МоноХром. Вольфрам

      Чейз готов был бежать далеко, и еще дальше. Но у его тела было свое мнение на этот счет: с каждым шагом адреналиновый запал ослабевал, Мартин становился все тяжелее и придавливал к земле. Мышцы горели огнем, легкие разрывались, и в горле стоял ржавый привкус.       Чейз даже радовался тому, что у него остались лишь возможности отрешенно созерцать, бояться, вяло удивляться происходящему - но только не думать, не принимать никаких решений. Включи он логику, впусти в мозги привычный образ мыслей - и все, больше не сумеет сделать ни шагу. Упадет вот здесь, и будь, что будет.       Наконец, он дотелепался на подгибающихся ногах до какого-то небольшого домика, едва различимого в окружающей темноте. Наверное, это была сторожка, или что-то вроде того, на самом отшибе от станции. Кирпичное такое зданьице с единственной комнаткой и примыкающим к ней сквозным коридором-проходной.       Чейз ввалился в узкий коридорчик и тут же упал. Мартин кулем скатился с его плеч, грохнувшись об пол. И единственное, что он при этом сделал, это посильнее выдохнул - и снова задышал ровно и спокойно. Счастливый человек, ему не страшно, не больно, он вообще не здесь, а где-то глубоко внутри собственной головы.       Хватая ртом тугой воздух, Чейз поднялся. Снова взвалить на себя Мартина ему уже было не по силам, и он поволок его по полу, ухватив за запястья. Теперь этот парень казался не просто тяжелым: его будто бы свинцом набили. Волочь эту тушу было все равно, что сейф. Или здоровенный бетонный блок.       И все же Чейз справился. Затащил Мартина в комнату, запихал в угол под окном, потом и сам привалился рядом к стене.       Сознание понемногу прояснялось. Возвращалась способность мыслить логически, и вместе с ней - отчаянный стыд.       - Блин, какой же я идиот! - простонал он, схватившись за голову. - Ну нафига мне все это? Зачем я в это влез?       Удивительно, но оружие он не потерял. Пока бежал и корячился, жесткий пистолет исцарапал ему бок, а заодно, кажется, намял синяки. Чейз, скривившись от боли и зашипев сквозь зубы, достал оружие.       Похоже, сейчас придется стрелять - по-настоящему, впервые в жизни. Потому что преследователи, особо не таясь, все приближались. И странно, очень странно, что долговские часовые, которых полна станция и подступы к ней, совсем никак не реагировали на подобный шум.       Кто, черт возьми, такие эти типы? Сколько их? Двое? Трое?       В темноте раздавались голоса, и только один из них Чейз слышал отчетливо, потому что обращался он к нему.       - Эй, док, лучше покажись, не доводи до греха! - звучало из густых ночных теней. - Все равно спрятаться не удастся. Отдашь нам своего... кто он там? Пациент? Так вот, отдай его - и гуляй себе. Или ты готов за него сдохнуть?       Рассудительность и логика подсказывали Чейзу, что лучше всего подчиниться. Мартин же ему и в самом деле - совершенно случайный, чужой человек. Плевать на него.       Но чувство куда сильнее здравого смысла заставляло сейчас сердце Чейза колотиться быстрее обычного. И это был не страх, вовсе нет. Позабытое, потерянное где-то в детстве ощущение - упоение возможностью для чего-то героического, красивого и неизбежно идиотского.       Он шумно выдохнул и выставил руку с пистолетом в окно. Целиться в такой темени было бы все равно бесполезно, но сдаваться без боя Чейз не собирался, даже если этот бой - лишь выстрелы в никуда. Может, хоть часовые, заслышав стрельбу, наконец-то зашевелятся?       Пистолет громыхнул оглушительно, до звона в ушах, и совершенно неожиданно, резко. Полыхнуло пламя, ослепившее Чейза. Руку подбросило вверх.       Это Мартин называл мягким спуском? Это так должен работать хороший и удобный пистолет? Как же тогда, интересно, стреляет плохой и неудобный?       