в сталкерской среде он еще не освоился, всех тонкостей здешнего житья не знал, не обзавелся врагами и просто недоброжелателями, а потому не боялся. Но все ж насторожился, разумеется - как всякий разумный человек на его месте.       А «благородный ариец» подошел к его столику и без единого слова сел напротив, пододвинув ящик.       - Чем обязан? - спросил незнакомца Чейз.       - Меня зовут Мартин, - сказал ариец. - И мне нужен совет врача. Даже, наверное, помощь, а не совет.       - А меня зовут Чейз. И мне нужен отдых. Вы же кровью не истекаете, Мартин?       Тот покачал головой.       - Значит, ничего срочного. Приходите завтра.       - Завтра может быть поздно, - сказал тот и вздохнул, словно у него случилось какое-то горе. Может, кто из его друзей ранен и умирает?       - Объясните подробнее, Мартин. Что у вас произошло? И что я могу сделать?       - Это долгая и сложная история. Предпочел бы не рассказывать прямо сейчас. Можете просто вырубить меня до утра? Наркоз, парализация, что-то в этом духе. А утром я, может быть, и объясню кое-что.       До этой секунды Мартин выглядел и вел себя сдержанно, спокойно и уверенно, словно Штирлиц из известного фильма. Но вот мгновение, и он уже весь на взводе, едва не трясется - не человек, а трепещущий нерв. Эта перемена озадачила и даже напугала Чейза. Может, этот Мартин болен, образно говоря, не телом, но душой? Этакий опасный в своей непредсказуемости псих. Или наркоман? Иначе зачем ему наркоз?       - И к чему такие сложности? - спросил Чейз. - Вы пьяны, наверное? Просто предположение...       - К сожалению, кристально трезв, - вздохнул Мартин печально.       За соседним столиком вдруг обернулся какой-то сталкер, из вольных - он-то как раз был заметно подшофе - и, хлопнув Чейза по плечу, сказал:       - Ты, док, не слушай этого... заднеприводного. Оглянуться не успеешь, как получишь в жопу кожаный кол. Если ты, конечно, сам не из таковской породы. Док, ты не гомес, часом, а?       Пьяный сталкер был матер, массивен, небрит, быдловат. Отечное лицо, классический сизый нос в склеротических «звездочках» - похоже, этот тип большую часть своей жизни проводил в компании с бухлом. И если вдруг его не убьет Зона, так до него скоро доберется цирроз. Словом, неприятный и опасный тип, а для Чейза, который в последний раз дрался еще в школьные годы, так откровенно пугающий.       - Пейте себе и оставьте нас в покое. Пожалуйста, - попросил быдловатого сталкера Чейз, стараясь, чтобы голос его звучал как можно тверже и убедительнее. Получилось, видимо, не очень удачно.       - Точно. Новый доктор - педрила. Хоть и не лечись вовсе, - рыкнул пьяный мужик и демонстративно сплюнул на пол.       Мартин медленно поднялся со своего места, подошел к бузотеру. Посмотрел на него пристально и твердо.       - Ты чего-то хотел, педрила? - спросил тот, вставая. Но Мартин положил ему ладонь на плечо и, не напрягаясь, будто какого-нибудь котенка, усадил на место - буквально припечатал.       - Как звать тебя, милейший? - улыбнувшись, спросил Мартин.       - Чапай, - послушно и, вроде бы даже трезвея на глазах, ответил пьяный сталкер. Его собутыльники притихли, а долговец, что стоял у дверей и приглядывал за порядком, напрягся и демонстративно поправил на бедре кобуру с крупнокалиберным «травматом».       - Так вот, Чапай, ты мне даже нравишься, - сказал Мартин. - Сегодня я трахну тебя, для разнообразия. Приходи в полночь на сеновал, не пожалеешь. Глядишь, втянешься, и сам станешь... заднеприводным.       Пальцы Мартина сжимали плечо сталкера, проминая даже жесткий кевларовый наплечник, и как бы Чапай ни силился подняться со своей табуретки, ничего у него не получалось. Мартин легко удерживал его одной рукой.       - На какой сеновал? - растерянно и даже испуганно спросил он. - Разве здесь есть сеновал?       - Блин, Чапай, ты безнадежно туп, - поморщился Мартин. - Это же классика советского кинематографа - назначать свидания на сеновале! Сиди и напивайся, готовь попку. И зубы почисть - целовать тебя наверняка противно.       Чапай, видимо, настолько растерялся, что ничего лучшего не придумал, кроме как согласно покивать.       - Вот и хорошо, - улыбнулся Мартин и убрал руку. Потом вернулся к Чейзу.       Выглядел он теперь по-прежнему спокойным и уверенным.       - Ну так что, Чейз, сумеешь помочь? Напомню, меня надо выключить до утра, в тихом и безопасном месте. Твой медпункт вполне подойдет.       - Если вы мне объясните, зачем это нужно, я бы мог что-то сделать. Но вот так, с бухты-барахты, я могу и навредить. Это же получается лечение без диагноза, как бы дров не наломать.       - Считайте, что у меня опасная форма сомнамбулизма, - ответил, не задумываясь, Мартин. - Могу неосознанно и помимо своей воли наделать бед. И заснуть могу по типу онейроида, вот прямо здесь и сейчас.       - Бред какой-то и лапша на мои уши, - сказал Чейз, поморщившись. Хотя, конечно, возражать было страшно. Гей этот сталкер или нет, а мужик, несомненно, крутой и, похоже, безжалостный.       - Вовсе нет, - Мартин вдруг горько вздохнул, опустив взгляд. - Здесь все бывает, это Зона. Поверь мне, я еще и не таких ненормальных видел.       - Я, конечно, врач не настоящий, и уж тем более совсем не невролог и не психиатр. Но мне кажется, что для одного мозга подобный набор как-то чересчур. Сомнамбулизм, онейроид...       - Просто выруби меня, вот и все, - терпеливо повторил Мартин, но, кажется, терпение у него кончалось.       Что ж, обманщик он, наркоман или действительно опасный псих, но почему бы и не помочь? Тем более, что Чейз еще толком не понял, как он сам здесь жить собирается. Он привык, что на модуле, в экспедиции Германа, все было «за счет заведения». Но здесь никто не спешил кормить, поить и выдавать расходные материалы забесплатно. Сегодня он проработал, не взяв ни с кого ничего. А должен был бы...       - Ладно, это можно устроить, - сказал Чейз задумчиво. - Только вот препарат дефицитный и дорогостоящий...       Мартин без лишних разговоров выложил на стол скрученные в рулон купюры. Доллары, евро разного номинала, но и без того много. Более, чем достаточно, чтобы с лихвой окупить все сегодняшние труды.       - Хватит? - спросил он. Ни тени улыбки, насмешки, лишь взвешенная деловитость.       - Господи, да это многовато! - тихо, но напряженно, словно ему сдавило горло, ответил Чейз. - Слишком даже. Я был бы...       - Ты был бы болван, если б отказался. Ты уже наполовину болван, что сам себе цену сбиваешь, - Мартин рассмеялся, покачав головой. - Бери все. Доплата за конфиденциальность и кое-какие возможные хлопоты. И обрастай здравым смыслом и разумным эгоизмом. Иначе съедят. Это же сталкеры, а не октябрята.       Чейз пожал плечами, но деньги брать все равно не торопился: он казался себе грабителем и вымогателем, хотя цену назначал не сам. Сидели в нем накрепко этакие интеллигентские понятия «неловко», «неудобно», «нескромно», и ничего с этим поделать он не мог.       Мартин взял деньги и сам сунул их в карман Чейзовой куртки. Похлопал ладонью.       - Считай, что договорились. Пошли, лучше не тянуть.       Чейз вздохнул.       - Что ж, идем.       Дверь в медпункт они заперли изнутри со всей возможной обстоятельностью. Так настоял Мартин. Объяснять хоть что-то он не спешил. Но Чейз и без того понимал: если уж парень хотел «залечь на матрасы», хотя бы до утра, лишние глаза и уши - лишь помеха.       