Лучшее в моей жизни

С Эвеном жизненный мост казался фантазийной эльфийской конструкцией, держащейся на соплях. Конни Дальгрен предлагал ей высокотехнологичный мост из провинции Хунань: сооружённый из сверхпрочного бетона с ударной нагрузкой в двести раз выше обычной. К концу марта Соня обнаружила, что сидит на диване Конни с ногами – в пушистых носках от разных пар и его длинной футболке. Смотрит спортивный сериал «На своём поле». Переживает за Хелену Миккельсен на экране, и нисколько, ну вот вообще, не переживает за себя. И всё, что болело и жгло в груди, притупилось до легкого покалывания. Пока футбольный тренер в сериале бодалась с ведущим игроком своей команды, Соня погуглила актера-мулата. Джон Карью оказался наполовину гамбийцем, и самым одиозным образом был первым темнокожим игроком в сборной Норвегии. Соня кивнула и закрыла вкладку — теперь-то она была полностью с собой в ладу. *** Она спала по девять часов, как выздоравливающие после тяжелой болезни. А утром, завязывая волосы в хвост, орала песни вместе с девочками из First Aid Kit (если верить Конни, раньше те жили буквально на соседней улице). Соня мазала на хрустящий багет зубчатый завиток масла, запивала горьковатым апельсиновым соком и улыбалась своему новому другу через стол. На теперешней стадии было яснее ясного: для долгой совместной жизни нужен прежде всего друг. А страсть и импульсивные порывы сильно переоценены. Корнелиус не был так безгранично изобретателен в постели, как ее бывший. Зато он глядел на Соню с почти робким благоговением. И она точно знала, что смотрят на неё — а не на кого-то за её спиной. Физически Конни тоже был покрепче. Он работал физиотерапевтом в реабилитационном центре и, случалось, тягал мужиков весом под центнер. Единственное, что не давало Соне покоя, была закавыка: как же столь замечательный Дальгрен к двадцати шести умудрился не завести никаких значимых отношений? Даже когда она пьяно ныла ему про Эвена, он не поделился историей-другой о себе. Сказал только, что ни с кем еще не хотел жить вместе. Ей предстояло выяснить, почему. *** Если бы она была способна сместить фокус и сосредоточиться на чем-то, кроме зализывания ран — непременно бы догадалась. Конни не прятал эту особенность своей биографии. На связке его ключей болтался брелок: четыре скрепленных разноцветных паззла. Среди полок со специализированной литературой в его шкафу была одна, явно выпадающая по содержанию. В морозилке хранилось черничное мороженое без лактозы, хотя Конни ел обыкновенное. Полка ниже была целиком занята безглютеновыми батончиками и соевым молоком. Таинственная комната в их доме была всегда заперта на ключ. Соня даже не хотела спрашивать, почему — словно от этого вопроса у Дальгрена бы немедленно отросла окладистая синяя борода. Как она поняла потом, Конни не просто так ждал, не подталкивая ее. Это было чем-то вроде теста. *** Соня возвращалась домой, лениво крутя педали. Ветер тонко свистел в ушах, ей было одновременно холодно от этих порывов и жарко от напряженной работы мышц. Тут она заметила, что на их крыльце стоит высоченный подросток и пытается достать запасные ключи из-под резного нависающего козырька. - Э-эй!! Ты кто такой? - крикнула она ему в спину, соскакивая с велика. Тот даже не обернулся. Пошарив между балок, извлёк кошелек с ключами, расстегнул и вставил нужный в замок, как будто делал это тысячу раз. Подбежав, Соня увидела, как он проходит в их дом, аккуратно разуваясь и прикрывая за собой дверь. Перед ее носом! Это было уже ни на что не похоже. Она поднялась на крыльцо, приоткрыла дверь и увидела, как незнакомый чувак, согнувшись, аккуратно приглаживает расческой волосы перед зеркалом. - Да ты кто вообще? Какого хрена ты тут делаешь? Мальчик — лет шестнадцать, не больше, этим невозмутимым проникновением в чужой дом напоминал маньяка. В свете настенного бра Соня вдруг увидела, что он пугающе красив породистым лицом. Ответить малолетний преступник и не подумал, только нелепо застыл с рукой в воздухе. И тут произошло непредвиденное. Вместо того, чтобы угрожать ей, парень заорал — да так, что она чуть не оглохла. Он стоял и