***
Я медленно приходил в себя после странного сна, чувствуя себя тяжелым и уставшим. Мое дыхание изменилось – я дышал теперь глубже, чем дышат спящие люди, но все еще не собирался открывать глаза, хоть и подозревал, что меня раскусили. Я лежал на холодном, чуть влажном полу, и чувствовал, как моя обнаженная кожа покрывается мурашками. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что такое пробуждение не сулит ничего хорошего. Даже не особо принюхиваясь, я понял, что воздух вокруг чересчур спертый – очевидно, я в каком-то подвале. Пахло людьми – духами, потом. Чувствовались нотки еще какого-то странного, но знакомого запаха… Кровь! Надеюсь, я не дернулся. Отставить панику! Прислушавшись к ощущениям, я понял, что руки-ноги у меня, вроде бы, не затекли, и я смогу дать отпор. Нападу на первого, кто ко мне подойдет – и если там есть другие, воспользуюсь им, как заложником и живым щитом. Даже жаль, что на руках нет цепей – их можно было бы использовать как оружие. Ощущение глухоты после того сна проходило – я больше не чувствовал, что нахожусь на дне безмолвного давящего океана, и попытался прислушаться к их разговорам! Что-то непонятное вопят, да еще так воодушевленно. «Он явился, явился!» - единственное, что не на… латыни? А кто явился-то? Их босс? Да не, какие психи будут начальству радоваться… Если это только не повернутые на голову сектанты, к которым приехал их Чарли Мэнсон… Точно, сектанты. Латынь ведь! Сомневаюсь, что это сборище состоит из латинистов или врачей. Ой-вей, как я попал. Щас принесут в жертву – и поминай как звали. Они-то как раз ценят девственников вроде меня. Так, может получится свинтить, пока их босс привлек все внимание? Если запалят, то они все равно все укуренные какими-нибудь спиритическими травами, подыграю и притворюсь какой-нибудь «феноменальной космической силой», а потом свалю в космос по своим феноменальным делам? Думаю, прокатит. Я артистичный лапушка, сыграю бесноватого или что-то типа того. У этих ребят критическое мышление успешно купировано, поверят как дети в Деда Мороза. Босс – единственный, кто может мне помешать. Ладненько, наберемся мужества, откроем глаз. Все смотрят на меня. Закроем глаз и предадимся панике. Так, а это странно. Мои чувства слишком обострены – мои глаза закрыты, но я точно знаю, где кто находится. В этом помещении что-то вроде амфитеатра, много рядов, зрители… Я слышу кашель на задних рядах, шелест дамских платьев, различаю каждую нотку в их духах… И чую живых людей – словно скопление каких-то огней, даже чую их эмоции – предвкушение, восхищение, страх… Это ненормально. Я под наркотой? Вроде бы есть какая-нибудь хрень, усиливающая восприятие… Спиды, что ли? Но эффект слишком силен – это не новый наркотик, больше похоже на военную разработку. Такое преимущество не дадут жертве. Это плюс. Такое преимущество дадут только оружию. Суперсолдату. Это значит – им остается лишь последний этап – усмирить меня и заставить подчиняться. Я не хочу быть Зимним Солдатом! Так, стоп. Они бы не стали презентовать незаконченный проект. Могли бы устроить шоу «Подчини сверхчеловека», но, скорее всего, не стали бы рисковать. Значит, они не в курсе, что я осознаю себя? Это хорошо. Надо выбираться. Думаем логически: новую военную разработку презентуют спонсорам. Очевидно, здесь должны быть люди с оружием – в идеале, с оружием, способным подчинить суперсолдата. Но даже если они уверены в моей покорности, оружие должно быть хотя бы у телохранителей наших денежных мешков. Надо вычислить этих людей, выкрасть оружие, порешить всех. Хороший план.Глава первая. Лопнувшая струна
17 июня 2017 г. в 21:19
Мы шли в кромешной тьме сплошной цепью, растянувшейся на лиги. Мрак вокруг клубился и устилал далекие своды, нежно обнимал – но я чувствовал его давление, его мягкую настойчивость – понимал, что он не даст показать ничего, что скрыто за ним, сколько не вглядывайся.
Все, что я видел – моих товарищей, мерно бредущих нога в ногу, и мягкий салатовый свет их бумажных фонарей. У меня тоже был фонарь – он был у каждого здесь, иначе как не потеряться во мраке? Свой я очень берег, чересчур ярко представляя, как он гаснет, теряется, из-за чего меня не видят ни идущие спереди, ни сзади – и цепь смыкается, но уже без меня; мне остается лишь блуждать под этими холодными сводами вечность, безнадежно стремясь к любому огню, но не достигая его…
Мой фонарь был слегка помявшимся, с порванным краем, но он мне очень нравился – и его приятный свет, и красивый узор из цапель, покрывающий его пузатые бока. Стараясь не выбиться из ритма нашего отряда, я нервно отгонял от него мохнатых мотыльков – покружившись вокруг, они улетали обратно во тьму, но на их место прилетали новые, и, как бы меня это не раздражало, мне оставалось лишь смахнуть пот со лба и не выбиваться из шага. Это было очень опасно – опора под ногами была очень ненадежной, петляла, проваливалась, и поэтому наше продвижение напоминало какой-то диковинный танец, принадлежащий тем временам, когда он был священнодействием, а не развлечением.
Но мне все равно было весело – даже такой торжественный, танец остался танцем. Не один я, наверное, так думал.
Я не знал ни цели нашего пути, ни причины моего присутствия, но меня переполняла детская, светлая радость, живое счастье и ощущение общности с другими людьми, и поэтому с моего лица не сходила улыбка, а шаг был легок.
Внезапно во тьме под веками промелькнул кровяной отблеск – видение падающей звезды.
Я охнул от неожиданности, и мгновение спустя почувствовал, как лопнула тугая струна у меня под ногами.
Я неловко взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, заваливаясь назад, в открывшуюся пропасть. Мой фонарь мелькнул и погас. Я падал во тьму и видел, как и другие путники соскальзывали с краев разрыва, и мои глаза наполнились слезами.
Бедные мои друзья.