Однако достаточно было бы просто запереться на крючок, а не навешивать замки и засовы, да еще подпирать массивным столом. Мартин, похоже, чего-то очень боялся. И Чейз прямо спросил его об этом.       - Меня, как ты заметил, тут не особо любят, - ответил ему тот. - И я здесь никого не люблю. Кто знает, чем может кончиться такая нелюбовь, пока меня... не будет. У тебя есть оружие, Чейз?       - Я вроде как врач, хоть и не настоящий. Мне не положено. Клятва Гиперпроката и все такое.       - Которую ты, как я понимаю, не давал. Ты же какой-нибудь биохимик, или того хуже - банальный биолог. Так?       - Почему сразу банальный? Микробиолог вообще-то. И, надеюсь, неплохой.       - Значит, клятву не давал. А между прочим, твой предшественник Костоправ весьма успешно управлялся с автоматом и дробовиком. И не гнушался выпустить пару-тройку метров кишок вне операционной и без врачебной необходимости. А он как раз таки реальный медик. Так что вот тебе для начала, - Мартин вынул из кобуры пистолет, тяжелый, непривычно громоздкий, и выложил его перед Чейзом. Добавил два снаряженных магазина. - Это «беретта», девяносто вторая модель. Отличное оружие, мягкая отдача, бьет точно. Привыкнуть к нему будет легко. Главное, практиковаться почаще.       - Зачем он мне сейчас-то?       - Я не знаю, что может случиться этой ночью. Но мне очень хочется, чтобы мы оба дожили до утра.       Чейзу подобные речи отчаянно не нравились. Деньги, пистолет - и все это вот так, с барского плеча? И непонятная, загадочная угроза, о которой все время вскользь упоминает Мартин.       - Чего мне бояться? - набравшись смелости, спросил Чейз.       Сталкер помолчал, потом улыбнулся коротко и натянуто.       - Готовь инъекции. И ничего не бойся.       Похоже, большего он говорить не собирался.       Тишина за дверью, разбавленная приглушенным шумом бодрствующей станции Янов, вдруг показалась Чейзу грозящей, и в ней слышался слабый свист - словно сухой колючий ветер пролетал через пустые, голые кости черепа. Будто бы сама Смерть возвещала о своем скором появлении. Будь Чейз чуть более впечатлителен и чуть менее ученый-материалист, чуждый всяческой мистике, он бы немедленно вытолкал Мартина за дверь, а то и сам бы бежал в сторону модуля, к привычной и безопасной жизни.       - Мне нужна всего одна ночь, Чейз, - мягко проговорил Мартин, оглянувшись через плечо. Он как раз стягивал с себя черную, в едва заметных разводах соли и крови футболку. Спина его, бледная, без тени загара, бугрилась литыми, рафинированными мышцами - неудивительно, при такой-то силище, какую он уже явил там, в фойе станции - и была иссечена шрамами, длинными, рваными, будто от плети и круглыми, похожими на ожоги от сигарет, если только бывают сигареты диаметром сантиметра три-четыре. Что ж, если Мартин и гомосексуалист, то он вполне себе внушительный тип. И, как ни крути, чисто объективно - привлекателен. Даже эти его многочисленные шрамы на бледной, как мрамор, коже.       - Что? У меня вся спина белая? - Мартин тихо засмеялся, уловив взгляд Чейза.       - Белее не видал, - отшутился тот, а потом, шумно выдохнув, твердо сказал: - Но, если серьезно, ты говорил, чтобы я не боялся. А я боюсь. Потому что толком ничего не знаю. Кто ты? Чего ты боишься сам? От кого прячешься? И, черт возьми, зачем мне пистолет?       Мартин небрежно отбросил в сторону, на груду остальной одежды, свою футболку и, сохраняя молчание, будто и не слыхал вопросов Чейза, улегся на кушетку.       - Коли уже.       - Ты не ответил, Мартин. Я уже готов вернуть тебе деньги и выставить вон. Запереть вот так же дверь, только оставив тебя снаружи. Говори: чего я должен бояться?       - В первую очередь, меня, - ответил тот без тени улыбки. - И еще кого-нибудь. Кто может прийти оттуда, - он лениво махнул рукой в сторону двери.       - Исчерпывающие объяснения, - проворчал Чейз. - Это будут хотя бы люди? Не какие-нибудь мутанты? Не Семецкий, не дай бог?       - Нет, всего лишь люди, - Мартин рассмеялся. - Я еще не настолько разозлил Зону, чтобы за мной приходили личности, вроде Семецкого или Шухова. Мелкая я сошка. Не тяни время, коли свой «выключатель».       Он вдруг поморщился, словно от боли, и взгляд его из насмешливого и уверенного стал почти что жалобным, беззащитным, просящим.       - Поспеши, эскулап, пока еще не поздно. Если меня сейчас переклинит... - Мартин снова поморщился и больше уже ничего не сказал. Но Чейз и без слов все понял.       - Вколю между позвонками, в шею, - предупредил он. - Это тебя обездвижит. Надеюсь, с сердцем у проблем нет? А то геморройно будет реанимировать.       Мартин молча помотал головой: нет, мол. Перевернулся на живот, подставляя шею.       - Следующий - по вене, чтобы спал и видел красочные сны. Не наркота, так что не обольщайся. Кайфа не будет. А вот голова наутро может развалиться, фигурально выражаясь, конечно.       - Месть? - усмехнулся Мартин.       - Неизбежные побочные эффекты, - Чейз пожал плечами и, придерживая его голову, чтобы, не дай бог, не дернулся и не остался парализованным насовсем, медленно и осторожно ввел длинную иглу между шейными позвонками. Фактически, это была пункция, а Чейз делал ее третий раз в жизни. Понятное дело, он боялся - и Мартин это хорошо чувствовал.       - Да не волнуйся ты. Спокойнее, - мягко сказал он Чейзу. - Если напортачишь, моя голова без помощи рук и ног отгрызет тебе все, что можно.       - И после этого я не должен волноваться? Лежи и молчи вообще. К слову, я же до сих пор не понял, хорошему человеку помогаю или злодею.       - А разве врач не должен лечить всех, вне зависимости от их морального облика? Да и кто вправе судить, что добро, а что зло? Кому достанет мудрости? - медленно и тихо проговорил Мартин, а потом вдруг вскрикнул: - Ай, с-скотина! Вот ты-то как раз злодей первостатейный! Больно же!       - А ты не болтай, - рыкнул Чейз. Его прошиб пот, рука подрагивала. Не до разговоров было, это уж точно.       Вся процедура заняла, в конце концов, минут пять. Долго и мучительно получилось, но Мартин вытерпел остальное молча и с улыбкой.       Тело его обмякло, расслабилось совершенно.       - Пошевели пальцами, - коротко приказал Чейз.       - Не могу, - хохотнул Мартин. - Честное слово - не могу! Удивительное ощущение!       Чейз потыкал его иглой в ноги, в руки, в спину. Никакой реакции. Даже рефлекторного подергивания мышц не было.       - Все, теперь ты чурбак, - вздохнул Чейз. - Осталось отключить мозги. У тебя минут десять, чтобы поболтать впрок.       Он заправил шприц, на этот раз - самый обыкновенный, а не этот чудовищный, с иглой для пункций, наложил на руку Мартина жгут, подождал, пока набухнут вены - кулаком-то его теперь работать не заставишь. Однако, сердце билось сильно, ровно - на зависть могучее было у парня сердце.       - Все, время пошло? - спросил Мартин, когда Чейз сделал инъекцию.       - Ты почувствовал укол? - удивился Чейз.       - Нет. Но я пока не ослеп и не оглох. Ты же отложил пустой шприц, верно?       - Да, все гениальное просто, - Чейз засмеялся. - Кстати, разговаривай, не молчи. Я должен знать, как идет процесс.       - Нормально. Мне даже немного весело. К слову... Ты спрашивал, хороший я человек или злодей? А ты? Ты сам - хороший? Можешь однозначно сказать?       - Я всегда думал, что да, - ответил Чейз.       - И ничего плохого не совершил?       - Все мы так или иначе совершаем порой дурное. Но чего мы делаем больше? Если злого, стало быть, мы - злодеи.       - То есть, банальная бухгалтерия? - Мартин усмехнулся. - Обычная сумма?       - Почему бы и нет?       - Тогда скажи: убить человека - зло?       - По мне, так зло, - Чейз пожал плечами. - Но здесь все по-другому. Иная мораль, иная этика, иные рамки: даже врачу нужен пистолет. Прямо Дикий Запад какой-то.       - А убить злого человека - зло?       - То есть, совершить правосудие? Ну, в таком случае, это... приемлемо. Если, конечно, это действительно правосудие.       - Значит, я не хороший и не злодей, - сказал Мартин усталым голосом. - Я - приемлемый. Но те, для кого я неприемлемый, могут постараться меня прикончить. Ну, и ты рискуешь под раздачу попасть. Затем и пистолет.       - Но здесь же Янов, территория, где теперь «Долг» - закон и порядок. А эти парни умеют по части правоохранительной деятельности, - с горячностью воскликнул Чейз. Сам он в это свято верил и потому полагал себя в безопасности. Но слова Мартина, хоть и затихающие с каждой секундой, хоть и не умеющие остаться однозначной правдой, а все же искренние, честные - они сейчас становились сиюминутным заветом, «истиной на час», если угодно.       - Ты веришь, что они - всемогущи, твой «Долг»? - спросил Мартин. - Ответь мне, пока я еще в сознании. Я должен, черт возьми, знать, кому доверяю самого себя!       - Раньше нужно было думать, - сказал Чейз с сочувствием. Ему и впрямь стало жаль парня. Если представить: он же действительно доверил самого себя едва знакомому человеку.       - Я ошибся? - совершенно спокойно спросил Мартин. Веки его смежались, голос затихал.       - Нет, - заверил его Чейз. Потом только задумался, насколько сейчас было искреннее и честное его категоричное «нет». Пожалуй, все-таки честное. Он не мог оставить Мартина без помощи и пригляда, но не мог представить и, что ему вдруг, не дай бог, придется сражаться за его и свою жизнь.       - Нет, значит, нет, - согласился Мартин. - Я тебе верю. Странное дело, если задуматься: у меня нет выбора. Если бы не верил, потратил бы сейчас кучу нервов. А так... Как с тем матросом. Знаешь историю про матроса и его работу?       Чейз покачал головой.       - Матроса на английском паруснике как-то спросили, - пробормотал едва слышно Мартин: ему оставалось уже совсем немного времени пребывать в сознании. - Любишь ли ты, приятель, свою работу? Ну, матрос глянул на мачты, на канаты, на тяжелые пушки, заглянул в темный трюм, посмотрел на свои заскорузлые, в черной смоле, ладони. И знаешь, что ответил?       - Не знаю, Мартин, - сказал Чейз. Имя он прибавил нарочно - чтобы поддержать. Он не был ни психологом, ни педагогом, но где-то все же читал, что имя - это практически магическое заклинание. Действует и тогда, когда человека нужно успокоить, и тогда, когда его нужно поднять для ярко пламенеющего подвига.       - Матрос ответил... Внимательно меня слушай, док. Это мои последние на сегодня слова. И я очень надеюсь, что не последние в жизни, - Мартин улыбнулся, и улыбка у него вышла донельзя усталой: - Матрос ответил: люблю ли я свою работу? Люблю, конечно. Снова оглядел корабль и свои ладони. И добавил конкретики: приходится, черт побери!       - От кого ты слыхал эту историю? - спросил Чейз. Дело в том, что нечто похожее он уже слышал, и не раз, и где-то в его памяти этот наивный, но остроумный пассаж неизменно связывался с кем-то очень значительным, кого иначе, как с Большой Буквы, не называют, но вот с кем таким большебуквенным, он припомнить не мог.       