Яблоневый цвет

      Раф наслаждалась легким хмелем, вызвавшим румянец на её чуть пухлых щеках. Он помогал снять напряжение и наконец-то расслабиться. В бокале шипели пузырьки шампанского, которые забавно лопались, достигая поверхности, как чьи-то несбывшиеся мечты. Здоровье девушки было окончательно возвращено в былую форму, и весь прошлый месяц она не разговаривала с братом, считая оскорбительным отвечать на вечную фальшивку. Блондинка накручивала на палец локон светлых волос, утром залитый лаком, чтобы завитушки на волосах держались дольше, но прическа давно потеряла свой лоск, а пряди всё ещё были похожи на сухой хворост покрытый остатками средства для фиксации укладки, въевшегося в них. На ощупь это было мерзко и совсем неприятно, и выглядело так же отвратительно, но в сумерках дефекты поглощал мрак, поэтому она всё ещё казалась безупречно красивой. Легкая приятная музыка заполняла пространство, перебивая вечерние трели соловьев и сверчков, Раф бы предпочла птиц этой тусовке «сорок плюс». Родственники семей собрались в одну большую компанию и теперь поздравляли её мать и Виктора с долгожданной (это было не так, они весь месяц приходили по очереди то к Анжели, то к Виктору и просили отменить эту опрометчиво скорую помолвку; некоторые взывали к совести и разуму) свадьбой. Мисс Сейст считала, что они такие же, как и Сульфус - фальшивки. С таким-то семейством не мудрено, что её братец был черствым актеришкой с поддельной, но ужасно правдоподобной игрой. Можно ли было верить этим людям, она не знала, от чего-то девушку просто тянуло спрятаться от всех тех масок счастья и тихо поплакать, отмывая их от грима своими слезами.       Настроение её блуждало по извилистой дороге, то и дело, подбрасывая ей почву для разных философских мыслей. Наверняка можно было сказать одно, так на девушку действовало легкое опьянение, хотя она, в какой-то мере, была ему даже рада. Вот теперь Раф с легкостью могла сказать, что сделала мать счастливой. Вечерняя прохлада кружила над танцующей чуть качающейся толпой гостей и молодожен. Анжели была восхитительна, с этим не спорил никто, и на лице блондинки играла ласковая улыбка, потому что её мама сегодня наконец-то обрела гармонию и душевный покой. Волосы женщины утром уложили в элегантный пучок, к которому серебряным гребнем закололи кружевную фату, так волшебно развивающуюся в воздухе во время движения. Простое, без всяких изысков, белое платье хорошо подчеркивало природную, будто кошачью, грацию Анжели. Она уверенно держалась в туфлях на высоком каблуке, носок которых то и дело показывался из-под юбки. Иногда Раф завидовала этому маминому умению и ещё паре других, например, вальсировать блондинка не умела, а Анжели напротив была в этом очень хороша. Виктор на удивление мисс Сейст, кажется, танцевать совсем не умел, но и его грузная неуклюжая фигурка, постоянно смущенно потирающая затылок и неловко улыбающаяся, рядом с женщиной не выглядела нелепо или смешно. Они наоборот смотрелись довольно гармонично вместе, застенчиво улыбаясь и осторожно держась за руки, будто это им точно было запрещено всеми законами мира, хотя миру, в сущности, было на это глубоко плевать. Зато Виктор и его новоиспеченная супруга любили мироздание больше, чем того от них требовалось. Ещё чуть-чуть и мужчина с женщиной заставили бы всех своей нежностью тоже полюбить мир немного больше, чем это было необходимо.       Но почему-то Раф обуздывало чувство отчужденности, и полумрак беседки, где она сидела, только усугублял странное состояние. Минутные вспышки счастья и радости сразу гасило что-то депрессивное, темное, тяжелое и грустное. Блондинка то вспоминала об отце, отчего по её матовой чуть бархатистой коже сбегали одинокие соленые капельки слез, то о грубостях Сульфуса, который кажется всем сердцем её ненавидел. Почему мужчины причиняли ей боль, она не понимала. Гейб оказался редкостным подонком и Раф очень боялась посмотреть этой правде в глаза. А ещё она боялась, что Виктор тоже окажется таким же не порядочным и жестоким мужчиной, который вдруг мог порушить хрупкое счастье её матери. Даже его сын и тот делал просто феноменальные выпады, чтобы испортить жизнь мисс Сейст, ударить по больному, поставить на колени. Голубоглазой казалось, что у него это была самая важная часть жизненной цели под кодовым названием «Избавление от женщин» и не важно, какими коварными способами он бы её достиг, главное результат. Это огорчало и вгоняло в краску, заставляло вопрошать вселенную, за что удосужилась блондинка такой кары. Но на эти вопросы даже падающие звезды не могли ответить.       