***
Я свернул с небольшой тропинки, петляющей через рощу, к небольшому кладбищу с видом на залив. Могилы, усеивающие склон, сияли белизной в лунном свете. Я пробирался среди них, пока не остановился у одной, возведённой относительно недавно по сравнению с остальными. Я положил на неё букет цветов и сжал ладони в молитве над могилой. — Навещаете могилу какой-то бедной души, господин Куникида? — спросил чистый голос. Когда я открыл глаза, то увидел госпожу Сасаки, одетую в белое кимоно, которая стояла рядом со мной, держа в руках букет белоснежных хризантем. Она положила свои цветы рядом с моими и склонила голову. — Вам очень идёт кимоно, — сказал я. — Оно подходит для траура, но мне жаль, что мы не встретились по более счастливому случаю, чем этот… Господин Куникида, Вы обычно оставляете цветы на могилах тех, кто скончался во время Ваших расследований? Могила, перед которой мы с ней стояли, принадлежала одной из жертв похищения в заброшенной больнице. — Да, — сказала я. — У меня нет особой причины делать это, но я чувствую, что должен. Она промолчала и просто улыбнулась. Листья на близлежащих деревьях танцевали под дуновением морского бриза. Я продолжал говорить, как будто был один. — В первый раз, когда кто-то умер во время одного задания, я так сильно плакал, что не мог встать и пойти на работу на следующий день. Я до сих пор сомневаюсь, что полностью оправился. Но слёзы больше не идут. Всё, о чём я могу думать сейчас, это то, что должен посещать их могилы. По крайней мере, если я этого не сделаю, мёртвые не смогут упокоиться с миром. — Вы… думаете, они смогут упокоиться с миром, если Вы будете их оплакивать? — спросила она. — Не знаю. Возможно, они мирно уйдут из жизни, а возможно, они уже потеряли надежду. Мои слёзы и молитвы не могут дойти до них. Время для них уже остановилось. Всё, что я могу сделать, это скорбеть об их кончине. То, что все живые могут скорбеть о мёртвых, — единственный факт, который заставляет меня верить, что мы живем в правильном мире. — Вы жестокий человек, господин Куникида. Я повернулся, чтобы посмотреть на неё, и с удивлением обнаружил, что в её глазах блестят слёзы. — Я… солгала Вам тогда. Когда я сказала, что рассталась со своим парнем… На самом деле… нас разлучила смерть. Мой парень был человеком, который жил своими идеалами. Он так много сделал для меня… и всё же он умер в одиночестве, не сказав мне ни единого слова любви. Сострадающий человек мог бы ответить какой-нибудь утешительной фразой, но всё, что я мог сделать, это выдать бессмысленно банальное: — Мне жаль. — Мёртвые — жестокие трусы, — сказала она. — Вы абсолютно правы, господин Куникида. Время для него остановилось, и поэтому мой любимый человек больше не может наслаждаться ни счастьем, ни смехом. Как же я устала от этого, — её глаза больше не могли сдерживать слёзы, и те рекой хлынули по её щекам. Если бы жил мудрец, который знал всё на свете, смог бы он подобрать слова, которые остановили бы её слёзы? Мне они были неизвестны. Я преследовал свои идеалы, заполнял ими целые тетради и делал всё, чтобы воплотить их в жизнь. И всё же я стоял и думал, действительно ли не существует идеальных слов для неё или идеального спасения от всех проблем в мире. Несмотря на все мои старания, я оказался бессилен перед лицом плачущей девушки. — Простите меня, — икнула она. — Боюсь, я потеряла самообладание. Мне… мне надо идти. — С Вами всё будет в порядке? — спросил я. Боже, какой глупый вопрос. — Да, — сказала она. — На самом деле полиция оставила мне это дело как внешнему консультанту. Я эксперт в этой области, и поскольку дело довольно сложное… С этого момента Вам лучше договариваться о своих делах с сотрудниками. Было само собой