Но спрашивать было поздно. Мартин застыл, даже толком не закрыв глаза. Только тихое, легкое дыхание да глубокий ровный пульс отличали его сейчас от трупа.       Чейз вздохнул - пожалуй, даже с облегчением. Теперь осталось только ждать утра. Мартин очнется не раньше, чем через шесть часов. И эти часы... Вряд ли кто-то действительно рискнет ворваться в медпункт. Здравый смысл подсказывал, что Мартин просто преувеличил масштаб угрозы. Но все же стоило быть начеку.       Чейз взял со стола пистолет, повертел в руках, нашел предохранитель. Все-таки, хотя он ни разу в жизни не стрелял, а кое-что в оружии понимал - как всякий человек, посмотревший с десяток хороших боевиков. Невелика премудрость, чисто в техническом плане: тут нажал, здесь потянул. Лабораторная техника куда сложнее.       Чейз выключил свет, оставив лишь маленькую «дежурную» лампочку. Укрыл Мартина байковым «солдатским» одеялом, тем самым, что с тремя черными полосками - с десяток таких одеял и тяжеленная стопа простыней остались в наследство от Костоправа. Сам улегся на раскладушку под самой лампочкой и, прикрыв глаза, попытался заснуть. Пистолет, конечно, положил на пол, под рукой.       Ночь, похоже, понемногу брала свое: шум на станции стихал, по коридорам разбредались подгулявшие сталкеры. Где-то неподалеку громко и невнятно ругался давешний знакомец Чапай: стычка с Мартином явно не давала ему покоя, и он, образно выражаясь, махал кулаками после драки. Из всей его бурной речи Чейз расслышал лишь «эстонский пидор», «кишки выпущу», «где этот гомогей?».       Но не Чапая же опасался Мартин! Этого типа вряд ли можно было воспринимать всерьез. Нет, сам Чейз, конечно, мог бы его бояться. Он здесь мог бояться любого, поскольку ни стрелком, ни драчуном не был, да и на словах дать отпор не умел. Но Мартин-то совсем другое дело. Как говорят все в тех же боевиках - этот парень таких, как Чапай на завтрак пачками ест. Во всяком случае, у Чейза осталось именно такое впечатление.       Странный все же тип, этот Мартин. Не сказать, что плохой. Чейзу он, пожалуй, даже нравился - в смысле, как человек, а не как сексуальный объект. Но вот настанет утро, придет Мартин в себя - и пусть идет по своим делам, подальше от Янова и конкретно от Чейза. Так будет спокойнее: несмотря на то, что он был ученым, его совершенно не манили тайны этого человека, его загадки. Ведь кроме того, что Чейз был ученым, в первую очередь, он был откровенно трусоватым. То есть, конечно, как всякий человек, не доросший еще до цинизма и самокритики «среднего возраста», он искренне считал себя благоразумным и осторожным, а вовсе не трусом. Но порой, оценивая свои поступки и мотивы, он приходил к выводу, что движет им чаще всего не разум, а самый обычный страх. Страх получить нагоняй от начальства, страх остаться неправым в жарком научном диспуте, страх боли, страх лишений, страх перед тем, что будет с ним завтра. По большому счету, то, что Чейз по собственному почину ринулся на Янов, оставив экспедицию, был самым смелым поступком за всю его жизнь. За всю предыдущую жизнь, конечно. Чейз просто старался примириться с возможностью того, что за ближайшие шесть часов ему еще не раз предоставится шанс побыть смельчаком, только вот вряд ли он к этому готов.       Нет, однозначно: утром Мартин уйдет, и пусть себе идет. Так спокойнее. Уже завтра Чейзу будет плевать на него... наверное. А если и нет, так для сохранения собственных нервов он заставит себя держаться от этого странного человека подальше.       Как только Чейз принял такое решение, и оно обросло в его сознании достаточной мотивацией, ему вдруг стало куда легче и спокойнее. Всего-то лишь ночь, за крепко запертой дверью. В компании качественно «выключенного» человека.       