Поезд до счастья едет пять часов.

      Костя знал, что садиться ночью в забитый битком поезд чревато, но ничего не мог поделать, ему было плохо. Руслана выпустили, условка, а значит теперь всё как-то, да закончилось. В поезде сейчас светло, хоть и всего три часа утра. За окном мелькают деревья и изредка видны полянки, затянутые серым туманом, что оказался тяжелее воздуха и теперь гуляет по зелёной траве, закрадываясь в каждый уголок, обвивая стволы молодых и худеньких березок и толстые стволы старых дубов. По поезду бегают проводницы, лишь для вида елозя тряпкой по грязному и пыльному полу. Кто-то просыпался, кто-то беспробудно спал и сопел, раздражая уставшего и грустного парня.       Прекрашев надел наушники и постарался забыться, слишком он не любил поезда, слишком долго и слишком много людей. На самолёте быстро и людям плевать на тебя, никто лезть не будет, но тратить так много денег был не вариант, поэтому плацкарт, боковушка, верхняя полка, ехать всё равно часов пять, лишь бы не лезли, и каждые тридцать минут выходить к туалету, смотреть в это единственное открытое окно и жадно вдыхать чистый, свежий воздух и тихо проклинать всё, когда рука как бы случайно лезла в карман узких джинс за пресловутой пачкой сигарет.       Хорошо было в поезде зимой, когда ехали только вахтовики и тихо себе пили, могли и предложить с ними за компанию и Костя конечно же жадно пил предложенную палёную водку, занюхивая кудрями. Лишь изредка эти самые вахтовики придирались к волосам и узкачам парня, который старался не конфликтовать, понимая, что он всё-таки не силач и не простейшее, которое можно порезать сотню раз, покрошить в порошок, а оно всё равно регенерируется.       С Русланом и до ареста было сложно, ведь Прекрашев истеричный ребёнок, который лишь старается встать на ноги и сделать карьеру, а Соколовский серьёзный и умный, не по возрасту рассуждающий, смотрящий на жизнь как на систему уравнений, решив которую, ты сможешь построить себе идеальную на твоё же понимание, жизнь. Они настолько разные, что бабушки у подъезда не могут назвать их пидорами или наркоманами, только потому, что определиться не могут, кого под кого подделывать.       Самое страшное для Кости было именно то, что Руслан так и не написал, и не позвонил, после того как вышел, может конечно интеллектуал и сейчас не ждал прихода парня, но Прекрашеву нужно было проверить, нужно было расставить всё по полочкам в своей голове, в которой из-за алкоголя и никотина порядка, как такового и не было.       В этот раз поезд, наполненный детьми и их напыщенными мамашками, пестрил горшками, от которых отвратительно несло, особенно при том, что стояла жара невыносимая даже ранним утром. Вновь вдохнув спасительный воздух, парень пошёл обратно в плацкарт, к своей крайней койке, сидеть, лежать и втуплять взор в помятый от чего-то потолок, изредка доставая из рюкзака воду и растягивая, так как взял он только одну бутылку, которой оказалось чертовски мало в жаркий на удивление северянина день, а идти и наливать воду из странной бадьи, кочующий подле туалета совершенно не хотелось.       Время в поезде тянется ужасно долго и пять часов, которые парень старался справиться с ленью и вонью, длились прямо по меркам ада, непозволительно долго и мучительно. Отмучившись, парень конечно же идёт в стройном ряду из людей и сумок и позволяет себе усмехнуться, ведь сам на легке, надежда на то, что он тут останется на долго была ничтожна, а значит и вещей брать много не надо, достаточно и камеры, воды и денег. К концу поездки вода всё же кончилась и выйдя из давки в вагоне, глаза Кости изнасиловали стоящие рядом ларьки с продуктами и водой, но Прекрашев гордо прошёл, скрипя зубами, помня, что цены там бьют не по-божески и уж тем более, не для бюджета студента это всё, пусть и видеоблогера.       Ещё при выходе глаза бегали по лицам людей, что встречали кого-то другого, лишь на автомате ища знакомое круглое лицо, обрамлённое когда-то длинными волосами, но разум то кричал, что «не знает твой Руся, что ты к нему едешь, сам то тоже гордый и первый не пишешь». На самом же деле по пьяни парень всё же звонил этому ловцу покемонов, но номер то ли в черном списке, либо Соколовский вечно на телефоне и сразу отклоняет вызов Кости, который сквозь зубы шепчет «сука» и закидывает в себя очередную рюмку, закусывая чем-то со стола и чуть ли не плача от обиды, кидает телефон куда-то на кровать.       Самое страшное сейчас для Прекрашева было именно то, что Руслан мог сменить квартиру, мог сменить город, страну и тому подобное, но как-то, как-то и не рассматривал этот вариант, садясь на автобус до улицы, где живёт (или жил?) Соколовский. Где-то далеко во дворах, припрятана квартира главного хиккана, который делил камеру с реальными преступниками. Три поворота, шесть дворов, завернуть за мусорку и дойти до высокого клёна, рядом с подъездом многоэтажки, в котором на седьмом этаже может быть сейчас сидит и читает личное Костино чудо, от которого вытряхивает из реальность не хуже, чем от наркотиков, от которых в тусовке Прекрашева и подохли некоторые личности.       Подъезд открывает парень, когда выбегает из него. Сейчас девять утра и странно, что такой молодой человек куда-то бежит, но Косте дела нет, он быстро проскальзывает в вонючий и разрисованный подъезд, подходя к лифту и тыкая пальцем в прожжённую кнопку, морщась и думая, что надо было пройтись пешком. Скрип дверей и всё те же изрисованные стены, и всё тот же жёлтый противный свет.       Стоять у квартиры Руслана было волнующе и приятно. Приятно от детской наивности, что вот оно счастье близко совсем, в небольшой комнате этой самой квартиры, спит, наверное и не знает, что к нему кто-то да приехал, кто-то да переживает в девять утра.       Стук костяшек о дверь.       Костя хлопает по лицу, вспоминая, что есть звонок.       Палец жмёт на идеально чёрную круглую кнопку, слыша противную трель, от которой, даже спящий Соколовский точно должен проснуться. Костя не отпускает кнопку, из-за чего и не слышит тяжёлых шагов Руслана, который чертыхаясь бредёт по квартире.       Когда Соколовский открывает дверь, сердце делает кульбит сразу у двоих. Наверное, Костя в силу своего ребячества и смог сразу же накинуться обнимать Руслана, который хоть и был удивлён, но обнял приехавшего парня в ответ.        - Русланка, Русланка, Русланка. – щебетал Прекрашев, сжимая руки на спине всё крепче и радуясь, что эта самая «Русланка» обнимает крепче в ответ.        - Приехал наконец-то… - выдыхает Соколовский и зарывается носом в кудрявые волосы парня.

Чуть позже, Костя потребует объяснений, чуть позже Руслан всё расскажет, чуть позже они перевезут вещи Кости, чуть позже у Руслана закончится условный срок, но это чуть позже, а сейчас, у них девять утра, открытая квартирная дверь и крепкие искренние объятия, которые только что сказали больше, чем Костя хотел бы знать.