разумеющимся, что любой внешний консультант полиции должен быть высококлассным специалистом. Даже если допустить возможность того, что они раскрывали дела с чьей-либо помощью, у них, должно быть, с самого начала был неплохой послужной список. — Тогда я обязательно обращусь к Вам, если работа зайдёт в тупик, — сказал я. — Да, непременно, — наконец-то госпожа Сасаки улыбнулась. Океанский ветер пронёсся над горизонтом и ласкал горные хребты. Госпожа Сасаки ушла, молча поклонившись. Проводив её взглядом, я уставился пустым взглядом на раскинувшуюся внизу Йокогаму. Вдруг зазвонил мой мобильный. Это был Дазай. — Куникида, могу я попросить тебя подъехать на минутку? Его тон был на удивление мрачным.***
— Что случилось? — спросил я. Дазай позвал меня в заброшенную больницу, где мы вместе расследовали наше первое дело. То, что в темноте ночи было жуткой, пугающей больницей, при свете дня оказалось не более чем обычным выцветшим, обветшалым зданием. Солнечный свет проникал сквозь разбитые окна того, что, вероятно, когда-то было больничной палатой, образуя на полу яркие белые узоры. — Как снять этот пистолет с предохранителя? — спросил Дазай. Он нёс пистолет так, как будто это было ему незнакомо. Само оружие представляло собой небольшой ротный пистолет с двойным цевьём*. Сотрудникам агентства разрешалось всегда носить с собой такой же. — Ты заставил меня проделать весь этот путь только для того, чтобы спросить об этом? — проворчал я, снимая пистолет с предохранителя. Дазай направил пистолет на пустое место и сказал: — Я действительно не думаю, что кто-то из тех торговцев оружием был Лазурным Вестником. Что? — Ты так не думаешь? — продолжил он. — Они не были ответственны ни за одно из других дел. У них даже нет никакого мотива. — Ну, мне сказали о мотиве… Мы были препятствием для их ввоза оружия в Йокогаму. — Это правда. И они сами так считали. Но почему они должны были так думать? — К чему ты клонишь?.. — спросил я. — Они рассматривали Агентство как угрозу из-за дела Лазурного Короля, — сказал Дазай. — Но Агентство — далеко не единственная организация, которая противостоит незаконной торговле оружием. Вспомни ту же полицию, береговую охрану или Департамент по Делам Одарённых. Почему никто из них не получил того же обращения, что и мы? — Просто расскажи мне, что ты придумал. — Кто-то исказил их представление о нас. Вернее, кто-то скормил им информацию, которая заставила их видеть в нас своего злейшего врага. Нет. Может ли быть?.. Может ли быть, что Лазурный Вестник потянул за ниточки в ещё одном деле? — Дазай. Скажи мне. Ты уже знаешь, кто в ответе за это? — Да. — Тогда кто он?! Я схватил его за воротник без раздумий. Лицо Дазая не дрогнуло, когда он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: — Я отправил ему письмо с просьбой о встрече. Я сказал, что у нас есть сведения, доказывающие его вину в тех преступлениях, и всё такое. Думаю, он уже скоро будет здесь. Что он только что сказал? Я окинул помещение быстрым взглядом. Я понял, что когда-то это была больничная палата, самая обычная; передо мной была дверь, за ней — окно. Два ветхих каркаса больничных кроватей стояли передо мной рядом с пустой аптечкой. В остальном комната была пуста. Пол был даже относительно чистым от грязи и мусора. Настоящий преступник шёл сюда? В эту пустую комнату? Дазай вдруг заметил: — Идёт. Я рефлекторно посмотрел на дверь. Я слышал его: звук шагов по полу, медленно приближающийся. Я заметил, что Дазай сжимает пистолет. Так вот почему он у него? Свой пистолет я уже был вернул Президенту. Пришлось бы создать пистолет из тетради… Но нет, на это не хватало времени. По моей щеке начала стекать струйка пота. Шаги приближались. Они были почти здесь. В