Ветер загудел в листве деревьев, принося потоки ночного холода и кучерявые тучи, подсвеченные лунным серебристым светом. Музыка заглушалась шуршанием, но люди ничуть не пугались стонов деревьев и кустарников, захмелевшие они танцевали и вытворяли всякие глупости, пытаясь, обогнать друг друга в изобретательности. Со стороны всё казалось более чем весело и забавно. – Интересное зрелище получилось, ты так не считаешь? – с дежурной улыбочкой опускаясь на противоположный стул, произнес Сульфус. Он был как красивая картинка из свадебного журнала: уложенные волосы, строгая бордовая рубашка, как казалось Раф, она бы отлично на ней сидела, джинсы с подкатанными штанинами и забавные бордовые кеды с ярко-белыми шнурками, слишком белыми. Идеальный и такой не настоящий Сульфус, которого она видела постоянно. – Бесишь, – совсем не любезным тоном произнесла девушка. Она смотрела сквозь него, и трудно было сказать, на что именно фокусировались голубые зрачки. Однако, иногда взгляд возвращался к парню, а именно к его глазам, Раф старалась уловить в них искренность, но стекло очков лишь поблескивало в темноте, скрывая взгляд брюнета. – Знаешь, я совсем не понимаю, с чего вдруг ты решила на меня дуться, – небрежно бросил парень и широким жестом забрал волосы, зачесывая их назад, а лохмы, не повинуясь, ложились в привычный ершистый беспорядок. Это выглядело довольно театрально, совсем в не привычной для юноши манере. Пахло фальшивкой, как в прочем и всегда.       Раф не отвечала, нервно блуждая по столу в поисках игристого. Ей нужно было немедленно переключить сознание в легкую атмосферу эйфории пока вся ненависть не выплеснулась на брата, который, на самом деле, и не был ни в чем повинен. Стоило Раф разобраться в причине перемен настроения, а как она отметила - всё случилось из-за «любовного истощения», на этом празднике жизни оно ощущалось гораздо резче, чем в обычные дни. Таким образом, причастность к этому названного родственника, естественно, отпадала сама собой, и девушке не хотелось раздражаться только из-за своих тараканов, пусть сделает что-то ещё из ряда вон выходящее, что в купе давало бы блондинке право сорваться на крик и ругань. В своём одиночестве мисс Сейст была виновата сама, но уж лучше быть одной, чем страдать от выходок бывшего молодого человека, который совсем не был идеалом. Она не могла винить себя в том, что на данной стадии своей жизни не нашла парня, который бы смог разделить её душевное состояние, поддержать, позаботиться. Слишком мало времени прошло с момента расставания, и Раф не была окончательно уверена, что способна снова отдаться кому-то со стопроцентной готовностью, девушка всё ещё питала сомнения к парням. Однако её существо требовало ласки и любви, что ещё больше разрывало и без того раздробленное сознание. Сейчас правильнее было бы погрузиться в семью, чтобы любовь близких людей потихоньку лечила душевные раны, но и тут всё было не лучшим образом. Всё было новым, и Раф не знала, как с этим всем обращаться и, к сожалению, инструкций никто не оставил.       