Конец войне

Баки страстно полюбил еду, и та ответила ему взаимностью. Он наполнила его чувством глубокого удовлетворения, бесконечно радовала, вдохновляла и делала счастливым. Ее хотелось видеть снова и снова. Что же это, если не любовь? В частности, Баки очень нравилась пицца. Иногда в мастерской Дубинка доставала из закромов пару кусков горячего, волшебно пахнувшего наслаждения, и Баки кайфовал, растекаясь довольной лужей у ног робота. С чудесным миром гамбургеров его познакомил Бартон. Передвигаясь по вентиляции, Баки старался не пересекаться с резвым лучником. Благо, тот предпочитал прокладывать маршруты вдали от следовавшего своим курсом бывшего Зимнего Солдата. Бартон постоянно был с кем-нибудь на связи. Чаще всего с Филом Коулсоном — мужиком в костюме. Баки постепенно начал разбираться в сложных взаимоотношениях — как нынешних, так и прежних — практически всех обитателей башни. Со Старком Клинт общался чуть реже, но их диалоги вызывали у Баки бурю с трудом сдерживаемого восторга. Это была песня. Нет, не так — ПЕСНЯ… Баки не представлял, что мог бы общаться с кем-нибудь так… легко и в столь образных выражениях. Иногда, к его огромному удовольствию, Бартон включал громкую связь, и жизнь становилась значительно веселее. В этих словесных дуэлях Старк одерживал верх намного чаще. Баки тайно болел именно за Железного Человека. Его юмор и сарказм просто убивали… А словарный запас и частота произносимых слов вызывали тайное восхищение. Иногда Баки ловил себя на мысли увековечить особо запомнившуюся фразу или слово. Но писать было нечем, да и блеснуть записанным было не перед кем… Поэтому Баки просто слушал и млел. Свою лепту, безусловно, вносил и голос Старка. Что-то в нем было такое… такое… И вот, пробравшись в воздуховод почти под вечер, Баки услышал шум. Орал Бартон. На Старка… По громкой связи… Сильно, взаимно, матом… Баки блаженно прикрыл глаза. И это было долго… Закончив чрезвычайно эмоциональный диалог, Клинт принялся за еду. Она приятно пахла. И выглядела… заманчиво… Баки полез в интернет, и знакомство — пока только визуальное — с гамбургером состоялось! Бывшему тайному ассасину отваги не занимать! Смелость и решительность — его второе… ладно, третье имя! Под покровом темноты Баки отправился в Макдональдс. Эта еда заслуживала немедленного личного знакомства. Поздним вечером в своей большой, чистой, мягкой, удобной кровати, Джеймс Бьюкенен Барнс был вовлечен в секту любителей фаст-фуда. Боже, благослови Америку! Уснул Баки довольным… Но настоящая любовь пришла к Баки в лице пирожного. Последующее через неделю знакомство с его старшим братом — тортом, произвело эффект контрольного в голову. Баки понял смысл жизни… Вернее то, что вся его предыдущая жизнь смысла не имела. А теперь вдруг обрела! Через два дома вверх по улице бывший Зимний Солдат обнаружил «Little Cupcake Bakeshop», и теперь ничто не могло оставаться прежним… * * * Баки нестерпимо хотелось торта. Снова. Позавчера он покупал «Кофейный». Тот оказался необыкновенно хорош. Сегодня настало время чизкейка. Баки видел его раньше в витрине. Как только стемнело, он выдвинулся в сторону пекарни. На обратном пути Баки предвкушал… Чизкейк оказался шоколадным, и бывшему зловещему ассасину просто не терпелось попробовать его. Баки настолько погрузился в мечты, что не сразу расслышал звучавшие как будто сквозь вату слова. Человек говорил на русском: — Ржавый — семнадцать — рассвет… Пальцы, державшие коробку разжались, и мир исчез. * * * Тони рывком сел на кровати. — Сэр. Мистер Старк, — послышался тихий голос ДЖАРВИСа. — Да, что? Тревога? Броню. — Нет, сэр, боюсь, у нас… ситуация. — У каких конкретно «нас»? — Тони быстро натягивал джинсы. — У нас с вами, Дубины и… осмелюсь предположить — сержанта Джеймса Бьюкенена Барнса. Сэр, — в голосе явственно слышались нотки сожаления. — Мистер Старк, Дубина в мастерской и вам необходимо поговорить с ним. Это было… Пиздец это был, вот что. Схватив майку, Тони выскочил за дверь. — Так, ДЖАРВИС, резюмируй. Путь по коридорам и лестницам был непрост… Черт, скоро полтинник, подумалось на бегу. — Дубина… Я назвал бы это истерикой… — обстоятельно начал ДЖАРВИС. — Дальше… Ну не тяни же, блядь! — Хорошо, сэр. Излагаю свою версию произошедшего: сержант Барнс в течение довольно продолжительного времени находился в башне, где вступил в контакт с Дубиной… — Стоп! Тормози! Продолжительное — это сколько? Как быстро ты его обнаружил? Минут десять, что ли? ДЖАРВИС вдохнул. Потом выдохнул: — Полтора месяца, сэр. — Не понял, повтори! ДЖАРВИС вздохнул ещё тяжелее, выдержал паузу и прошипел: — Полтора чёртовых месяца, сэр! Тони не знал, чему удивился больше: ругающемуся ИскИну или озвученному временному промежутку. — Но как… Этого не может быть! Не может же? — Тони просил его успокоить. — К моему глубочайшему сожалению, сэр, может. В течение шести недель сержант проживал в башне и никто, кроме Дубины об этом не знал. СЕРЖАНТ… ПРОЖИВАЛ… И ни один искусственный