дверном проёме появилась нога, затем туловище, затем хорошо знакомое мне лицо. — Что ты здесь делаешь, очкарик? Парень, что стоял передо мной… Это… — Почему… Почему ты здесь? — спросил я. — Я первый тебя спросил. Пришёл узнать правду? Это был мальчик-хакер, Рокудзо. Ты настоящий преступник? Ты — Лазурный Вестник? Мой разум автоматически пришёл в действие. Если Рокудзо действительно виновен в этом, то он мог удалённо управлять компьютером Дазая, чтобы отправить письма. Нет, даже до этого Рокудзо был тем, кто посеял в моём сознании семена сомнения насчёт Дазая. Кроме того, связаться с иностранной преступной организацией и снабдить её предвзятой информацией было вполне по силам опытному хакеру. И самое главное — у него был мотив. Причина ненавидеть Агентство. Причина ненавидеть меня. — Почему, Рокудзо? — спросил я. — Это моя вина? Ведь так, да? Это я виноват в смерти твоего отца, так что ты должен обижаться за это только на меня. — Я обижаюсь на человека, который убил моего отца, — сказал он. — Это справедливо, да? Но, очкарик… Дазай внезапно заговорил. — О, я понял. Рокудзо, ты залез в мою почту? Что? Разве Дазай не сказал, что отправил письмо настоящему преступнику? В этот момент. Выстрел. В груди Рокудзо появилась дыра. Из неё брызнула кровь. Он открыл рот, но не издал ни звука и рухнул на землю у моих ног. Кто-то выстрелил в него. Я сразу же посмотрел на Дазая, но его пистолет всё ещё находился у него за поясом. Его выражения лица застыло. Затем я услышал голос из коридора, позади лежащего тела Рокудзо. Он сказал: — Прошу простить меня… господин Куникида. В дверном проеме появилась её фигура. Длинные чёрные волосы. Стройная шея. Белое кимоно. В её руке был пистолет. Из его ствола поднималась струйка белого дыма. Она перешагнула через тело Рокудзо и подошла ко мне. Великая тайна всего этого заключалась в том, что она по-прежнему оставалась невероятно красивой. — Вы — Лазурный Вестник? — спросил я. Мой голос звучал так, словно принадлежал кому-то другому. — Да, — ответила она. Её голос был таким холодным, что у меня зазвенело в ушах. — Сасаки, весь этот план — Ваш. Вы… признаёте это, не так ли? — спросил Дазай. — Господин Дазай, — ответила она, — я вынуждена попросить Вас выполнить одну мою просьбу. Пожалуйста… бросьте пистолет. Иначе… — она направила на него оружие. — Я брошу его, — сказал он, — если Вы позволите мне задать Вам несколько вопросов. — Я не возражаю. Я отвечу на все. — Хорошо. В таком случае, я бросаю его. Дазай небрежно позволил пистолету упасть к его ногам, и тот со звоном ударился об пол. — Сасаки, почему Вы выбрали Агентство? — спросил он. — Думаю, Вы уже знаете ответ на этот вопрос, господин Дазай. — Что ж, Вы правы. Вы пытались скрыть это от нас, но Ваш ум работает очень быстро, не так ли? Неудивительно, что в своём возрасте Вы являетесь уважаемым исследователем в мире криминальной психологии, — Дазай продолжал, как будто сдался. — Вы занимались двумя вещами: казнили преступников и мстили Агентству. Верно? Казнила преступников? Похоже на… — Это был… единственный метод, который я смогла придумать, — призналась она. — Значит, у Вас была причина для мести, я правильно понимаю? — Господин Дазай, в нашем обществе любая месть бессмысленна. И всё же… Я не могла поступить иначе. Я осознавала ошибку в своих рассуждениях, ведь моя месть была ради мёртвого человека, но я должна был это сделать, иначе я бы потеряла себя. Месть? У нашего Агентства была хорошая репутация. Я не мог припомнить, чтобы кто-то имел на нас жалобы, оправдывающие месть. — Понятно. Хоть Вы и понимали, что это бессмысленно, Вы всё равно должны были отомстить. И, к Вашему огорчению, не было никого, кому бы Вы могли отомстить. Сама смерть