голосил, обхватив себя руками за плечи и зажмурившись. Расчёска валялась на полу. Соня, окончательно перестав что-либо понимать, набрала Конни. Услышав вопль на заднем фоне, тот скороговоркой произнёс: - Школьник, рыжий, два метра ростом. Зашёл в дом без спроса, и ты его напугала? - Это я его напугала?! - окончательно потеряла дар речи Соня. - Может, объяснишь, что тут происходит? - Соня... это мой младший брат, Моритц, - вздохнул Дальгрен. - Он аутист. - Л-ладно, - тупо отозвалась она. - Дашь ему послушать «Martha my dear» в исполнении Битлз? Прямо сейчас? Я выезжаю. *** Детская песня, которую Пол Маккартни сочинил про свою собаку, подействовала на Моритца совершенно магическим образом. Сонин телефон проиграл ее только на треть — и тот притих, неровно выдыхая. Но стал раскачиваться взад-вперёд, словно силясь успокоиться. - Привет, - осторожно заговорила Соня. - Как тебя зовут? - Меня зовут Мурре, - ровным голосом ответил тот. - Как тебя зовут, сколько тебе лет. Чем ты занимаешься. Тогда Соня слегка опешила. Она была не в курсе, что Корнелиус научил брата этой социальной формуле знакомства. Ну, как в школе зубрят стихи. И в подходящих ситуациях Моритц воспроизводил эти звуки. Уже потом, сидя на кухне и отпаивая пацана чаем с мелиссой, Соня осознала: положение у Конни было совсем незавидным. Что проще: рассказать о переменах в своей жизни брату-аутисту, который ненавидит перемены? Или рассказать новой девушке, которая рассталась с биполярником, что твой ближайший родственник — не невротипик? Дожидаясь Конни, они сидели перед диваном на полу и уютно трепались. Ну то есть как… Соне удавалось вставить слов пять, прежде чем разговор переключался на любимую тему Мурре — на собак. Узнав, что она из Норвегии, он прочёл ей целую лекцию про норвежских лундехундов, что издавна добывали для человека вкусных тупиков. Соня заметила, что тоже любит Битлз. Моритц тут же поведал ей о том, что на обложке альбома «Paul is live» есть изображение Эрроу — потомка той самой Марты, о которой поется в его любимой песне. Поговорить с ним НЕ о собаках было решительно невозможно. Тогда Соня была не в курсе: такие страстные, узконаправленные интересы — отличительная черта людей с подобным диагнозом. Но всё было не так, как в первые жуткие недели с Эвеном — сейчас она точно знала, в чём дело. Когда пришёл Конни, его брат даже не прервался: он подробно и с примерами рассказывал, что собаки имеют больший диапазон размеров, чем любые другие млекопитающие. Корнелиус подошёл к Соне, опустился на пол рядом и бережно поцеловал в висок. - Не знал, примешь ли ты его, - шёпотом сказал он, вглядываясь ей в лицо. - Но я надеялся. Про Нэсхайма ты не разу не сказала «псих» или «ненормальный». Хотя была злая, как чёрт. - Мурре обещал показать свою комнату, - шмыгнула носом Соня. Там, небось, настоящий собачий алтарь. - Да ты себе не представляешь. Ей почему-то было трудно дышать, а в глазах стояли слёзы. Если вот из-за этого Конни не мог сойтись ни с одной девушкой — Соня могла только пожалеть тех убогих дур. *** - Здорово, Мурре, - сказал он, когда брат временно выдохся и замолчал. - Привет. Нелли. Соня подняла бровь, разулыбавшись. - Да он с детства меня так зовет! Мурре, это Соня. Моя… невеста, - упёр язык в щёку Корнелиус. Соня замерла — они ни разу не обсуждали такое. - Но твои правила? - возмутился Мурре. - Как насчет «никаких контрольных вязок»? Соня не выдержала и заржала вслух — образ жизни ее избранника в кинологических терминах был уморительным. - Если очень нравится, то можно и контрольную, - глухим от волнения голосом пояснил тот. - И что, Соню не смущает твой окрас? Настоящий оранж-бельтон, - обвиняюще ткнул Моритц в братскую переносицу сплошь в веснушках. - С окрасом всё окей, - заверила Соня. - Надеюсь, он не ухудшатель! - недоверчиво скосил Мурре один глаз на брата. - У твоей невесты хороший круп. И отличная кондиция. Утирая смеховую слезу, ползущую к уху, Соня поняла: она ни за какие блага мира не променяет этот коллектив на другой. - И когда он твой круп успел рассмотреть? - воздел руки Дальгрен. *** Моритц жил с папой, потому что их с Конни