Ибо сильна, как смерть

Из лепрозария лжи и зла Я тебя вызвала и взяла… М.И. Цветаева «Раковина»

У реанимационной капсулы была прозрачная крышка, через которую всё было отлично видно. Внутри, как в хрустальном гробу, неподвижно лежал юноша в мундире Иллюминатов и даже в сапогах. Увеличив изображение на экране, Мефисто Фелес показал крупным планом значок экзорциста, приколотый ему на грудь. Смысл этого пока ещё живого послания был абсолютно ясен. Незримо засевший в сердце наконечник чёрного копья в сотый раз мучительно дёрнулся, пронзив Идзумо болью. Рендзо всё-таки доигрался… Доигрался, что б его! Ноги внезапно ослабели — ей пришлось приложить усилие, чтобы устоять и не рухнуть на пол прямо у всех на глазах. Но остальные были так потрясены свалившимся на них несчастьем, что никто, кажется, и не заметил, как Идзумо на миг пошатнулась. — Сейчас Шима-кун находится в госпитале при Токийском отделении Ордена. Им занимаются лучшие врачи, — так, словно это могло кого-то успокоить, сообщил Мефисто. Его слова доносились до Идзумо как через слой ваты, хотя он стоял всего в паре шагов от неё. Щёлкнув пультом, Мефисто повернулся к ним легко и плавно. Как ни старался он придать своему лицу подобающее выражение, в его взгляде всё равно сквозило сдержанное любопытство: «Ну, и что вы теперь будете делать?» Идзумо опустила глаза, чтобы не видеть прямоугольник экрана, с которого исчезла фигура Рендзо: слишком уж его чёрная пустота напоминала могилу. В гладком блестящем паркете расплывчатым пятном отражался свет хрустальной люстры. У Сугуро, стоявшего рядом с ней, задрожали руки. Но он тут же сжал их в кулаки — большие и злые, от которых не поздоровилось бы любому. Одним рывком он преодолел расстояние, отделявшее его от Мефисто. Однако Сугуро даже не успел толком замахнуться, как между ним и совершенно не шелохнувшимся демоном встал Рин. Страшно побледневший, как Шима в иллюминатской капсуле, он загородил собой Мефисто и перехватил руку, занесённую для удара. Тихим хриплым голосом, какого Идзумо у него ещё не слышала, Рин сказал: — Ты этим никому не поможешь. — Зато душу отведёт — оставь его, Окумура-кун. Двусмысленно мягкие, спокойные интонации Мефисто никогда не позволяли угадать, сколько слоёв смысла таится за ними: то ли он действительно позволил бы себя ударить, то ли был уверен, что Рин, как по нотам, сыграет привычную ему роль защитника. Краем глаза Идзумо заметила, как вернулся на полшага назад, тоже кинувшийся было к ним Окумура-сенсей. — Бон, не пачкай руки! — неожиданно вмешался Мива. В его голосе было столько презрения, что Идзумо невольно обернулась к нему. Конекомару, обычно робкий и вежливый, забавный с этими своими торчащими ушами и округлыми очками — сейчас он был воплощением ненависти и, казалось, даже стал выше ростом. — Для него, — Конекомару указал на Мефисто, — мы всегда были только марионетками! Он и сейчас всё просчитал наперёд и хочет от тебя легко отделаться. Не играй больше по его правилам, Бон! Подбородок у Конекомару заметно подрагивал, но он держал себя в руках и говорил абсолютно чётко. Рядом с ним, зажимая рот обеими руками, беззвучно давилась слезами Шиэми и смотрела на него с жалостью и ужасом. Мефисто не возражал и не оправдывался. Он только склонил голову набок и улыбнулся одним уголком рта, пристально разглядывая Миву, как будто увидел в нём что-то новое. Конекомару бесстрашно выдержал этот взгляд: боль утраты придавала ему мужества. Которой уже утраты в его жизни! Которой в её! Вняв словам друга, Сугуро дёрнул плечом, высвобождая руку из захвата, и Рин широко развёл ладони, показывая, что больше не удерживает его. Идзумо не могла видеть взгляд Сугуро, но ей не понравилось, как резко он отстранился от Окумуры, будто оттолкнул его. Рин взглянул на него немного озадаченно, но отошёл в сторону. — Я хочу увидеть Шиму своими глазами, — потребовал Сугуро, а Мива согласно кивнул. — Сожалею, но в данный момент это невозможно, — вежливо отказал Мефисто и, предупреждая возражения, добавил: Наши медики пока не знают, какие сюрпризы от Иллюминатов могут находиться в теле Шимы-куна. Я не могу рисковать и вашими жизнями тоже, допустив вас