Растерявшись от первого в своей жизни выстрела, Чейз испугался, что выронит оружие, и, сам того не желая, снова нажал на спуск. Еще один грохочущий выстрел совсем оглушил его, он уже ничего не слышал, кроме протяжного нудного звона, а перед глазами на темном фоне заплясали разноцветные пятна.       Когда же, наконец, слух вернулся - ослабленный, но все же хоть какой-то - Чейз снова услыхал голоса. Один из них явно выражал страдание и боль.       - Сукин ебалай! Снайпер-хуяйпер! - вопил он. - Ты мне, сука, палец на место пришивать будешь, Клинт Иствуд хренов!       Страдающему явно было больно и обидно.       - Извините! - пискнул из своего укрытия под окном Чейз, тут же ощутив, насколько это глупо и нелепо.       - Че он сказал?! - всхлипнул страдающий.       - Он извинился, - ответил ему ровно, со спокойной властностью другой голос - басовитый, хриплый, страшный.       - Извинился?! Да я...       - Ты захлопнешь пасть, иначе тебе придется пришивать два пальца. Я как раз сегодня нож наточил, - и властный голос возвысился до нездешнего, поистине небесного, вещающего и судящего гласа: - Доктор! Это последнее предложение. Я видел, где ты. Добраться до тебя - вопрос пяти минут - и это максимум! Отдай нам этого человека. Обещаю: мы его не убьем, даже не покалечим. Так что вреда ты ему не причинишь, слышишь?       Чейз молчал. Предложение было вполне разумным, особенно если обладатель властного голоса не врал. А он не врал, если Чейз хоть что-то понимал в людях.       Но опять, черт побери - куда запропастился его разум?! Он был готов сражаться и дальше. Образно говоря, Чейз вкусил первой крови - и ему было мало. Он ликовал - и дурел от этого, упоенный.       - Ты исполнил свой медицинский долг, или как это называется. Не дури, док. Просто не дури. Ты еще нужен людям на станции, а вот твоему приятелю там не место однозначно. Он - заноза, гниющая заноза. Что с занозами делают? Подумай-ка.       - Сейчас долговцы прибегут! - крикнул из своего убежища под окном Чейз. - И тогда вам не поздоровится!       В ночной темени раздался трехголосый смех.       - Дурак ты, доктор! Мы - «Долг»! - крикнул тот самый, властный. - Шестнадцатый квад, если интересно! Так что не будь еще большим дураком, отложи свой пистоль и не мешай нам забрать типа, которого ты уволок. Признаю, от тебя такой прыти никто не ожидал - у тебя есть потенциал, парень!       Похоже, этот, из шестнадцатого квада, решил, что перед ним - мальчишка, который радостно развесит уши на любую похвалу от более авторитетного человека? В чем-то он был прав, конечно. Чейз, как ни крути, а всего лишь мальчишка здесь, среди сталкеров. Но развешивать уши? Ну уж нет!       Будь, что будет! Он обещал Мартину, и постарается сдержать свое слово, пока еще жив и может хоть что-то сделать.       Вместо ответа Чейз зажмурился и снова пальнул в темноту - на голос - при этом он очень надеялся промахнуться. Пусть всего лишь опасаются - но опасаются крепко.       - Да злоебучий же снайпер! - завизжал кто-то в ночи. - Я ему на жопе хуй ножом нарисую! Это ж, еперный театр, реально больно!       - Заткнись. Страдай молча, - ответили ему немногословно.       И Чейз понял, что, сам того не желая, опять в кого-то попал.       - Вообще-то, командир, это не вам куски мяса отстреливают, - пожаловался раненый.       - Знаешь что, Кайло? - размеренно и довольно громко для ночной тишины. - Я все время думал: а почему Кайло? Теперь понял. Это эвфемизм такой. Люди тебя не особо любят. Вот и Зона тоже. Метит она таких... ну, как ты.       - Как я?       - Ага, как ты. Тех, кто такое же Кайло, - командир шестнадцатого квада отчетливо рассмеялся, потом снова обратился к Чейзу. - Док, отложи ствол. Реальные жертвы нам не нужны, да и без медика на станции будет тяжеловато. Но если придется... ежели встанет такой вопрос - мы убьем тебя. Серьезно. Кроме шуток. Или ты решил, что один против квада вытянешь? Дуракам и новичкам везет, но совсем не долго. Не испытывай удачу, док. Бросай оружие.       - Хрен вам! - отчаянно крикнул Чейз. - Пусть придет лично полковник Шульга! Иначе - хрен вам так и останется!       Он вошел в раж, в азарт неприкрытого противостояния, борьбы - и дивился теперь, зачем всю жизнь избегал и даже боялся этого ощущения, почему не любил драться? Ведь, похоже, в глубине его души все это время таился отчаянный сорвиголова.       - Ты дурак, док. Первый, четвертый, восьмой, шестнадцатый и так далее квады - это личные люди генерала Воронина! Мы, кроме него, ни перед кем не отчитываемся. Мы - «квадраты», дурень!       - Да хоть параллелепипеды! - гаркнул в ответ Чейз. И вдруг услыхал, как совсем рядом, едва ли в десятке шагов от окна под чьей-то ногой тихо хрустнула ветка.       Подкрадываются! Пока те двое препираются с ним и забалтывают, наверняка вторая половина квада готовится сделать ему «козью морду»!       - Слышьте, творения Малевича! - крикнул Чейз в окно и еще дважды выстрелил, на этот раз совсем высоко, чтобы уж точно ни в кого не попасть. Если это действительно долговцы - он и так уже заработал себе кучу проблем. А если сейчас еще и пристрелит кого-то из них - при своей-то шальной удачливости! - это, считай, смертный приговор. Вряд ли даже профессор Герман сможет его защитить. - Назад! Я вас слышу, подлые стрептококки!       Почему «стрептококки»? Надо ж было такое ляпнуть! Похоже, его внутренний микробиолог тоже разозлился. Но прозвучало это столь нелепо и неуместно, что Чейзу стало стыдно. А в темноте рядом со сторожкой дружно грохнул хохот в два голоса.       Потом уже куда внятнее и громче зазвучали спокойные, размеренные шаги и шелест травы под ногами: те, кто подкрадывался к сторожке, не таясь, отходили назад.       - Не стреляй, док! - сказали они. - Вот уж правда, незачем убивать такого чудилу. С такими мир кажется веселее.       Это дурацкое противостояние в темноте могло продолжаться долго. Долговцы и впрямь не хотели его убивать, хотя вполне могли бы: это-то дело понятное. Сам Чейз сдаваться не собирался, о чем еще раз высказался, прибавив к словам очередной выстрел в воздух. Зачем - сам не знал. Но от того, что умеет по своей воле посылать смертоносные пули, он ощущал себя увереннее и смелее.       - Хорошо, док, ты меня убедил, - громко сказал командир шестнадцатого квада. - Сдаваться ты не собираешься. Я это уважаю. Предлагаю поговорить. Я сейчас приду к тебе без оружия, и мы потолкуем. Идет?       - Идет, - согласился Чейз, хотя и боялся, что долговец как-нибудь обманет его, обхитрит. Но что он еще мог сделать? Только договариваться. Воевать в этакой темноте в одиночку с целым квадом? Да он и с одним-то бойцом вряд ли справится.       Командир пришел один. Сперва остановился напротив окна, включил фонарик и осветил самого себя с ног до головы. Чейзу бы и в голову не пришло требовать подобного, но долговец оказался предупредительным. Возможно, даже честным человеком.       - Убедился? Оружия у меня при себе нет, - сказал он. - Все, как обещал.       Вообще-то, Чейз толком не рассмотрел, да и как тут разглядеть? Может, у него за пазухой и пистолет, и... да что угодно. Но все-таки он крикнул, чтобы тот заходил.       - Я - лейтенант Филин, - представился долговец, войдя в сторожку. Он что-то переключил на фонарике, и плотный луч света превратился в мягкий, рассеянный круг, охвативший почти всю комнатку.       - Филин? - недоверчиво переспросил Чейз.       - Это фамилия, - хмуро пояснил лейтенант. Похоже, от такой своей фамилии он уже натерпелся в жизни, и теперь это был его пунктик.       - Ну, а меня здесь прозвали Чейзом. И объяснили, что личными паспортными данными делиться не стоит. Поэтому пусть буду Чейз. Инглиш я учил, так что знаю: отличное прозвище. Погоня.       - Ты гнался за чем-то, когда сюда шел? - Филин сел напротив, скрестив ноги, и поставил сияющий фонарь между ними, так, чтобы свет не мешал им видеть друг друга.       - Была мысль, - подумав, ответил Чейз. - Но вряд ли мои стремления связаны с этим, - тут он обвел жестом комнату, округу, все, что мог захватить глаз.       - Тогда чего ты хочешь? - спросил Филин.       Сейчас Чейз видел, что лейтенант был одет вовсе не в форму «Долга», а в какой-то совершенно нейтральный, незнакомый ему бронекобмез, на котором не было ни единого опознавательного знака.       - Для начала, правду, - сказал Чейз. - Настоящую. Не ту, в которую поверю я, а ту, в которую верите вы, товарищ лейтенант. Хочу знать, во что я влип. Кто вы на самом деле, и кто этот человек, ради которого вы затеяли такую возню. Мне немного неловко об этом говорить, но здесь и сейчас я диктую условия. У меня пистолет и он заряжен. Я худо-бедно могу им пользоваться, и в вас, товарищ лейтенант, вполне попаду, если до этого дело дойдет. А если вы попытаетесь сказать, что не безоружны, разговор будет окончен сразу. Вы меня четко поняли, товарищ лейтенант?       Чейз говорил все это - и сам не верил в то, что говорил. Он вообще не представлял, что у него хватит смелости на нечто подобное. А тут, видишь ли, достало - и смелости и какой-никакой соображалки. По крайней мере, в деле переговоров он уже чувствовал, что язык у него таки подвешен, и пороху говорить на равных - хотя бы с лейтенантом «Долга» - вполне хватает.       - Я и не думал, что будет легко, - кивнул Филин. - Но скажу сразу: у нас есть примерно полчаса, чтобы поговорить. Это мой приказ людям. Если я отсюда не выйду по условному сигналу - живой и невредимый - остальные забросают эту халупу гранатами, а всех, кто покажется в окнах или дверях, перестреляют. Но да, я тебя понял. Ты хочешь правды, и имеешь на это право, раз уж подставляешь в этом деле свою шкуру. Значит, отвечу для начала на самый первый вопрос: во что ты влип. Влип ты в довольно скверную историю. Даже Шульга едва ли понимает, с чем имеет дело. К слову, и я не понимаю.       - Тогда зачем все это? Он - Мартин - доверился мне, и явно опасался преследования. И вот вы появились - преследователи... Я поступаю по своему разумению. Я новичок здесь, признаю. И это вовсе не моя разборка. Но этот человек мне доверился, понадеялся на мою защиту. Как я могу его подвести? Кто доверится мне в следующий раз, если я подведу Мартина?       Филин покивал, соглашаясь.       - Плохо твое дело, парень. Совсем прямо безвыходное положение. Я ведь тоже не могу взять и просто уйти. У меня - присяга и приказ. А это даже посерьезнее твоих понятий о чести и доверии. Нарушение присяги, знаешь ли, на Большой Земле считается уголовным преступлением. И что нам теперь делать, а?       Чейз пожал плечами.       - Может, все-таки расскажете, что происходит? Тогда, глядишь, и выход найдется, удобный для обеих сторон.       Филин замолчал, крепко задумавшись. Потом покачал головой, досадливо поморщился.       - Секретная информация, док. Совсем и непоправимо секретная. Скажу только, что Мартин твой - человек крайне опасный, и по мне, так лучше бы его вообще шлепнуть от греха подальше. Но приказ есть приказ: доставить живым и невредимым. К слову, на его совести как минимум один убитый долговец и черт его знает, сколько еще другого народа.       - Мне он таким отпетым злодеем не показался. Хороший вроде бы мужик, хотя и говорят, что гей. Но это ж не преступление: не в Иране, чай, живем.       - А все ж злодей, - упрямо сказал лейтенант. - И тебе бы лучше отойти в сторонку и дать нам сделать наше дело. Заодно послужишь закону и порядку и спасешь еще сколько-нибудь жизней.       - У меня другое предложение. И обсуждению оно не подлежит, - подумав, сказал Чейз, для убедительности покачав перед собой пистолетом.       - Даже так? - Филин усмехнулся. - Смелый ты человек, но не самый умный. А сдюжишь?       - Постараюсь, хоть и сложно будет, - не стал лукавить Чейз. - Слушайте, товарищ лейтенант. Этот человек под моей защитой, пока сам не может за себя постоять. Вот очнется он, тогда и сами с ним разбирайтесь. А пока... Ну, покараульте, если хотите. Там, снаружи, и подальше. А то опять стрелять буду.       - То есть, так вопрос ставишь? - лейтенант посуровел. - Ну не обессудь тогда. Церемониться с тобой мне уже надоело.       Он поднялся, взял фонарь и пошел к выходу. Остановился на пороге, обернулся.       - Дурак ты. Жалко тебя. Не успеешь поумнеть.       Чейз не нашелся, что ответить. Потому просто кивнул: так, мол, тому и быть.       Лейтенант ушел, погасив фонарь, и все вокруг снова стало непроницаемо темным: глаза-то успели привыкнуть к свету.       Ну, видимо, теперь начнется страшное. То есть, действительно страшное. Чейза наверняка убьют. Или сделают максимально больно. Вряд ли долговцы - если это вообще долговцы, конечно - будут с ним и дальше миндальничать. Им Мартин живым нужен, а не он.       - Значит, решил все? Уверен, что не передумаешь? - спросил громко из темноты Филин. - Правда жалко тебя...       Чейз промолчал. Он боялся, что ему не хватит решимости, и он уцепится за этот финальный шанс отойти в сторону. Поэтому смолчал. Да и как говорить, когда от напряжения, от страха, от избытка адреналина сомкнуло намертво челюсть?       - Он решил, - угрюмо сказал Филин своим. - Включайте «ночники». Доктору, если что, стреляйте по рукам и ногам. А не получится... ну, он сам так захотел.       По кустам зашуршало: долговцы рассредотачивались, обступая сторожку. Похоже, нападать они собираются с трех сторон, оставляя тыл открытым. Где-то Чейз уже слыхал о таком: упрямому врагу всегда дают возможность для бегства, иначе, превратившись в загнанную крысу, он может здорово покусать.       - А знаешь, док, ты очень подставился! - выкрикнул откуда-то с левой стороны от окна уже знакомый голос. Кайло, кажется. Раненый. - Мы тебя видим, а ты нас нет. Играл когда-нибудь в жмурки?       - Заткнись, придурок, - едва слышно ответил ему с другой стороны Филин.       Чейз всматривался в темень, надеясь что-нибудь различить - пусть даже тень. Он не был уверен, что, заметив кого-то, сумеет попасть. Но знал бы тогда, в какую сторону хоть стрелять.       Пока здесь присутствовал лейтенант Филин, Чейз успел кое-что разглядеть в комнате. Это были, конечно, не хоромы, но рядом с дверью, придвинутый к самой стене, стоял массивный стол. Судя по ржавым потекам на полу - стальной, навроде верстака. Спрятаться под него? Хоть какая-то защита будет. Впрочем, какая уж тут защита? Пулю вряд ли остановит, ибо ржавый. Разве что от глаз спрятаться, выиграв секунды.       Чейз наощупь полез под стол, изляпавшись в паутине и влажной древесной трухе, которой под ним оказалось предостаточно. Поморщился от омерзения, но не издал ни звука, затих в напряженном ожидании.       Пульс, тикавший в ушах часто и мерно, стал этаким секундомером. Чейз попытался считать удары, чтобы хоть как-то держаться за реальность. Вести счет времени, так сказать.       Десять ударов - и тишина. Только ровный гул в ушах, словно пальнули из пистолета прямо под ухом. Чейз потряс головой, пытаясь вытряхнуть этот внезапный шум. Не получилось.       