Эгоисты

Локи бежит по просторному коридору, увешанному канделябрами и пышными шторами, в спину свободно дует ветер. За плечами слышатся крики погони, но Локи наплевать — его рыжий волос развевается, словно красный флаг, а в голове сидит назойливая мысль — «Если не убежать сейчас — потом поймают, и будет только хуже!». Локи сворачивает за угол, пролетает на скользкой подошве сапог пару метров вперед и упирается жилистыми худыми руками в каменную жесткую стену, позади крики погони заставляют его обернуться, и Локи, в зеленом прищуре сузив глаза до щелок, пыхтит, пыхтит, пытаясь вспомнить нужное заклинание. Скудное освещение коридора заставляет его думать судорожно и лихорадочно биться от короткой истерики — Локи пытается сообразить, что применить лучше, что выкрикнуть лучше, уже чувствуя на запястьях металл оков… — Uno de mari wayni! — кричит он из последних сил, и каменная стена тает под жилистыми руками, как плавленое мороженое — Локи проваливается во мрак, окруженный подвываниями неизвестно откуда взявшихся волков. Кровь стучит в висках, руки потеют, а сырая спина неприятно липнет к кожаной накидке, Локи кричит от набежавшего в миг страха и старается понять, куда падает, точно не помня, верно ли ему удалось выкрикнуть заклинание, и вообще, верным ли оно было в сути своей… Темнота держит Локи в напряженной тишине несколько бесконечно долгих мгновений, но Локи точно знает, что не мог попасть в никуда: он ощупывает руками, как ему кажется, стены вокруг, и понимает, что место, где он оказался, ему не знакомо — в приступе паники Локи чиркает огнем на ладонях и снова кричит, когда легкая вспышка освещает чьи-то клыки и человеческое тело. Локи вопит так, что в ушах у него самого изрядно звенит, но все же он продолжает бежать, бежать прочь — подорвавшись с места, Локи разжигает руками целый полыхающий костер зеленого пламени, ритуального огня, который, искрясь и шипя, жжет ладони и больно впивается в кожу. Локи бежит туда, где, как ему кажется, чудовище не достанет его, но впереди мелькает лишь туман и бесконечная чернота — Локи теряет ориентир к движению и, сходя с ума, понимает, что попался в ловушку. Он бежит бог знает сколько времени, но, в конце концов, оказывается лишь в еще одном сгустке мрака — вокруг не видно на метр, свой нос едва-едва можно потрогать, и Локи, щурясь, оглядывается по сторонам, замерев на месте. — Тут есть кто-нибудь? — не смело спрашивает он с долей осадка в голосе. В ответ ему гробовая тишина не расходится воем волков или стрекотанием ночных птиц. Локи лихорадочно оборачивается то через плечо, то за свою спину, но не видит ничего, кроме мрака — вокруг пусто и спокойно. — Тут есть кто-нибудь?! — уже громче повторяет Локи, начиная раздражаться: и куда же его кривые руки привели его на этот раз? Молчание вокруг начинает нагнетать, Локи чувствует приход панической атаки и млеет, присаживаясь на корточки. Эффектная мгла окутывает его свежей большой пеленой с ног до головы, и Локи сглатывает, обхватив себя тонкими руками. — ТУТ ЕСТЬ КТО-НИБУДЬ?! — вопит он из последних сил, пытаясь понять, как далеко смог убежать и близко ли где-то рядом бродит чудище с головой волка. Через пару минут ожидания Локи подскакивает на месте: — Чего раскричался, бес шаловливый? — Локи с новыми силами крутит головой из стороны в сторону, но до сих пор не может найти источника шума: он заставляет зеленый огонь вспыхнуть на ладони с новыми силами и закрутиться в большой зеленый шар, который, словно фонарь, освещает все вокруг — Локи понимает, что находится здесь не один. — Кто здесь? — с опаской спрашивает он, выдыхая с тяжестью и покорным страхом перед неизвестным. — Я, — отвечает мрак, и Локи сдавленно пищит, пока зеленый огонь и его языки не могут выхватить из темноты ни единого человеческого или божественного силуэта. — Кто ты?! — кричит Локи, ощущая нарастающее напряжение спиной. Капли пота прокатываются по лбу, Локи думает, что шалость в асгардском замке зашла слишком далеко: пора делать ноги, а там как Бог на душу положит — Локи взмахивает рукой, нахмуривши рыжие брови. — Uno de mari ai weni! — кричит он, и тут же перед его зелеными глазами вспыхивает, словно извержение вулкана, мелкий портал, который, поискрившись пару секунд, тут же гаснет и усыхает, как одежда после стирки. Локи не понимает, что произошло, пялится на свои руки и черноту, которая окутывает его с ног до головы снова, а между тем злобный коварный смех, отражаясь от невидимых стен. — Глупец, — смеется плавный бархатный бас, и у Локи внутри все сжимается от страха. Он с визгом, совсем ему свойственным, вскакивает на ноги и, оборачиваясь по сторонам, выставляет вперед выхваченный из-за пояса кинжал. — Не подходи! Не подходи ко мне! — вопит он тоном маленького обиженного ребенка. Его черная тень во мраке светится зеленым контуром. — Мне необязательно подходить к тебе, чтобы убить тебя, — смеется мрак, и Локи скалится, скрипя острыми белыми клыками. — Покажись! — рычит он явственно и самозабвенно. — Покажи-и-ись! Но темнота вокруг не рассеивается, а кинжал в руках Локи начинает плавиться, раскалившись металлом до предела, словно кусок шоколада в зажатой руке. Локи отшвыривает кинжал в сторону, с отвращением и страхом всматриваясь в переливы желто-оранжевых всполохов раскаленного лезвия, а мрак словно подползает ближе. — Кто ты такой? — спрашивает низкий голос, и Локи рычит, осязая врага на расстоянии вытянутой руки. — Твоя смерть! — кричит он, совсем не пользуясь умом, и вспышка света на короткий миг освещает все вокруг: Локи понимает, что рядом с ним нет никого и ничего, кроме высокого стоящего мужчины в синем плаще — его черный волнистый волос лежит до самого пояса водопадом, а зеленые узкие глаза светятся неприязнью. Локи снова оказывается во мраке, когда заклинание его исчезает. — Глупец, — снова повторяет незнакомец, и Локи чувствует, как темнота обволакивает его голые руки, заставляя прижать их к телу по швам. — Ты не знаешь, с кем играешь! — у незнакомца голос низкий и совершенно потрясающе устрашающий. Локи чувствует, как дрожат его сильные молодые колени, но все же рвется не показывать своего страха. — Как посмел ты обратиться ко мне с огнем своей жалкой магии?! — незнакомец взмахивает рукой, его темный силуэт делает это, и Локи падает на спину, но тут же рвется встать на ноги. — Кто ты такой?! — скрипит он, словно старая ржавая велосипедная цепь. — Если ты не перестанешь вести себя, как маленькая напуганная девочка, то Я стану твой смертью, — незнакомец обходит Локи по дуге, смотрит прямо в его глаза, и Локи чувствует, как внутри живота в мерзкий ком заворачивается тугая пружина тревоги. — Назовись! — Локи требовательно топает ногой, но тут же уворачивается от всполоха черной россыпи магии, пролетевшей мимо уха и подпалившей его рыжие волосы. — Меня зовут Морок… — ползет по тьме таинственный шепот, и Локи ежится от повеявшего ветерка. — Меня зовут Локи! — с гордостью он выпячивает грудь грудь колесом, но не называет себя «богом», потому что понимает — его противник и сам мог об этом догадаться. — Кто ты такой и как попал сюда? — Морок щурится, в осветившейся мгле его черный кудрявый волос колышется от каждого движения и вздоха. Локи затаивает дыхание. — Я бог, — Локи поворачивается вслед за Мороком, который обходит его по дуге. — Бог чего? — Морок останавливается и заносит руку, отчего Локи тут же принимает защитную стойку. — Бог страха? Бог истерик? — Бог лжи, — чувствуя ребенком в присутствии мрачного и таинственного Морока, говорит Локи с обидой. — Бог коварства. Бог, который может надрать тебе задницу… — шипит он из последних сил, когда Морок снова начинает обходить его по дуге. — Как ты жалок, — Морок снова смеется своим гомерическим хохотом, по спине Локи бегут неконтролируемые мурашки. — Что ты можешь? Показывать фокусы для верховных богов? — Морок усмехается, а Локи злится, кусая тонкую губу: чтобы его, принца Асгарда, Бога, лучшего бога во всем скандинавском пантеоне!.. — Я могу лгать… — Локи вдруг включает свой мозг, и силуэт его меркнет, словно тающий дым. Морок смотрит на то, как Локи постепенно испаряется прямо у него на глазах, усыхает и становится невидимым. — Чушь! — резким взмахом руки Морок обличает лучшую маскировку Локи: с глазами по пять копеек тот таращится на него, разводя руки в стороны в каком-то беспомощном жесте. — Кто ты такой?.. — шепчет Локи прежде, чем окончательно погружается во тьму, упав на землю. Морок загадочно смеется, пока все веселье постепенно не сходит на «нет». — Я бог… — говорит он, возвышась над бездыханным телом Локи. — А ты жалкая сошка, мальчик… Локи просыпается с нестерпимой головной болью, мало соображая, что происходит вокруг — все его тело покрыто етунской голубизной, а значит, температура вокруг не меньше ноля градусов — Локи осматривается, вертя головой из стороны в сторону: на километры вокруг раскидывается белая пустыня снега и деревьев с заледенелыми ветвями — вот так новость! Локи ловко вскакивает на ноги и идет вперед, пока под ногами от каждого шага приятно, но настораживающе скрипит снег — Локи ступает с легкостью и непринужденностью, слабо представляя, где мог очутиться — вокруг него лишь высокие деревья-исполины, ели, елки, пихты, сосны, березы… Все они, видно, застывшие в корке льда, были безбожно накрыты шапками снегопада — Локи с затаенным дыханием наблюдает за паутиной веток, которая росчерком молнии проносится у него над головой, когда он поднимает взгляд: мертвая природа под покровом зимы и вечного холода кажется Локи потрясающей картиной, и он с восторгом, даже чуть чувствуя себя в своей стихии, идет вперед — снежный лес таит в себе массу вопросов и загадок, которые Локи предстоит разгадать. Как только он неаккуратно прокатывается подошвами своих кожаных сапог по льду, припорошенном снегом, с верхних веток елей на него тут же обрушивается водопад острых, как бритва, сосулек — Локи уворачивается с грацией, голыми плечами падая в сугроб. Он тяжело учащенно дышит, великолепие заснеженного неизвестного леса начинает нагонять на него благоговейный страх. Стряхивая со все еще голубоватых плеч снег, Локи мерно встает на ноги и, оглядевшись, смекает, что к чему — беззвучно наколдовав себе на ногах остроносые коньки, он эффектно скользит вперед, высекая по льду замысловатые пируэты и загогулины. Через час таких разъездов и катаний Локи видит впереди нечто совершенно отличное от белого леса — белесый туман, который, думает Локи, что-то непременно собой скрывает после дождя. Пребывая в замешательстве и приятном удивлении от непостоянного климата мест, в которые попал, Локи скидывает с ног коньки взмахом руки, снова оказывается в своих сапогах и припускает изо всех сил вперед — по сугробам и заледенелой колее, там, где еще не ступала нога Бога, Локи бежит и бежит вперед. В туман он врывается с громким свистом ветра в ушах и тяжелым дыхание в легких — и снова вокруг него, как и вчера, не оказывается ничего и никого: Локи начинает оглядываться по сторонам, даже пару раз кого-то зовет, чтобы удостовериться, что он здесь совершенно один — никто ему не отвечает. Не слышно не клекота птиц, не воя волков, ни голосов человека — Локи останавливается и, держась за виски, лихорадочно вспоминает, как вчера мог потерять сознание. До того, как Морок вырубил его каким-то неизвестным мором, Локи вспоминает, что пытался создать портал — он взмахивает рукой, и