мать умерла. Ей было всего пятьдесят пять — нелепейшая автокатастрофа, в которой никто из участников не выжил. Парням еще повезло — в большинстве случаев брак не выдерживал испытания умственной отсталостью ребёнка. Ведь так это и выглядело на ранних стадиях. И довольно часто отец семейства испарялся, узнав, что его полуторогодовалый сын или дочь больны аутизмом. Именно в этом возрасте здоровый, веселый и контактный малыш вдруг начинал ходить только на цыпочках. Не замечать родных, часами выстраивать кубики в линию или смотреть на пылинки в солнечном свете. Их мама не позволила Моритцу уйти в эту переливающуюся нездешними узорами бессмысленную пустоту. Боролась за сына, защищая от нападок дальних родственников, соседей, сверстников. Они с мужем возили Мурре аж в Филадельфию, занимаясь в «Институтах достижения потенциала человека» Гленна Домана. Эти курсы были необычными — после нескольких недель обучения родители должны были досконально выполнять сложнейшую программу, в которой весь день от подъема до отбоя был расписан буквально по минутам. Соня только потом поняла, что тот Мурре, с которым она познакомилась — результат колоссальных усилий Стины Дальгрен. До их первой поездки в Америку Моритц не мог самостоятельно ходить, спотыкаясь и падая из-за нарушений координации. Не понимал ни слова, когда ему читали детские книжки — для Моритца это были только разные мелодии. *** До четырёх лет дети дразнили его за то, что не говорит; потом — за то, что всё время говорит невпопад. Мурре долго не понимал, что своей фразой в диалоге нужно реагировать на предыдущую фразу собеседника (а не просто тылдычить о своём). Что нельзя шлёпнуть разревевшегося малыша по голове, чтоб он прекратил издавать этот звук. У него был удивительно низкий болевой порог, поэтому Моритц мог сносить пинки и щипки от тех, с кем надеялся подружиться. При этом отнюдь не был безобиден: девочке, которая ходила за ним и передразнивала во втором классе, он, рассверипев от обиды, выбил передний зуб. Моритц совсем не понимал правил социального взаимодействия, но отлично видел, когда его унижают и издеваются. Корнелиус признавался, что в годы взросления ему было невесело оттого, что всё внимание родителей доставалось брату. Но ещё в школе тот понял: все его проблемы дурацкие и незначительные на фоне того, с чем приходилось ежедневно справляться Моритцу. *** Однажды Конни отвёл Соню на кладбище Скугсчюркогорден, к матери. И там, среди поросших лишайниками крестов и разлапистых сосен, попросил её руки. Соня даже не смогла сказать «да» - просто закивала с пережатым спазмом горлом. Какая-то её часть испытывала облегчение оттого, что им со Стиной Дальгрен так и не довелось познакомиться вживую. Снова посттравматика, само собой. Как бы ни скверно не обращался с ней Эвен — это не шло ни в какое сравнение с молчаливой, упорной неприязнью Улы. Соня никогда не могла понять, чем она такое заслужила. Петер был всегда заодно с женой — его неодобрительно поджатые губы говорили об этом совершенно явно. Дед Эвена был куда добрее. И ей было бесконечно жаль, что Улаф не выдержал тяжести своей депрессии. *** Морозным днём в середине декабря они, вместе со всеми верующими и безбожниками города, сидели в церкви. Такой уж это был день — Святую Люсию ни у кого не было сердца игнорировать. Девушка-солистка в белом, в венке с настоящими свечами пела высоко и звонко. София Якобсен Дальгрен смотрела на мужа вполоборота, до сих пор не веря — это в самом деле происходит с ней. Голубой узкий витраж в стене вдруг вспыхнул и засветился — было полдевятого утра, и солнце взошло. Соня сглотнула: вот так для неё ощущался прошедший год. Кажущаяся бесконечной тьма — и потом сноп света, бьющий в глаза. *** Пафосное настроение, как всегда, сбил явившийся в гости Мурре. За те пять минут, пока Соня варила кофе, он ловко выковырял обе изюмины абсолютно из всех булочек, ссыпал их в маленький бутербродный пакет, запечатал и убрал на полку. - С ними положено печь, но потом-то они к чему? - объяснял он им очевидное. - Все разного размера! И по цвету совсем не одинаковые. Мурре даже нельзя было этой выпечки, потому