Он снова ощутил себя потерянным и беспомощным. Совершенно лишним в непонятной круговерти происходящего. Ему бы лечь, закрыть глаза, отложить в сторону «беретту», завязать в тугое сплетение руки на груди - и до утра не шевелиться, не нарушать этой «капсулы».       Но что-то выше, что-то сильнее подлого желания остаться живым и бесхлопотным мешало ему, беспокоило. Не время сейчас было разбираться в «высоких материях», которые вдруг решили затеять локальный апокалипсис в его сознании - он должен быть готов к действию. И он будет, черт возьми!       Чейз обхватил пистолет обеими ладонями. Долго, как ему казалось, приноравливался, чтобы хват был безопасным, и при выстреле ему затвором не порвало бы пальцы. Потом медленно наставил ствол на окно. На то, что изначально было по правую руку, и напротив которого лежал в углу неподвижный и беспомощный Мартин. Чейз мало, что различал в этой насточертевшей темноте, кроме оконных проемов - чуть более светлых квадратов, или, вернее сказать - чуть менее темных.       Вдруг едва слышно скрипнула рассохшаяся половица в сквозном коридорчике. Там, куда не выстрелить, даже если очень захочешь: стол мешает. Скрипнула, а дальше - тишина, непроницаемая, ватная. Чейз прислушался, напрягая уши, но не уловил дыхания. Впору подумать, что это от перепада температур «гуляет» старая древесина.       Но он знал: это один из долговцев уже шагнул через порог и крадется сюда, что называется, «на мягких лапах». Чейз медленно, стараясь не дышать, навел пистолет в сторону двери, при этом продолжая смотреть в окно. Если придется - выстрелит на звук. А ежели кто-то покажется в окне... лучше этого не пропустить.       Внезапно по полу что-то застучало, прокатываясь. Со стороны двери, и Чейз, не раздумывая, выстрелил. Сперва грохот, а потом вдруг - звуковой удар, вспышка, и все это невиданной, чудовищной силы. Белый свет выжег глаза, белизна будто бы проникла в самую глубину мозга, засев там горячей занозой. И звук... Звук ударил по каждому нерву, словно все его тело разом превратилось в одно огромное ухо - и оно болезненно оглохло, наполнившись зудящим звоном.       Оглушенный и ослепленный, Чейз стал палить во все стороны, но не видел и не слышал своих выстрелов, только ощущал, как дергает руку сила отдачи. Так он и стрелял, пока не закончились в магазине патроны, а потом, ошалелый, зашарил по карманам в поисках снаряженного магазина, но тут его ухватили чьи-то бесцеремонные руки, выволокли из-под стола. Пистолет отобрали, самого Чейза уложили лицом в пол - прямо-таки в лучших традициях ОМОНовского «маски-шоу».       Чейз орал и ругался, хотя и не слышал себя. Подло и коварно взяли его в оборот. Светошумовая граната, наверное. Про такие штуки он и слыхал, и читал, но никогда не думал, что придется испытать их на себе.       Впрочем, затея была безнадежной с самого начала, и Чейзу стоило бы принять это раньше, но чертово упрямство, мальчишеская жажда подвига - самый гадкий и ненадежный советчик - вот куда оно завело.       Кто-то пнул его в бок, по ребрам. Больно, мерзко и до отчаяния обидно. Потом еще раз, и еще. Чейз чувствовал, как половицы подрагивают под ногами. Похоже, в комнату ворвались все четверо долговцев, но разглядеть или услышать хоть что-нибудь Чейз не мог - только догадывался.       Постепенно восстанавливалось зрение - хотя легче от этого не становилось: на фоне белизны поплыли темные пятна, совсем ни на что не похожие. Не тени, не силуэты - просто неясное марево. Но все же это обнадеживало.       А вот со слухом все будет плохо еще очень долго. Ладно, если к утру получится хоть что-то слышать. И вдвойне хорошо, если в мозгах ничего не ушатнулось из важного. Все-таки сто восемьдесят децибел на расстоянии метра-полутора - это вам не хухры-мухры.       