интеллект, кроме маленького, ущербного — прошу прощения, сэр, ваши слова — бота об этом не знал. Не видел, не подозревал, не догадывался, не… — голос ДЖАРВИСа терял всяческие интонации. — Так, ладно, прекрати, — Тони понял, что паническая атака с последующей затяжной депрессией грозит не только ему. — Все, я приполз, — распахивая дверь в мастерскую обессиленно прохрипел он. … Дубина плакал… У Тони моментально навернулись сочувственные слезы. Конечно, робот не мог… источать влагу, но выглядел он так, что Тони понял — малыш безутешно рыдает. — Сынок, ты чего? Дубина поднял голову и бросился к нему. — Ну, Дубина. Ну, хороший мой… Перестань. Ну что такое? — он гладил бота по корпусу, и сердце сжималось при взгляде на такое сильное горе. Дубина затараторил. — Слишком эмоционально, сэр, но я слежу за нитью повествования. Сейчас подытожу и изложу, — к ДЖАРВИСу, похоже, возвращалось самообладание. Тони полегчало. За реактором немного отпустило… Бот никак не мог успокоиться. ДЖАРВИС слушал… Тони терпеливо ждал. Терпеливо? Да, точно… — Сэр, — голос ИскИна прозвучал потрясенно. — Как я и говорил, сержант Барнс проживал тут в течение полутора ме… — Сынок, так это ты в Зимнего Солдата что ли влюбился? — бесцеремонно перебил его Тони. Дубина размашисто закивал. — Ну, блядь, я… гений! Ты ж нам все рассказал, а мы два дебила… — Если позволите, сэр, я продолжу: …полутора месяцев, Дубина его кормил. Барнс приходил в мастерскую… — Боже! Отмороженный ублюдок в моем доме! — Тони драматично прикрыл глаза ладонью. — …и за все это время не сделал ничего, хм… криминального. Дубина влюбился, но неделю назад Барнс не вернулся. — Неделю?! — Дубина не был уверен… Сначала он решил, что его бросили. И еще, пожалуй, самое важное — Дубина его пеленгует. Не знаю, как именно. Я не могу обнаружить его ни в здании, ни вне его, а бот, вернее, я — посредством Дубины — знаю, где находится сержант в данный момент. — Так, итог: ты Барнса отловить не можешь, с помощью электроники, я имею в виду, и Дубина единственный, кто перехватывает сигнал, но неделю назад тот исчез с радара, а сейчас появился вновь? — Да, сэр. Дела обстоят именно таким образом, — голос ДЖАРВИСа был полон вселенской скорбью. — Понятно, — Тони резко выдохнул. — Я тут отлучусь ненадолго, с тобой всё в порядке будет? — Сегодняшний день практически завершён, дальнейшего снижения эффективности не ожидается. — Да нахер твою эффективность… Я не про неё… — Да, сэр. Благодарю, со мной всё будет в порядке. — Ну, тогда пришло время будить Роджерса… * * * Баки очнулся в кресле. Нет! Не надо… мысли метались и кружили в голове. Успокоиться не получалось. Дыши. Дыши, мать твою… Вот так, тише, тише. Спокойно. Еще спокойнее. Это не то помещение. Дыхание постепенно выравнивалось. Паника, нехотя, отступала. Комната не та. И кресло не то. Потихоньку получалось мыслить рационально. Баки огляделся. Кресло обычное, стоматологическое, стояло в спальне. Большой, светлой спальне с двумя французскими окнами и огромной кроватью. Баки привязали к креслу не только за руки, за ноги, но и вокруг пояса, да еще и рот залепили. Профессионалы, мать их, мелькнула мысль… В этот день никто не пришел. А Баки так сильно хотелось в уборную… Ублюдки явились только на следующий день. Запеленали как младенца, ей-богу! Но в туалет сводили. Воткнули в вену капельницу, и… начался ад… От препаратов Баки отупел моментально. Люди входили в комнату, выходили, лица менялись, мелькали калейдоскопом перед глазами, но кто-нибудь постоянно все повторял и повторял те слова на русском. Речь звучала тускло и монотонно, но не прекращалась ни на секунду. Баки не мог спать, тело было вялым и тяжелым. Мысли исчезали… Баки терял себя… На третий день пришла женщина. И начала говорить, что он сам во всем виноват. Что сам захотел стать таким — безжалостным сумасшедшим убийцей. Что его жертвы — невинные люди, чьи жизни он забирал без сожалений. Баки пришел в ужас. Блядь, он сорок шесть дней старательно выстраивал эту свою Новую-Счастливую-Жизнь-После-Кресла. По кирпичику… У него появилось «хорошее»… Довольно много «хорошего». Но нарисовались Гидровские мудаки и все похерили! Бывший Зимний Солдат не готов был стать «нынешним». Баки искал в голове что-нибудь, за что можно было зацепиться и удержаться. Не сорваться за грань. Перед глазами появилось лицо избитого на хеликариере Роджерса. На нем тогда живого места не осталось — металлическая рука, хули! Следом зазвучал голос Старка. Веселый, яркий, хрипловатый… провоцирующий… волнующий… Баки решил прокручивать их мысленно снова и снова. До бесконечности. Пока они еще оставались — эти самые мысли. … Баки открыл глаза… Вокруг все грохотало и взрывалось. Баки не помнил, кто он и где. В дверном проеме стоял Стив. Его лицо — единственное, что он помнил. Рядом маячил красно-золотой… робот? Когда тот заговорил, Баки понял, голос Старка — вторая константа в его голове. Додумав все это, Баки милосердно позволил себе отключиться.