что глютен там погонял лактозу. Но булки были не при чём. Моритц тоже хотел участвовать в их жизни, делая как лучше — в силу своего разумения. Чтобы понимать его, Соня не поленилась перечитать всю аутичную полку Конни. Последним, кажется, была автобиография Ирис Юханссон, папа которой, обычный шведский крестьянин, смог понять свою необычную дочь. Сделать так, чтоб люди перестали быть для неё лишь обстоятельствами, и сделались отношениями. И когда в октябре они с Корнелиусом смотрели второй сезон «Atypical» — Соня в самом деле могла оценить, насколько точно сценарист отражает реальное положение вещей. В этом смысле Робиа Рашид была гениальной — её шоу про аутиста-старшеклассника Сэма Гарднера заслужило похвалы многих в сообществе. *** Если приглядеться, в чертах её годовалого сына явственно проступал Моритц Дальгрен. Чистая кожа, серые глаза, пухлые губы... ямка на подбородке. Не потому, что она с ним согрешила — просто так уж легли гены. Но Соня не боялась. С таким мужем, какого повезло заиметь, она была готова к любым испытаниям. За четыре года вместе них с Корнелиусом сложились свои приколы. Тот маленький датский остров, по которому бродили в день второй встречи, звался Конни-айленд. Шуточки про сонин круп стали идиотской семейной традицией. Отдельного лола заслуживало то, как Моритца огорчил «всего один щенок в помёте». Тот ревностно присутствовал на обоих УЗИ, но до последнего ожидал притаившегося второго. Ведь так бывает! Он читал! *** Соня была всё время окружена таким трепетным вниманием, что, казалось бы — чего ещё желать. Её свёкр Конрад оказался душевнейшим человеком. Свадьбе старшего сына радовался так, что аж всплакнул, жалостно скривив лицо. Соня правда сделала всё, чтобы оторваться от своего прошлого. Но только что было делать со снами, которые приходили к ней каждые пару месяцев — за блэкаут шторами, в тишине кондиционированной спальни? Эвен Бэк Нэсхайм являлся к ней без спроса, просачивался в узкий зазор меж дрёмой и глубоким сном. И Соня снова лежала в свежескошенной траве на краю летнего луга. Запрокинув голову, смотрела ему в лицо. Там она была никто нигде — и никому не жена. Это приходилось просто стоически сносить — а что ей ещё было делать? Следить за бывшим в соцсетях она себе запрещала. Общалась только с самым ближним кругом. Почему нет — отчаянное положение требовало отчаянных мер. Озеро Мелларен когда-то тоже было заливом, но потом замкнулось в себе. Всё изменило письмо, которое упало к ней на почту ровно через два года. Оно было от Эвена — и такое длиннющее, будто они жили в позапрошлом веке. А Соня всего лишь встала посреди ночи выписать кисель, выпитый накануне. Но в итоге до утра сидела в кресле с ноутом, всё читая и перечитывая каждую строчку. «Правда, я был запредельно эгоистичным. Особенно ужасно, что я позволял матери тебя шпынять. А она всегда так ревновала меня к тебе, это что-то кошмарное. Я не знаю, может, ты сама поймёшь, почему — когда заведешь сына. Пусть он будет офигительный, твой Ульве (или другое имя, если ты передумала). Умный, невротипик и не козёл, как я. Ты когда-нибудь будешь снова со мной разговаривать? Я бы очень этого хотел. Не настаиваю — на твоем месте я бы не стал это читать. Но я скучаю, реально, Сонь :((.» От того, что он написал про мать, Соня проревелась словно всю жизнь сдерживаемыми горькими слезами. Она была уверена, что её отъезд Ула прокомментировала фразой вроде: «Эвен, ну так мы уже давно отвозим наш мусор в Швецию на переработку. Своего им не хватает». В какой-то момент её ошеломило понимание: ведь Нэсхайм точно писал это тайком от Исака, как-то выкроив время. Поступать со своим партнёром вот так она не собиралась. Конни утром спросил, в чем дело. И чего это она так счастлива, как Моритц на собачьем шоу Stockholm Hundmässa. Соня молча показала ему эпистолярное творение Эвена — уж будь что будет. Но ничего, собственно, не было. - Да зови его в гости, Сонь, - как ни в чём не бывало, предложил подлый муж. - Ну, если что, обратно переедешь. Если ты всё ещё чувствуешь себя Амундсеном и готова к полярным испытаниям. - Ага, хрен тебе, - ответила