Другие сто дней

Утром двадцать пятого ноября Кларк впервые почувствовала, что зима была на пороге. Она проснулась и сразу же поежилась от холода. Кларк спала на спальном мешке, но так ни разу и не залезла в него, ведь случись что, и нужно будет за секунду оказаться на ногах и в полной готовности. Между теплом и безопасностью выбор был не сложный. Она попыталась плотнее замотаться в плед, и вдруг обнаружила, что изо рта у нее выходит пар. Кларк набрала в легкие воздух и подула, наблюдая, как облачко пара вытягивается в длинную струю. В детстве ей очень нравилось так делать, воображая при этом, что она — дракон. Кларк любила зиму хотя бы за это. Но так было раньше, теперь, когда она подняла голову и увидела, что грязная лужа неподалеку за ночь покрылась тонкой корочкой льда, в ее голове возник список трудностей, связанных с наступлением холодов, а рядом — список их решений. Впрочем, до поры она будет держать все эти мысли при себе. Кларк уже привыкла к этому. Беллами и Октавия, ее неожиданные спасители и попутчики, сдержали слово и заботились о ней, как могли. Обработали раны, полученные в гостинице, а затем терпеливо держали неспешный темп, чтобы девушка за ними поспевала. Кларк видела, что Октавию это бесило. Младшей сестре Беллами не нравилось, что с ними плетется кто-то еще, что незнакомка ест их пищу, что подслушивает их разговоры. Кларк не очень понимала причины такой агрессии, ведь измученной нахлебницей она перестала быть очень быстро. Едва силы вернулись к ней, она, наравне с Блейками, добывала пищу и воду, помогала разбивать лагерь, убивала ходячих, когда те вставали у них на пути. И все же Кларк злоба Октавии не сильно волновала, как и снисходительное добродушие ее брата. В конце концов, кем для нее были эти люди? Прошло две недели, но за это время она поняла только то, что они не собираются причинять ей вред, да и то это было не точно. Мир сошел с ума, вслед за ним это сделали и люди, порядочные они были раньше или нет, разницы уже не было — каждый теперь мог оказаться угрозой. Являлись ли Октавия и Беллами в самом деле хорошими людьми? Кларк это мало интересовало, пока ее не трогали. Она шла за ними, почти не разговаривая, лишь иногда тихо благодаря, когда те делились с ней едой. Беллами пытался задавать ей вопросы, но спустя неделю практически сдался. В день, когда он нашел ее, он сказал, что ей станет легче, нужно было только подождать. Кларк сама это понимала, иначе бы попросту не смогла встать на ноги, но время все шло, а она так и не оправилась. По ночам, когда кто-то из Блейков вставал в караул, а другой засыпал, Кларк оставалась наедине со своими мыслями. Она не знала, стоило ли отгонять их или попытаться как-то переварить произошедшее, и пока перебирала варианты, незаметно для самой себя начинала плакать. Кларк научилась делать это негромко, хоть и подозревала, что остальные порой слышат ее всхлипы. Иногда слез было мало, и чтобы дать эмоциям выход, она начинала себя царапать. Как только ногти вгрызались в кожу, физическая боль с боем начинала вымещать из разума душевную. Тогда у Кларк получалось переключиться, думать только о прошедшем дне и о том, что ждало ее завтра. Она никогда не интересовалась у Беллами и Октавии, куда те направлялись. Оставалось неизменным только направление — юг, всегда был только юг. Она поняла это, когда на третий день их путешествия троица подошла к границе Вайнленда. Тогда Кларк впервые выдавила из себя больше, чем одно слово. Она даже не просила, она велела им убираться оттуда подальше, обходить город стороной, чтобы у них даже мысли не возникло пройтись хотя бы по окраинам, чтобы чем-нибудь поживиться. Она велела им сторониться этого места, словно то было рассадником чумы. К счастью, Беллами ее послушал, понимающе кивнул и молча развернулся. Должно быть то, что она неожиданно разразилась истеричной тирадой в сторону этого проклятого города, хотя до этого почти все время не