к нему сейчас. Позже, когда всё прояснится, вы сможете навестить друга. Но в любом случае первыми это право получат его родители. — Яодзо-сама, — сокрушённо пробормотал Конекомару. Сугуро сгорбился, словно на его широкие плечи положили новый груз. Наверняка, он чувствовал вину перед родителями Шимы: у них, в Киото, всё было так сложно устроено! Вроде бы Шима должен был защищать будущего главного священника школы Мёо Дха. Но в действительности это Сугуро пытался всё взвалить на себя и всех защитить. Идзумо даже представить себе не могла, как он посмотрит в глаза родителям и братьям Рендзо. Её саму тоже придавило невидимой каменной плитой. Снова было трудно дышать, как тогда, в плену. Отпустившее было ощущение опасности и близости смерти опять затопило душу стылой водой. Никуда оно и не уходило, просто подёрнулось корочкой льда, как река перед зимой. Один неосторожный шаг, и её хрупкое спокойствие дало трещину, а на поверхность хлынули злость и страх. Рендзо снова перевернул вверх дном слабое подобие порядка, которое она успела навести в своих мыслях за прошедшие недели. Он вспомнился весь и сразу: узкие и сильные запястья, волосы, яркие до рези в глазах, вечная улыбка, с которой он на неё смотрел, и взгляд, будто бы ласковый и весёлый, а на деле непроницаемый, как отсвечивающее в закатных лучах оконное стекло. С той же деланной беззаботностью он пытался обращаться с Идзумо в плену, и по его глазам никак нельзя было понять, почему он так жесток, почему предал её. А теперь и спрашивать об этом было некого. Позади вдруг распахнулась двойная дверь, и к ректору стремительно, но без суеты, подошёл его личный секретарь Белиал. Он вполголоса о чём-то доложил, покосившись при этом на учеников-экзорцистов. Мефисто выслушал его, на миг прикрыл глаза, размышляя, а потом решительно приказал: «Проси их сюда через десять минут». Белиал, сделав почти незаметный поклон, удалился в приёмную и плотно закрыл за собой створки двери. — Вам, ребятки, придётся немного подождать, — объявил Мефисто и, подняв указательный палец к потолку, описал в воздухе круг. Повинуясь его жесту, большое вертикальное зеркало, висевшее у двери, вдруг отделилось от массивной рамы и повернулось боком, открывая проход в потайное помещение. Оттуда виднелась лишь светлая стена. — Но… — начал было Рин и не успел закончить фразу, потому что в тот же миг, Мефисто вытурил их в зазеркалье одним небрежным движением ладони, будто крошки со стола смахнул. Зеркало бесшумно встало на место, и они оказались в пустой комнатке с белыми стенами и единственным выходом, через который попали сюда. — Эй! Что за хрень? — синхронно возмутились Сугуро и Рин. — Ой, мамочки! — испугалась Шиэми и взялась за край рукава Идзумо. «Нашла у кого искать поддержки», — подумала она, но руку не отдёрнула. Сугуро первым опомнился и кинулся ощупывать дверь, вероятно, в поисках механизма, который её открывает. Рин склонился рядом, Мива попробовал поддеть дверь ногтем. Но гладкое полотнище впритирку прилегало к косякам, не оставляя им ни малейшей надежды выбраться отсюда самостоятельно. Недоумевая, почему ректор запер их здесь, Идзумо обернулась, чтобы осмотреться, и встретилась взглядом с Окумурой-сенсеем. Он один невозмутимо молчал и кивком указал ей на дверь-зеркало. Её поверхность подёрнулась дымкой, будто стекло запотело, но через несколько секунд она стала рассеиваться. Удивлённым ребятам открылся вид на кабинет ректора. Мефисто быстрыми пассами преображал комнату, готовясь к приёму гостей. Он уже успел убрать из интерьера всю позолоту и вычурную европейскую мебель. Свет стал мягче, пол покрыли циновки, а на них встали чайные столики тёмного дерева. Хозяин кабинета преисполнился скорбного достоинства и поприветствовал вошедших низким поклоном. — Подвиньтесь, — потребовала Идзумо у Рина и Сугуро, которые застыли прямо перед дверью, практически закрывая обзор всем остальным. Когда они посторонились, Идзумо увидела, что важные посетители, ради которых их внезапно выгнали — это родители Рендзо. Осторожно взглянув на Сугуро, она заметила вертикальную складку между бровями, перечеркнувшую его лоб. Не отрывая взгляда, он смотрел на