перед ним, искрясь зелеными языками пламени и магии, развергается дыра в его мир, которая, тем не менее, исчезает спустя пару мгновений — Локи снова оказывается в голимой и звенящей тишине. — Какого черта?! — восклицает он с недоумением и непониманием. — Почему портал исчез?! Что за дыра?! — его негодованию нет предела. — Опять ты шумиш-ш-ш-ш-шь… — ползет по полу, и Локи узнает этот голос — он смотрит в туман, в котором обрисовывается статная фигура Морока: его синий плащ через вихры тумана проступает нечетко, но вскоре Морок выходит прямо к Локи, и кажется, будто туман с почтением дает ему шанс показать себя. Морок стряхивает с волос утренний снег, подобранный в Молчаливом Лесу, и смотрит на Локи в упор. — Я же предупреждал тебя, мальчик, — говорит он. — Где я?! — игнорируя размеренный темп голоса Морока, перебивает Локи. — Что это за место? Почему из какого-то заснеженного ледяного леса я вышел в белую пустоту? — в его зеленых глазах мелькает неподдельная жажда знаний. — Ты в Забвении, мальчик, — тихо говорит Морок, и Локи таращит удивленный взгляд: — Где-где? — он даже прикладывает к уху ладонь, чтобы показать, все верно ли он расслышал. — В Забвении, — терпеливо повторяет Морок. — Это пристанище забытых Богов. Таких, как я и ты, раз ты попал сюда, мальчик, — Морок убирает руки в карманы своего синего плаща и загадочно молчит, смотря на Локи с подковыркой и изучением. — Я попал сюда не по ошибке — меня сюда занесло заклинание телепортации, — Локи воинственно выставляет грудь колесом вперед. — И я все еще предельно не понимаю, что это за место. — Объяснять тебе так ничего не хочется… — устало вздыхает Морок, откинув со лба темные пряди кудрявых волос. — Но, видно, самому тебе ума не хватит догадаться, что к чему, — Локи мудро сносит шпильку, не моргнув и глазом. — Забвение, как я и сказал, это пристанище забытых богов — то место, из которого тебе уже ни за что не выбраться, — Морок показательно зевает, намекая Локи на его глупость. — По ночам здесь мрачно и нелюдимо, боги, как ты знаешь, предпочитают покой, зато днем здесь светло и пусто, как в пустыне. Лес, в котором ты проснулся… — Морок чешет макушку, замявшись в подборе слов. — Я перенес тебя туда в наказание за твои крики в ночной тиши Забвения, — он коротко улыбается. — Тамошняя тишина должна была научить тебя, когда стоит держать язык за зубами, когда стоит просто сохранять мертвое молчание, чтобы быть не рассеченным льдом… — Спас-с-с-с-сибо, — шипит Локи, наморщив нос. — Но что значит — ни за что не выбраться? — опомнившись, спрашивает Локи. — Это значит, что если ты не прекратишь орать, как блажной, то я запросто сверну тебе шею, — Морок показательно хрустит пальцами, сцепив их в замок, и Локи усмехается. — В общем, я намекаю на то, что тебе никуда не деться от Забвения, мальчик, по крайней мере, не навсегда, — Морок миролюбиво улыбается, а Локи фыркает, приготовившись колдовать. — Это мы посмотрим, дедуля, — с надменностью чеканит он и, тоже хрустнув пальцами, начинает колдовать. — Mewi wa sinnara! — развернувшийся портал с зеленым свечением прямо перед его лицом заставляет Морок поморщиться и ухмыльнуться с житейской мудростью. — Беги-беги… — напоследок кидает он в спину убегающему Локи, который исчезает в портале. — Все равно вернешься… Локи с удивленным лицом вышагивает из портала прямо в Мидгарде, на Земле — это многомиллионник, обычный город Нью-Йорк, дневной свет которого встречает Локи с распростертыми объятиями: Локи оглядывается по сторонам — люди проходят мимо него, даже не оборачиваясь, словно он не стоит по среди проезжей части, привлекая к себе внимание своим внешним видом — Локи тут же ретируется в сторону, ныряет в толпу с головой и выныривает в каком-то маленьком богом забытом переулке, чтобы сменить образ: меховая безрукавка с каймой и точеным широким поясом меняется на какую-то неприметную растянутую кофту, штаны остаются на месте, но вместо сапог на ногах появляются кроссовки последней модели — Локи оглядывает себя в отражении молодой широкой лужи и довольно ухмыляется. Напоследок почесав волосы, Локи одним движением заправляет волосы в высокий хвост с косичками и спешит покинуть мрачный переулок — все же день стоит начинать со своих непосредственных обязанностей, и Локи, прекрасно об этом знающий, решает провернуть какую-нибудь гадкую хитрость по настроению: он идет по улице, не всматриваясь в лица людей, но тут ему на глаза попадается совершенно случайно какой-то задохлый паренек — Локи ускоряет шаг, догоняя юнца, и идет с ним почти вровень, чуть сбавив темп своей ходьбы. Паренек, петляя зигзагами, очевидно, пытается от кого-то спрятаться — Локи наблюдает за ним со стороны: руки убраны в карманы, ворот плаща поднят и почти закрывает лицо, на глазах темные очки, парнишка постоянно то и дело оборачивается через плечо, посмотреть, не идет ли кто за ним — Локи растворяется, становясь невидимым, чтобы лишний раз не смущать юнца, и продолжает следовать за ним с хитрым выражением лица. Парнишка сворачивает в безлюдный проулок и быстро кому-то звонит: — Алло, Марк! — почти выкрикивает он в трубку. Локи стоит рядом с парнишкой, буквально дышит ему в спину, пока тот, почесывая левую бровь, смотрит на сырой от дождя асфальт. — Да? — отвечают ему, и Локи уже хочет уйти, не очень-то заинтересованный в каких-то семейных разборках двух друзей, как парнишка выкрикивает полушепотом весьма и весьма интересную фразочку: — Я убил его! Убил! Локи останавливается в полуобороте и поворачивается к парнишке: тот дрожит всем телом, словно осиновый лист, и, кажется, рыдает во все горло. — Убил этого ублюдка! Убил его! — продолжает в трубку кричать он. Локи с лицом змия слушает, что скажет его друг. — Фил, ты шутишь? — недоверчиво слышится с того конца разговора. Локи фыркает: разве похоже на то, что этот Фил его разыгрывает?! Фил снова всхлипывает. — Нет, Марк! Марк! Я убил его! Помоги мне! Что мне делать?! Я не хочу в тюрьму! Марк! — вопит он. — Ну ты и придурок, — фыркает Марк. — Позвони, когда проспишься, несмешная шутка, — он сбрасывает звонок, а Фил стеклянными глазами пялится в кирпичную стену с какой-то отрешенностью и потерянностью во взгляде. Кажется, еще чуть-чуть, и он снова начнет рыдать, но в этот раз много больше и много громче. Локи хмурится: парнишка совершил убийство и не знает, что делать дальше?.. Локи, невесомо хрустнув пальцами, тут же принимает облик рыжего кота и трется о ноги Фила, что-то про себя мурча. — Откуда ты тут, приятель? — утирая слезы, Фил прячет телефон в карман и присаживает на корточки, гладя Локи по загривку. — Потерялся? Я тоже потерялся, приятель… — Локи двигает своим мелким розовым носом и длинными белыми усами, как бы прося Фила рассказать ему больше. — Откуда ты тут? — только и повторяет Фил. — Мяу! — Локи трется о его теплую руку и требовательно топает мягкими острыми лапками по сырому асфальту, проклиная дожди — опять ноги грязными будут, опять придется отмываться. — Я не плачу, приятель, — как-то по-своему истолковав мяуканье Локи, говорит Фил, утирая слезы. — Это просто побочный эффект, паническая атака, я перенервничал, переволновался, — говорит он, на что Локи с подозрением щурит свои зеленые глаза. — Мяу! — снова требовательно мяукает он, ударив крохотной рыжей лапкой ладонь Фила. — Я сам не знаю, что случилось, — говорит Фил. — Просто я вошел в дом как раз в тот момент, когда этот ублюдок, угашенный в хлам, стоял рядом с моей матерью. Он ломал ей пальцы, по одному загибая с нечеловеческой силой, ломал и все говорил: «Ты ничтожество, ты никто. Я ненавижу тебя. Никто и никогда не будет тебя любить, ты бездарна, ты никому не нужна…» — Локи видит, как в уголках глаз у Фила с новыми силами собираются стеклянные слезы, и тут же начинает тереться своей рыжей мордашкой о его ладонь. Фил выдыхает с размеренностью. — Да, приятель, я тоже подумал, что это уже потолок — у меня совершенно случайно оказался пистолет в кармане: неделю назад мне только-только исполнилось двадцать один, друзья подарили травмат, — Фил выдыхает сквозь всхлип. — Я просто сжал рукоять в руке, а палец сам стал нажимать на курки — вся обойма была в голове этого ублюдка… — Фил всхлипывает, беря Локи на руки, и Локи думает, что все эти сантименты сидят у него в печенках, но, раз парню надо выговориться и потискать кота — пусть тискает. Своими большущими зелеными глазами он смотрит прямо на Фила, пока тот прижимает его к груди, и снова требовательно ударяет его мягкой лапкой в нос: — Мяу! — Что я буду делать? — переспрашивает Фил, снова по-своему истолковав мяуканье Локи. — Я даже не знаю, приятель, никто не воспринимает моих слов всерьез. — он выдыхает, а Локи трется о его грудь своей рыжей мордашкой. — Куда деть труп, я не имею ни малейшего представления, как извиниться перед ма-мой… Мама… — Фил снова заходится в рыданиях, а Локи самозабвенно накрывает лапками рыжую голову. В мозгах у Локи зреет определенная степень жалости к этому странному парню по имени Фил, и он решает помочь ему всеми доступными силами, а заодно и извлечь выгоды для себя — добраться до спасительного интернета, как думает Локи, будет очень хорошим ходом, чтобы узнать побольше о Мороке и о том странном месте, где он очутился вчера. Локи спрыгивает на землю и про себя думает, что, ой, ноги придется мыть на несколько раз — грязь на сыром асфальте после дождя его просто изводит, но, тем не менее, Локи мяукает и делает пару шагов к просвету, ведущему к дороге. — Хочешь идти, приятель? Ты от меня уходишь? — Фил собирает брови домиком и снова готовится расплакаться от собственной беспомощности, но Локи, вернувшись к его ногам, упорно толкает своей мордашкой его прямо к выходу. — Что? Что ты хочешь, приятель? — Фил делает пару шагов по направлению к дороге, и Локи с торжеством продолжает. — Хочешь уйти отсюда? Куда ты хочешь пойти? Ко мне домой нельзя — там труп… — Фил запинается и снова начинает рыдать, Локи бы даже закатил глаза, да вот только времени на это совершенно не было — он снова толкает мордашкой ноги Фила, пытаясь вывести его на улицу. Фил, растерянный, стягивает с носа темные очки и, сложив их, убирает в карман и даже опускает ворот своего пальто. — Мяу! — Локи машет хвостом, как толстой рыжей палкой, и Фил смотрит на него пару секунд. — Хочешь помочь мне, приятель? — с недоверием, но все же призрачным лучиком надежды в глазах спрашивает Фил. Локи кивает рыжей головой: — Мяу. — Ты… Ты меня… Ты меня понимаешь? — Фил с недоумением смотрит на громадные зеленые глазищи Локи, пока тот призывно машет хвостом, и Локи снова кивает: — Мяу. — С ума сойти! С ума сошел! — Фил хватается за голову и смеется, как умалишенный человек, но Локи, вздыхая и семеня лапками по сырому асфальту, снова останавливается у его ног: они стоят у большой лужи, и Локи настойчиво мяукает, заставляя Фила посмотреть на свое отражение. — Что, приятель? Что? — не прекращая истерично смеяться, Фил заглядывается на свое отражение и вместо рыжей мордочки кота видит в луже отражение статного рыжего юноши, который смотрит на него и одними губами шепчет: «Я готов тебе помочь»… Фил вопит, но Локи тут же прыгает ему под ноги и протяжно мяукает: — Мя-я-я-я-яу! — словно бы стараясь прекратить пустые истерики Фила. — Да, да, ты прав, приятель, — опомнившись, но все еще не веря своим глазам, говорит спохватившийся Фил. — Нельзя паниковать. Нужно избавиться от трупа. Так ты