издавала ни звука, возымело нужный эффект. С тех самых пор такого больше не повторялось. В какой-то момент они вышли к южной границе штата, и стали прочесывать берег в поисках лодки. Кларк и не надеялась найти что-то подобное. Живи она у воды, то уплыла бы с континента как можно дальше, как только это началось. Однако, удача им благоволила, и в одном из старых лодочных сараев они нашли катер. Переплывать залив на таком мелком суденышке было не безопасно, но Блейки показали себя настоящими авантюристами. Тогда Кларк впервые увидела их веселыми. Беллами и Октавия выли и улюлюкали, радостно приветствуя идущие с моря порывы ветра и брызги воды, которые неустанно били им в лица, когда катер рассекал очередную волну. Кларк тогда поняла, что душевный груз, который те несли, был их общим, он никогда не отпускал их до конца, но эти двое при этом не перестали любить мир, ставший уродливой копией себя прежнего. Они встречали его с распростертыми объятиями, в то время как Кларк сидела у борта, не отпуская руку с поручня, все время боясь упасть в воду, и хотела, чтобы это все поскорее закончилось. Плавание и вправду оказалось недолгим — уже у берегов полуострова Делмарва их катер напоролся на что-то днищем и дал течь. Пока Беллами гнал тонущее судно к берегу, Кларк и Октавия без устали вычерпывали воду, ведь заделать пробоину было нечем. Должно быть, Блейки хотели преодолеть свой путь, куда бы он их не вел, прямо по воде, вдоль берега, но теперь они вновь стояли на суше. Кларк радовало только то, что они, наконец, покинули Нью-Джерси. Она похоронила там все, что когда-то любила, и не собиралась туда возвращаться. Никогда. Избегая больших городов, побираясь то тут, то там, они продвигались вглубь полуострова, пока в какой-то момент не пересекли границу Делавэра, оказавшись в Мэриленде. Как будто огромной таблички на трассе было мало, Октавия решила возвестить об их достижении всему миру, громко и радостно выкрикнув: — Мы в Мэриленде, сучки! За секундный восторг пришлось платить побегом от толпы ходячих, что ошивались неподалеку и немедленно отреагировали на непривычно шумную добычу. Кларк думала, что радость Октавии была обусловлена тем, что они прибыли на место назначения, но дорога продолжала уводить их все дальше на юг, туда, где полуостров сужался в узкую полоску суши, принадлежавшую уже штату Вирджиния. Тогда Кларк поняла, что Октавия, похоже, в прежней жизни мало путешествовала, поэтому сам факт того, что она побывала в новом штате, приводил ее в детский восторг. Да она и в самом деле была ребенком. Шестнадцатилетняя девочка, чье мировоззрение только начинало обретать четкие формы. Кларк была всего лишь на три года старше ее, но при этом понимала, что встреть она сейчас саму себя в том возрасте, то общалась бы с собой, как с другим человеком. Хорошо знакомым, понятным, но все-таки другим. Ей было жаль Октавию — она знала ту, другую жизнь, но не смогла, не успела в полной мере ее осознать и насладиться ею. Однако, в то же время это было и преимуществом. Кларк всегда сопровождало чувство утраты не только ее близких, но и того прекрасного старого мира, в котором можно было делать все, что угодно. В двадцатитрехлетнем Беллами это чувствовалось еще сильнее, это было видно по той теплоте, с которой он смахивал пыль с компакт-дисков, телевизоров и игрушек в магазинах, по той грусти, с которой он смотрел на сестру, когда та радовалась таким мелочам, на которые он тогда, каких-то четыре месяца назад, и не обратил бы внимания. В Октавии этого практически не было. Для нее нынешняя жизнь была не потерей чего-то старого, а скорее вызовом, которым она не всегда была довольна, но принимала его гораздо легче, чем ее брат и Кларк. Возможно, отчасти, именно неспособность разделить эти эмоции так раздражала Октавию, ведь Кларк только и делала, что замыкалась в себе. Должно быть, она сама относилась к ней с такой же осторожностью и недоверием, и это было