Слепо-глухая колода. Разве голосить остается. Чем Чейз и занялся, чтобы хоть как-то досадить супостатам. Хорошо, что он не слышал ничего, а то бы смутился, устыдившись собственных воплей - наверняка они были крайне немузыкальными.       Его еще раз пнули, потом пинающего, кажется, оттащили.       Чейз слепо шарил руками вокруг себя. Натыкался на ботинки, сажал в ладони занозы из рассохшихся половиц, пытался даже ударить хоть кого-нибудь, сжав кулак. Дурная затея, но вполне в духе его наивного героизма.       А потом вдруг началась какая-то суматошная возня. Топот, удары, кажется, стрельба. Пару раз руки Чейза касалось нечто влажное, скользкое, длинное, словно кишка, и стремительное, как змея. Падало что-то тяжелое, сотрясая половицы. Чейз лишь приблизительно догадывался, что вокруг идет схватка, причем, яростная и для всех неожиданная.       Продолжалось это довольно долго, и все это время он не переставал орать. Но в этот раз не от ярости и отчаянного бессилия, а от страха. Кто бы ни напал на долговцев, вряд ли это тот случай, что «враг моего врага - мой друг». Горло уже изболелось от крика, словно Чейз битое стекло глотал. Наверняка когда придет в себя, если останется жив, говорить он будет исключительно шепотом.       А потом что-то очень больно приложило его по затылку, и ничего не стало.       Очнулся Чейз, когда вокруг все уже успокоилось, во всяком случае, наощупь. Он едва-едва мог что-то различать глазами, и по-прежнему ничего не слышал. Но от зрения толку было мало: ночь все еще оставалась в своих правах, не засветлело ни на единый фотон. Стало быть, провалялся Чейз в обмороке совсем немного. Значит, мозги не сильно пострадали, максимум - легкое сотрясение. Проваляйся он до утра - и мог бы очнуться совершенным идиотом или паралитиком.       Радовало и то, что способности к оценке состояния и окружающей действительности вполне работали, причем, насколько возможно, объективно. И, кстати, неуместный героизм и лихость тоже исчезли, а на их место вернулось прежнее здравомыслие. Кто бы ни приложил его по затылку, а дурь из Чейза он выбил надежно - как пыль из мешка.       Он попробовал осмотреться: кое-что можно разглядеть в любой темноте, если глаза привыкнут. Повернуть голову было не так-то просто: отчаянно ломило все тело, болела шея. Приподняться на локтях оказалось тоже делом сложным: какой-то злодей превратил его мышцы в натуральную стекловату, дряблую и колючую. Даже целая банда злодеев: адреналин зачинщик, и его сообщник-мучитель - молочная кислота.       Но Чейз все же приподнялся. Разглядел в окружающем мраке светлое пятно - Мартина. Тот по-прежнему сидел, приваленный к стене, именно там, куда его усадил Чейз. Но при этом - странное дело! - он шевелился. Не просто дышал, а медленно двигал рукой. Или, может, зрение, и без того пострадавшее от взрыва гранаты, обманывала темнота?       Нет, все же не обманывала: Мартин тяжело поднялся, половицы под его ногами задрожали - это ощущалось вполне отчетливо - подошел, медленно и как-то даже грозно. Положил руку Чейзу на голову, и от его прикосновения внутри черепушки стало вдруг куда легче и яснее. Даже звон в ушах поутих, и Чейз начал слышать сначала свое дыхание и пульс, а затем, понемногу - и остальные звуки.       - Просто немного особой уличной магии, - сказал Мартин. Чейз сквозь звон в ушах все же разобрал слова и даже не стал переспрашивать, уверенный, что понял правильно. - Скажи, Аника-воин, полегчало тебе?       - Ага! - ответил Чейз так громко и гулко, как может только контуженный человек.       - Не реви, пономарь! - шикнул Мартин, на всякий случай прикрыв ему рот ладонью.       