Я поэт, люди, которых я люблю, всегда будут где-то еще.
Кайт Раковски
Это чистая случайность. Он только что заканчивает пить кофе с одним из своих товарищей по команде, когда видит их: Акааши указывает на окно какого-то из магазинов рядом с кафе, увлеченно разговаривая при этом с Конохой. Небо успокаивающе пастельно-голубое, солнце светит не слишком ярко, но и не слишком слабо. Его сердце пропускает удар. Прошел год. Акааши выглядит все так же. Он чувствует нечто леденящее в себе, когда Коноха смеется и забрасывает руки на плечи Акааши, но выбрасывает это из головы и решает подойти к ним. — Эй! — кричит он, и оба парня оборачиваются в его сторону: Акааши с широко раскрытыми, но быстро приведенными в норму глазами, Коноха — моргая. — Бокуто. — Привет, — он догоняет их. Повисает неловкая тишина перед тем, как он выпаливает: «Почему вы вместе?», удивляя этим всех, включая себя. Он отшатывается, издав неловкий смешок, и говорит: «Коноха твой парень?», ожидая услышать смех Конохи и отрицания Акааши, надеясь по какой-то причине, что это неправда— Но, в отличие от него, Коноха ничего не опровергает. — Да.***
Акааши хмурится, на что Коноха только усмехается. — Почему ты это сказал? — Потому что это правда, — следует ответ, Коноха подползает к нему, щекоча дыханием лицо. Холодно, единственный источник света в комнате — заходящее солнце, и Акааши думает о Spiegel im Spiegel, причине, по которой он его любит, причине, по которой его сердце пропускает удары при упоминании определенного имени. Коноха целует его. Акааши чувствует себя немного виноватым. — Это правда. Акааши не говорит ничего в ответ — просто обнимает его и отвечает на поцелуй.***
Той ночью, когда Акааши уходит со свадьбы, Бокуто чувствует себя городом после бури: все в руинах, потеряно и подчистую разрушено. Его тело горит, кончики пальцев хотят прикоснуться, дотянуться, удержать. Лицо красное. Бокуто всегда был иррациональным и импульсивным, ему это известно, но непослушание собственного тела в тот момент немыслимо. Это нелогично, и он все отрицает, пытаясь взять контроль над собой, скрыть это, потому что нет значит нет. Но правда это правда, и он хочет обнять, хочет поцеловать, хочет всего этого и больше. Его тело реагирует само по себе, но он проявляет достаточное количество силы воли, чтобы заткнуть каждый из этих порывов. Он не гей. Он женат. Он относится к Акааши только как к другу. Это просто шутка. — Котаро? — спрашивает удивленная Мегуми ночью. Бокуто моргает. В груди ощущается тяжесть. Сознание заставляет его чувствовать себя так, словно он что-то потерял; заставляет его чувствовать себя так, словно он потерял часть себя, и это что-то было вырвано и отобрано. Он чувствует тяжесть и одиночество, и это сбивает с толку и расстраивает, и почему, почему он чувствует себя одиноко, когда его жена рядом? Почему? — Котаро, почему ты плачешь? Той ночью он не дает ответа.***
Когда он очнулся три года назад, Акааши звал его «Бокуто-сан». Это никогда не волновало его раньше, но сейчас это беспокоит его до той степени, что он чувствует обиду. Как если бы он жил множество лет называемый Акааши «Котаро», как если бы голос Акааши был создан для того, чтобы подходить его имени, произносить его имя, называть его — и это несмотря на то, что он слышал его только раз. Когда поженился. Это пугает его. Это пугает его, потому что он хочет услышать, как Акааши произносит его снова. Он хочет нечто большее, чем просто поцелуй. Он хочет чего-то, хочет Акааши, хочет обнять его, услышать, как он произносит его имя. Это пугает его, потому что желание держать в объятиях, любить, сделать Акааши счастливым, быть преданным кажется естественной потребностью. Его пугает то, насколько эти мысли не вызывают желания убежать прочь, и, более того, его пугает то, что он не может найти в себе силы, чтобы отрицать их. Это пугает его, потому что Мегуми, называющая его по имени, никогда не поднимает в нем те чувства, которые он испытал при произнесении Акааши «Котаро».***
Мегуми слышит, как он что-то шепчет во сне. На следующий день она встречается с Куроо. — В каких отношениях состоят Акааши-кун и Котаро? — Что ты имеешь в виду? Они просто близкие друзья. Мегуми смотрит на него взглядом ты-знаешь-что-я-имею-в-виду. Вздохнув, Куроо отводит глаза. Наверное, пришло время: отношения Акааши и Бокуто как слон в маленькой комнате для тех, кто о них знает. Грустно, как ему кажется, что что-то, настолько прекрасное и оберегаемое, было просто похоронено. Они были одной из немногих пар, не разбежавшихся после старшей школы, и все же. — Как ты узнала? Мегуми смотрит вниз и помешивает ложкой чай. — Он говорил «Кейджи» во сне.***