разлучила нас. Он был человеком, который жил своими идеалами. — Вы были бессильны как личность. Но у Вас был ваш интеллект и большие познания в криминологии. С помощью этих двух инструментов Вы привлекли к ответственности бесчисленное множество преступников. Следовательно, все инциденты с Лазурным Вестником были для Вас необходимы, не так ли? Дазай сделал паузу, и я понял правду в тот же момент, когда он это сказал. — Всё, что Вы сделали, было битвой мести за Вашего погибшего возлюбленного — Лазурного Короля. Лазурный Король. Экстраординарный террорист, чьи преступления привлекли других преступников к ответственности. Тот самый человек, чьё местонахождение обнаружило Агентство. И это впоследствии привело к его смерти. — Один из слухов гласит, что у Короля был сообщник. Видите ли, его преступления были слишком идеальными. Но, не беря в расчёт наёмных головорезов, ни один преступник не разделял идеологии Короля, по крайней мере так считали власти. Для таких скоординированных преступлений обычно требуется сотрудничество целой фракции заговорщиков или группы, купленной за целое состояние. Однако в инциденте с Терроризмом Голубого Флага ничего, что указывало бы на это. Почему-то никто не предполагал, что подружка Лазурного Короля была гораздо лучшим стратегом, чем он сам. — Он… был благородным человеком. Это неудержимое злодейство ранило его до глубины души. Он тщетно искал идеальное, прекрасное общество, свободное от угнетения. Он знал, что не сможет спасти всех с помощью нынешних законных средств, поэтому он стал бюрократом, чтобы создать новое законодательство, — Сасаки выплюнула следующие слова, словно у неё в горле стоял ком. — Пороки системы, его вмешательство коллег и отсутствие сочувствия со стороны начальника мучили его. Его неудачи мучили его. Даже я, со своей позиции стороннего наблюдателя, могла видеть, что дорога к справедливости вымощена ножами, а он шёл по ней босиком. Однажды он, наконец, сломался. Он потерял веру во все свои идеалы и был на грани того, чтобы вскрыть себе живот в попытке самоубийства. Всё, чего я хотела… это никогда больше не видеть такой боли в его глазах, и поэтому у меня не было другого выбора, кроме как рассказать ему о своём плане. Преступление как злой суд. Дорога к идеалам вымощена кровопролитием и резнёй. — Сасаки, — спросил Дазай, — Вы придумали почти все детали атак Лазурного Короля, не так ли? Ради своего любимого. — Я не жалею об этом, — сказала она. — Его идеалы — это и мои идеалы. Если он пожнёт награду, то ради него я стану самим Дьяволом. — Но Лазурный Король мёртв. Агентство выследило его, и он взорвал себя вместе с отцом того мальчика. На этом всё могло бы закончиться. — Нет, я не могла позволить этому закончиться. Мой план был завершён лишь наполовину. Преступников ещё ждал приговор. И… О, вы, без сомнения, будете смеяться надо мной, но я просто не могла ничего не делать перед лицом его смерти. — Поэтому Вы разработали план, согласно которому оставшиеся преступники добровольно совершат ещё больше преступлений, чтобы Агентство могло привлечь их к ответственности. И пригрозив нам скандалом, чтобы мотивировать нас, Вы обеспечили арест этих преступников, даже не пошевелив пальцем. Таксист, который совершил несколько похищений, не оставив ни малейшего следа. Арамта, нелегальный изготовитель бомб, скрывавшийся в Японии. Группа торговцев оружием, которые тайно перевозили оружие и участвовали в торговле органами на чёрном рынке. Всех и каждого из них практически невозможно выследить иначе. — Самый замечательный аспект этого плана, — продолжал Дазай, — это то, что он не требовал от Вас ничего противозаконного. Я полагаю, что Вы поручили торговцам оружием установить оборудование для