Сульфус внимательно наблюдал за взглядом сестры, пытаясь уловить, что она так озадаченно ищет или может быть Раф хочет своими действиями просто дать понять, что не желает с ним общаться, как и весь прошлый месяц. Но парень уже не раз признавался себе, что немного заскучал по их глупым перепалкам. Тем более что сегодня они официально стали семьей, а значит, блондинка никуда уже от него не денется и похоже парня это очень устраивало. Только вот Раф совсем не хотела с ним разговаривать, и Сульфус был немного расстроен этим фактом, он определенно был заинтересован в словесных перебранках, потому что это доставляло ему хоть какое-то удовольствие. – Слушай, может, потанцуем? А то выглядишь, как вяленая вобла, – колко подметил парень, отвернувшись в сторону, и его профиль окрасил желтоватый уличный фонарь, оттеняя чуть выступивший румянец на щеках. –Я не танцую, – хрипло добавила Раф, голос её впервые зазвучал за этот вечер специально для него, и тут же опрокинула стакан с красным вином, капелька которого стекла по подбородку и упала на вырез платья, но такую мелочь девушка не заметила, и серьезные голубые глаза прожгли брата. – Особенно с тобой. – Тогда спорим? Если я поймаю букет невесты, ты потанцуешь со мной. А если ты поймаешь его, я отдам тебе свой байк, – он тоже встал и наклонился чуть вперед, смотря на неё в упор. – Идет, – Раф не задумываясь, согласилась и только потом, когда осознала всю глупость своего решения, стала жалеть об этом, но ничего уже было не изменить.       Сульфус на удивление был спокойным и только равнодушно улыбнулся, кажется, сдерживаясь, чтобы ещё что-нибудь не сказать или сделать. Однако через секунду он уже шел в толпу танцующих, ловко теряясь среди гостей. Ветер растрепывал её прическу, лихорадочно ударяясь о лицо Раф, так же лихорадочно мысли метались в голове у девушки и весь переполох возник там лишь из-за её старшего брата. Удивительно было то, что стоило сказать ему лишь несколько точных фраз, как блондинка тут же безудержно вовлеклась в навязчивую и глупую идею брюнета. Она не знала чего ожидать от этого пари, поэтому и опасалась исхода поединка за мамин подвенечный букет. Почему Сульфус поступал так, а не иначе нельзя было сказать наверняка, он всегда действует с холодным расчетом, точно дозируя сарказм и правдивость своих желаний, поэтому-то слова юноши действовали на девушку так безоговорочно. Гости на веранде зашумели и одобрительно заулюлюкали, значит, скоро начнется главное событие вечера – невеста бросит свой букет и одна счастливица удостоится шанса поймать красиво обернутые розовыми лентами веточки цветущей яблони. Такой оригинальный букет Анжели придумала сама, несмотря на то, что зацветшие веточки именно этого плодового дерева достать было космической целью. Женщина была уверена, что раз яблоневая ферма сплела их с Виктором судьбы, значит, именно такой букет принесет новой семье женщины счастье, которого она так жаждала уже несколько лет подряд. Давняя традиция до сих пор не утратила актуальности и многие незамужние девушки, приглашенные на торжество, с замиранием сердца ждали, когда же, наконец, разыграют их счастливый билет в супружескую жизнь, но только не Раф. Блондинку ни капельки не прельщало уловить злополучный букет с бледно-розовыми соцветиями, хотя и благодаря спору она бы заполучила не только билет на свою собственную скорую свадьбу, но и крутой байк брата, который девушке нравился гораздо больше, чем перспектива выйти замуж. Однако с точностью заверить, что букет поймает именно Раф было нельзя, потому что Сульфус и вовсе не хотел упускать шанса оставить сестру в дураках. Он появился также таинственно, как и исчез до этого, прямо рядом с новоиспеченной родственницей, заговорщически потирая руки и выполняя мнимые разминочные упражнения, которые естественно никак не могли помочь ему в ловле букета.       Сердце девушки предательски застучало не то в голове, не то в груди. Шум его заглушал всё вокруг и Раф терялась в собственном цепком нервном состоянии и легком алкогольном опьянении. Она не очень хорошо слышала и от волнения совсем не видела ни Сульфуса, ни того как толпа зашевелилась и зашумела, будто цветастая мерзкая масса. Казалось, девичье сознание именно в такой важный момент совсем отключилось и решило убежать и спрятаться, как трусливый ребенок. Как букет оказался в руках брата девушки, блондинка уже не увидела, так захлестнули сознание различные эмоции, от которых как от лавины на горном склоне трудно было укрыться. В мгновенье стало совсем тихо, и главную партию взял ветер, вытягивая голосистое сопрано, как талантливый оперный певец. Вся оцепеневшая толпа смотрела на Сульфуса, который вертел в руках