мне поможешь? — он заискивающе смотрит в зеленые глазищи Локи, и тот с охотой кивает. — Тогда идем! — Фил подхватывает маленькое рыжее тельце Локи на руки и бежит прочь из темного переулка. Пока Фил петляет улицами Нью-Йорка, Локи усиленно думает над тем, что будет делать с трупом, когда окажется в квартире Фила — все-таки и труп нужно куда-то деть! Сжечь его? Утопить его? Но ведь нужно не оставлять следов. Локи хмурится, размышляя… — Мы пришли, приятель… — Фил неуверенно толкает дверь плечом, вваливаясь в какую-то комнату в полуразрушенном бараке: в комнате ужасно воняет спиртом и алкоголем, Локи тут же накрывает розовый нос своими мелкими лапками, и Фил даже улыбается: — Тут всегда так пахнет, приятель… Локи самовольно спрыгивает на пол и идет вперед, в единственную комнату, где горит свет — за столом, лежа на столешнице, сидит уже немолодая, но все еще привлекательная женщина средних лет. Локи коротко оборачивается к Филу с вопросом в глазах — «Мама?» — Да, — кивает Фил, поняв все без слов. — Мама. — Мяу, — заметив окровавленный труп под столом, Локи ползет изучать его: неприятный мужик с какой-то орлиной внешностью, в голове двадцать резиновых патронов, которые уже добрались до мозга, в мутных водянистых глазах пустота и ни намека на раскаяние — Локи фыркает, наморщив нос. — Мяу! — Да, ублюдок, — кивает Фил с монотонностью: в голове его потихоньку начинает укладываться абсурдность происходящего, но все же этот рыжий кот, который в отражении луж выглядит, как статный молодой человек, является сейчас его единственной надеждой, раз он обещал помочь. Фил присаживается на корточки рядом с трупом и гладит Локи по загривку: — Что будем делать, приятель? И хоть Локи не привык ластиться к рукам людей в обличии кота, сейчас он делает это, прекрасно понимая, что Филу это нужно, как никогда. — Мяу, — говорит Локи, тыкаясь носом руку Фила. — Да, у меня есть мешки, — кивает Фил, подрываясь с места и начиная рыться в кухонных шкафах. Локи между тем заскакивает на столешницу стола и тыкается мордочкой в лицо матери Фила, которая, похоже, лежит без сознания. «Kirye yu ni wata near!» — Локи проводит мохнатой лапкой по лицу спящей женщины, и Фил оборачивается к нему с вопросом в глазах: — Что ты сделал? — Мяу, — как глупое животное, повторяет Локи. Но на этот раз Фил не понимает и в панике начинает трясти мать за плечи. — Что ты сделал, приятель?! Что ты сделал с ней?! — Успокойся, — из уст Локи его голос теперь звучит смехотворно, но Фил хватается за сердце от испуга: кровь вращается в мозгу слишком быстро, и адреналин в крови так и подскакивает. Фил замирает, отпуская плечи матери, и таращится на Локи во все глаза. — Мяу, — Локи лижет свою рыжую лапку, напоминая себе, что придется потом мыть руки от собственной слюны. — Это ты сказал? — Фил покрасневшими от слез глазами смотрит на Локи, а тот смотрит на него своими узкими щелками зеленых глаз, словно настоящий кот. — Ты?.. — переспрашивает Фил, сглотнув и впав в состояние шока. — Мяу, — кивает Локи, и Фил трет виски. — Ладно, я успокоился, — говорит он, и Локи одобрительно мурчит. — Что будем делать дальше, приятель? — Мяу, — Локи кивает на стойку с ножами, а в глазах его проблескивает нездоровый огонек насилия. Хоть как-то за день можно будет развлечься — Локи спрыгивает со стола и, размахивая рыжей палкой хвоста, трется рядом со шкафом, где лежат столовый приборы. — Точно, — догадливо кивает Фил. — Нужно расчленить тело и разложить его по пакетам, — он вскакивает на ноги и мечется по кухне. — Но, подожди, приятель… Разве я могу расчленить его в собственном доме? Пока вопрос висит в воздухе, Локи осматривает пытливым взглядом громадных зеленых глазищ обстановку на кухне: обшарпанные бедные стены, выцветшие обои, жухлая ткань занавесок на потрескавшихся окнах, битый кафель под ногами, мятая клеенка на столе, капли и крошки под стулом… Локи задумчиво смотрит в окно, пытаясь представить себе эту обстановку в крови, и все, что он видит, очень вписывается в его представления о неблагополучных семьях Нью-Йорка. — Мяу! — Ладно, — Фил вытаскивает из ящика самый большой нож, который у него только есть, и, заткнув его за пояс с каким-то смирением, берет отчима за грудки. В том, что это отчим, Локи не сомневается — стал бы родной отец так издеваться над матерью чужого для него ребенка? Локи усмехается, вспомнив суровый взгляд Одина, и следует прямиком за Филом, который тащит тело отчима в ванную — Локи словно мысленно посылает ему сигналы: «Ванную легче отмыть», «Там будет меньше следов», «Не бойся, я тебе помогу»… Фил пыхтит, его отчим, как видно, тот еще кабан — это видно по второму подбородку и мясистым рукам, по заплывшим жиром глазам и жирным толстым пальцам, похожим на баварские колбаски — в отвращении Локи морщится и переступает с лапы на лапу. Когда Фил с силой плюхает бездыханное тело отчима в ванну, Локи запрыгивает на один из ее бортов и, продолжая размахивать хвостом, смотрит на Фила. — Ты прав, — кивает тот. — Нужно надеть фартук и перчатки! Пока догадливый Фил удаляется, чтобы переодеться в рабочую одежду, Локи выхаживает по бортику ванны и смотрит на убитого Филом отчима: лет сорок-сорок пять от силы, видно, что любит выпить и подраться, в его все еще распахнутых мутных глазах до сих пор читается презрение ко всему живому. Локи морщится снова — такие люди ему никогда не нравились: в отличии от него самого, такие всегда врут лишь во благо себе, в угоду злым силам. Локи фыркает –Локи таких не любит. Он прыгает прямо на грудь отчима, на его белую рубашку, чтобы натоптать мелкими кошачьими лапами грязных следов на светлой ткани. Как быстротечна жизнь обычной мрази, — Локи впивается острыми когтями в обмякшую холодную грудь отчима Фила и точит клык, пуская слюну по языку. — Как легко ее оборвать одной обоймой патрон. В глазах отчима, водянистых и стеклянных, Локи видит отражение потолка и думает, что отчим смотрит в небо, как бы символично указывая убийце на то, что есть Бог — и Бог его осудит. Локи усмехается: Бога нет, есть конченные отморозки, которые придумали религию и силой мысли создали пантеон скандинавских богов. Локи оставляет на лице отчима пару ярко-красных царапан, когти его почти с трудом раздирают эту жирную растянутую кожу — получай, приятель: тебе только и остается, что пялиться в небо и уповать на «высшие силы», которые сейчас пачкают твою рубашку и даже радуются, что ты сдох. Локи отвлекается, когда в ванну заходит Фил — он потуже затягивает веревки фартука на поясе, шлепает резиновыми перчатками и сжимает в руке холодную рукоять ножа. — Резать? — нависнув над мертвым телом отчима, со страхом спрашивает Фил. — Мяу, — Локи даже возвращается на бортик ванны, чтобы не мешаться под ногами — Фил выдыхает и вдыхает несколько раз с беспокойством. Локи наблюдает за тем, как острием Фил вводит в мертвое тело нож — податливая разжиревшая плоть даже, кажется, трескается, словно ткань, и расходится в руках. Крови почти нет — вся, что была, видно, утекла через голову: Локи наблюдает за тем, как редкие капли крови растекаются по резиновым перчаткам Фила и каплями попадают на его белоснежный фартук. Локи смотрит на Фила — молодой кудрявый парнишка, который, наверное, в этой жизни мог бы добиться многого, если б нашел достойного покровителя: Локи кивает — Филу нужно, чтобы им кто-то управлял. Он, словно народ всего мира, готов встать на колени и подчиниться, по природе своей готовый пресмыкаться перед тем, кто выше и старше его по рангу. Локи дергает белыми длинными усами, смотря на безучастное белое лицо Фила — бледный, как простыня, как снег в лесу, в котором Локи был с самого утра, Фил режет отчима на куски, потихоньку отпиливая его жирные руки и ноги. Локи думает, что делает доброе дело — дает шанс на жизнь этому зашуганному пареньку, у которого, возможно, в будущем и может что-то сложиться: все-таки заступиться за мать — это проявление чести и доблести, как считает Локи. Он смотрит на то, как Фил с некоторым наслаждением вонзает нож в шею отчима и, прождав чего-то пару секунд, быстро и энергично начинает отрезать голову. Локи не отворачивается — он видел вещи и пострашнее, его не пугает простое обезглавливание какой-то мрази, Локи смотрит с тоном полнейшего участия. — Мяу, — он взмахивает лапкой. — Да, нужно быстрее, — поддакивает Фил и начинает складывать куски тела своего мертвого отчима в заранее приготовленные пакеты, вынутые из нагрудного кармана фартука. Капли крови на белоснежной ткани, следы кошачьих лап на ошметках светлой рубахи — Локи думает, что это странный день, который он, тем не менее, проживет до конца с достоинством, спасши еще одну душу. Фил заканчивает возиться с мешками и, обтирая лицо от разводов багрянца, смотрит на Локи выжидающе: — Что дальше, приятель? — Мяу! — Точно, нужно переложить эту тварь в сумки, — Фил снова уносится из ванной, и Локи смотрит на пакеты, шуршание черного целлофана которых неизвестно почему его веселит. Локи садится у пакетов и чувствует металлический запах крови, запах земли, запах следов на светлой рубашке, запах близкой смерти и неизбежного конца: ему всласть вот так играться со смертью — все равно она его не достанет. Локи ухмыляется. — Мяу! — Я слышу, слышу, — торопливо мнется Фил, перекладывая черные пакеты с конечностями в цветастую сумку на замке. Локи смотрит, как капли крови пропитывают плотную ткань сумки, когда Фил с силой впихивает в нее уже то, что почти не влезает — на душе становится чуточку легче. — Идем, приятель, — сдернув с себя фартук и перчатки, Фил пихает их в боковой карман сумки и щелкает молнией: они готовы продолжать. Локи спрыгивает на грязный кафель, поворачивается и взглядом приказывает Филу идти вперед: — Мяу. — Хорошо, догонишь… — Фил волочет сумку на своем горбу, а Локи остается в ванной на пару мгновений: когда шаги Фила становятся тише, Локи на секунду ловит свое отражение за глаза в настенном зеркале и ухмыляется — вот она, человеческая слабость. Взмахом хвоста Локи заставляет ванную сиять от чистоты, а затем он семенит своими маленькими рыжими лапками прямиком на кухню — еще раз оглядывает мать Фила, убеждается, что стертая память не вернется, и, выдохнув про себя, спешит нагнать самого Фила. Они идут по улице: странная картина — высокий и тощий Фил, разодетый в свое черное пальто, тащит за собой тяжелую цветастую сумку на колесиках, скрежет которых нарушает мерное и редкое мяуканье рыжего кота, который следует прямо за Филом. Они идут долго — день уже успевает смениться на вечер, и Локи оглядывается в легких сумерках среди снующих мимо людей: они снова уединяются с Филом в каком-то переулке, и Локи требовательно стучит лапой по канализационному люку: — Мяу, мяу! — Сейчас, приятель, сейчас, — безропотно говорит Фил, откинув сумку в сторону и потягиваясь к круглому люку: с трудом и на силу он отодвигает его в сторону и, глянув на Локи с немым пониманием, пинком заталкивает сумку внутрь люка. Локи смотрит на Фила с секунду, а затем, сверкнув громадными зелеными глазищами, велит ему уходить и забыть об этом навсегда. — Мяу. Фил смотрит на рыжего кота, который буквально пару часов назад ворвался в его жизнь, кажется, преднамеренно, и помог избавиться от позорного клейма убийцы — Фил мнется в нерешительности, видно, собираясь поблагодарить Локи. — Спасибо, приятель, — он на секунду опускается на корточки и гладит Локи за ушком: ради приличия