наблюдения и казнить Арамту за Вас. Вы не принимали в этом никакого участия. Держу пари, что всё, что делала эта группа, основывалось на том, чего Вы от них хотели. Вот почему нет никаких доказательств Ваших действий. Они даже не подозревали, что Вы, их информатор, намеренно манипулируете ситуацией по своему усмотрению. И поэтому, как бы власти ни расследовали это дело, они придут к выводу, что всё это было ошибкой в разведданных группы. Я чувствовал то же самое, что и тогда, когда мы выследили похитителя и когда я допрашивал Дазая: этот преступник не станет марать свои руки. По закону человек, не совершивший никакого преступления, не может быть привлечён к ответственности. Справедливо ли это? Разве справедливо, чтобы такой абсурд остался безнаказанным? — Далее, чтобы сбить всех со следа, Вы переоделись в жертву похищения на первой встрече с Агентством. Но таксист Вас не похищал. Теперь, ради последовательности, мы никогда всерьёз не задавались этим вопросом, но у человека, чей почерк заключался в похищении туристов по пути в отели, не было причин похищать бессознательную женщину на вокзале. Конечно, это было не из-за отсутствия потенциальных жертв. Кроме того, таксист утверждал, что не знал, кто Вы, в то время как других жертв он сразу признал. В этом не было смысла. Таким образом, Вам удалось проскользнуть сквозь трещины в нашей броне и найти убежище в самом сердце Агентства, — Дазай нахмурил брови. — Сасаки, — сказал он, — мне трудно это понять. Женщина с вашим интеллектом, завоевавшая столь блестящую репутацию в мире криминальной психологии и, возможно, имеющая связи в самом сердце преступного мира, вполне могла бы организовать группу, занимающуюся устранением крупных криминальных лидеров. Возможно, это не соответствовало бы Вашим идеалам, но это стало бы огромным вкладом в избавление мира от преступности. И всё же Вы предпочли пойти этим путём. — Я… не амбициозный человек, — сказала она. — Всё, чего я хотела… это никогда больше не видеть печали на его лице. Почему? Этот единственный вопрос продолжал крутиться в моей голове. Почему, почему, почему? Кто здесь был не прав? Кто был тем человеком, который оставил свои идеалы? — Сасаки, Ваши преступления на этом заканчиваются, — сказал Дазай. — Не говоря уже о Ваших невидимых преступлениях, Вы не можете скрыть тот факт, что убили этого парня, Рокудзо. Мы были Вашей целью, а не он. За это Вы будете арестуют и переданы суду. — Нет, не буду, — она направила пистолет на Дазая. — У меня нет цели. И Вы не сможете свидетельствовать против меня. Если Вы попытаетесь сообщить властям о каких-либо событиях, произошедших сегодня вечером, Агентство снова подвергнется нападению. Это была угроза? Рассчитанная до этого момента, для этой самой ситуации… — Стоп, — слово вырвалось из моего горла сухим хриплым голосом. — Прекратите. Я сдаюсь. Не нападайте больше на Агентство. — Пожалуйста, не двигайтесь, господин Куникида, — сказала госпожа Сасаки. — Стойте! — закричал я. — Почему?! Почему, я Вас спрашиваю! Мы не те, на кого Вы должны направлять свой пистолет! — Тогда, пожалуйста, просветите меня, господин Куникида. В кого я должна целиться? На кого я должна испытывать эту обиду? — На… Должен быть кто-то. Должен быть источник всего этого предательства и коррупции. Должен был существовать идеальный мир, в котором все были бы справедливо вознаграждены. Зло должно было стать преградой на пути к достижению такого мира. Что-то… Что-то должно быть… Неужели она восприняла мою нерешительность как отсутствие ответа? Госпожа Сасаки нахмурилась и опустила глаза. — Всё, что я делала до этого момента, — сказала она, — это продолжала быть заряженным пистолетом, как часть мученичества за его — Лазурного