старшего Шиму и его жену, которые, возможно, ещё не знали, что случилось с их сыном. Мефисто тоже опустился на пол одновременно с родителями Рендзо, но не сел, а неожиданно простёрся в покаянной позе. — Ничто не может искупить моей вины перед вами, — сказал он, не поднимая лица, — но я должен принести извинения, пусть и бесполезные. Мать Рендзо смотрела прямо перед собой в пол. Не обращая внимания на слова и действия Мефисто, она спросила: — Что с моим сыном? Мне никто ничего толком не может сказать! Ответьте мне… — Сэр Фелес, извинения в самом деле ничего не исправят, — прервал её муж. — Достаточно этого… Он замялся и сделал неопределённый жест, не решаясь прямо назвать спектаклем самоуничижение своего начальника. Но Мефисто понял его правильно и сел прямо. Он отрывисто вздохнул и оттянул шейный платок, пытаясь его ослабить. Идзумо показалось, что всегда уверенный в себе ректор занервничал. Хотя и эти жесты могли быть заранее срежиссированным выступлением. — Увы, я пока сам не знаю точно, что с Рендзо-куном, — уже более деловым тоном произнёс Мефисто. — Он находится в руках наших медиков с сегодняшнего утра, с тех пор как его передали нам. За это время, насколько мне известно, он не приходил в себя и не реагировал ни на какую стимуляцию. Яоздо Шима практически заслонял собой жену, поэтому Идзумо не видела её реакции. Сам он сидел опустив плечи, оцепенев, как бабочка поздней осенью. Когда Мефисто сообщил о состоянии Рендзо, лишь его правая рука чуть приподнялась и сразу же бессильно упала на пол. Идзумо в тот миг показалось, что она снова заглянула в мёртвые глаза своей матери. Рано или поздно между ней и каждым из тех, кто был ей дорог, вставала непреодолимая стена. Стучи, колотись об неё, сбивая в кровь ладони и локти — ничего не выйдет, потому что смерть не отменить, а память не вернуть. Горький жест Яодзо говорил о том, что и ему уже было известно заранее, как тщетно сопротивляться отчаянию. — Мы вынуждены просить вас подождать до окончания предварительного обследования, — Мефисто опять понизил голос, — прежде чем вы сможете увидеть сына. Полагаю… — Когда? — неожиданно перебила его госпожа Шима. — Когда меня к нему пустят? — Надеюсь, уже сегодня вечером. — Я хочу забрать его домой как можно скорее, — твёрдо заявила она. — Но, дорогая, в больнице его… — заговорил было Яодзо. — Хватит с меня экзорцистов и их больниц! — тихо, но гневно отрезала госпожа Шима. — Экзорцизм сожрал двоих моих сыновей — достаточно. Больше моя семья не будет иметь с этим дело! Яодзо потрясённо обернулся к жене, собираясь возразить, но его опередил Мефисто: — Отказаться от помощи Ордена — ваше право, — понимающе кивнул он. — Но я призываю вас не спешить с этим решением. В госпитале при Киотском отделении всегда будет зарезервирована палата для Рендзо-куна. В любой момент вы сможете обратиться за консультацией к специалистам. Прошу вас, не отвергайте моё предложение, не обдумав его хоть немного! — он умоляюще прижал руки к груди Вся ярость, которую госпожа Шима уже была готова обрушить на своего мужа, досталась Мефисто. — Вы уже и палату ему подготовили? — высоким прерывающимся голосом спросила она. — Заранее поставили крест на моём мальчике? Шиэми тихо ахнула, услышав это. Позади кто-то судорожно втянул воздух, пытаясь сдержать рыдания — Идзумо сделала вид, что не слышит. — Если вы думаете, что этим купите моё прощение, то ошибаетесь. Я всю жизнь буду вас ненавидеть и сделаю всё, чтобы больше никто из моих родных не служил вам, — пообещала мать Рендзо. — Мои дети вам не расходный материал! Не заботясь больше о соблюдении приличий, госпожа Шима первая встала на ноги. Не дожидаясь мужа и не попрощавшись с Мефисто, она направилась к двери. — Прошу прощения, моя супруга не в себе от горя, — пробормотал Яоздо. — Мы обсудим ваше предложение и… дальнейшее сотрудничество с Орденом. Неловко поклонившись, он поспешил вслед за женой. А Мефисто так и остался стоять в центре кабинета. Скрестив руки на груди, он о чём-то размышлял и словно позабыл о запертых в зазеркалье учениках. — Чёрт! — Сугуро не выдержал и стукнул кулаком по двери. — Пусть только выпустит нас! В этот раз не