Соня, показав ему микро-фак мизинцем. - Но погоди, ты серьёзно что ли? Про гости. - Так чего кота-то за хвост тянуть, - пожал плечами Корнелиус. - Выясните сразу отношения. Мы ж тут все взрослые люди. Аргументы были хороши, поэтому Соня в ответ отправила короткое: «Приезжай. Мы с мужем будем тебе рады.» Ниже она привела свои контактные данные. Таким ответом сонин внутренний цензор остался исключительно доволен. *** Накануне их первой встречи после перерыва она так дёргалась, что аж выпила таблетку успокоительного. Соня поехала в Арланду одна — чтобы разобраться для себя, какие же у них сейчас отношения с Нэсхаймом. Муж не возражал. Но когда Эвен — длинный, худой и улыбающийся до ушей, вышел из терминала, ей стало понятно, что бояться тут нечего. Соню не накрыл приступ вожделения. Она не завалила Нэсхайма с грохотом на чужие чемоданы, к изумлению ничего не подозревающих сограждан. Они молча обнялись, и стояли так довольно долго — не хотелось портить клёвое ощущение словами. - Я думал, ты меня сразу пошлёшь, - проговорил ей в ухо Нэсхайм. - Учти, я злопамятная, - честно ответила Соня. - Это всё Конни, он тебя пригласил. - Ну что ж, спасибо Конни, - смиренно опустил глаза Эвен. - Давно хотел познакомиться. На удивлённый взгляд Сони он совершенно без всякого стыда поведал, как сам месяцами сталкерил её в сети. Но это сейчас не особо льстило — скорее, ей было неловко от всей ситуации. *** То, как поладили муж и Эвен, прямо скажем, поразило Соню в печень. Ведь один из них был человеком крайностей, а второй — воплощением чисто шведского понятия «лагом» (умеренность, доведенная до абсурда — как-то так). Не прошло и получаса, как они уже сидели на веранде с огромными бадьями кофе. Со вкусом рассуждая, что Карл Двенадцатый точно был биполярником, иначе бы одолел своего вечного соперника, русского царя Петра. Разумеется — для Нэсхайма перетереть что-то из истории было всё равно что для Мурре порассуждать о стандартах пород. Эвен очаровал Корнелиуса точно таким же манером, каким очаровывал всех (от гладких младенцев до складчатых старушек). Он ещё и старался вовсю — понимал, что, если не понравится херру мужу, Сони ему не видать. Ей было смешно и немного грустно одновременно. Когда Конни снял со стены гитару и эти на два голоса завели балладу о бриге «Blue Bird», Соня вполне серьёзно пустила слезу. Песня была отменно драматическая: о шведском рыбаке, что в бурю помогает шлюпками тонущему экипажу корабля из Нью-Йорка. Только в конце выясняется, что искать у этих берегов спасения посоветовал его сын Карл, служивший там матросом. Карла привязали к штурвалу, но во время поспешного бегства отвязать забыли. *** В целом, Соня даже не особо помнила, что в этот первый визит делала и говорила. Но так возобновилось их общение. Уже через пару недель Эвен знал о её новой жизни всё. И веселил, регулярно кидая новые рисунки Натана Пайла — американского журналиста, даже без художественного образования. Тот публиковал серию «Strange planet», где милые пришельцы занимаются тем же, что и земляне — приглашают гостей, ездят в отпуск, но... воспринимают всё происходящее дико буквально. Фишка была в том, что именно так видел мир социального взаимодействия аутист. С Мурре у Эвена тоже нашлись точки соприкосновения. Оказалось, что у Нэсхайма есть знакомый мальчик, тоже в спектре. Это отсекало большинство непоняток, которые возникали у людей при встрече с аспи-гражданами. А трудности взаимодействия с невротипиками у обоих были колоссальными. Это Эвен рассказал, что словом murre называются кайры, гнездящиеся на отвесных скалах. Их птенцы, ещё не умея летать, падают с высоты в сорок метров на каменистый пляж. Сравнение было вернее некуда. В детстве каждая попытка взаимодействовать с людьми была для Моритца именно такой — почти самоубийственной. ...