Локи даже снова мурчит. — Если бы не ты, я бы не знаю, что со мной было, — уже совсем спокойным тоном добавляет Фил, и Локи, в последний раз глянув на его доброе наивное лицо, по-детски доверчивое и открытое, взмахом хвоста отправляет его прочь. — Прощай, приятель… — наверное, Фил все еще не верит в то, что это могло приключиться с ним, и Локи даже читает это в его глазах, но все равно молчит, ожидая, когда же Фил наконец уйдет. Тонкая фигурка в плаще растворяется в полумраке улиц, и Локи, оглядевшись по сторонам, вытягивается — туловище его буквально заново вырастает, волосы в хвосте распускаются по плечам прямым водопадом, на теле появляется привычная одежда, а на запястьях — любимые золотые браслеты. Локи выдыхает с облегчением и, хрустнув шеей, смотрит в черную дыру канализационного люка с минуту. Миг — и внутрь падает зеленый шар огня, который тут же поджигает сумку с искрами и всполохами, с язычками пламени и зелеными отблесками на кирпичных стенах внутри канализационного тоннеля. Локи усмехается. И уходит. Он идет по улице, старясь не вглядываться в лица прохожих, и все думает, как же ничтожна жизнь того ублюдка, который готов поднять руку на ближнего своего, после ужасных грехов все еще веря, что молитвы неизвестным богам могут его спасти. Локи зычно сплевывает, вспоминая, как отблески зеленого пламени отражались в его узких зеленых глазах. Бывает, что ты готов помочь неизвестному тебе человеку лишь за то, что он выглядит почти убитым, — думает Локи, сворачивая в переулок и собираясь раствориться во мраке наступающей ночи. Яркие цветастые вывески магазинов ищут рефлексы в его рыжих прямых волосах, и Локи останавливается на перекрестке: так легко оборвать чью-то жизнь, так легко помочь кому-то замять это дело… Мир прогнил. Локи закусывает губу до крови, задумавшись о чем-то своем, а тем временем на настенных часах какого-то магазинчика стрелка останавливается ровно на полночи — Локи вдруг вздрагивает: его лодыжку обвивает неведомая чернота, которая с силой дергает его в темноту. Мрак снова окутывает тело Локи, но тот бьется, как загнанная в клетку мышь, пытаясь выбраться, пытаясь спасти свою жизнь, жизнь бога — ничего не выходит, мрак закрадывается в глаза, вливается в рот, проникает в уши и поглощает полностью, словно гуталин. Локи пытается кричать, но крика не слышно — он проваливается в небытие, как только мозга касается одна только мысль: «Стоит дать человеку алкоголь — и он превращается в монстра. Но стоит дать человеку пистолет — он превращается в защитника»… Раскрывает глаза Локи уже тогда, когда чувствует, что лежит на прохладной земле. Щурясь, Локи трет виски и чувствует усталость во всем теле — непривычная слабость прокатывается от одной руки к другой, задевает ноги и нос. Локи ежится, вскакивает на ноги и понимает, что снова оказался во вчерашнем кошмаре, который ожил перед ним голосом Морока. Локи осматривается, и тут же в голове встают слова Морока: «То место, из которого тебе уже ни за что не выбраться…» — Приш-ш-ш-шел… — ползет низкий шепот по верхам черного тумана. — Вернулся, — хмыкает Локи, снова хрустнув шеей. — Это твои проделки, дедуля? — Как смеешь ты! — рядом с самым лицом Локи вспыхивает огнем ладонь Морока, очерчиваются черты его статного подтянутого лица, и Локи даже отшатывается в сторону. Морок наводит на него страх, беспричинный и совсем непонятный. — Я предупреждал тебя — Забвение… — Да-да, помню, — Локи ухмыляется снова. — Лучше скажи, где здесь можно переночевать, — дальновидный Локи решает, что разберется с загадкой этого местечка прямо завтра, как проснется с утра пораньше. На свежую голову и думается легче, не так ли? Локи смотрит на Морока и его синий плащ — Морок держит руки в карманах и вышагивает рядом с Локи по дуге. — Все-таки решил остаться? — ехидно спрашивает он. — Пришлось, — Локи хмурит рыжие брови. — Говори, что тут где, дедуля, не будь скупердяем. — Идем со мной… — Локи чувствует, как влажная и холодная ладонь Морока хватает его собственную, теплую и живую, и Локи думает, что Морок давно уже не жив и не мертв — каково это — быть богом, которого забыли?.. Локи спешно оглядывается по сторонам: вокруг, среди мрака Забвения, высится добротная деревянная изба, увенчанная двухскатной крышей. Локи щурится, когда Морок, отпустив его голову, останавливается у двери с тяжелым амбарным замком. — Будешь на пороге стоять или в дом пройдешь? — спрашивает он, и Локи, словно зачарованный, следует прямиком к двери. Морок мягко отпирает громадный замок и приглашающе выставляет перед Локи руку — тот, принюхиваясь и носом чуя запахи каких-то трав и благовоний, недоверчиво ступает в темноту светлицы. Как по волшебству вспыхивают мелкие свечи, расставленные по всему периметру горницы, и Локи осматривается — кругом деревянные лавки, книги в пыли, заваленный пергаментами стол… Чуть поодаль стоят глиняные кувшины, из которых сочится приятный аромат еды. Локи смущенно останавливается рядом с первой же скамьей и смотрит на Морока, ожидая чего-то. — И давно ты тут живешь, дедуля? — так и говорит он. Морок прозаично усмехается. — Уже пятнадцать веков, — говорит он флегматично, и Локи хмурится: неужто этого бога забыли так рано? А сколько же ему лет? Локи присаживается на скамью и внимательно всматривается в брущатый деревянный пол. — И как тебе… Одному? — мнется Локи, пока Морок роется в свитках пергамента на столе. — Вполне сносно, — говорит Морок, с шумным шуршанием сворачивая и разворачивая то один, то другой свиток. — Подожди секунду, щегол, сейчас я подробно тебе все объясню… — он снова углубляется в поиски, пока Локи с видом любопытного маленького ребенка продолжает осматриваться по сторонам: ему нравится запах старины и Руси, Локи сам не раз бывал там прежде, и сейчас, находясь в неволе мрачного Забвения, ему вдвойне приятнее увидеть что-то родное и знакомое. Локи даже улыбается уголком губ, разминая побелевшие костяшки чуть замерзших ладоней, и переводит взгляд на печь — видно, что сделана она со вкусом и на века: Локи сверкает глазами — огонь в ней разгорается сам собой. — Не играйся, — предупреждает Морок, и огонь в печи гаснет через миг. — В моем доме не место магии, ее и так полно вокруг. — ворчит он, растапливая печь рядом лежащими увесистыми поленьями березы. Разжигая печь лучиной, Морок оборачивается к Локи через плечо: — Как тебе, а, щегол? Нравится? Локи оставляет вопрос без ответа. — Я привык не использовать магию в быту, ведь магия — это оружие, которым нельзя пользоваться без уважения, с некоторым пренебрежением, с каким делаешь это ты, — Локи не слушал: погрузившись в свои мысли, он смотрел на теплые языки огня, который разгорался за заслонкой печи, и думал, думал о своем — Морок со вздохом вернулся к своим свиткам и спустя пару долгих минут победно воскликнул: — Ага! Попался! — М? — Локи словно отмирает от глубокого летаргического сна, Морок протягивает ему свиток, пошуршав краями бумаги, и Локи берет пожелтевшую от времени бумагу в руки. — Что это? — Все, что я знаю о Забвении, все мысли, теории и теоремы, так скажем, — Морок присаживается за деревянный дубовый стол, подперев голову руками. — Тебе пригодится, щегол — тут есть краткая карта местности, чтобы твой рыжий нос не заблудился. Я создал карту для себя, но, сам понимаешь, со временем количество забытых богов росло, и карта эта успела побывать в много чьих руках, — Морок чешет кончик носа и откидывает с лица пряди черных кудрявых волос. — Почитай на досуге. — Это все? Так… Так мало?! — в глазах Локи двоится разочарование, Морок простодушно пожимает плечами: — Я один из первых, кого засосало в эту трясину, как видишь, — он стряхивает с плеч мнимую пыль. — Никого мудрее меня здесь пока нет. А если я говорю, что это вся информация — это значит «вся». Локи фыркает, бегая глазами по строкам на пергаменте: — Почему старославянский? — вдруг спрашивает он, не в силах разобрать какое-то словечко. — А откуда я, ты думаешь, щегол? — Русич? — Локи ехидно вскидывает брови, и Морок, усмехаясь, мерно кивает. — Пантеон славянских богов начал исчезать, как ты знаешь, во времена правления Владимира Первого: из-за этой нечисти про меня и моих братьев люди быстренько забыли, приняв какое-то «христианство», — со спокойным негодованием сообщает Морок, и Локи ухмыляется. — Эй, щегол, — вырывая Локи из потока абстрактных мыслей, связанных с Русью, спрашивает Морок. — Где ты пропадал весь день? — Я? — Локи бегает глазами по строчке «Забвение отпускает своих жертв на время дневное, но в ночное время с первыми секундами затягивает обратно». Морок кивает монотонно. — Я развлекался, — Локи с каким-то мерзким липким ощущением вспоминает расчлененное тело отчима Фила, самого Фила, юного и неопытного, и зеленый огонь горящей сумки, отражавшийся от узких стен канализационных туннелей. Локи вздрагивает, пока перед глазами стоит безумно стеклянный и мутный взгляд убитого Филом отчима — глаза его словно прожигают насквозь всю божескую сущность Локи, и тот даже чуть дрожит. — Развлекался, значит?.. — скорее самого себя, чем Локи, спрашивает Морок. — Все ясно: молодые…. — с усталостью вздыхает он, пока Локи продолжает изучать свиток с письменами. — Я видел, как ты развлекался, — в гробовой тишине и потрескивании березовых поленьев в печи голос Морока кажется Локи пушечным выстрелом — он резко сворачивает карту и прячет ее за широкий пояс, поколебавшись. — Видел? — переспрашивает он. Морок кивает. — Как благородно с твоей стороны, Бог Лжи и Обмана, — говорит Морок с назидательной насмешкой, и Локи прячет глаза от накатившей толики стыда. — Неужто такие, как ты, еще способны помогать людям? — Морок даже разводит руки в стороны, всем своим существом выражая изумление, и Локи смотрит в сторону. — Наверное. — говорит он тихим голосом, закинув ногу на ногу и обхватив колени руками. — Наверное, такие, как я, как раз и были созданы для того, чтобы помогать людям. Возможно, если б не я, жизнь этого парнишки пошла прахом, возможно, он убил бы даже свою мать, даже себя… — Локи отворачивается, стиснув белые клыки до скрежета. — И он убьет. Уверенный, что в очередной раз ему поможет невообразимый болван вроде тебя, он почувствует свою безнаказанность и продолжит убивать. Пойми, человеческая природа такова, что, попробовав один раз, эти мелкие твари уже не могут остановиться, — Морок перекидывается через стол и с проницательностью заглядывает Локи прямо в душу. — Посмотри на меня, щегол: до чего меня довела вера людей! Предатели! Если б не они, я жил бы на земле, до сих пор вкушая жертвоприношения в свою честь! Но что сделало с людьми христианство! — Морок видит в глазах Локи только осуждение. — Чего ты так смотришь? Ты считаешь, что я не прав? — Считаю, — скромно кивает Локи. — Я спас жизнь невинного от того, чтобы он сам себя не казнил. Мир стал чище на одну мразь, так почему я должен считать тебя правым? Почему насильники и убийцы не заслуживают «смерти» от руки обычного парня? М? — Локи готов сплюнуть: резво ратуя за совершенное им дело, он тоже перекидывается через стол и смотрит Мороку прямо в глаза — битва взглядов идет не на жизнь, а насмерть. — Щегол, — фыркает Морок, усаживаясь обратно. Пламя свечей вокруг стола и на самой деревянной столешнице мелко подрагивает, волосатые тени ползут по стенам, Морок смотрит на растопленную печь. — Я узнал о тебе много нового, пока ты «развлекался», — Морок с отвращением