Короля — идеалы. Вы никак не сможете помешать мне. Поэтому давайте… — она медленно опустила пистолет. — Давайте заключим сделку. Вы не будете мне мешать, а взамен я не буду нападать на Агентство. Я покину это место. А в другом районе я воспользуюсь другой организацией и создам те же события. Снова и снова. Я не позволю вам помешать мне. Дазай устремил свой пронзительный взгляд на госпожу Сасаки и сказал: — Это сработает. — Я знала, что Вы поймёте, господин Дазай, — сказала она. — Вы всегда смотрите на шаг вперёд и выбираете лучший вариант для всех сторон, не обращая внимания на свои чувства. Тогда Вы также должны понимать, что есть ещё одна вещь, которую необходимо сделать. — Да. Однако я не тот, кто должен это сделать. — Тогда… — госпожа Сасаки повернулась ко мне и слабо улыбнулась. Значит, её план будет и дальше осуществляться. Она будет продолжать все свои обманы и все свои манипуляции, в то время как число мёртвых за её спиной будет увеличиваться. Она будет продолжать выступать от имени этого лазурного призрака, Лазурного Вестника. Время для него остановилось, и поэтому мой любимый человек больше не может наслаждаться ни счастьем, ни смехом. Как же я устала от этого. Она не должна была быть причиной смерти. Это не было идеальным способом жить. Я был уверен, что существует идеальный мир. Но кто был препятствием на пути к нему? Как бы я ни подходил к проблеме, как бы её действия ни приводили к идеалу… — Господин Куникида, — прошептала она. — Возможно, это была уловка, чтобы обмануть Вас, и всё же… Вы без колебаний пришли мне на помощь, когда нашли меня в резервуаре с водой. Это сделало меня счастливой. Это наши последние минуты вместе, господин Куникида, поэтому я хочу сказать Вам одну вещь. Выстрелы. Три пули пронзили ее грудь. Кровь хлынула из зияющих дыр в её теле. Одетая в белое кимоно, она покачнулась, как лепесток танцующего цветка. А потом, как марионетка, у которой перерезали ниточки, рухнула на пол. — Сасаки! — воскликнул я. Я бросился к ней и сжал её тело в объятиях. Она была такой лёгкой. Как невесомая кукла. Кровь из ран на груди окрасила её тело в пунцовый цвет. — Так… тебе… и надо… Я поднял голову. Мальчик, всё ещё лежащий на полу, сжимал в руках чёрный пистолет. — Лазурный… Король… убил… моего отца… — простонал он. Его лицо было ужасно бледным от потери крови, и он жутко ухмылялся. Пистолет в его руке дымился. — Он был… врагом… моего отца! Мой отец был… справедливым человеком!.. Это тебе не помешает!.. Пистолет выпал из его руки. Рокудзо упал лицом в лужу собственной крови, один раз слабо дёрнулся и больше не двигался. Госпожа Сасаки прошептала из моих объятий: — Господин… Куни… кида… — с её губ беззвучно стекала струйка крови. — Вы… чем-то… напоминаете мне… его, — её красновато-коричневые зрачки загорелись и задрожали. — Ваши идеалы… их… нельзя остановить… Мне… и понравилось… это… в… Больше она ничего не сказала. Она была мертва. — Куникида, — сказал Дазай, — она была убийцей. Иначе и быть не могло. Услышав его, вся кровь ударила мне в голову. — Дазай! — прорычал я. Я схватил и поднял его за воротник. Его выражение лица не изменилось, пока он терпел мою ярость. — Куникида, идеального мира, как ты о нём думаешь, не существует. Ты должен принять это. — Заткнись, Дазай! — крикнул я. — Может, она и была нашим врагом, но она была всего лишь девушкой, которая едва умела пользоваться оружием! Она никогда никого не убивала! Ты должен был найти время, чтобы составить лучший план! Чтобы это дело не унесло больше ни одной жизни, но теперь посмотри, что ты сделал! — Это не я убил её, — сказал он. — Это был Рокудзо. Я указал на чёрный пистолет, лежащий около Рокудзо. — Это твой пистолет! Пока я говорил, ты незаметно