От ладони отчетливо пахло кровью, и у Чейза появились очень нехорошие подозрения.       - Да, кое-кого пришлось убить, - словно прочитав мысли, сказал Мартин. - Двоих, если быть точным. Еще двоих надежно вырубил. Часов двенадцать проваляются. Тебе эти ребята разве не говорили, что я - опасный человек?       Чейз покивал.       Здравый смысл снова работал, как нужно, но радоваться этому или нет, он уже и не знал. Не сглупил ли Чейз, взявшись так рьяно и самозабвенно защищать Мартина? Какое такое чудовище он спасал?       - Они были правы. Я - смертельно опасен, - совершенно буднично, спокойно сказал этот странный человек. Да и вполне ли человек, раз уж оклемался от наркоза и медикаментозной парализации за пару-тройку часов? - Но ты меня бояться не должен. Я тебе очень благодарен. Ну, и еще здорово виноват перед тобой. Давай я уберу руку, а ты не будешь голосить на всю округу. Идет? Согласен?       Чейз снова покивал: сейчас действительно лучше не шуметь.       Мартин медленно убрал ладонь.       - В чем виноват? - спросил Чейз, вроде бы шепотом.       - Я втянул тебя в скверную историю. Знаешь, что я скажу? Только ты не возмущайся, а лучше вообще отнесись философски... Короче, на Янове тебе оставаться нельзя, да и на модуле тоже. Пойдешь пока со мной.       Чейз не знал, что ответить - лишь хватанул ртом воздух.       - Значит, вопросов нет, - Мартин, судя по голосу, усмехнулся. - Но кстати, есть альтернатива: выпутывайся сам, как знаешь. Выбор за тобой. Заплатил я тебе более, чем достаточно. Или ты думал, я не знаю, почем в Зоне медицина?       Голос его стал жестким, напористым, словно он вел спор. И Чейз прекрасно понимал: сейчас Мартин спорит сам с собой, убеждает себя, что сделал все возможное для того, кому...       - Да, закон природы: следствие не может идти раньше причины, - медленно и задумчиво подытожил он, - Сделанного не воротишь. Причины уже случились, и нам теперь разгребать последствия. Смекаешь?       - Смекаю, - глухо сказал Чейз.       А потом от всей души, насколько хватало сил, врезал в нос этому Мартину. За свой поломанный «проект», за всю эту нервотрепку, за контузию, временную потерю зрения, надорванные мышцы и связки - за все, в общем. Одним ударом - и по первое число!       - Ой-йо! - тут же скривился Чейз, схватившись за разбитые, будто о камень, костяшки.       Мартин меланхолично провел ладонью по лицу, словно стирая следы удара.       - Наверное, это мне за дело, - невозмутимо сказал он. - Но все же думай быстрее. До света нам нужно быть подальше от Янова, конечно, если ты со мной. Так что собирай манатки, что на себе унесешь, и двинем на юг.       - Хотелось бы еще разок тебе дюзнуть. В первый раз не от души получилось, - проворчал Чейз.       - Я пойму. И ничего против иметь не буду. Я заслужил, - теперь в голосе Мартина уже не слышалось усмешки. Вместо этого Чейзу так и представилась его печальная, виноватая улыбка. Даже показалось, что он, извиняясь, пожал плечами: мол, бывает - это, мать ее, жизнь. А в Зоне - жизнь, возведенная в куб, а не в квадрат: минус на минус - глобальный минус, просто днище, а не надежда на плюс.       И он был прав.       Чейз махнул рукой.       - Пойдемте, гражданин пациент, - сказал он и поднялся на ноги, скрипя, стеная и едва не кровоточа всем своим исстрадавшимся телом. - Время не ждет...       Потом протянул ладонь - и Мартин пожал ее, крепко и с уважением, что чувствовалось на уровне кожных рецепторов.       - А ты все же молодец, док. У меня своя «уличная магия», потому, хоть я и был просто багаж, а все видел и слышал. И вряд ли сейчас навскидку вспомню подобного, без натяжек, героя.       - Я тебе все-таки дюзну в твой наглый билборд. И, похоже, еще не раз... - проворчал Чейз. - Веди меня, козл, а то я слеп и глух...