правильно. Но Беллами был не таким. По крайней мере, так ей казалось. Старший брат Октавии всегда был открыт и дружелюбен, это было видно, пусть Кларк этим так ни разу и не воспользовалась. Он не напрягался, когда они сидели рядом, не боялся вставать к ней спиной. Его внимание было больше сосредоточено на сестре. У Кларк братьев и сестер не было, так что ей было трудно полностью осознать, каково это — иметь такого рода отношения, но она могла себе представить. Будь у нее брат или сестра, она бы… подумав об этом, вспомнив все, что с ней происходило, Кларк поняла, что наверняка изменилось бы только одно — она бы раньше начала убивать. Еще один человек и огромная потребность его защищать, а потом такая же пустота. У нее больше не осталось людей, о которых нужно было заботиться. Беллами мог говорить, что они с сестрой тоже потеряли все, но они как будто не осознавали, что были друг у друга, словно воспринимали себя, как часть чего-то целого, и им в голову не приходило, что все может быть как-то иначе. И эти чувства были тем настоящим, неподдельно-человечным, что в них было и единственным, в чем Кларк не сомневалась. Однако, она до сих пор им не доверяла. Чтобы это изменить, надо было копнуть поглубже, но раньше у нее не было на это ни сил, ни желания. Возможно, теперь время пришло. Кларк присела на спальный мешок и потянулась руками к разведенному Октавией костру. Окоченевшие за ночь пальцы зачесались, когда по ним начало разливаться тепло. Кларк потерла ладони друг о друга, сложила их вместе и попыталась согреть дыханием, затем вернула их в прежнее положение. Беллами вернулся с обхода и, достав кастрюлю, стал вываливать в нее консервы. Он привык сам готовить, поэтому редко давал делать это кому-то еще. Должно быть, занимаясь нехитрой варкой, он боролся с утренней усталостью, так как ему пришлось дежурить последнюю смену. Ночевки в лесу в нынешнее время были крайне рискованным занятием, но Кларк полагала, что Блейкам так было комфортнее. Наверняка они, как и она сама, боялись встретить в городах других людей. Кларк в свое время хотела покинуть Гамильтон, чтобы восстановить связь с остатками человечества, но Беллами и Октавии вполне хватало друг друга, она же была для них не более, чем случайно подвернувшимся попутчиком. Другие люди их мало волновали, между собой они говорили о них с опаской, а не интересом. Когда еда была готова, Беллами подал тарелку Кларк, ожидая привычного кивка или тихой благодарности, но тут девушка спросила: — Что будем делать сегодня? Беллами удивленно уставился на нее, после чего повернулся к сестре и улыбнулся, вновь посмотрев на Кларк. — Мы тут решили, что подустали от этой дряни из банок, так что… — он мечтательно поднял взгляд и покачал головой, — сегодня пойдем на охоту.

***

Что-что, а оружие Беллами Блейк любил. За время армейской службы он обрел неприязнь ко многому, что было с ней связано. Муштра в учебке, невероятно выматывающая и требующая настолько беспрекословного подчинения, что не было даже времени остановиться и подумать. Затем Афганистан, который, как ни одно место на земле, был способен вызывать отвращение к войне и бессмысленному насилию, которому там не было видно конца и края. Даже его теперь казавшиеся детскими убеждения и эта наивная, глупая вера в то, что он ехал спасать мир, были вывернуты наизнанку. Но оружие Беллами любить не перестал. Запах масла, каждый звук и щелчок, грохот выстрелов и отдача, бьющая в плечо — все это до сих пор доставляло ему удовольствие. На гражданке он мало чего умел, но с оружием в руках становился незаменим. Его сестре повезло, что рядом с ней после конца света был рядом такой брат, как он. Ему было жаль, что он не оказался в нужном месте и в нужное время, когда ее… Октавия шла с ним в ногу. Раньше ей было страшно даже немного отходить от старшего брата, но каждый новый день в этой смертоносной пустоши закалял ее. Она училась и черствела намного