вздумай меня останавливать, Окумура! — Хочешь кому-то врезать, — вот он я, — мрачно сказал Рин. — В конце концов, это всё моя вина. — Ты-то тут при чём? — раздражённо спросил Сугуро. — Если бы я был сильнее, — Рин заговорил громче, — если бы я смог его побить, мы бы забрали Шиму с собой! Заставили бы пойти или вырубили и унесли на себе — да как угодно, но забрали бы! А так он остался у Иллюминатов… — Тогда это я должен был его победить! Идзумо невольно оглянулась на зеркальную дверь — Мефисто отвернулся к окну и, кажется, их не слышал. Рин и Сугуро продолжали спорить, перекрикивая друг друга. — Ты ария и не можешь сражаться с рыцарем на равных! Что ты мог сделать? Выстрелить в него из базуки и угрохать? Это я… — «Я»! «Я»! Вечно ты всё берёшь на себя! Да если бы не Мефисто, он бы вообще туда не попал! — надрывно доказывал Сугуро свою правоту. Ему нужно было найти виновного, выплеснуть свою боль и злость, и потому он кидался на первого, кто подвернулся под руку. И если Мефисто просил прощения только у родителей Рендзо, но не у его друзей, то Рин — совсем иное дело. Его даже обвинять не нужно было — он с готовностью подставлялся под удар. Но ни Сугуро, ни Рин никак не хотели понимать, что на самом деле… — Шима пошёл туда сам. Он сам так решил, — сказала Идзумо наконец. — А Мефисто воспользовался его решением для своих целей. Вы оба ничего могли с этим поделать. Сугуро обжёг её сердитым взглядом, набрал воздуха в лёгкие, чтобы возразить: — Камики, ты… — он оборвал себя на полуслове и угрюмо отвёл глаза. Сама не понимая почему, она вдруг начала оправдываться: — Что? Я этого не хотела! Не хотела, чтобы всё кончилось так! Шиэми положила руку ей на запястье. Рукав у неё был весь мокрый. — Никто тебя не винит, Камики-сан, — сказала она и всхлипнула. — Сугуро-кун, скажи ей! Мы не должны сейчас ссориться! Сугуро устало посмотрел на заплаканную девушку, потом вздохнул и уже спокойнее сказал, глядя в сторону: — Да, конечно. Ты права, Морияма-сан. Ему нужно будет много времени, чтобы смириться с мыслью, что Рендзо отправился к Иллюминатам добровольно. Азарт, любопытство или честолюбие — что-то заставило его рискнуть жизнью и попытаться узнать больше об этой загадочной организации. Теперь, когда Рендзо был всё равно что мёртв, когда шансов на его выздоровление было мало, говорить, что он сам выбрал этот путь было слишком жестоко. Напрасно она влезла со своим мнением. — Прости, Сугуро, я… Мне жаль, что с Шимой случилось такое, — выдавила из себя Идзумо. — Хоть я и злилась на него, но зла ему не желала. — Да знаю я, знаю, — отозвался он и, опёршись локтем на дверь, потёр лоб ладонью. Сугуро с трудом удержал равновесие, когда дверь из зазеркалья внезапно повернулась. Как ни странно, он не бросился сразу же на Мефисто, а вышел и встал, сунув руки в карманы. Остальные тоже смотрели кто растерянно, кто подавленно. Идзумо хотелось только поскорее уйти к себе. Ей уже было невыносимо находиться у всех на виду: своё горе она хотела прожить с минимумом свидетелей. У Мефисто пиликнул телефон, оповещая его о приходе важного сообщения. Взглянув на экран, он сказал: — Медики только что доложили, что по результатам обследований у Шимы-куна все внутренние органы, кроме мозга, пока работают нормально. Это хорошая новость. — Они уже могут сформулировать хотя бы предварительный диагноз? — спросил молчавший до сих пор Окумура-сенсей. — Увы, пока нет, — ответил Мефисто. Казалось, он чего-то не договаривал и смотрел при этом на неё одну. Идзумо стало не по себе. Мефисто как будто хотел сообщить что-то ей лично или ждал от неё чего-то. Но, видимо, не дождавшись, он легонько хлопнул в ладоши: — Что ж, всё, что я мог вам рассказать, вы слышали сами. Думаю, что завтра вам разрешат навестить друга. Вот телефон его врача. Окумура-сенсей, позвоните ему утром и спросите, когда можно будет прийти. Двери у них за спиной отворились, намекая, что приём окончен. Сугуро вышел первым, Мива за ним, остальные всё же вежливо попрощались. У выхода Идзумо обернулась и снова встретила внимательный взгляд Мефисто, обращённый на неё. Теперь она была почти уверена, что ей нужно поговорить с ним один на один.