потирает глаз и переводит прищур на Локи. — И все это, безусловно, тебя в моих глазах опустило еще ниже. Что ты вообще забыл в Забвении? Судя по тенденциям современного мира, тебя еще не забыли — по крайней мере, есть такая мерзкая вещь, которая зовется «Комиксами» — кажется, там твой персонаж имеет бешеную популярность. — Не слышал о такой дряни, — чеканит Локи, сурово смотря на золотые наручи на своих тонких жилистых запястьях. — О чем ты вообще, дедуля? Лучше бы рассказал, как можно выбраться из этой дыры… — он окидывает вольным взглядом всю хату Морока, и тот смотрит на него с оскорбленным видом. — Я же сказал, щегол, Забвение тебя просто так не отпустит, — он фыркает. — Есть способ, но он, к счастью или к сожалению, лишь один. И его действенность я пока не имел чести испытать. — Что за способ? — тут же оживляется Локи, и волосы его, кажется, начинают гореть рыжим огнем еще ярче. — Вернуть веру людей в себя любимого, — Морок картинно разводит руки в стороны, но тут же разражается гомерическим хохотом. — Но лучше забудь об этом, щегол — способ никем не опробован, никем не использован, и все, что может принести в сути своей — лишь разочарование. — А я попробую! — с энтузиазмом восклицает Локи, загадочно сверкая зелеными глазами. — Я вытащу себя отсюда! И, возможно, тебя, дедуля, если ты перестанешь быть таким идиотом, — в смелости, право, Локи не занимать: называть древнейшего бога «идиотом» не каждый осмелится вот так запросто — Морок скептично улыбается, потирая виски. — Утро вечера мудренее, щегол, ложись-ка спать, — Морок одним дуновением своего смрадно холодного дыхания задувает все свечи, и в темноте горит лишь затопленная печь да зеленые огоньки глаз Локи. Наутро, ни свет, ни заря, Локи встает с деревянной скамьи, на которой провалялся всю ночь в ожидании действий — истинно веря в непрегрешимость своей операции, Локи еще раз оглядывает пожелтевший листок пергамента и старославянскую кириллицу на ней — занятно, занятно, ничего не скажешь. Вскочив на ноги, Локи стряхивает с себя остатки дремоты и, протерев глаза кулаками, осматривается по сторонам в поисках чего-нибудь съестного: Морок лежит на соседней скамье, подложив под голову замок рук, и глядит в потолок безучастно — от этого зрелища Локи непроизвольно вскрикивает с толикой страха. — Уже проснулся, щегол? — Морок смотрит в потолок, не отрываясь. — Проснулся, — кивает Локи. — Хочется есть. У тебя есть что-нибудь съестное, дедуля? — Морок даже не возражает, чтобы этот и в самом деле щегол звал его «дедулей» — все-таки за столько лет одиночества приятно с кем-то поболтать даже в таком пренебрежительном тоне. Морок улыбается уголками губ, мечтательно прикрыв глаза. — Нет, щегол, но если ты хочешь, я могу заварить каши, приготовить квасу и нарезать свежего лука, — Морок облизывает тонкую нитку губ мертвенно холодным языком и, кажется, даже довольно урчит. Локи фыркает с отвращением: — Какая гадость! А чего почеловечнее у тебя в кулинарной книге нет? — он вскидывает брови, Морок молча указывает ему пальцем на дверь, и Локи, не медля, тут же создает портал и исчезает в нем. Открывает глаза Локи уже посреди Мюнхена, чистого и приветливого, который улыбается ему желтым небом с небес — Локи даже на секунду кажется, что жизнь не так уж и плоха, но свернутый в несколько раз пожелтевший листок за поясом учтиво напоминает ему об обратном, и Локи, не кривя душой, отправляется на поиски ближайшей библиотеки, чтобы, наконец, добраться до интернета и разузнать о Забвении побольше. Он идет по дороге, не маскируясь и не прячась, и немцы смотрят ему вслед с удивлением — вышкуренные и словно рожденные в элегантных костюмах, они находят мех на одежде Локи, золото и кожаные сапоги просто-напросто вульгарными, но Локи, кажется, на это глубоко плевать. Он даже прищелкивает пальцами, пребывая в очень хорошем настроении, и напевает себе под нос какую-то веселую песенку, витиевато обходя людей по дуге. Ближайшая библиотека попадается Локи на глаза спустя час блужданий по городу, и Локи, разглядывая свое отражение в мягком чистом асфальте (так чисты улочке в Мюнхене, пора бы признать), вспоминает, что он, в самом деле, немного голоден. Поколебавшись перед тяжелыми дверями в библиотеку, Локи все-таки разворачивается и направляется на поиски ближайшего продуктового магазинчика, чтобы выпросить себе немного еды под личиной кота. Свернув через темный переулок, Локи выходит в свет, ступая по асфальту уже не стройными ногами в кожаных сапогах, а мягкими рыжими лапками со спрятанными когтями — прохожие с умилением смотрят на рыжего пройдоху, который, разумно оглядываясь по сторонам, читает вывески всех магазинов на своем пути. Найдя продуктовый супермаркет, Локи послушно дожидается у автоматических дверей, когда кто-то выйдет, чтобы зайти ему самому — он прошмыгивает в здание магазина с юркостью беглого вора и, оглядываясь, тут же семенит лапками по чистому кафелю пола. Продавцы, заметив его, сначала растерянно хлопают глазами, а затем пытаются подозвать к себе: — Кс-кс-кс! Но Локи глубоко плевать на то, что кто-то пытается поймать его и выкинуть прочь за шкирку, он своевольно по-хозяйски оглядывает прилавки и, заметив мясной отдел, рысцой припускает туда: лавируя между ног посетителей и покупателей, Локи останавливается аккурат рядом с прилавком, на котором стройным рядом выложены разные жгуты колбас — копченые, вареные, сушеные, вяленые и всякие-всякие! У Локи глаза разбегаются от обилия ассортимента и он не спеша обнюхивает каждый прилавок. — Эй, малыш! Ты потерялся? — ровным мягким голосом окликают его со спины, Локи нехотя поворачивает мохнатую рыжую головку через свое кошачье плечо и недовольными зелеными глазами осматривает ту, кто посмела его отвлечь: перед ним молодая девушка в черном платье до колена, ее белокурые волосы завязаны в тугой хвост, а портфель за плечами тут же наталкивает Локи на мысль — школьница. — Мяу, — с тоном «отвали» мяукает Локи, возвращаясь к своему делу, но настырная девка тут же берет его на руки и, тиская своими мелкими руками, пытается прижать к груди. Локи вырывается, даже пищит, как сдавленная мышь, но не может вырваться из цепкой девичей хватки — так вот вы, бабы, какими опасными бываете! — Погоди, малыш, — девчонка пытается отыскать на пустой кошачьей шее Локи ошейник с адресом и именем, но его там нет, и Локи неблагодарно кусает девчонку за большой палец левой руки, все еще пытаясь вырваться и уже усердно думая, что зубы придется сегодня начищать до блеска. — Ай! За что? — на глазах девчонки тут же проступают крупные слезы, и она отпускает Локи на пол. — Гретта! Идем! — требовательно кричат с самого дальнего конца магазина, и девочка, смахивая с глаз набежавшие слезы, пытается уйти. Локи отрывается от разнюхивания самой вкусной колбасы и смотрит ей вслед: Гретта останавливается рядом с высоким мужчиной в строгом костюме, который, не стесняясь ребенка, держит в руке бутылку коньяка и дорогие презервативы. Позабыв о еде, но вдруг вспомнив о способе выбраться из Забвения, Локи семенит своими пушистыми наглыми лапами за заинтересовавшей его парочкой, надеясь ухватить для себя работки — он останавливается неподалеку от прилавка, прячась за стойкой с шоколадом, и наблюдает очень внимательно: — Что-то еще, сэр? — учтиво спрашивает продавщица, с безучастным лицом отбив коньяк и презервативы. Локи щурится. — Нет! — в какой-то истерике отвечает мужик, и Локи ухмыляется: истеричка. — Гретта, идем! — он хватает девочку под локоть и тащит буквально силком, пока та, что едва заметно, но все же заметно, упирается стройными молодыми ножками в пол. — Я сказал: идем! — требовательно и гневно повторяет мужик, и Гретта сдается, сдвинувшись с места с какой-то потерянностью. Локи ретируется в сторону двери и прошмыгивает в узкую щель следом за парочкой, уже насторожившийся максимально сильно. Мужик толкает Гретту в машину, и Локи, немного подумав и оглядевшись по сторонам, тут же принимает образ летучей мыши — рыжими когтями уцепившись за бампер, он готовится к веселой поездочке, а автомобиль нетерпеливо стартует с парковки. Сколько они едут, Локи не знает, но за это время он понимает, что мужик старается выехать за город, а голод Локи становится просто убийственным — машина колесит и колесит почти без остановок, редко вставая на «красный» свет светофора. Локи держится за капот, почти не шевелясь, и смотрит на чистые улочки Мюнхена: вокруг такая чистота, словно асфальт тут драят с мылом — Локи усмехается, ненадолго отвлекшись от заинтересовавшей его парочки. Почему он орет на нее? — думает Локи, опомнившись, но машина, прервав ход его мыслей, тут же останавливается рядом с высоким особняком за чертой города. Локи оглядывается: какой-то небольшой дачный поселок, куда его занесло, тоже за версту воняет чистотой. — Вылезай! — орет рассерженный мужик, непонятно отчего сдвинувший свои густые косматые брови на переносице, и из открытой задней двери автомобиля показываются молодые, еще почти детские ножки Гретты. Локи тут же слетает с бампера и снует под машину, обратившись котом. Гретта идет вперед, подгоняемая тычками в спину от этого бровастого мужика, который сжимает в руке осточертелую бутылку коньяка и пачку презервативов. Должно быть, думает Локи, он это для своей жены, верно? Но отчего-то Локи понимает, что лицо Гретты грустно вовсе не от того, что отец ее — алкоголик и любитель потрахаться. За кованными тяжелыми воротами из железа исчезают они оба — невинная на вид белокурая Гретта и высокий космобровый мужик. Локи сидит у дверей, оглядываясь по сторонам — кругом стоят камеры наблюдения, но, как думается Локи, ни один из ленивых охранников этого особняка не решится погоняться за проворным котом, потому поскорее нужно искать способ пробраться через высокие ворота. Локи устало вздыхает и идет искать брешь в стене, которая находится спустя восемь футов бетона — дыра, видно, была пробита совсем не людьми, а размывшимся грунтом под ней — Локи усмехается и тут же юркает в мелкую дыру, чуть не застряв в ней головой — остановившись на свеже-постриженной лужайке, Локи щурится и смотрит вперед: там, недалеко, видно, как осталась приоткрытой дверь. Локи готов победно расхохотаться с нечеловеческим гоготом. Но, сдержав себя, он бежит рысью по зеленому колючему газону, не смертельно терпя боль в лапках. Остановившись у двери, Локи зорко смотрит сквозь полупрозрачные вставки стекла внутрь особняка, пытаясь выяснить, не помешает ли ему кто-то войти и навести здесь свои порядки. Не слышно шагов, слышен только звон бутылки со второго этажа, и Локи уже идет на беспомощные всхлипы Гретты, расслышав их своим острым слухом. Поднимаясь по лестнице, Локи старается быть как можно более неслышным, и у него это, честно признаться, выходит просто отлично — Локи видит открытую из множества дверей и встает рядом, с опаской и украдкой заглядывая внутрь — он видит картину, совершенно омерзительную в его представлении: пьющий коньяк прямо из горла, этот мужик, прижимая Гретту к жесткому изголовью двухместной королевской кровати в шелках, нависает сверху, а недалеко под рукой у него лежит пока нераспечатанная пачка презервативов. — Мяу! — почти вопит Локи на своем ломанном кошачьем, но в его сторону никто даже не оборачивается, и Локи видит все: эта мразь, откинув бутылку в стену, под звук битого стекла и растекающегося коньяка начинает лапать Гретту за