Солнце еще не встало — его комната все еще покрыта мраком, а Коноха по-прежнему держит его в объятиях. Прохладно, он обращает внимание на то, что на небе все еще сияет луна. Его телефон звонит. И не прекращает. Он разбудил его, и, когда руки, удерживающие его, сдвигаются, Акааши догадывается, что и сон Конохи тоже прервался. Он сжимает Акааши сильнее со словами: «Ответь уже, Кейджи» и отпускает, садясь и потягиваясь. Акааши шаркает до тумбочки, поднимает телефон. И замирает. — Ответь, — мягко говорит Коноха, соприкоснувшись с ним плечами и посмотрев на экран , перед тем, как кладёт свою голову на голову Акааши. Его хватка на телефоне усиливается, в голове поднимается шум, а сердце начинает биться в ушах. Он чувствует тепло, несмотря на весь холод, проникающий в комнату через окно. — Да? — Кейджи, — говорит Бокуто, и Акааши снова на автомате отвечает — рука трясется, глаза покалывает. Он подбирается. Он слышит, как Бокуто делает вдох— — Ты можешь снова произнести мое имя? И Бокуто звучит так отчаянно, что ему на секунду кажется, что он вернулся, что Бокуто, который любил его, вернулся; но он вспоминает Spiegel im Spiegel и причину, по которой исполнил ее на свадьбе, почему предложил ее ему, Мегуми, им. Это он отдавал Бокуто ей. Это он отпускал Бокуто. — Мне жаль, Бокуто-сан. Он вешает трубку. Нервно сглатывает. Дрожь в руках не прекращается, и он опускает глаза. Солнце не встанет еще где-то час или два. Сияет лунный свет, а его глаза слезятся, и он чувствует себя отвратительно, — когда все это с ним приключилось? Он так устал. Рука скользит вокруг его груди, и Коноха начинает целовать его плечи: ты такой смелый, такой красивый, все в порядке, Кейджи— Все в порядке. Я люблю тебя. И он плачет.***
Когда Коноха говорит «Да» и подтверждает тем самым свои отношения с Акааши, Бокуто чувствует тепло. И это не приятно — это что-то красное, горячее, жгущее, его словно бьют прямо в грудь, злость и ревность переполняют изнутри, оставляя только желание взорваться и задохнуться. Он не знает, на кого злится, но он ненавидит само чувство, и ненавидит в первую очередь то, что испытывает его. Больше всего злит то, что он видит. Бессознательно, его разум бунтует, говоря: «Это я должен быть с ним». Он хочет подойти и оторвать их друг от друга, развести как можно дальше, потому что это неправильно. Они не подходят друг другу — он не может быть счастлив, не может принять это и не знает почему. Кажется, что даже не хочет знать. Но неправильно только то, что он чувствует. Акааши это Акааши, а Коноха — его парень, Мегуми — жена Бокуто. Все правильно. Но это не меняет того, что он чувствует себя обиженным и преданным.***
Месяцы идут. Акааши выпускается, и Куроо закатывает целую вечеринку; приглашения разосланы, старые друзья становятся новыми людьми, и Акааши внезапно снова ощущает себя шестнадцатилетним, играющим, подающим, крадущим поцелуи, ходящим по субботам на свидания в Аквариум. Приглашение Бокуто приходит обратно с обведенным красной линией ответом «НЕ ПРИНИМАЮ ПРИГЛАШЕНИЕ».***
Он был так прекрасен, что я наблюдала за ним спящим. Если бы мне пришлось подводить итоги тому, что он сделал со мной, Я бы сказала: он заставил меня подпевать всем плохим песням, играющим по радио. И когда любил меня, и когда нет. Дженни Оффилл, «Отдел спекуляций»
— Я не могу сделать это, Бокуто-сан, — говорит раскрасневшийся Акааши назло самому себе. По какой-то хреновой причине его начальницей оказывается Мегуми, и он приходит сюда только для того, чтобы получить дополнительные занятия — компания нуждалась в людях, способных проверять написанные статьи, а Акааши мог как писать, так и проверять. Но сейчас Мегуми настаивает на том, чтобы он примерил ее обручальное кольцо. Сначала он чувствует себя оскорбленным: она что, пытается ткнуть его носом в факт своих отношений с Бокуто? Но сейчас он просто смущен, и какой-то отголосок боли оживает в нем, так что он боится, что может просто задохнуться. Мегуми внезапно хватает его за правую руку и надевает кольцо. Он замирает, смотря вниз. Оно подходит. Идеально. И все выглядит так хорошо, что он начинает чувствовать легкую тошноту и неимоверное счастье от одного вида; на мгновение он позволяет себе поверить, что в этой комнате он женат, что это не его забыли, вычеркнули из воспоминаний, списали со счетов как лучшего друга, товарища по команде, того, кто-был-раньше. Потому что кольцо подходит ему, и он так отчаянно хочет верить, что оно принадлежит ему по праву. (Это не так). Он снимает его, возвращает Мегуми с тихим «Спасибо вам, Бокуто-сан» и, извинившись, покидает комнату. Мегуми смотрит на кольцо. — Так и есть.***