отбросил его за спину, чтобы отдать Рокудзо! Тогда он догадался выстрелить в неё! С того места, где стоял Дазай, он мог бы пнуть пистолет под раму кровати, чтобы передать его так, чтобы госпожа Сасаки не смогла его увидеть. — Я не убивал её, — повторил он. — Это то всё равно, как если бы ты убил её! — Прости, но ты ничем не можешь доказать, что у меня было намерение причинить ей вред. Рокудзо был тем, кто поднял пистолет и выстрелил из него с намерением убить. Я лишь пнул пистолет. Убийца, который не запятнал свои руки… Действия Дазая и госпожи Сасаки были одинаковы. Они убивали удалённо, наживаясь на недоброжелательности третьих лиц. Юридические каналы не смогли бы доказать, что у них было намерение причинить вред. Им даже не могли предъявить обвинения. — Куникида, это самое доброе, что мы могли для неё сделать. Так будет лучше, — сказал Дазай. — Ты не прав! — крикнул я. — В идеале всё должно было быть по-другому! Что-то должно было случиться! Должна была быть какая-то истинная основная проблема! Поэтому… Возможно, если госпожа Сасаки действительно обижена на весь мир… Возможно, если бы она действительно намеревалась уничтожить нас… Но я вспомнил момент в этой самой больнице, когда я бросился в ядовитый газ. Если бы госпожа Сасаки не остановила меня, я бы надышался газа и умер. Если бы она хотела убить меня, она могла бы просто дать мне умереть. Месть была бы завершена, вот так просто. Это выглядело бы как несчастный случай. Она не совершила бы никакого преступления. И почему она спасла мне жизнь? Это была не более чем инстинктивная реакция? Я выплюнул слова в адрес Дазая, словно они сами вырывались из моего горла. — По этой самой логике, тогда госпожа Сасаки не несёт ответственности за все эти недавние события! Она даже не хотела мира, в котором все преступники были бы осуждены по справедливости! Она всего лишь… Всё, чего я хотела… это никогда больше не видеть такой боли в его глазах. Не надо! Ты не должен прикасаться к этому замку! — Скажи мне, Дазай! Правильно ли она поступила, что умерла? Тот ли это идеальный мир, к которому я стремился?.. Дазай пристально посмотрел на меня и прошептал: — Куникида. Есть те, кто верит исключительно в свой справедливый, идеальный мир, и поэтому они начинают возмущаться этим, настоящим, миром. Лазурный Король был одним из таких людей. Отстаивая свои идеи справедливости и идеализма, он причинял боль слабым вокруг себя, — он посмотрел вдаль. — Фраза «добиваться справедливости» — это оружие. Как только оно причиняет боль слабым, оно больше не может быть силой добра. Правосудие, к которому стремился Лазурный Король, и убило Сасаки. Его обвинение ранило меня. Поиски справедливого мира и идеалов, действительно. Все эти страдания произошли из-за стремления к идеалам. — Куникида, пока ты, стремясь к идеальному миру, продолжаешь уничтожать тех, кто мешает твоим идеалам, пламя Лазурного Короля будет гореть внутри тебя. И со временем оно поглотит тех, кто тебя окружает. Я уже много раз видел, как это происходит. Дазай смотрел далеко за пределы меня, на кого-то, кого я не мог видеть. Он говорил с тенью того, кого я никогда не узнаю, до кого никогда не смогу достучаться, кто заперт в бездне. — Я… — начал я. Я отмахнулся от руки Дазая. Я понял, что он сказал. Возможно, то, что я искал, находилось не вне сферы справедливости, а внутри меня самого. Но, тем не менее, госпожа Сасаки и Рокудзо лежали мёртвые. Я чувствовал себя беспомощным и мог искать справедливости только в самом себе. Я смотрел в окна больницы. Пунцовые паучьи лилии покачивались на ветерке, проносившемся через разрушенный сад внизу. Даже когда я закрывал глаза, красный цвет оставался на моих веках вместе с отпечатком её улыбки.