***
Просторная зала, выполненная в лучших традициях романтизма, вызывала восхищение. Насколько разными и глубокими могут быть люди, их душа, внутренний мир, манящий своей неизвестностью. Кто-то создает шедевры, которые завораживают, возвышают тебя, открывают глаза на многие вещи, дарят очищение, свободу мысли; а кто-то убивает, насилует, зачинает войны, упивается человеческими страданиями. Парадокс, не правда ли? Выступая сегодня, Чонгук не отдается музыке полностью, он всё пытается уловить кого-то в толпе, поймать силуэт, который въелся под корку его мозга. Но его нет, и от этого выступление совсем не клеится. Публика в нем не заинтересована, он замечает это, когда только поднимается на сооруженную «сцену». Это только на первый взгляд кажется почетным, на самом же деле, такие выступления — аттракцион пренебрежения. Но Чонгук делает вид, что его это совсем не беспокоит, он же сильный, он привык. Привык делать вид. С последней встречи с Тэхёном прошло чуть меньше недели, а он так и не решил, что со всем этим делать. С Тэхёном. С альбомом. С собой. Ему бы забить на это, положив выбор модели на компетентных специалистов, но он не может. Потому что чувствует, что Тэхён — это то, что подходит ему больше всего на свете. Конечно же, в отношении модели для альбома. Совершенно точно. Но червячок беспокойства денно и нощно грызёт мозжечок, не позволяя сказать «давай». Закончив выступление, Гук расслабленно выдыхает и уходит в гримёрку освежиться и переодеться в наряд попроще, не будет же он танцевать в строгом костюме, который сковывает каждое движение? Это частая практика, после торжественных частей устраивать вечеринки. В этом же особняке было специально отведенное для ночных тусовок помещение. Удобно. Спустившись на зов громыхающей музыки, Чонгук толкнул двойные двери обеими руками и вошел в импровизированный «клуб». Удивительно, тут были даже официанты, быстро снующие мимо веселящейся толпы. Помещение уже было знатно задымлено, стробоскопы ослепляли, а алкоголь лился рекой. Чонгук не был любителем подобного рода увеселений, но сюда он пришел совсем не за этим. Ему нужен Тэхён. Только чтобы объявить кое-что. Чонгук повторяет раз за разом, что он тут только из-за дела, и никакой личной заинтересованности. Точно. Выждав несколько секунд и найдя взглядом нужного человека, Чонгук начал пробираться сквозь толпу, неотрывно глядя в пшеничный затылок. Подойдя к парню вплотную, Гук не спешил раскрывать себя. Двигаясь в такт популярным мелодиям, он легко опустил ладонь на чужую шею, провел по бьющейся жилке, а вторую ладонь опустил на изящную талию, скрытую под тканью шелковой рубашки. — Тэхён, нам нужно поговорить, — шепнул на самое ухо. — Знаешь, Гукки, в ночные клубы взрослые мальчики приходят совсем не за разговорами, — Ким хихикнул, и, похоже, даже не удивился такому партнерству, ритмично продолжая покачиваться под бит бездушной электронной музыке. Чонгук резко разворачивает парня к себе, прихватывает подбородок Тэхёна и всматривается в его зрачки. Недовольно хмурится и отстраняется. — Ай, придурок. Совсем не так нужно обращаться с милыми мальчиками. — Тэхён, — строго, прямо в глаза напротив. — Прекрати этот цирк. — У-у, па-а-апочка зол на свою детку, — томно, на самое ухо, прижавшись острым подбородком в плечо. — Пойдем, — Чонгуку не нравится такой Тэхён. Слишком манерный. Слишком развязный. Неправильный. Чонгук резко хватает разморенного Тэхёна за запястье и выводит его в пустынный сад, находящийся на заднем дворе особняка. Звёзды сияют над головами, ни облачка на небе, а Тэхён, идущий рядом, трется как кот, налакавшийся валерьянки, тянется губами к шее, ласкается. — Тэхён, перестань! — Чонгук останавливается и отстраняется. — Больно надо было, мудак, — Тэ обиженно отшатывается, нервно дергает плечом и отворачивается. — Тэхён, посмотри на меня! — В голосе у Чонгука лишь сталь. Его таким не проведешь, — Какой же ты все-таки ребёнок, - Гук едва заметно усмехается, глядя на абсолютно спокойное лицо парня. Он прижимает его к себе, вдыхая знакомый запах горького шоколада, коньяка и вишни. И тихо шепчет: - Хреновый из тебя актер, детка-а, - иронично тянет последнюю гласную, выдыхая Тэхёну в шею. — Да ты… Мудак одним словом! — ему только истерического притопа ногой не хватает для еще большего сходства