Куроо смотрит на кольцо Мегуми и говорит: — Это кольцо он тоже выбрал для него. — Что? — Кольцо, — Куроо указывает на него, — он не мог перестать думать о нем неделями. Постоянно показывал его нам, спрашивал, как лучше будет сделать предложение. Пауза. — Он сказал, что оно подходит к его глазам. Они замолкают, потому что что еще можно сказать? Что можно ответить на такое? Что можно ответить, когда ты знаешь, что украл что-то у кого-то, а этот кто-то даже не злится на тебя? Что можно ответить, когда тебе кажется, что ты уничтожил что-то настолько драгоценное и прекрасное? Мегуми просто смотрит в окно кафе. Размышляя.***
Так что, когда Бокуто вламывается в квартиру Куроо со словами: «В каких отношениях с Кейджи я состоял на самом деле?», Куроо не так уж удивлен. — Кейджи? — Тетсуро, — скулит Бокуто, закрывая лицо, — пожалуйста. Куроо не отвечает. Бокуто не двигается с места. Он повторяет сказанное. На этот раз он звучит таким разбитым, потерянным и запутавшимся. — Пожалуйста. — Ладно. Люди должны платить Куроо за это.***
Бокуто просыпается от звука Spiegel im Spiegel. Играет скрипка. Его сердце пропускает удар, в голову бьет адреналин. Он не думает, но чувствует то самое тепло, когда ты находишься в приподнятом настроении и слишком счастлив, чтобы говорить. Его накрывает волной, словно наэлектризовав. То самое чувство, когда ты знаешь, что команда выиграла очко из-за твоего удара. Он поднимается с кровати, открывает дверь с сердцем, подпрыгивающим до горла. Мегуми стоит рядом с DVD проигрывателем, держа в руке бумажный лист. Он пытается не чувствовать разочарование, правда пытается. Он даже не знает, чего стоит ждать. — Привет. — Привет, — слабо отвечает он, подходя ближе. Горько улыбнувшись, она вручает ему в руки ту бумажку. Он моргает, вчитываясь. Документы о разводе.***
— Почему? — С самого начала ты не принадлежал мне.***
— Думаю, это принадлежит тебе, — говорит Мегуми, выходя из офиса Акааши, и забрасывает маленькую коробочку ему на колени. — Бокуто-сан? — Мегуми-сан, — строго поправляет она, прежде чем улыбнуться из-за его смешного выражения лица, — запомни. Акааши смотрит на колени, потом на нее. Он чувствует, как что-то в нем скручивается и переворачивается, вгрызаясь во внутренности, бабочки в его животе — если это шутка, то он может быть безжалостно обижен, но он надеется и в то же время испытывает вину — — Оно принадлежит тебе, — медленно произносит Мегуми, как будто тщательно подбирая слова. — Всегда принадлежало. Он тоже. Всегда был. Твоим, я имею в виду. Она еще раз успокаивающе улыбается перед тем, как уходит к себе. — Ты знаешь, что оно действительно подходит к твоим глазам?***
Когда Коноха приходит по зову Акааши и видит кольцо на столе, он ничего не говорит, ничего не делает. Он просто с горечью на него смотрит, вздыхает и говорит: «Я проиграл, не так ли?» Акааши все равно его обнимает. — Мне жаль. — Все в порядке. — Ты же знаешь, что я правда любил тебя? — Я знаю. Они просто молча стоят какое-то время, и атмосфера вокруг не кажется напряженной. Это как прощание с другом, который частенько заваливается к тебе домой; они действительно любили друг друга, когда-то, но Коноха догадывался, что этому было суждено случиться, что все это так и закончится. Он не жалеет о своих решениях. Не о чем жалеть — есть только то, за что стоит благодарить, то, чему стоит радоваться, потому что это просто было. И он осознает, что только это и должно иметь значение. — Прощальный поцелуй? Акааши смеется первый раз, с тех пор как они это начали. Сейчас они заканчивают. Он кивает. — Прощальный поцелуй.***
Впервые с тех пор, как Бокуто женился, Акааши берет в руки скрипку и играет пьесу за пьесой. Clair de Lune. Лунный свет. Времена года. Ноктюрн. На середине Spiegel im Spiegel он словно дышит в первый раз за очень долгий период времени, а сердце бьется так громко в приливе небывалой легкости. Кто-то стучит в дверь. Он кладет своего Страдивари на диван, приближается ко входу и открывает дверь. Сердце бьется в ушах и где только можно. На улице идет февральский снег. Какая-то его часть попадает ему на порог, холодя босые ноги. Из-за заката все в пастельных тонах и кажется таким знакомым, что он просто начинает плакать. Запыхавшийся, возбужденный, Бокуто может сказать только: «Пожалуйста». Акааши улыбается сквозь слезы и на этот раз от всего сердца. — Котаро.***
Я не могу многого тебе обещать. Хрупкая сторона любви — это ее единственная сторона; Но я обещаю, что буду любить тебя до тех пор, пока не перестану. А когда это произойдет, я начну сначала. Сальма. Д