***
Демьян таки притащил лёд и, несмотря на все мои протесты, приложил его к моей переносице. Говорил, что иначе будет отёк, и ни одна девушка на меня в радиусе километра не клюнет. Иронично. А ты бы клюнул, а, Демьян? – Ага, – отвечает сосед. Поднимаю глаза и вижу, как он, прижав телефон ухом к плечу, шарит рукой в сумке в поисках блокнота. Между губ плотно зажат колпачок ручки, напоминающие дреды волосы собраны в небрежный хвост, а сильные пальцы ловко выуживают искомую вещь. Блокнот ложится на стол, шарик стержня с почти неслышным скрипом царапает бумагу, оставляя за собой тёмно-синий след. 8970… Чей-то номер? Чей? – Угу, – тянет Дем. – Да. Я понял. Я позвоню. Кивнув головой собеседнику – машинально, Демьян откладывает телефон в сторону. Не убирая холодного пакета от носа, спрашиваю: – Кто звонил? – и только потом понимаю: а какое мне должно быть дело? Тихо цыкаю и мысленно ругаю себя за чрезмерное любопытство. Густые, но аккуратные брови Дема удивлённо взлетают вверх, и он отвечает: – Староста. Просила в деканат позвонить. – Зачем? – выпаливаю я прежде, чем осознаю, что снова лезу куда не просят . – Не знаю. Ей просто передали, чтобы я позвонил. Примерно два года назад Демьян, будучи на пятом курсе, взял себе академ. Никто не знал, почему так произошло – сам он ничего не говорил, со студсовета ушёл тоже молча, хотя был одним из главных активистов. Я тогда только поступил, но за недолгие полгода общения с ним не только проникся ко всей этой деятельности, но и сильно сблизился со своим будущим на тот момент соседом. Потом эта курчавая голова стала реже появляться в кабинете студсовета – прикрывалась какими-то делами, подработкой, которой не было, а потом и вовсе перестала бывать в вузе. Кто-то мне говорил, что он забрал документы, однако верил я в этом слабо. Затем мы случайно столкнулись у общежития, когда Дем съезжал. Я направлялся с ночёвкой к Лёше – что, собственно, было (да и есть) запрещено, а Демьян, усевшись на свой несуразный чемодан, курил у ступеней. Ухватив меня за штанину, он поздоровался и с приветливой, но грустной улыбкой – другой я впоследствии не видел – поинтересовался, как у меня дела. Расстроенный тогдашним конфликтом с родителями, я рассказал ему всё – до сих пор не понимаю, как он спокойно выслушал меня и не захотел самоубиться. Более того, Демьян, узнав обо всём, предложил жить вместе с ним. А я… А я был влюблён в него уже тогда.***
– В смысле, Орлов? С каких пор он ездит на посвяты? – кипячусь я, просматривая списки. – И его гоп-компания туда же… – Хорош злиться, – толкает в плечо меня Лиза. – Это только предварительные данные, половина сольётся, когда нужно будет сдавать деньги, как и всегда, – пытается успокоить меня она, но помогает это слабо. Меня бесит один только факт того, что есть хоть какая-то вероятность совместной поездки с этим дебилом на базу, где я планировал отдохнуть, а не терпеть его выходки. – Здрасьте, можно? – звучный голос вклинивается в общий гул. Мы с Лизой одновременно поворачиваем головы, и я тихо выругиваюсь: на пороге стоит Орлов, сдержанно-сосредоточенный, и внимательно вглядывается в лица мелькающих мимо парней и девушек. – Мне деньги сдать, – для пущей убедительности он трясёт в воздухе купюрами. – С деньгами к Колесниченко, – говорят ему и направляют в мою сторону. – С деньгами к Колесниченко, – передразниваю я и сажусь за стол. Сложно было по имени назвать, что ли? Орлов плутает между столами: щуря глаза, он пристально смотрит на таблички с фамилиями, пока не доходит до меня. Спрятав на мгновение выскочившее удивление, парень протягивает мне несколько тысяч и говорит: – Не думал, что такому, как ты, поручат заниматься финансами. – Главное, что не тебе, – огрызаюсь я, забирая купюры. – Я внёс тебя в список, можешь идти. – Точно? – перегнувшись через стол, он заглядывает в монитор. – Орлов, сгинь, – шиплю я. – И своей команде гопников передай, что у них осталась неделя. Парень хмыкает, выпрямляется и, как-то хищно сузив глаза, отвечает: – Ага.***