с капризным ребёнком. — Заносчивый музыкантишка! Чтоб ты знал, у меня таких, как ты, целых… — он начинает вырываться из стальных объятий Гука, попутно не забывая хаотично махать кулаками. — Это же совсем не ты, Тэ. Не тот, — он вновь обнимает этого мягкого, потерявшегося мальчика. Невероятного, самого непредсказуемого и нужного человека в своей жизни. Утыкается носом в макушку и дышит. Полной грудью. Наконец-то. Затянувшееся молчание нарушает тихий, отчаянный всхлип. Чонгук вздрогнул и аккуратно отстранил Тэхёна от себя, внимательно вглядываясь в его лицо. Мгновение. Время застыло, вместе с капельками слез в самых уголках глаз напротив, а Гук просто смотрел, наслаждался, чувствовал. И так захотелось стереть эти крохотные капельки-росинки с чужих глаз, убрать напоминание о чужой боли. — Я не плачу, это просто соринка в глаз попала! — Гук усмехнулся, но ничего не ответил, присаживаясь на стоящую рядом скамейку, — О чем ты хотел поговорить? — Ким всхлипнул судорожно и втянул голову в плечи. — О контракте, — глаза напротив полыхнули интересом. — Снимешься для моего альбома? — звучит оглушающе громко в образовавшейся тишине. На чужом лице заиграла яркая и завораживающая улыбка. Ослепила и сняла напряжение. Чонгук заулыбался в ответ, чувствуя поразительную лёгкость во всем теле. И даже такая резкая смена настроения не насторожила его. Любовь слепа. — Я ещё подумаю, — и хитрый прищур карамельных глаз в ответ. Чонгук притягивает Тэ к себе на колени, принимаясь щекотать строптивца. Звонкий смех двух взрослых и успешных молодых людей нарушал безмолвие пустынной улицы, окрашивая ее в яркие охристо-оранжевые цвета. Вдруг Тэхён порывисто обнимает Чонгука за шею, прижимается виском к виску, шепчет короткое «да» и замолкает. Сколько они так сидели, обнявшись, в абсолютной тишине сидя под звездным небом, прислушиваясь к дыханию и биению чужого сердца, никто из них точно бы не сказал. Это было интимно, нежно, правильно. Это была их тайна. — С тобой уютно молчать, знаешь, — в голосе скользнула хрипотца. — У меня никогда не было человека, с которым я мог бы помолчать, — Тэхён улыбался, а его лицо освещал только тусклый свет фонаря. — Может, это судьба? — Пф, тогда она самая подлая женщина в мире. — Почему? — Потому что у тебя самый ужасный в мире вкус в одежде! Не подходи ко мне, невежда! — и, противореча своим словам, он теснее прижимается к чужому телу. — Какой же ты все-таки несносный, — Чон оставляет едва-ощутимый поцелуй на шее. — Тем не менее, я твоя маленькая детка, — в глазах напротив искрится озорство. Гук склоняется и вовлекает свою детку в чувственный и самый нежный поцелуй в своей жизни.***
Провернуть ключи до упора, до натуженного скрипа замка, отдающего щелчком по нервам. Вот ведь удивительный человеческий организм: секунду назад ты порхал в небесах, думая, что ты на пике блаженства, а сейчас ты заходишь в пустую, чуждую квартиру. Одиноко. Всегда было. Не включая свет, переступить порог и с громким выдохом, словно желающим прогнать тягостные мысли, небрежно бросить ключи на обитый кожей пуфик. Тишину квартиры разрывает трель мобильного, вибрирующего в кармане легкой ветровки. Тэхён медленно тянется за ним, проводит пальцем по дисплею, и прыгает в омут своих стенаний. — … — Я… я просто больше не могу так, мне плохо, — с надрывом, отчаянно, полушепотом кричит. Слишком резко и очень поздно. Ничего уже не исправить. —… — Будь вы на моем месте, думаете, вам было бы легко? — грустная полуулыбка и тускнеющие с каждым новым словом глаза. —… — Почему я не могу отказаться, — голос срывается, дрожит, словно колосок ржи во время сильного ветра. — Боже, я так больше не могу! Не могу! — … Парень сидит неподвижно, вглядывается в темноту перед собой и почему-то совсем не видит света. Одинокая солёная капля, собираясь в уголке, медленно стекает по щеке. — Хорошо, я понял, — безэмоционально отвечает и кивает самому себе. Звонок сбрасывают, а телефон обжигает руку. Обжигает нервы. И, кажется, сердце. Он отбрасывает телефон в сторону, обхватывает острые коленки руками, утыкаясь в них носом. В темноте дорогой квартиры в центре Сеула сидел одинокий и разбитый мальчик, не замечая мелькнувшего в углу дисплея телефона: «Надеюсь, ты в порядке. Ч.» В квартире ярко светила слеза, упавшая на черный деревянный пол.