Он глянул на часы. Без пяти двенадцать. И полчаса вахты уже минуло, это как минимум. Итого - пять с половиной часов.       Чейз уже понял, что несмотря на всю сегодняшнюю усталость, на обилие новых впечатлений, поспать ему не удастся. Просто не сумеет заснуть.       Он встал с раскладушки, сел за стол, включил лампу, погасив «дежурный» светлячок. Окончательно расставшись с мечтаниями о том, чтобы выспаться, заварил себе кофе на маленьком примусе - еще одно «наследство» от Костоправа. Похоже, он был неплохим человеком, хотя и последовал за негодяем Локи. Но, в отличие от остальных свободовцев, Костоправ не стал крушить то, что не может забрать с собой, а бережно и аккуратно уложил все на места, а ключ от медпункта оставил на гвозде у двери. Даже опись составил, хотя и не очень подробную - видно было, что наспех писал.       Пистолет Чейз, конечно, снова положил рядом. Странное дело: оружие смущало его, беспокоило, но одновременно он чувствовал себя с ним увереннее, сильнее. Самообман новичка, совершенно типичный. Порой Чейз ловил себя на мысли, что хочет, чтобы кто-нибудь злой и непременно плохой - иначе совесть потом замучает - попытался напасть, вломиться, и Чейз реализовал бы эту доселе неведомую ему силу, сокрытую в латунных гильзах, в вороненом стволе, в тяжелом теле пистолета. Мальчишество, конечно. Но не из такого ли мальчишества в итоге получаются бойцы?       Чейз открыл книгу, первую, что попала под руку. Книги он еще днем перетаскал в медпункт из апартаментов самого Локи. Библиотека там была беспорядочная, подобранная не для чтения, а, скорее, для имиджа. Но кое-что интересное нашлось. Например, вот эта объемистая хрестоматия по философии.       Сколько он просидел за столом, с кружкой кофе и книгой, в которой, к стыду своему, едва улавливал смысл, Чейз не знал. Может, час, а может - минут пятнадцать: ощущение времени размылось.       Вдруг в дверь постучали. Аккуратно так: вежливый, предупредительный стук. За прошедший день этот звук стал вполне привычным, рутинным, но сейчас Чейз дернулся, словно его током ударило. Тело прошиб мерзкий липкий пот.       «Типичная паническая реакция», - сказал он самому себе и попытался успокоиться. Получилось не ахти.       Дрожащими пальцами, почти ничего не видя - даже глаза отказывались смотреть туда, куда ему было нужно, и только лишь беспорядочно бегали по стенам, по потолку, по полу, словно в поисках магического портала в какое-нибудь безопасное и спокойное место - он нащупал пистолет. Едва вспомнил про предохранитель и затвор. Заставил себя правильно зарядить эту непривычную, чужеродную «беретту» девяносто второй, мать ее, модели.       Стук повторился, уже куда более настойчивый.       - Доктор, нужна ваша помощь! - сказал кто-то по ту сторону двери.       Чейз затих, затаился. Даже дышать стал украдкой. Кто бы там зачем ни пришел, а лучше пусть думают, что его нет - или он крепко спит.       - Док, ты там дрыхнешь, что ли?! - в дверь забарабанили совсем уж требовательно и сильно. - Просыпайся давай, тут человеку дурно!       - Настолько дурно, что из него кровь вытекает! - добавил другой голос.       Чейз на цыпочках подошел к двери, укрылся за столом, которым они с Мартином привалили дверь. Он едва сдержался, чтобы совсем уж по-идиотски, в духе классической комедии, не крикнуть: «Никого нет дома!»       В том, что ночные визитеры явились по Мартинову душу, Чейз не сомневался. Хотя, может, на самом деле все было вовсе не так. Может, действительно кто-то пострадал, и срочно нужна помощь. Но что-то подсказывало - интуиция или просто страх, у которого, как известно, глаза велики - что это враги, и что пришли они если и не убивать, так сделать нечто скверное.       