заветный яблоневый букет как какую-то совсем безвкусную безделушку, мягко улыбаясь своим мыслям, кружившимся в его темноволосой голове, также бешено, как и у его сестры. Вскоре так же быстротечно и нежно они вдвоем кружили под очередную медленную композицию. – У тебя не было шанса, Раф, – улыбаясь, произнес он, укладывая её маленькие ладошки на свои плечи. Букет он оставил при себе, чтобы никто на него посягнул, будто он был драгоценностью. – Они не дотягивают до ладоней гонщицы. – Откуда тебе знать, как выглядят ладони гонщиков? – Раф прятала свой взгляд, разглядывая соседние пары или какие-то мелкие предметы, которые в большинстве случаев не заслужили бы её внимания в принципе, потому как не представляли для неё никакой ценности. Сейчас они казались девушке просто спасительными огнями, отвлекающими от надобности говорить с братом, который прямо сейчас кружился в танце, осторожно вовлекая сестру в ритм движений. – Поверь, я знаю, не только как они выглядят, вот убедись сама, – он осекся, небрежно смотря в сторону и поправляя оправу очков.       Блондинка не хотела с ним говорить и лишь эта тема могла бы стать шансом для брюнета, но парень не смог грамотно воспользоваться. Это была его горькая, как полынь, и досадная ошибка. Юноша тяжело опустил взгляд на злосчастные нежно-розовые цветы, которые похоже были талисманом только для Анжели. Сульфус всегда умел прерваться на полуслове, создавая интригу, которая раздражала белокурую особу. Ему и самому сейчас не очень нравился сам факт того, что он создал эту тяжелую неловкую паузу. Парню вовсе не хотелось акцентировать на своём прошлом внимания, но, к сожалению, рядом с Раф он плохо умел контролировать действия и слова. Юношу прорывало, как водопровод и какие-то глупые ребяческие поступки вытекали из него, зачастую задевая израненную душу сестры. Как и сейчас. – На что смотреть? Ты издеваешься что ли? – блондинка выгнула бровь, возмущенно сверля его взглядом. – Спасибо, я натанцевалась, – и она зашагала прочь, бубня себе что-то под нос. Раф выглядела подавленной и расстроенной, что заставляло сердце Сульфуса немного защипать, и ему вовсе не нравилось это чувство, которое так хотелось заглушить хоть чем-нибудь, так безысходно оно трепетало, борясь со всеми иными ощущениями, стараясь доминировать.

***

      Торжество было окончено далеко за полночь. Молодожен отправили в свадебное путешествие, и дом остался в полном распоряжении Раф и Сульфуса, чему рад был только парень. Густые пушистые тучи толстыми мазками закрасили звездное небо и луну. Их осторожно и пугливо подсвечивал блеск молний, которые были вдали от одинокой фермы. Она опустела в считаные секунды, как только торжество претерпело свою кульминацию. Брюнет ещё некоторое время занимался уборкой, пытаясь разогнать вихри занудных, пьяных мыслей. Ему не нравилось думать о чем-то тягучем и приторном. Вся философия заключалась вокруг одной личности, и избавиться от неё он совсем не мог. Юноша был так слаб и немощен в сравнении с целым роем сплочённых мыслей о сестре, которая похоже не испытывала схожих мучений. Она легко и непринужденно проскользнула во входную дверь и скрылась где-то в глубине темного дома.       Погода совсем испортилась и первые крупные капли холодного дождя стали барабанить по крыше, каменной дорожке, листьям деревьев. Зеленые пластинки прогибались под тяжестью воды и дождинки шлепались по ним, как мячик-попрыгунчик, в конце концов, уходя в сырую землю. Она с благодарностью и спокойствием принимала влагу, поглощая её безумный адреналин, мощь и силу, концентрируя всё в себе, чтобы вскоре даровать новые жизни. Симфония природы зазвучала нежными раскатами грома где-то за горизонтом, который потерялся во мраке ночи. Избытки дождевой воды собирались в небольшие потоки и смывали пыль, унося её в поля через сливы. Они напоминали санитаров в больнице, которые то и дело подчищали всё, что мучило этот мир слишком долгое время. Раф смотрела на ночной дождь, как невидимо он спасал сад от засухи, но различить почти ничего не могла. Тьма пожирала всё, даже проблески оконного света. Яблоневые деревья оживленно трепетали листвой, будто моля о помощи от этой самой густой, мокрой, ночной темноты. Они выглядели совсем беззащитными и одинокими в этом мире, прямо как белокурая девушка, отчего ей становилось не по себе. Мысли камнем тянули её в глубокие размышления, которые она предпочла бы никогда не вытаскивать на свет божий.       