hardly golden (always gold)

«Неужели из разума не выбраться?» — Сильвия Плат. Всё должно было закончиться не так. Он должен был устроиться на барном стуле напротив Гарсии, держать в руках стакан холодного пива и наблюдать за тем, как девушка строит глазки бармену. Он должен был слушать её жалобы на то, как в сериалах отвратительно показывают компьютеры и тех, кто за ними; он бы вторил её смеху, потому что «вообще-то Линукс работает плохо, но не летит каждые три секунды» — что бы это ни значило. Он должен был провести отличный вечер, улыбаясь, пока не заболят скулы, а потом великолепно выспаться. А вместо этого он сжимает вскрытые запястья Нейтана Харриса, кричит Гарсии, чтобы та замотала их шарфом, зовёт врача так, будто он на поле боя. Его мозг будто выключился, он вопит и молит о помощи так, будто не видит, что медики уже вбегают в помещение; он знает и чувствует только то, что из-под его пальцев вытекает кровь, и он должен остановить это. Риду не приходилось иметь дела с таким раньше: он видел уже мёртвых жертв с потемневшей в венах кровью, и, даже если их команда успевает кого-то спасти, то инициативу всегда перехватывает кто-то другой, тот, кто действительно знает, что делать, тот, кто готов спасти этот день. Но сейчас всё по-другому. Он чувствует подушечками пальцев пульс Нейтана, слишком слабый, прерывистый и затухающий, и как же сильно он желает оказаться настоящим доктором, медиком — а не пареньком с какими-то докторскими степенями и бумажкой с курсов первой помощи. Санитарам со скорой приходится оттаскивать его силой; его сердце стучит так, что заглушает все другие звуки, и он может только смотреть, как они обматывают белыми бинтами тонкие и бледные запястья Нейтана. Кровь сочится наружу. Он слышит, как где-то далеко всхлипывает Гарсия вместе с проституткой, которая до сих пор сжимает в руке его визитку. Вот она, предсмертная записка, на которой черным по белому выбито имя Рида. Его взгляд не двигается, мозг не думает, он вытаскивает из кармана платок и начинает оттирать руки. Он делает это инстинктивно, почти на автомате, но кровь уже начинает засыхать. Он так и продолжает тереть ладони окровавленным куском ткани, как вдруг его аккуратно выводят наружу. Кровь запекается вокруг его ногтей и костяшек, и он трёт сильнее, вдруг испугавшись, что никогда не сможет от неё избавиться. «Ты во всём виноват», — ядовито шепчет ему внутренний голос. — «Это всё из-за тебя». Он понимает, что сейчас самоуничижение не поможет, но не может всё-таки сказать, что это полная неправда. Нейтан нашёл его, увидел в них двоих достаточно сходства, чтобы воспринимать Рида как союзника, как шанс, а не как угрозу. И сам Рид увидел в этом парнишке так много от себя самого — не только в испуганных глазах и бледном худом лице, но в недоверии самому себе, в нерешительности и постоянном сомнении. Он пытался объяснить это Моргану, но не решился сказать, что он сам так себя чувствует. — Я знаю, каково это — когда ты боишься собственного сознания, — говорит он, не глядя ему в глаза; сказать это вслух намного более интимно, чем ему казалось. Он надеется, что Морган понимает его, но сложно озвучить это чувство, и он не хочет, чтобы кто-то за него волновался — не больше, чем уже есть. Рид знает, что между риском наследственной параноидальной шизофрении и физическим проявлением тяги к убийствам огромная пропасть, но этот парнишка болен, просто болен, и ничего больше. Рид пытается сказать себе это ещё раз после того, как они находят следующую жертву. Уже поздно, и тёмная кровь пачкает её белое платье, растекаясь под телом. С каждой минутой она всё холоднее, но её уже нет. С первого же взгляда ясно, что почерк изменился: волосы не срезаны, на её теле нет никаких сообщений или посланий. Рид заставляет себя сосредоточиться на деле и не думать о том, что это мог сделать Нейтан, но все нити ведут к этому напуганному пареньку и он знает, что им придётся его привести. — Единственный способ спасти людские жизни в будущем — совершить самоубийство, — говорит ему Нейтан, когда они его находят. Рид не знает, что он должен ответить на это, и не может даже взглянуть ему в глаза. С одной стороны, это правда: если этим не заниматься, то шансы Нейтана стать убийцей почти стопроцентны. Но они не могут быть уверены, последовал он импульсу или нет. Внутрь Рида будто падает камень, когда он слышит такие слова от Нейтана. Он хочет сказать ему, что всё будет хорошо; просто пару дней в больнице и всё пройдет. Он пытается не думать о том, что случится, если он неправ, если пару дней превратятся в пару месяцев или лет, или продлятся навсегда. Он пытается не думать о клинике Беннингтона, о том, что, может, когда-нибудь наступит день, когда он войдёт и больше не выйдет обратно. Он не хочет думать о том, что никогда, никогда не даст своему состоянию так ухудшиться, но прекрасно знает эту дорожку и знает то, что ни к чему хорошему она не приведёт. «Он мог уже кого-то убить», — ядовито напоминает он сам себе, до тошноты резко возвращаясь в реальность. «Мы совсем не похожи». Он слишком соотносит себя с Нейтаном, и даже он сам мог сказать, что это мешает ему думать и решать. А теперь он весь в крови Нейтана, и Гидеон говорит ему: «Он был болен, его нужно было спасти». «Ну, всё это хорошо и прекрасно», — проносится в голове у Рида, когда там немножко рассеивается дымка. «Но кто спасёт их?». Он понимает, что должен быть рад, ведь он спас Нейтану жизнь, но всё, о чём он может думать — бесчисленные женщины, которых могли точно так же вскрыть лезвием только из-за его идиотского комплекса спасителя. «И кто спасёт меня, когда этой работы станет слишком много?». Он знает, что Гидеон просто пытается помочь, но сложно быть благодарным за это, когда твой моральный компас вертится как колесо фортуны. Рид смотрит, как кровь Нейтана стекает в слив раковины у него дома; он намыливает руки снова и снова, пока они не сморщиваются. Встаёт солнце, но Рид знает, что, если он не приедет на работу, ему ничего за это не будет. Усталость начинает одолевать его, он еле находит путь в спальню, снимает окровавленную одежду и бросает её унылым комом на пол, оставляя на потом, как и всё остальное, с чем у него нет сил сейчас разбираться. Забавно, как такой ком растёт с каждым новым делом всё больше и больше. Ещё несколько недель после этого его сны наполнены людьми, которых он не спасает — из прошлого и будущего. Тёплая кровь льётся ему на руки из собственных вскрытых запястий. Люди беспомощно смотрят на него из-за тумана стеклянными неподвижными глазами. Он отдал бы всё, чтобы это закончилось.