И этот полузабытый Эвен был таким ярким и притягательным. Соня понять не могла, как от осторожно-уклончивых бесед перешла к горячим мольбам о ребёнке. Ей только хотелось сохранить это себе — его харизму и обаяние, его губы и глаза. Эвеновы крайне мотивированные (по пунктам) отказы бесконечно злили. Ведь сейчас она могла выразить любовь только таким способом — репликацией. *** В конце концов, она научилась делать вид, что смирилась. И Эвен регулярно ездил в Стокгольм: чтоб подержать руку на её растущем тугом животе, пока Соня носила Ульве. Того, кто должен был стать их первенцем. Надев тёплые перчатки и замотав носы шарфами, они хрустели подошвами по скрученным трубочкам опавшей листвы. На границе осени и зимы воздух был стеклянно-звонким, а стволы дубов серебрились от изморози. Говорили о евгенике, кто что знал. О том, как в Швеции с 35-го по 76-й было принудительно стерилизовано 60 тысяч человек. Как в нацистской Германии всех «психически отклоняющихся» убивали сначала пулями, а потом уколом с ядом — так было дешевле и быстрее. Нэсхайм, захлебываясь вдохами от отголосков пережитого ужаса, рассказывал ей про свою первую госпитализацию. С отросшими лохматыми волосами и залёгшей под глазами синевой он казался таким родным — несмотря ни на что. Соня сильно подозревала, что Исак этого всего не слышал — ведь события происходили во времена, когда они с Эвеном и знакомы-то не были. Эвен искренне пытался донести до неё, почему он не может позволить себе размножаться. Соня была так же рьяно с ним не согласна — она считала, что невродивергенты существуют в человеческой популяции не просто так. Они сейчас обговаривали всё, что не хотели или не могли раньше. Эвен не знал, что она приходила к нему в Гаустад. Ула также не сочла нужным сообщить, что в самых нелицеприятных выражениях велела ей не лезть больше к сыну. И если бы растерявшийся Эвен не позвонил ей из того Сабвея в Сольне — они могли бы вообще больше никогда не пересечься. А Соня бы не встретила Конни — и вот эта альтернативная вселенная её уже совсем не устраивала. *** Микаэль уехал из Осло после эпического тройного воссоединения, и Соня набралась смелости: попросила у Эвена его лондонский адрес. Она не могла написать письмо на три страницы десятым таймсом, но молчать тоже было нельзя. После долгих размышлений и консультаций с Исаком (ради такого тот снизошёл), Микаэлю отправилась скромная картонная коробочка. Соня присмотрела для него лаки американского бренда Starrily. Выбрала те, что назывались, как нейромедиаторы: Адреналин, Норэпинефрин, Допамин и Серотонин. Три из них имели красную базу, и она переживала, что это скучно. «Не могу поделиться с Эвеном напрямую, будешь посредником?» - написала она в крошечной открытке. Просить прощения словами у неё просто не хватало смелости. Вот этим Эвен и отличался от всех, кого она знала — он вечно делал то, что любой другой не решился бы. Потом выяснилось, что Микаэль был не прочь вкусно поесть. Соне доставляло большое удовольствие делиться проверенными рецептами — всё же она на регулярной основе готовила для мужиков с недюжинными аппетитами. Они с Микки не переписывались. Всё же приятельствовать после того, что они пережили по милости Нэсхайма, было трудновато. *** Микаэль вывесил в фейсбуке фотку-свотч: красный Serotonin с синим глиттером. На его квадратных ногтях смотрелось что надо. Соня успела ткнуть в сердце первой — сделав это после перерыва в чёрт знает сколько лет. Она поняла, что Букхал не держит зла — тот залайкал почти все фотки с ребёнком, и те, где она уже отрастила волосы до пояса. Это было приятно, и ещё как. К их тройнику Соня относилась неоднозначно. Что-то в этих раскладах вызывало у неё противное ощущение, которое она успела подзабыть. Фоново раздумывая об этом месяцами, накануне Рождества она поняла, в чем дело. Ей нравился Исак — и совсем не как друг. Теперь это был не школьник, а молодой и очень привлекательный мужчина, набиравший самый сок. Это и его явный разлад с Эвеном вызывали у неё совершенно недетские желания. И самое главное — Соня чувствовала, что Исака тоже тянет к ней. Их разговоры в скайпе, даже пятиминутные, действовали на неё совершенно однозначно — из зеркала на Соню смотрела изнывающая от возбуждения, раскрасневшаяся нимфоманка. Пожалуй, окончательно это оформилось в идею, когда Лилле вывесил ту фотку с Лофотенов. Куда Нэсхайм возил и её, точно так же втирая это своё про саамов. От обиды за них ОБОИХ Соне