Девушка зашла в душ, который был как её собственный маленький дождь, способный смыть ненужные эмоции, мысли, переживания и эти самые ужасные размышления. Она оперлась на холодную кафельную стену, закрывая лицо руками, пытаясь спрятаться от чего-то слишком большого и зачаровывающего её душу. Щеки Раф горели адским пламенем от большого количества алкоголя в крови и ещё от стыда, безысходности. Блондинка запуталась, и каждая ниточка тянула к большой пропасти, в неё ни в коем случае нельзя было упасть. Она не знала, как их разорвать, разрезать, сжечь, как спастись от ужасной каши в её светловолосой голове. Почему её нельзя было вычерпать или упорядочить девушка не знала. Струи воды тоже не очень помогли ей успокоиться. Как только Раф это осознала она вышла из ванной комнаты и направилась в спальню, осторожно шагая мимо комнаты брата, откровенно моля не столкнуться с ним лицом к лицу, хотя ей так хотелось, чтобы он послушал её и возможно помог. Девушке казалось, что иногда он может быть чутким и внимательным, может дать совет и поддержать. Она не получила доказательств это отрицающих, но и наверняка довериться интуиции не смела, просто боялась последствий.       В комнате Сульфуса было темно, и только отблески молний немного освещали помещение. Было явное ощущение, что там не было ни единой живой души. Раф вздохнула, чуть толкнув входную дверь, и сама заглянула в спальню, обузданная минутным порывом беспокойства за новоиспеченного родственника. На столе лежал букет, наручные часы, очки. Блондинка сделала её один шаг, и замерла на месте, рассматривая силуэты в темноте, пытаясь определить ещё что-то, что заставит её успокоиться и сделать шаг назад в светлый коридор и пройти к себе в спальню. Она подошла к столу совсем вплотную и осторожно коснулась увядающих цветов, потом провела пальчиком по лаковой оправе очком и лишь в конце позволила себе постучать по корпусу наручных часов. Раздался раскат грома совсем рядом и Раф в ступоре издала глухой вскрик, привлекший внимание юноши, который до этого спал крепким сном. Девушка безумно боялась раскатов с самого детства и чем старше она становилась, тем тяжелее было бороться с бесконтрольными эмоциями, вызванными обычным природным явлением. Блондинка в ступоре смотрела на дрожащие кончики пальцев и бесконтрольно бегущие слезы, будто её прямо сейчас глубоко и небрежно проткнули колкостями и ядовитыми фразами, но и не это было худшим, что с нею могло произойти этой ночью.       Сульфус никогда не скрывал, что творил самые неадекватные и искренние проделки только когда полностью отключал все функции контроля над собой, например, напивался. Сегодня был тот самый день, когда парень дал себе глоток свободы, вернее не свободы, а спиртного и не один, а как минимум с сотню, чтобы конкретно опьянеть и забыться. Брюнет всё хорошо продумал, Раф никак не должна была оказаться сейчас в его спальне, ведь он приложил достаточно усилий, чтобы девушка его снова избегала, чем обеспечил себе спокойствие и повод выпить лишнего. И вот теперь он наблюдает её прямо в метре от себя, напуганную дурацкой грозой, после душа, который намочил её густые пшеничные локоны, кожу, губы, одну во всем доме. Разум тут же помутнел и поддался первичным инстинктам, опрокинув девушку на кровать, блокируя все пути отступления и вгоняя в растерянность, мешая соображать, сбивая с толку, предоставляя Сульфусу полную власть.       