– Не, Тёмыч. Не могу. Уверен, он даже не пытался. Разочарованно вздохнув, продолжаю писать лекцию дальше, силясь не уснуть под монотонное бормотание преподавателя. – Обижаешься? А смысл? Как будто от этого что-то поменяется, и ты внезапно превратишься в прекрасную принцессу-лягушку… Ну, то есть активиста. Разводить этот детский сад по меньшей мере глупо. Но сейчас, как и всегда, я не могу скрыть своего раздражения по этому поводу. Лёшка часто говорил о том, что его достали его пассивность и – Катькино слово – "безынициативность", но сам даже не пытался это исправить. А значит, лицемерил. Чем и разочаровывал меня. – Нет, Лёш, не обижаюсь, – сухо отвечаю я, продолжая записывать определение корреляции. – Не мешай конспектировать, а? Мне не составляет труда догадаться, что на эти слова точно обиделся мой друг. Более того, я почти чувствую эту обиду физически, даже не отрываясь от лекции. Лёша слишком предсказуемый. Перелистнув страницу, стопорюсь и кидаю короткий взгляд на него. Губы сжаты и немного подрагивают, ручка судорожно вертится в пальцах. Иногда мне кажется, что между нами разница не в пять месяцев, а в пять лет. – Расслабься, – решаю пойти на примирение я. – Ты всё равно ничего не можешь сделать с этим. Вообще-то можешь. Для начала – попробовать попросить денег у мамы. Заработать их. Занять, в конце концов. – Вообще-то могу, – внезапно говорит он, щекой опираясь на ладонь. – У меня есть небольшая заначка, только… – Только что? Лёша зачем-то оглядывается и уже тише продолжает: – Я это... боюсь, короче. Да и никогда не бывал на таких… мероприятиях. И не хочу оставаться… ну, после всего вот этого. – С активистами? – уточняю, на что мой друг кивает. – Так не оставайся. – А ты? Я смягчаюсь. Зевнув, подобно другу опускаю подбородок на сложенные в замок руки и напоминаю: – А я до этого сколько раз вообще без тебя ездил? Так хоть денёк оторвусь с тобой. – Ну да, – расплывается в улыбке он. – Ты точно не обидишься? – Ага, – весело отвечаю я и взлохмачиваю соломенную шевелюру Лёшки. POV Демьян Лениво помешивая кофе, звоню в деканат. Маша мне так и не объяснила, зачем я внезапно им понадобился, но не могу сказать, что меня сильно это интересует. – Деканат экономического факультета, Михаил, слушаю. – Э-э… – неожиданно для себя запинаюсь, но быстро беру себя в руки. – Добрый день. Вас беспокоит студент Нестеренко, группа ЭП-11-З. Староста передала, что мне нужно позвонить Вам. – Экономическое программирование, специалисты, заочники… – бормочут в трубке. – Подождите немного, ладно? – Хорошо, – отвечаю я и слышу частое щёлканье мышкой. – Нанаев, Неведова, Нестеренко, ага. Демьян, скажите, когда Вы сможете подойти в университет? – А в чем дело? – интересуюсь я. – Это касается Ваших пропусков. Не переживайте, – мягко смеются в трубке. – Ругать Вас никто не будет. Отмечаю про себя приятный тембр голоса секретаря – мягкий, глубокий, словно вязкий мёд. – Я могу подойти сегодня в первой половине дня, перед сменой. Подойдёт? – Конечно, буду Вас ждать. До встречи, Демьян. – До встречи.***
Промозглый сырой воздух приятно щекочет ноздри. Да-а… Давно я не шёл по улице так: мерно вышагивая, ощущая щербатый асфальт ступнями и откровенно наслаждаясь пасмурной погодой. Когда у меня работа, то обычно я несусь на остановку, ботинками собирая все лужи по пути, постоянно поправляя небрежно намотанный на шею шарф одной рукой и другой – удерживая слетающую с густой копны волос шапку. Во время сессии меньше всего тебя интересует окружающий мир – как правило, тут уже плетёшься максимально неохотно, постоянно позёвывая и прокручивая в голове остатки формул и определений, что худо-бедно запомнились за ночь поспешной зубрёжки. Если я собирался к Егору, то вызывал такси – и в жадном нетерпении щёлкал пальцами, раздражая водителей: начинал фантазировать, блаженно улыбаясь, озабоченно осматривал себя, надеясь, что не измазался по пути к машине и прогладил все складки на одежде, но точно не смотрел в окно, наслаждаясь вечерним – или ночным – пейзажем города. А сейчас… иначе. Под ногами осенне шелестит влажная листва – скользит, едва скрипит и смешивается с землёй, образуя серовато-склизкую росу на горчично-коричневой глади. Устало почирикивают оставшиеся зимовать воробьи – перешёптываются, перелетая с