пекло воспалённые от слёз веки — теперь Эвен просто переключился на своего Микки целиком. Всю осень он полностью игнорировал и её тоже. *** Когда она написала Лилле в фейсбук, тот, к её радости, не отказал. Соня, с сияющей базой на лице и хайлайтером на ключицах, подкрашивала прозрачным блеском губы. Она так волновалась, понравится ли ему. Не сочтёт ли Исак её слишком взрослой. В период острого соперничества они наговорили друг другу столько всякой херни — а вдруг он всё это помнит...? Оказалось, Исак хотел её с такой же неудержимой силой. Его явное чувство вины только распаляло ещё больше — их обоих. Когда-то Соня воспринимала его, как врага и интервента. Но после того, что она услышала об их жизни с Эвеном, Лилле было жаль. Больше, чем Карла Странне из песни, накрепко привязанного пеньковой верёвкой к рулевому колесу. Ведь Исак тоже был… привязан. *** Соня не собиралась прятаться. Когда она сделала тест на беременность, то сфотографировала и отослала Нэсхайму без комментариев. Он мог оставить это при себе. Но хренов полиандр рассказал обоим своим бойфрендам, сетуя на коварство женщин и Сони в частности. Ей он написал неприязненное «Не ожидал от тебя такого». Узнать, что Исак рад и хочет быть в курсе, было одним из лучших моментов — такие, пронзительно-солнечные, помнятся и десятилетия спустя. Соня часами гуляла в парке, лежала на подвесных качелях, сделанных из шин. Смотрела, как Ульве неуклюже переваливает ножку через борт песочницы и тыкает лопатой в рыхлую землю у корней лютиков. В июне ему уже исполнилось полтора года, но Ульве не стал забывать слова или игнорировать, когда его зовут по имени. Он не был аутистом. Соня знала про наследственность Исака, про Марианне — но ей снова оставалось только надеяться на удачу. Чёрные полости в матке, которые она увидела на усечённом конусе УЗИ, содержали двух зародышей. Разных. *** После того их разговора Исак стал звонить ей по скайпу постоянно. Им было что обсудить. Перед Рождеством Лилле начал курс психотерапии — длительный, рассчитанный на его непростой случай. И то, как он менялся под воздействием этих сеансов, не заметить было невозможно. У него стронулась самооценка, появилось самоуважение. Исак вдруг совершенно отчётливо осознал, что у Эвена не было права пренебрегать им, как тот делал три месяца кряду. Что ни съёмки «Дамбы», ни биполярка этого на самом деле не оправдывают. Их проблема с Нэсхаймом решилась неожиданным образом — Исак больше не хотел секса с ним, кроме совсем уж редких случаев. У него вообще пропало желание заниматься чем-то вместе с Эвеном — настолько сильна была бессознательно подавляемая обида. Работа в интенсивной бригаде, к которой он вернулся, вполне позволяла почти не бывать дома. И если сначала Нэсхайм пребывал в иллюзиях, что Лилле так его наказывает, то позже стал осознавать — он делит квартиру уже не с тем человеком, с которым туда въехал. Теперешний Исак не говорил ему про только проглоченную книгу о гражданской войне в Нигерии Чимаманды Нгози Адичи. Он не хотел с ним ни постели, ни кофе, ни обсудить планы на будущее. За ипотеку платежи пока вносил — и Эвен только поэтому на что-то там надеялся. Соня отлично понимала злость Лилле: предчувствуя свой разрыв с Эвеном, она и сама старалась уязвить будущего бывшего побольнее. Нарочито равнодушно отмахивалась, когда он заговаривал о своём главном увлечении. Говорила, что ей неинтересны ретро-сюжеты. Эвену необязательно было знать, что в это же время она читала историю всех геноцидов в изложении Свена Линдквиста, не отрываясь. Микаэль, как Исак и боялся, безусловно занял сторону Нэсхайма. Как Лилле это удалось пережить, Соня не представляла. Очевидно, она его и впрямь недооценивала — менее сильный человек бы сдался и уступил, только бы не терять своё место в полиаморной триаде. Микки, похоже, по-своему чувствовал себя обманутым: ведь он вернулся в Норвегию ради них. Должно быть, для него это была настоящая катастрофа. Но Соня, которую теперь было ничем не пронять, только фыркала. Если Микаэль собирался остаться рядом с Эвеном, стоило привыкать к перманентному ощущению подкрадывающегося к тебе