Раф что-то торопливо зашептала или закричала, брюнет не придавал этим словам никакого смысла. Они были лишь пустыми раздражающими звуками, которые пришлось приглушать рваными и жесткими поцелуями, кусая нежную, обжигающе горячую кожу губ девушки, которые трепетали, произнося хриплые мольбы и просьбы. Он игнорировал всё, отметая мысли прочь и предоставляя свободу страсти и желанию овладеть блондинкой во чтобы то не стало. Её нелепые попытки отбиваться от сильных рук парня не приносили ни единого результата, лишь разжигая огонек. Ткань с треском поддавалась и рвалась, оголяя бархатную кожу, будто прозрачную и покрытую мурашками. Сульфус осыпал её грубыми поцелуями, резкими и точными, от которых Раф невольно вздрагивала и сжималась всем своим естеством, желая укрыться от кошмара, происходившего наяву. Горячее дыхание клубилось над женским телом, будто ядовитое облако. Руки девушки оказались в западне из пальцев и какой-то ткани, взявшейся неизвестно откуда. Она стонала и хрипела в мольбах, извиваясь, словно весенний ручей, такая же влажная и живая, под тяжестью охмелевшего мужского тела, его грубости и силы.       Руки брюнета блуждая по тонкому стану Раф, стягивая с девушки последние предметы одежды. Опережая её всхлипы и просьбы, он грубо целовал кровоточащие губы блондинки, дрожащие и холодные. Сопротивление было подавлено, но девушка не оставляла попыток обессиленным и горящим от боли телом хоть как-то отталкивать брата, который будто обезумевшим в одну секунду, обузданный животными инстинктами. Он резким движением раздвинул немного влажные бедра девушки, потянув всё тело на себя, словно оно было таким легким как пушинка. Раф снова испуганно вскрикнула, пытаясь позвать настоящего Сульфуса, а не эту механическую жестокую и бездушную машину, которая прямо сейчас лишила её невинности, испачкав простыни.       Боль пронзила дрожащее тело девушки, вмиг брошенное в адский холод, а потом в жар и затуманившая её взгляд, погружая мысли во тьму. Слезы побежали ещё сильнее, прокладывая соленые ручьи по измученной коже. Казалось, эта ночь не кончится никогда, она всё тянулась и тянулась, продлевая мучения. Сульфус что-то говорил охрипшим от желания и напряженности голосом, сжимая мягкую плоть сильнее и сильнее, оставляя после себя красные отпечатки. Что-то безумное клубилось над ним, заставляя становиться жестоким. Рецепторы притупились от постоянных неприятных ощущений, создаваемых руками, губами, фразами. Он слизнул соленые слезы с опухших век, и хищно улыбнулся, вновь прильнув к очерствевшим губам девушки. Блондинка задыхалась от негативных эмоций, не в силах совладать с собой. Тело больше не отзывалась ни на ласку, ни на грубость, оно окаменело и стало ватным и бесчувственным, окрашенным бесконечными ссадинами, гематомами и красными отметинами.       Словно тюк с сеном юноша перевернул сестру на животик, и её волосы стали, словно новый механизм подчинения. Он намотал густые локоны на широкую ладонь, вновь овладевая теплой плотью, измученной прелюдией. Истошное рычание, издаваемое парнем, делало его похожим на зверя, оголодавшего по женской любви зверя, и всё никак не пресытившего свои желания, самые заковыристые и пошлые мысли. Всё это напоминало какое-то безумное испытание, как проверка на храбрость, но Раф совсем с ним не справлялась, что превращало это в какую-то чертову пытку, от которой нельзя убежать. Блондинка смотрела опустевшим взглядом в потолок, складывая мысли в кучу и пытаясь придумать всему логическое объяснение. Это было последним и единственным способом не обезуметь от ужаса и боли, ждать конца и верить, что всё происходящее лишь дурной сон, который приснился из-за выпитого на торжестве вина.       К сожалению, всё закончилось лишь ближе к рассвету, когда брюнет выдохся и удовлетворил наверное все свои дрянные мысли, которые только могли прийти в его лохматую голову. Солнце кралось к окнам, освящая землю, умытую дождем. На ферме было спокойно и тихо. Яблоневые деревья чинно стояли, радостно приветствуя светило зелеными листочками, птицы радостными трелями будили спящие луговые травы, досыта напоенные водой, спокойные и счастливые. Лишь в хозяйском доме по комнатам бродила тревога, боль и ужас. Девушка лежала обессилевшая и абсолютно безжизненная на запачканных безысходностью простынях, пряча опухшее и изуродованное отчаянием лицо, стараясь сомкнуть глаза, чтобы немного остудить мысли. У неё совсем ничего не получалось и она не знала чего ждать дальше.