самые интимные места, совершенно не обращая внимания на ее истерические слезы из покрасневших опухших глаз. Локи хочет фыркнуть, сорваться с места и опрометчиво накинуться на этого монстра, чтобы предотвратить бесчинство, только зарождающее в этой комнате, и он делает так — с кошачьим воем, с вставшей на загривке шерстью он кидается прямо на спину этого ублюдка и начинает его кусать и царапать своими острыми когтями. — Пошел к черту! Ты еще что за сука?! — вопит мужик, и Гретта пытается вырваться, чувствуя мнимую надежду на спасение от этого ожившего ночного кошмара. Мужик хватает Локи за шкирку, и Гретта, видя это, начинает вопить похлеще самого Локи: — Йозеф! Пусти его! Пусти кота! Пусти! — кричит она, тарабаня своими маленькими кулачками спину этого чудовища. Локи на силу вырывается, тут же щерится, вцепившись мягкими лапами в шелк на кровати, и рычит, снова готовясь к атаке. — Я же велел тебе не приносить в дом этих тварей! — рычит Йозеф и наотмашь бьет Гретту по лицу: щека девчушки моментально краснеет, она падает на кровать и заходится в диких рыданиях, а Локи, не теряя времени, снова пытается напасть — он в ловком прыжке седлает плечи Йозефа и старается полоснуть морду этого монстра побольнее, пожестче и поглубже. — Пошел к черту, кошатина! — Йозеф пинком отправляет Локи в аут, и он падает куда-то в угол, чувствуя, что слабость кошачьего тела берет свое: ребра ломит, хвост неприятно ноет. Йозеф нависает над Греттой и дергает ее за волосы прямо к своему омерзительному лицу с косматыми черными бровями: — Продолжим то, что остановил твой маленький паршивец!.. — гаденько улыбаясь, шепчет он, и Гретта старается вырваться, но Йозеф вжимает ее в мягкий шелк кровати и, нависнув сверху, начинает с животной яростью срывать с девочки одежду. Локи полузакрытыми глазами смотрит на это, не в силах прийти в себя, а Йозеф продолжает — заламывает руки бедной Гретты, снова бьет ее наотмашь, чтобы не дергалась лишний раз, задирает юбку черного платья и старается порвать капрон телесных колгот. Локи жалобно вздымает свои бровки, но слабость все еще гуляет по кошачьему телу. — Нет, пожалуйста! Пожалуйста, нет! — тихо шепчет Гретта, когда ее грубо вжимают в ворох подушек: Йозеф уже возится со своим ремнем, стараясь просто выдернуть его из петель, и тянется к ширинке, где, налившись силой, стоит его мерзкий член. Локи дергается из последних сил, пораскинув мозгами, и тут же из кота вырастает в статного самого себя — высокий и широкоплечий, утонченный и жилистый, он стоит позади ничего не замечающего от аффекта Йозефа и целится, куда бы ударить побольнее и посмертельнее. — Заткнись! Продажная маленькая тварь! Я трахаю тебя не для того, чтобы слушать твои визги! Я твой отец! Так что закрой свой паршивый рот, сука! — надрывно орет Йозеф, пытаясь вставить свой мерзкий, увитый голубыми венами член в маленькую беспомощную Гретту. — Какая же ты сука… — смердя отвращением на версту, шипит Локи, даже зажмурившись: на кулаке его зреет зеленый огонь, который грозится сжечь ублюдка до отвратительного серого пепла с запахом жареной человечины. — Кто? Кто это ска?.. — не отвлекаясь от дела, с животным придыхом и сумасшедшими глазами Йозеф оборачивается через плечо, и Локи видит его омерзительную покрасневшую рожу: эти налитые животным желанием глаза, запотевший лоб, косматые черные брови, и задыхающаяся от слез и собственного бессилия Гретта. — Убери от нее свои поганые руки, — размеренно и как можно четче говорит Локи, на что Йозеф, захмелевший слегка, ухмыляется и попутно достает из приспущенных штанов гладкий ствол пистолета: — Пошел отсюда! — рычит он, целясь в Локи и одновременно стараясь порвать маленькое естество Гретты. Локи скрипит зубами. Он терпит, когда вся обойма летит в его открытую грудь, и дыры от пуль быстро наливаются кровью, но Локи плевать — он должен убить эту суку, избавить мир от поганого прогнившего человека, которого даже жалко называть «человеком». — Убери. Свои. Руки. — в последний раз чеканит Локи, но огненный зеленый шар уже искрометно летит вперед — он обхватывает тело Йозефа со всех сторон, и все горит: горят его косматые черные брови, горят его приспущенные мерзкие штаны, горит его увитый венами член, горит гладкий ствол пистолета, горит его отвратительное лицо — Локи мечется вперед. Он хватает Гретту, словно она ничего не весит, прижимает к своей груди и, одновременно стараясь закрыть ей обзор на отвратительное зрелище, старается укутать магией ее уши и глаза, одергивая черную юбку платья на ее молодые юные ножки. Гретта не глупа — она жмется к груди Локи, сама зажимает уши руками, сильно жмурится, стараясь укрыться белокурыми волосами, пока Йозеф, неистово крича от боли, горит заживо на двухместной королевской кровати — Локи смотрит на его горение безучастным взглядом, не ликуя и не торжествуя, но точно зная, что на одну мразь сегодня стало меньше. Когда огонь полностью прогорает, на шелке покрывала лежит лишь горстка пепла, а рядом валяется нераспечатанная пачка презервативов и гладкий ствол пистолета. Локи вздыхает, водит носом по воздуху и чувствует смрадный, просто убийственный запах горелой человечины — он прижимает Гретту к себе ближе и, ни секунды больше не задерживаясь в этой греховальне, старается уйти. Локи спускается вниз, находит кухню и усаживает Гретту за стол, опускается на колени рядом с ней и пытается заглянуть в ее глаза своими — проникновенными, зелеными, самоотверженными. — Как ты? — мягко спрашивает он, пока Гретта до сих пор заливается горячими коровьими слезами отчаяния. Локи гладит ее по коленями, ни на секунду не отходя, но все же чувствуя слабость в теле — кровь от пуль расходится по коже приятным теплом, но усталость быстро сменяет бодрость, и глаза сами собой начинают закрываться. Последнее, что видит Локи — яркая вспышка синего пламени, синий загадочный плащ, длинный кудрявый волос и тонкую нитку губ. — Куда ты лезешь, щегол… Локи просыпается только несколько долгих и бесконечно мучительных часов спустя: тут же вскакивает с деревянной скамьи и оглядывается уже привычной манерой — вокруг благовония трав создают легкую дымку, на печи стоит глиняный горшок, в котором ароматно варится какая-то похлебка. Потрескивают дровишки в свеже затопленной печи, рядом с ним сидит Морок, смотря на него с похвалой, но одновременным отеческим укором. — Куда ты лезешь, щегол? — повторяет он риторически, и Локи ощущает на теле инородные предметы: вся грудь его перебинтована и смазана какой-то зеленоватой мазью. Локи с трудом пытается сесть, но Морок останавливает его взмахом руки: — Лежи, щегол. Лежи и отдыхай. — Что с девочкой? — Локи не узнает собственный голос: так он не весел и совершенно хрип. Морок вздыхает. — Она ничего не помнит. И никогда не вспомнит. Я во всем разобрался. Можешь спать спокойно, щегол. — Кто она такая? Почему эта мразь посягала на ее честь? — хрипит Локи, придерживая свои боевые ранения растопыренными пальцами. — Это был ее отец. Йозеф Менгель — крупный чиновник в Мюнхене. Все его завещание я благополучно переписал на это бедное создание, — Морок отводит глаза в сторону. — С девочкой все в порядке. Но, к сожалению, она осталась круглой сиротой. Почему ты полез туда, щегол? — вдруг спрашивает Морок, и Локи прикрывает глаза. — Так было надо. Я чистил мир от отморозков и мразей, которые… Которые… — он запинается, стыдливо пытаясь выговорить истину. — Которые трахают собственных детей каждый день… — Да… — тяжело вздыхает Морок, массируя виски пальцами с усталым видом. — Ты в курсе, что мог умереть, щегол? Ты хоть и Бог, но кровопотеря была достаточной, чтобы сдохнуть прямо в том проклятом месте… — Морок смотрит на Локи, как на своего сына: беспечного, вечно геройствующего и совершенно смелого сына. — Чем ты думал, когда шел за девчонкой? — Думал, что ей нужна помощь, — кашляет Локи в кулак, все же садясь с трудом: Морок подает ему руку и помогает присесть рядом, свесив ноги с деревянной скамьи. — Выражаясь современным языком, ты — придурок. — честно обращается Морок, и Локи вымученно улыбается, смотря на горящий в печи огонь: теплый и близкий, он греет совершенно иначе, нежели пожарище, которое сожгло Йозефа Менгеля этим днем. Локи вздыхает, опустив голову. — А откуда там взялся ты, дедуля? — опомнившись, вдруг спрашивает Локи с прищуром. — Проходил мимо, — беспечно отмахивается Морок. — За такими идиотами, как ты, нужен глаз да глаз, как видишь сам, — он легонько касается груди Локи, где незажившие раны тут же дают о себе знать нерезкой болью. — Да… — Локи улыбается краешком губ. — Глаз да глаз… — И да, я признаю, что ты был прав, щегол. — Морок встает, не желая, чтобы сидящий рядом Локи увидел на его лице выражение сожаления и глубочайшего раскаяния. — И ты молодец, щегол. И в честь этого я даже готов объявить тебе еще один способ, чтобы покинуть Забвение. — Правда? — с неподдельным восторгом в первую же секунду оживляется Локи, но затем быстро сникает. — А знаешь, дедуля, гораздо больше пользы я приношу, находясь здесь, нежели в Асгарде… — он грустно хмыкает. — Давай повременим с моим переселением, о’кей? — Локи смотрит на Морока. — Что значит «о’кей»? — Морок хмурит свои тонкие черные брови. — Хорошо, — улыбается Локи. Улыбается и смеется. Смеется и чувствует облегчение на душе. В этом мире столько гадов, что хочется плакать, и сейчас бы самое время расплакаться и обвинить мир в том, что он так жесток… Но не лучше ли, взяв в руки меч и косу, пойти и начать исправлять эту жестокость самолично? Локи вздыхает, снова опускаясь на скамью и заваливаясь на другой бок. — Хорошо… -он слышит тихий голос Морока и с непонятным спокойствием улыбается, пряча свою искреннюю, добрую улыбку под рыжими прямыми волосами. Наутро Локи раскрывает глаза под лязг металла — он сонно трет фиолетовые отекшие веки и, зевая, с трудом, но все-таки садится на деревянной скамье, с удивлением обнаружив себя накрытым овчинной шкурой. Усмехнувшись мягкотелости Морока, Локи кутается в овчинную шкуру и, все еще зевая, смотрит перед собой невидящим взором — с секунду он не может понять, что происходит, но затем его взгляд проясняется: Морок раскладывает по деревянным тарелкам ароматную кашу, щедро сдабривая ее маслом. — Доброе утро, дедуля, — говорит Локи с усмешкой, и Морок обращает на него внимание: — А, проснулся, щегол? — Проснулся, — кивает Локи. — Как твои раны? — не отвлекаясь, продолжает Морок, замешивая в своей тарелке еще больше масла, чем положено. — Вполне себе зажили, — Локи трет свои голые ребра и понимает, что раны и правда затянулись под ночь. — Спасибо за заботу, — все с той же хитрой усмешкой говорит он, на что Морок отвечает молчанием. — Мой руки и садись за стол, у нас сегодня овсяная каша с маслом и свежий горячий чай из трав, — Морок и сам, стряхнув с рук лишнее, усаживается за стол, привычным жестом откинув с лица прядь черных кудрявых волос. Локи со вздохом откладывает овчинную шкуру и, потирая замерзшие ладони, идет к умывальницу из цинка, который он приметил еще в первый день пребывания в этой избе. Умывая руки, Локи плещет пару капель воды на свое лицо, чтобы проснуться окончательно, и глаза его немного проясняются. Когда Локи усаживается напротив Морока и берет в руки деревянную ложку, Морок смотрит на него коротко, а затем спрашивает: — Точно хочешь остаться здесь, щегол? Потом выбраться отсюда будет труднее, — говорит он, отправляя в рот