ветки на ветку пушистыми комочками. Проносятся машины – мимо, резко и оставляя после себя грязную россыпь на белоснежных буквально месяц назад бордюрах. Проносятся и люди – спешат, поглядывая на часы, врезаются друг в друга и торопливо извиняются; машут руками маршрутчику, чуть подпрыгивая, с чего-то полагая, что так они станут заметнее; прячутся в прозрачных витринах магазинов – одетые не по погоде, мёрзнущие и добирающиеся до дома перебежками. Тускло мигает сиротливо висящая на оголевших ветках гирлянда – никогда не понимал этой манеры украшать деревья улиц подобными атрибутами. В противовес ей – ярко, зазывающе мерцает витрина секонда – «Налетай! Скидки!». Слишком ярко для не самого светлого, но всё-таки дня. Вдалеке возвышается универ – громоздкий, старинный, окружённый туманным полотном. Над ним – хмурое небо, монотонно-серое, тяжёлое с редкой проседью. Маленькие фигурки крутятся около здания – кучкуются и собирают над головами маленькое дымное облако, которое, впрочем, быстро развевается малейшим дуновением ветра, и юрко заскакивают в каменную громаду обратно. Город живёт. Словив себя на мысли, что не хочу останавливаться на пороге, решаю закурить по пути, но быстро передумываю и прячу пачку сигарет обратно. Сегодня мне не хочется пачкаться никотином, пахнуть по-барменски – алкоголем, и куда-то торопиться. В универ захожу какой-то странно воодушевлённый – с дурацкой улыбочкой, словно не в деканат разбираться иду, а получать автомат по сложному предмету. Повсюду снуют студенты, с важным видом расхаживают преподаватели, а я стою, наслаждаясь сухим тёплым воздухом заведения. Поднявшись на третий этаж, осматриваюсь и вижу знакомую серебристую макушку. – Артём! Серебристая макушка оборачивается, улыбается и спешным шагом направляется ко мне, в итоге срываясь на бег. – Привет, – чуть запыхавшись, говорит он. – А ты чего здесь? – В деканат вызвали, – киваю в сторону мощной лакированной двери. – Понятно… – протягивает он. – Надолго? Пожимаю плечами. – У меня просто последняя пара – осталась вторая половинка, – врёт Артём, вызывая у меня невольный смешок. – Если что, может, пойдём домой вместе? – Хорошо, я подожду. Смена всё равно вечером. Улыбка на лице паренька становится шире, но стоит ему лишь открыть рот, чтобы ответить мне, как его прерывает противный рёв звонка на пару – он жмурится, прикрывает уши ладонями и, проговорив одними губами «Встретимся после пары», поспешно ретируется в аудиторию. Постучав в кабинет, открываю дверь, не дожидаясь ответа. В деканате немноголюдно – в углу сидит миловидная девушка, сосредоточенно набирающая текст на компьютере; около стеллажа с личными делами стоит женщина лет сорока; прямо рядом со входом расположился молодой человек, уставившийся в монитор. Наверное, мне к нему – логично, учитывая, что голос в трубке был мужским. Подхожу и осторожно спрашиваю: – Здравствуйте, я по поводу… Секретарь – Анисимов Михаил Олегович, как гласит табличка на столе – вскидывает голову и тут же начинает говорить, не давая мне закончить: – Демьян? Присаживайтесь. Сразу узнаю этот тёплый голос. Устроившись на стуле, молча смотрю на Михаила, выжидая его реплики. – Секундочку… – просит он, снова погрузившись в компьютер. Он выглядит, пожалуй, даже младше меня. Густые тёмные ресницы подрагивают, яркие зелёные глаза бегают туда-сюда, пухловатые губы периодически растягиваются в тонкую линию, выдавая недовольство его обладателя. Лицо мне кажется знакомым, и я внезапно вспоминаю, где его видел. В деканат я плетусь еле-еле, кое-как переставляя ноги. На часах уже пять вечера, но раньше я прийти не мог – Егор. Подставив ладонь ко рту, дышу на неё и тут же морщусь – не почувствует запаха перегара разве что человек с полным отсутствием обоняния. Точно так же, как и не заметит мой помятый внешний вид только слепой, а не услышит мою заплетающуюся речь – глухой. Дёргаю ручку двери деканата и психую – закрыто. Сука, да как оно всё… заебало. Даже для того, чтобы бросить этот гадюшник, нужно дико заморочиться. Дерьмо, чёрт его дери... Сползаю по побеленной стенке – плевать, что на куртке останется след – и роняю голову на колени. Сижу