пиздеца. *** Во время их с Исаком марафона в «Скандик Хольменколлен Парк» был момент, когда Соня сказала: - Слушай... Да он какую-то секту вокруг себя строит. Как этот... как его... чёрт, забыла. - Чарли Мэнсон, - угрюмо подсказал Исак. - И если он заведёт кого-то ещё, мы все это проглотим. Соня задумчиво погрызла твёрдый кончик ногтя. Когда эти завели себе Микки, Эвен не дотерпел даже до утра. Он прислал ей удивительно криво снятый кадр, где непропорционально растянутые рожи Исака, Микаэля и его собственная заслоняли тарелку с налипшими на край рыбьими костями. Нэсхайма так распирало, что тот не подумал — а может ли бывшая девушка оценить его великие жизненные достижения. Так что Исак, наверное, был не так уж и далёк от истины. *** За те годы, что она знала младшего брата Конни, тот сумел стать просто ходячей иллюстрацией понятия «личностный рост». Он, всё детство и юность мечтавший о собаке, не мог её завести из-за непредсказуемого эмоционального фона. Приступов, выключающих его из реальности. Мурре понимал, что не в состоянии полноценно позаботиться даже о себе — не то что о другом живом существе. Теперешний Моритц работал в доме престарелых своей коммуны. Делал то, о чём писал ещё в школьных сочинениях — облегчал жизнь тем, кто чувствовал себя беспомощным (как он каждый день своей жизни). Мурре шёл к своим подопечным с радостью — несмотря на то, что работа была физически тяжёлой и истощала эмоционально. Моритц пока так и не завёл пса. Он собирался это сделать одновременно с тем, как она родит, рассчитывая увеличить совокупное поголовье сразу на три единицы. Мурре хотел сенбернара — огромного и нежного (логично, он и сам был таким же). Они с Конни уже имели на примете женщину-заводчика. *** - Слушай, а я соскучился, - глядя на неё исподлобья, сказал Вальтерсен. - Может, приедешь на выходных? Соня с улыбкой покосилась на экранное изображение Лилле. С этой новой темой про отращивание бороды он был горяч. Даже не понимал, насколько. - Ты помнишь меня другой. Сейчас я кит. - Да ничего ты не кит, - замотал головой он. - Дельфин максимум. - Соня, но я серьёзно же. Или твои не отпустят? - Отпустят, почему, - пожала плечами она. - А ты не подумал, как на это твой... сосед по квартире среагирует? - Да не один ли хуй? Переживёт. Они оба немного переигрывали, но придерживались выбранной стратегии. Соня находилась в полном вакууме относительно того, что думает Нэсхайм. Он просто перестал с ней общаться — ему ж ничего не стоило вычёркивать людей из своей жизни. Микаэль больше не ставил ей лайки, видимо, выражая свой дизреспект. - А я тебя с Лассе познакомлю, хочешь? Мы сейчас чаще видимся, чем с... - Исак замялся, не желая даже произносить это имя. - Хочу, вообще-то — ты его постоянно рекламируешь. И в Осло хочу. - Как дети? Все, я имею в виду. - Ульве вон рисует индейку, - покосилась Соня на спину старшего с завязками от фартука. Ну, всей ладонью в краску шмяк — и готово. По-другому, знаете ли, моторика не позволяет. Левый деть буйный, правый спит. Им нравились такие разговоры — под плейлист Моритца для собак и победные взвизги Ульве. Соня уже давно перестала понимать, что хорошо и правильно. Где у этого мира прозрачный верх, а где непромокаемый низ. Одно было ясно (и ей, и Лилле): не стоит держаться за тех людей, которые не держатся за тебя. Notes: Автор убедительно просит не переживать из-за сюжетного поворота данной главы. #всёбудетзашибись Исак: https://78.media.tumblr.com/e9b6effabf3c3fb1d31ecc540b77699b/tumblr_p9jppfwNsp1x6st6ao2_640.jpg https://78.media.tumblr.com/88726b8682da246c924dce007890fcbd/tumblr_pbaohnQjEv1rnf5sxo1_r1_1280.jpg First Aid Kit — My silver lining Kari Bremnes — E Du Nord Barnkören — Sankta Lucia Sofia Karlsson — Balladen om briggen Blue Bird Перевод слов: https://lyricstranslate.com/en/balladen-om-briggen-blue-bird-av-hull-ballad-brig-blue-bird-hull.html Натан Пайл (комиксы о пришельцах): https://leonardo.osnova.io/d9736d51-427d-6ca9-2482-4dbe82662e03/-/scale_crop/700x700/center/-/format/webp/ https://leonardo.osnova.io/b260ac64-9bdc-8c4d-f3f1-d6e5899b7d5e/-/scale_crop/700x700/center/-/format/webp/