горячую ложку каши. Локи увлеченно жуется, клыками давя холодные комки приятного масла, и щурится, вглядываясь в маленькое оконце у двери — в Забвении, как видно, уже глубокое утро, которое грозится перерасти в день. Локи смотрит в свою тарелку. — Не знаю сам, как поступить. Вроде как, здесь я даже кому-то стал приносить пользу, — говорит он, подчерпывая очередную порцию каши на ложку. — А там, — он отправляет ложку в рот с аппетитом, причавкивая. — В Асгарде, я имею в виду, — жуется он. — Я мало кому был нужен. — Что же ты, щегол, бесполезная рабочая сила, выходит? — Морок вскидывает черные тонкие брови, и Локи меркнет, отвернувшись: воспоминания о королевском замке Асгарда буквально топят его хорошее настроение. — Отцу до меня дела нет, — скрипит Локи. — Да я и не его родной сын. Кому, среди Асов, нужен какой-то полукровка, который даже армией-то руководить не может? — Локи заставляет себя затравленно улыбнуться, но выходит это как-то чересчур с надломом, чересчур по-детски обидно. Морок задумчиво чешет подбородок концом ложки. — Вот как, приемный неуемный отпрыск, — констатирует он с задумчивым видом, и Локи даже каплю обижается на него за этот выкидыш. Но все же тактично молчит, имея почтение к Мороку, как к старшему и мудрейшему. — Что же ты, щегол, не можешь разобраться в себе из-за детских обид? — В каком смысле? — В том самом, что совершенно неважно, приемный ты или родной — ты обязан быть лучше, чем ты есть. Даже для родителя, который никогда не видел тебя в день рождения, понимаешь? Сложно кого-то в принципе назвать своей родней, все мы в какой-то мере родня друг другу, но ведь это не отменяет того, что каждый старается как-то выделиться и действовать в максимум своих сил, верно? — Ну, не скажи, дедуля, — Локи хмыкает. — Что-то за тобой я не замечал особых достижений. Кто же твой отец? — Все мы в этом мире имеем отца, — философски изрекает Морок, отправляя в рот последнюю и самую сытную ложку каши. Локи закатывает глаза. — У всех культур мира, когда только появился человек, был придуман Бог — у каждого народа он зовется по-разному, но не остается сомнений, что Бог есть единство и, как говорят многие, любовь. К чему это я? — Морок забывчиво чешет затылок длинным ногтем. — Ах, да, я все о том же: у тебя есть еще один способ выбраться отсюда, щегол — обратись к силе, что гораздо сильнее тебя и старше, что сможет вызволить тебя отсюда, потому как его силам материи Забвения подчинятся с легкостью. — Морок облизывает тонкие губы, и Локи с задумчивым взглядом ковыряет кашу деревянной ложкой. — Я не знаю таких богов. Ты вроде тоже не молод, однако, выбраться отсюда не можешь, — Локи хмыкает, поджав губу. — Так к кому же мне обратиться? — Можно полистать разные источники знаний в библиотеке… — В твоей, что ли? — смеется Локи, кивая на покрытые пылью книги позади. Морок скептично вскидывает брови. — У тебя максимум, что можно найти, так это рецепт какого-нибудь ведьминского зелья. Или как у вас там на Руси ведьм называли? Ворожба, все дела… — продолжает смеяться Локи. — Зря хохочешь, — агрессивно, но все еще пассивно говорит Морок. — Я мог бы наведаться вместе с тобой в местную библиотеку, — он делает вид, что передумал. — Но, раз ты не хочешь, можешь поискать ее один, щегол… — Местная библиотека? Шутишь, что ли, дедуля? Откуда «здесь» библиотека? — намекая на забытость Забвения, Локи даже обводит беспринципным честным взглядом периметр комнаты, в которой они сидят вместе с Мороком. — В Забвении есть все, чтобы боги не умерли со скуки. Все-таки иногда они миру для чего-то нужны, — вздыхает Морок, неся грязную посуду в мойку. — Да ладно? — Локи недоверчиво вскидывается. — Тогда, может, и впрямь наведаемся в эту вашу библиотЭку, дедуля?.. Морок с королевской грацией прохаживается между пыльных стеллажей и с наслаждением смахивает тонны пыли с каждой книги, нервируя этим Локи: он таскается за ним хвостом и каждый раз так забавно чихает, жмурясь и прикрывая глаза до полного изнеможения — Мороку нравится действовать на нервы этому парнишке, потому как он сам, право-слово, успел подействовать ему на нервы. — Это и есть ваши «залежи ценной информации»? — недоверчиво тянет Локи, уже придумывая фразу пообиднее, чтобы описать библиотеку Забвения самыми нелестными словами. Морок кивает. — Да, и это лучше всяких ваших интернетов и компьютеров, от которых и без того упрощенный мозг человека беднеет на три порядка. А может, — Морок даже останавливается на месте: одну руку он держит за спиной, а указательный палец второй гордо вздымает вверх, дернув вперед волевым подбородком. — И все четыре. — Пф, — только и может вымолвить Локи, с упорством отказываясь принимать губящую правду — ведь и в самом деле, лучше обогащать свой мозг информацией, так сказать, прямо из рук, а не из мобильных телефонов или экранов компьютеров. Локи останавливается рядом с особо заинтересовавшим его стеллажом книг и разглядывает каждую с видом знатока. — Старые, — монотонно и глубоко изрекает он. — Дай угадаю, щегол, апокрифичные? — Морок хочет рассмеяться, но Локи берет в руки одну книгу и, видя на ней замки, уже хочет сорвать их вместе с петлями. — Эй-эй-эй! — вопит Морок с беспокойством. — Не туда, щегол, не так! — он буквально выхватывает из рук Локи книгу и, сдувая с нее пылинки, поворачивается к коридору стеллажей. — С книгами нужно обращаться бережно — это твое прошлое и твое будущее, щегол. Ты, как бог, должен понимать это лучше остальных, — пока Морок возится с замком, Локи картинно закатывает глаза, сложив руки на груди: вот еще, будет его жизни учить какой-то дедуля в синем плаще. На пустую библиотеку щелкает задвижка замка, тяжелые петли, которые давно никто не смазывал, открываются, и пасть книги разгрызается белыми страницами — Морок тут же захлопывает ее, услышав из ее недр душераздирающий крик. — Что это? — насторожившись, спрашивает Локи, даже нагнав Морока и заглянув через его плечо в обложку фолианта. — Книга Мертвых, — говорит Морок. — Египетская безделушка, как видишь, — усмехается он, все же с опаской ставя книгу на место. — Не знал, что сюда завозят такие… — Завозят? — Локи непонятливо таращится на стеллажи. — Ну, то есть, библиотекарь ежедневно крадет книги в лучших библиотеках мира, копирует их с точностью до неправильных запятых и возвращает на место, а у нас, — Морок широким жестом окидывает всю библиотеку. — Появляются новые экземпляры. — Хочешь сказать, в этой дыре даже библиотекарь есть? И откуда ты вообще знаешь современные слова, дедуля? — наконец задает давно мучавший его вопрос Локи. — Оттуда, — Морок снова берет его за руку своей большой холодной ладонь, ведя вперед, вглубь лабиринта стеллажей. — «Словарь современных диалектов», — он крутит толстенную книженцию в руках и с невозмутимым равнодушным видом протягивает ее Локи. — Ого! — присвистывает тот. — А я думал, тебе уже давно плевать на то, что происходит в мире. — Нет, — Морок снова скрывается за поворотом среди стеллажей. — Иногда я выбираюсь в свет, чтобы… — он недолго мнется. — Чтобы лишний раз убедиться, что в меня по-прежнему никто не верит, — Локи крякает от такой прямолинейности и признания собственных ошибок. — Не плачь, дедуля, вызволим мы тебя отсюда, — геройски городит он, и Морок оставляет такой душевный порыв без ответа. — Щегол, иди сюда, это может быть для тебя интересно, — говорит он откуда-то из кущи стеллажей. Локи следует на голос и натыкается на Морока в потемках. — Как темно! — тут же восклицает он и, прежде чем Морок успевает заткнуть его рот и остановить, зажигает на ладони пламя огня. Языки красные и оранжевые вспыхивают, озаряя большую полку с названием «Христианство». — Хе-хе, — усмехается Локи. — Кто к нам с мечом придет, тот о христианстве узнает, правда? — он смотрит на Морока испытующе, и ему видно, что сам Морок глубоко ненавидит эту религию, потому как именно из-за нее все люди позабыли о нем. — Сказать по правде, Иисус хороший парень, — усмехается Локи, разглядывая разноцветные корешки книг. — Вся эта религия, в общем-то, построена на лживых моральных ценностях, которые, тем паче, имеют место быть в современном мире. Тебе, дедуля, не Господа ненавидеть надо, а Владимира Первого, — он криво усмехается, пока Морок, взяв в руки «Библию», начинает листать ее в поисках картинок. — Смотри сюда, дурень, — говорит он грубо, и весь поток веселья у Локи как-то сразу сходит на нет. — Видишь его? — Локи смотрит на высокого краснокожего человека с рогами. — Цирк уродов? — логично предполагает он. — Что? Нет, это Сатана. Так его зовут, — говорит Морок, отдавая Локи книгу. — Занятный малый, жаль, что моложе меня. — Тем не менее, — замечает Локи. — Источники утверждают, что это худшее зло во всем мире, Дьявол, демон, Змей-искуситель, — он бегает глазами по рукописным строкам «Библии». — Завидуешь его положению, дедуля? — Нет, щегол, — Морок фыркает, подняв ворот синего плаща, чтобы закрыть свое бледное лицо. В свете огня его глаза горят еще тусклее. — Я знаком с этим малым, если тебе интересно. Доводилось видеться раньше. Как-то раз он бывал здесь, в забвении — легко забрал с собой Афину, — Морок фыркает. — Жалкая блудница. — Афина? — Локи вскидывает брови. — Как жаль, что я не попал сюда раньше! — усмехается он с претензией на забавную шутку, но Морок морщится, всем своим видом выказывая вселенское отвращение. — Так… И что насчет Сатаны? — Насколько мне известно, Сатана и Господь — единственные, кто могут вытащить тебя отсюда без вреда для окружающих и тебя самого, — Морок опирается спиной о стеллаж и складывает руки на груди в какой-то закрытой позе. — Правда? — Локи недоверчиво косит на картинку краснокожего человека. — И где его найти, если не секрет, дедуля? — Тебе? Найти? Сатану? — Морок смеется взахлеб и утирает набежавшие на глаза рефлекторные слезы. — Тебе никогда его не найти. Но я знаю, кто это может сделать. — Тащемта, — вздыхает Локи. — И кто же? — Идем, — Морок пихает Локи в спину, заставляет идти по темным коридорам в самый центр библиотеки, и Локи даже усмехается, понимая, что мировая религия «Христианство» стоит где-то сбоку от основного сокровища Забвения. — Далеко еще? — когда они молча проходят около десяти минут, спрашивает Локи. — Тут много книг, — пожимает плечами Морок, ни на секунду не бросая тыкать Локи в ребра. Когда они останавливаются в центре библиотеки, Локи освещает все огнем своей руки и с заинтересованным видом оглядывает каждую книгу: — И че это? — Книги мифических существ. Оборотни, эльфы, гномы, ма-аги, — Морок зыркает глазами по каждой полке и наконец восклицает с удачливостью: — Попалась! — Что это? — Локи снова выглядывает из-за его плеча. — Великая Летопись Средневековья, — Морок раскрывает бархатный форзац и смотрит на красивый каллиграфический почерк. — Здесь есть история тех, кто сотрудничал с Сатаной однажды, — Морок спешно листает нетронутые временем страницы, пока Локи успевает разглядывать картинки. — Эти клоуны? — насмехается он, когда видит на очередной картинке скуластого длинноволосого парня и девушку в белом платье: они танцуют на фоне церкви, пока пустует улица, на которой они находятся. — Эти клоуны, — кивает Морок и задерживает взгляд, перевернув страницу: тот же самый парень, но уже куда мужественнее и суровее в лице, и та же самая девушка — уже куда скуластее и бледнее, но с победным блеском в глазах. — И что это за перцы? — Локи кусает губу, начиная