И тут его посетила одна мысль, которая показалась неплохой, даже спасительной: сам же Чейз ни перед кем не успел провиниться, дорогу никому не переходил. Если хорошенько поразмыслить, он по сути помог тем, кто за дверью: Мартин-то валяется беззащитный, неподвижный, словно колода. Бери и делай, что хочешь! Так может, проще открыть дверь и отойти в сторону, а то и вообще исчезнуть на пяток минут?       - Открывай, лепила! - снова стук, размеренный и сильный.       Интересно, куда смотрят долговцы? Или подобный ночной шум здесь в порядке вещей? Или «Долг» одобряет? Нет, это вряд ли. Пожалуй, сегодня просто не осталось однозначно трезвых людей - ни одного на всем Янове.       Чейз поглядел на Мартина. Пистолет жег руку, словно требовал немедленного действия. Может, стоит сделать проще? Один выстрел, и все закончится. Не будет больше этого отупляющего страха, позорной растерянности. Просто пристрелить Мартина...       Чейз так подумал и тут же ощутил себя совершенно гадкой мразью. Он, конечно, не герой, но и не до такой же степени козлина.       Были и другие мысли. Они мелькали в сознании скоростным калейдоскопом, не застревая дольше, чем на секунду. Впрочем, и настолько, верно, не задерживались. Просто время - субъективная тварь - растянулось вязкой жвачкой.       Думалось о том, чтобы предложить откуп тем, кто за дверью. О том, чтобы позвать на помощь. Была даже идея, и очень навязчивая, убить собственный страх вместе с самим собой, пустив себе пулю в голову.       И как раз эта мысль, еще больше напугавшая Чейза, заставила его действовать, практически не думая.       - Вышибай замок, - негромко сказал один из людей за дверью. Если и были у него какие-то сомнения на тему их намерений, то теперь не осталось.       Чейз больше не таился, не старался вести себя тише. Он вскочил, устремился к единственному в медпункте окну.       «Что я делаю? Что я делаю?» - единственное, что он мог думать в этот момент. А им самим словно бы управлял кто-то другой, кто-то куда более сообразительный и сильный.       Окно было забрано тяжелыми стальными ставнями, запертыми на накидной засов - похоже, когда-то все это принадлежало товарному вагону.       Чейз с грохотом откинул засов, распахнул ставни. В душную комнату ворвался прохладный ночной воздух. Снаружи не оказалось ни стекла, ни решетки - фактически, задняя дверь, запасной выход.       «Что я делаю?!»       Он сунул пистолет за пояс, магазины дрожащей рукой запихал в карман.       За спиной раздался глухой удар, хлопок, похожий на звук лопнувшего воздушного шарика. Замок вылетел из двери «с мясом», зазвенев мелодично и даже нежно, словно колокольчик. Длинное такое «дин-н-нь!».       Снова удар, следом - скрежет стола, проползшего по полу на ширину ладони. Приглушенная, отчаянная брань.       - Док, не дури, не рыпайся, и не пострадаешь. Ты нам на фиг не сдался, а вот тот пидор, что у тебя прячется...       «Что я делаю? Что я делаю?!»       Как он это сделал, впоследствии Чейз не мог ни вспомнить, ни даже представить, что такое вообще возможно. Он присел около Мартина, взвалил его на плечи и, поднявшись на ноги, выбрался с этаким грузом через окно. Вот уж воистину, жить захочешь - не так раскорячишься!       Потом он бежал, спотыкался, едва не падал - и тащил, тащил на себе бесчувственного сталкера. Впереди была одна лишь темень, а гуще нее - лишь мрачные тени зданий и деревьев. И в эту тьму Чейз стремился, ища в ней спасения. Идиотская идея, как он потом понял: он убегал все дальше от долговских часовых, которые могли бы помочь, защитить, и все глубже в ночную Зону - а это не самое безопасное место, особенно ночью.