так минут пять, пока не раздаётся негромкое: – Нестеренко? Поднимаюсь – с трудом – и киваю. Щёлкает замок, открывается дверь, и я слышу всё такое же тихое: – Заходите. Захожу. Нагло плюхаюсь на первый попавшийся стул и дожидаюсь этого чувака. Тщедушный, с растрёпанными русыми волосёшками, он уверенно проходит за стол и спрашивает: – За документами? Киваю и ожидаю тирады, которую слышал уже не раз: «Ох, Демьян, Вы такой успешный студент, да ещё и активист, осталось тут доучиться-то чуть менее полгода, бла-бла…». Однако, её не поступает. Наоборот, покопавшись в бумагах, худая рука кладёт передо мной листок: – Подпишите, пожалуйста. Не глядя оставляю резкий росчерк. Удовлетворённо хмыкнув, парень протягивает пачку документов и говорит: – Встретимся через год. Растерянно моргаю, вглядываясь в довольное лицо напротив: – В смысле? Парень молча кивает на листок, что всё ещё покоится передо мною. Внимательно вчитываюсь в заголовок: «Заявление об академическом отпуске». Перевожу взгляд вниз – уже одобренное, моя подпись была заключительным, так сказать, этапом. Прежде чем я что-либо предпринимаю, он забирает заявление и убирает его в стол. – Потом спасибо скажешь. А сейчас иди. Что ж, должен признать: он изменился. Покрепчал и из худосочного паренька превратился в красивого мужчину. Молодого. Спустя какое-то время он отрывается от экрана и снова обращается ко мне: – Демьян, Вы хоть и на заочном отделении… – начинает было он, но я бесцеремонно прерываю его: – Спасибо. Он улыбается одними уголками губ. – Узнал, значит. Не за что, – переходит парень на «ты», но я и не против. – Что касается пропусков… Почему на пары не ходишь? – Работаю, – без обиняков отвечаю я. – Правда, неофициально. – Ясно, – говорит он. – Смотри, мне-то в принципе всё равно, лично я уверен, что ты и без лекций прекрасно справишься – в конце концов, все эти дисциплины тебе и так знакомы. Но преподы на установочной сессии ворчали, так что предлагаю оформить тебе свободное посещение, там уже никто не при… – Михаил на секунду запинается, – …копается к тебе. – На каком основании? – возмущается мадам возле стеллажа, но парень лишь отмахивается: – Занимайтесь своими делами, Клавдия Степановна. Женщина, подслушивать нехорошо. – Было бы неплохо. Михаил кивает. – Отлично. Как согласую всё, вызову тебя снова. На сегодня тогда всё. POV ??? Угрюмо наблюдаю за тем, как Артём из аудитории буквально вылетает: весь такой радостный, с горящими глазами и невесть откуда появившимся румянцем. Кусок идиота. – У нас пара тут? – пищит рядом со мной какая-то девчонка, на что я неопределённо веду плечами – в душе, блядь, не ебу, где у нас пара. – Да, тут, – не менее пискляво отвечают ей. Слушать противно. На какой помойке и за какие грехи раздавали такие уёбищные голоса? Выглядываю в окно. Рядом с белой головой шагает тёмная – растрёпанная и небрежная. Сосед его, Демьян, рядом с которым он разве что слюни не пускает. Не знаю, чего ради я вдруг внезапно решил-таки впервые за три года поехать на посвящение. Точнее, не знаю, чего я хотел добиться. Тусоваться с перваками – сомнительное удовольствие, а влиться в тусовку активистов из студсовета у меня вряд ли получится. Во всём виноват он. Крутится под носом постоянно – ни отдохнуть, ни отвлечься. Именно из всех вузов города, из всех факультетов, из всех, мать его, специальностей – мы попали в один поток. Просто пиздец. Пиздец потому, что я заебался сохнуть по этому крикливому долбоёбу. Как говорят, сердцу не прикажешь. Вот я ему тоже приказать не могу. И члену своему тоже. Ко мне подходит Миша. Сегодня его опять не было на паре из-за работы, поэтому лекцию пришлось записывать куда старательнее, чем обычно. – В столовку? – Да, пойдём, – вздыхаю я. – Опять очередь длиной в километр, наверное. Миша ободряюще хлопает меня по спине. – Да пофиг. Там всё равно следующая пара отстойная, можно немного опоздать. И перемена большая. Ты лекцию записал? – Записал, – протягиваю другу тетрадь, в которой усердно строчил последние сорок пять минут. Запрятав её в сумку, он спускается к выходу. Смотрю в отражение в окне, поправляю выбившуюся светлую прядку и иду за ним.