понемногу нервничать. — Леди Талурианд и раб ее, — читает Морок пафосным праздным голосом. — Сэр Дэбриал… *** — Да куда ты целишься, мать твою? — под косым демонским огнем, увенчанный благодатью небес, в литом блестящем доспехе, Макс ловко уворачивается и прокатывается на острых коленях по пыльной земле. — Да че ты орешь на меня?! — в тон ему орет Лена, не сбавляя силы удара и пытаясь поджарить тварь, которая несется на них с бешеной скоростью: вокруг непроглядная чаща русского леса, вурдалак, в котором покоится уже добрая половина сил обоих воинов, все никак не желает умирать, и Лена, скрипя зубами, глядит на него покрасневшими от напряжения глазами, стараясь выявить его слабые места. — Стреляй точнее! Точнее! — продолжает вопить Макс, вскакивая на ноги и с трудом вытаскивая из ножен блестящий Экскалибур — меч переливается во мраке леса, ловя блики сосен и пожелтевших от времени берез, Лена наводит мощный свод двух ладоней прямо на грудь вурдалака, который замедляется буквально в метре от нее — взрывная волна жарит деревья и листву, оставляя черную корку пепла на коричневой коре, Лена кричит, чувствуя жжение в ладонях, и Макс сильным волевым жестом срубает отвратительную голову с плеч вурдалака. Пустые глазницы сначала смотрят в небо, а затем закрываются навсегда. Лена тяжело дышит, пытаясь прийти в норму после столь увлекательной инспекции леса, а Макс, убрав меч в ножны, падает на траву, раскинув руки и ноги в стороны. — Славная битва, — говорит он усталым, но довольным голосом. Лена передергивает бровями, хмыкнув, и присаживается рядом, держась за пораненный бок — кровь сочится сквозь черный плащ, которым укутана ее бочина, и Макс тут же спохватывается, заметив капание крови на сочную зеленую траву. — Сильно больно? — Терпимо, — Лена стискивает кулаки плотнее, обожженная кожа действует на нервы, Лена переводит дух и, прикрыв глаза, вздыхает глубже. — Сам-то как? — Нормально, — Макс присаживается на больные колени и заставляет Лену вытянуться по струнке, подняв руки вверх: — Дай гляну… Он долго возится с раной, не спуская с нее своих холодных ладоней, нашептывает какое-то доселе незнакомое Лене заклинание, а затем довольно потирает руки, улыбаясь до ушей. — Че ты лыбишься? — Лена смотрит на свой бок, рефлекторно все еще чувствуя фантомную призрачную боль. — Ого! — присвистывает она с удивленным видом. Макс хватает ее за руку и тянет к себе, зажимая ее ладони в своих — больших и загрубевших. — Моге-е-ешь! — тянет Лена, многозначительно кивая, когда Макс ворожит над ее руками: ожоги быстро затягиваются, и Лена, чувствуя приятный холодный зуд по коже, даже улыбается уголком губ. В какофонии леса они сидят вдвоем, и среди почерневших деревьев от взрыва Лена ощущает себя, словно в своей стихии — Макс нежно гладит ее ладони, любовно усыпая их поцелуями, пока никто не видит, а затем укладывает Лену рядом, на мягкую зеленую траву. — Как дела? — спустя пять минут гробового молчания спрашивает он совершенно невозмутимым голосом, лязгнув доспехом. — Нормально, — хмыкает Лена. — А как твои? — Нормально, — Макс понимает, что это пустой разговор, но именно такие разговоры с Леной ему только и удаются в последнее время — после спасения Небес от переворота оба ударились в изгнание демонов, поиск вурдалаков и прочей нечисти, от которой, по их мнению, нужно было чистить земной шар. Лена в последнее время очень изменилась — ее теперь не страшат частые битвы, теперь она с упоением несется в каждую, сломя голову, и это пугает Макса больше всего — каждый раз боясь встретить на поле боя старых знакомых, Макс волнуется с каждым разом все больше и больше. Последняя их встреча с Сатаной закончилась мирным договором, который подписали обе стороны — точнее, лишь одна: Лена и Макс. Суть договора состояла в том, чтобы ни он, ни Лена больше не попадались Сатане на глаза, иначе он бы просто убил Макса, а девчонку забрал себе. Макс тяжело вздыхает — коварный сукин сын! Вечно таким был, рогатый ублюдок. Вот, пожалуй, за что его любят и уважают. Макс смотрит на Лену — отросшие светлые волосы приятно развевает ветер, холодные голубые глаза безучастно смотрят в небо, которое окрашено мрачными тонами над сводами верхушек деревьев этого леса. — Не думал, что в России еще водятся такие, — намекая на вурдалака, говорит Макс с легкой улыбкой, стараясь невзначай коснуться Лениной руки. — Как я? — вдруг спрашивает она, и Макс закатывает глаза уже по привычке: получившая новую силу, но не до конца разобравшаяся во всех ее «опциях», Лена теперь начала раздражать его вечными вопросами «А как, а почему, а зачем?» — чес-слово, было проще, когда она не владела магией — ни тебе паршивых вопросов, лишь один возглас «В бой!» и ее сверкающие пятки на горизонте. — Нет, — Макс хмурится, на ходу отвлекшись от своих мыслей и пытаясь сообразить, в каком ключе был задан вопрос — Лена отворачивается в сторону, потирает целые ладони о штаны и тяжело вздыхает. — Ты утомляешь. Макс скупо поджимает губу, решив промолчать лишний раз — мало ли, что на уме у девчонки, которая только что прикончила вурдалака одним не очень-то мощным заклинанием. Пусть с десятой попытки, но все же… Макс садится на траве, чувствуя себя, как в старые добрые времена — неуютно рядом с Леной, как-то не так, как-то странно, как-то отстраненно. Лена молчит тоже — вслушивается в тишину леса, пялясь глазами туда, во мрак, и не говорит ни слова, щуря холодные голубые глаза. — Слышишь? — хочет спросить она, но вместо того лишь вскакивает на ноги и подрывается с места: мимо кустов и деревьев, через ухабы и рытвины, перепрыгивая и перескакивая, Лена бежит вперед, услышав подозрительный шорох — в голове встают картины прошлого, прошлого, которое она так и не смогла принять, как данное. Лена бежит, пока в спину, снова начиная раздражать, кричит Макс: — Куда собралась, бестолочь? Это было их маленьким прогрессом — уже не дура, но все еще бестолочь. Лена ухмыляется, призрачные крылья позволяют ей перемахнуть через широкий ручей одним махом — Лена тут же ступает на траву и прячется за деревьями, сжав ладони в кулаки. Неудобные штаны сковывают движение, и Лена злится, что может звучать громче, чем есть на самом деле из-за поганых штанов. Она притаивается за деревом, плотно сжимая руками кору, и выглядывает лишь половиной своего хищного осунувшегося лица. — Вот и приехали, щегол, — Лена видит высокого статного мужчину в синем плаще и зеленых сапогах — каскад его кудрявых черных волос спадает на плечи прямо до поясницы, и Лена думает, что уже очень давно не видела длинноволосых мужиков. — Ага, спасибо за констатацию факта, дедуля, — огрызается второй: чуть ниже ростом, худее и бледнее кожей — рыжий, прямоволосый, зеленоглазый, на вид скользкий, но от этого не перестающий вызывать доверие. Лена смолкает, затаив дыхание. Пару минут поляна, на которой стоят, оглядываясь по всем сторонам, чужестранцы, находится в гробовой тишине, а затем и Лена, и незнакомцы слышат хруст веток и громкий возглас: — Да ты достала! Лена замирает — и замирает ее сердце: а вдруг они опасны? Откуда они взялись в этом лесу? Да еще в такой странной одежде? Кто они такие? И могут ли они навредить Максу?! Лена не дышит, пока сердце ее, ухнув в пропасть желудка, тоже молчит. — Эй, я не к дереву обращаюсь! — Лена лишь замечает, что от силуэта незнакомцев ничего не остается, словно они по мановению волшебной палочки растворяются в воздухе, и тут же к ней выскакивает грязный ободранный Макс с ветками деревьев в волосах. — Ты че от меня бега?.. — Лена затыкает его рот пальцем, глазами указывая на поляну. Макс вырывается. — Че ты мне рот затыкаешь? Че опять случилось? Че ты бесишься вообще? Раз так не хочется со мной говорить, можешь просто свалить в туман! — надрываясь, кричит Макс, чувствуя приближение нервного срыва. Лена молчит. Молчит и понимает, что с каждым криком Макса они, возможно, обрекают себя на мучительную смерть. — Ало! — Макс щелкает пальцами прямо перед ее лицом. — Гараж! Я здесь! Че ты затк?. — О, какие драмы, — ровным голосом произносит рыжий паренек, неизвестно откуда взявшись позади Лены. Макс рефлекторно бьет его прямо в челюсть, но кулак его останавливает второй. — Молодые люди, — спокойно говорит он, и Лена, кажется, выдыхает с облегчением, чуть не умерев от сердечного приступа — пронесло, убивать не станут. — Вы кто такие? — Макс раздражается с великолепным разгоном, кровь начинает бурлить в его жилах. Демонская кровь. Черная. Неправильная. Лена глазами просит его помолчать хоть пять минут, но Макс не унимается. — Че вам-то от меня надо?! Господи, всем че-то от меня надо! Отстали бы уже, ну е-мое! Сколько можно! Этому дай, тому помоги! Отвалите! — Макс психует: смотрит на Лену в последний раз и почему-то думает, что пора бы взять небольшой отпуск и отдохнуть от всех этих средневековых переживаний. Пора бы, думает Макс, уйти на покой, хотя бы на недельку — чтобы забыться в алкоголе, чтобы молча пялиться в потолок в недавно купленной однушке, чтобы снова есть заварную лапшу и долго рыгать, стоя на балконе с сигаретой. Макс в последний раз, ничего не объясняя участникам процессии, сверкает кровью своих глаз и, взмахнув рукой, исчезает в портале, который появляется мгновенно — Лена не маленькая, Лена сможет за себя постоять. А если нет, Макс найдет этих двоих и открутит им головы. Он уверен. Он исчезает. Исчезает, чтобы отдохнуть. Пару мгновений все стоят в тишине, а затем нерешительно Лена опирается спиной о ствол дерева и складывает руки на груди: — Кто вы такие? — размеренно переспрашивает она, но сердце ее все же бьется сильнее — Макс ушел. Ушел и оставил ее здесь. Одну. Макс ушел. Словно приговор — Макс. Ушел. — Прошу прощения, мое имя Морок, — мужчина в синем плаще подает ей руку, перед тем элегантно откинув с лица прядь черных волос. — А этот щегол — Локи. Лена щурится. — Хеллоуин? — со скепсисом и ядом спрашивает она, чуть огрубев от своих же мыслей: пусть уходит — это все равно не приблизит его к понимаю проблемы. Проблема, которая началась еще тогда, когда они только встретились — Лена не ребенок, и она уж точно имеет право задать вопрос. Вопрос, чтобы услышать на него ответ, а не крик в свою сторону — ей можно доверить ответственное дело, потому что она уже не ребенок. Она уже «давно» не ребенок. Лена сглатывает ком, подбежавший к горлу. — Что? Нет, дамочка, Вы не поняли, — Локи, борзея, даже ступает несколько шагов вперед, но Морок останавливает его взмахом статной руки. — Я понимаю Ваше недоверие. Но позвольте Вам кое-что прояснить… — галантно улыбаясь, он подает Лене руку, и она вкладывает в эту широкую ладонь свою — белую, холодную, мертвецки обиженную. Взрослую ладонь… Морок шепчет что-то очень быстро, и сон накатывает на веки, которые тяжелеют моментом — Лена понимает, что ее обманули. Вот только сделать уже ничего нельзя — она безвольным обмякшим телом падает на траву. — Хватай ее, щегол, она твоя, — шутит Морок, и Локи, закатив глаза, поднимает тело девушки, а затем бесцеремонно взваливает ее на плечо. — Точно ли это те «умельцы», которые выжили после своих делишек с Сатаной? — недоверчиво спрашивает он, похлопав Лену по бедру. Морок пожимает плечами. — Узнаем дома! — он коварно блестит глазами, и все трое, они растворяются в портале, прорезанном в середине самой поляны. Все, что остается в лесу — тишина, шелест листвы от набежавшего ветра, и примятая сочная трава…