быстрее, чем сам Беллами на войне, настолько новый мир был жесток. Его ужасы перевешивали все, что было раньше. Одна прядь волос Октавии неизменно падала ей на щеку, закрывая почти половину лица. Иногда она запускала под нее руку и чесала скрывавшийся там шрам. На самом деле он уже давно не болел и не чесался, просто у Октавии осталась эта привычка. Словно рубец на коже специально напоминал о своем существовании, как бы она ни пыталась его скрыть от посторонних глаз. Беллами знал, что она прятала его не потому что стыдилась. Она делала это для него, ведь по-настоящему стыдно было ему. Сестра улыбнулась и ускорилась, немного оторвавшись от него. Беллами уже не так беспокоился об этом, он знал, что Октавия всегда будет в поле зрения. Он хорошенько вбил это правило ей в голову, и с тех пор она так ни разу и не потерялась. — Ей не тяжело? — спросила Кларк, когда Октавия ушла вперед достаточно далеко, чтобы этого не услышать. Беллами ответил не сразу. Он все еще не привык к тому, что их спутница вновь обрела дар речи. — Ты несешь не меньше, — заметил он, кивнув на ее груженый доверху походный рюкзак. — Я не ребенок. — Она тоже, — спокойно сказал Беллами и поправил ремешок штурмовой винтовки, висевшей на плече, — теперь нельзя. Да ей никогда и не хотелось. — Тебе не жаль? — вскинув бровь, спросила Кларк. В ее голосе не было сочувствия, только простое любопытство. Впрочем, после двух недель молчания, любая эмоция Кларк казалась Беллами необычной.  — Жаль… наверное, — он попытался пожать плечами, но рюкзак за спиной был слишком тяжелым и не позволил этого сделать, — Но так гораздо спокойнее, понимаешь? Останься она сейчас той же любознательной хохотушкой, что была до смерти мамы, и я бы не смог сейчас… — Я понимаю, — кивнув, прервала его Кларк. Беллами попытался прочесть что-то в ее глазах, но вскоре отвел взгляд. Он постоянно прикидывал, насколько безрассудно было спасать незнакомого человека. Беллами встретил раненную, потерявшую все девушку, сидевшую на пепелище и ожидавшую прихода неминуемой гибели. Тогда он был уверен, что если не поможет ей подняться, если не уведет с собой, то она непременно сгинет. А теперь он не знал ровным счетом ничего. Кларк могла оказаться кем угодно. Вдруг она бросит их в самый неподходящий момент? Или подставит? Вдруг девушка повредилась рассудком и скоро нападет на него или его сестру? Внутреннее чутье не давало сейчас Беллами никаких подсказок, но в отношении людей оно и раньше ему не очень-то помогало. Он не умел выбирать друзей, не умел заводить крепкие отношения с девушками. Даже с сестрой, которую любил больше, чем даже родную мать, которую вырастил и воспитал, он раньше умудрялся то и дело собачиться. Что ж, теперь хотя бы это, как он надеялся, смогло измениться. А что касалось Кларк… Пусть себе идет рядом. Она хотя бы не отлынивала от работы и не паниковала понапрасну. Беллами с Октавией сразу для себя решили, что не будут прибиваться к каким-либо группам, как раз из-за того, что никогда не знаешь, чего можно ждать от людей. Это лишние риски, лишняя ответственность, лишний груз, лишний голодный рот. Кларк же ничего не рассказывала о себе, не делилась болью, которая терзала ее днем и которой она давала выход по ночам, когда, как той казалось, никто ее не видит, не требовала ничего, а брала лишь то, что дают. Такого человека Беллами мог принять, при этом сильно к нему не привязываясь, а если она погибнет, его это не слишком-то взволнует. Он спас Кларк, дал второй шанс, дальше все было только в ее руках. Вскоре к ним подбежала слегка запыхавшаяся Октавия. Ей не нравилось ходить пешком, она вечно так и норовила взять разгон, несясь вперед, и даже целая куча вещей за спиной не могла ее остановить. — Сколько раз тебе говорил: не теряй силы понапрасну, — подняв указательный палец, наставлял ее Беллами. — Фуф, я… погоди, — Октавия согнулась и отдышалась, — короче, — она указала большим пальцем себе за спину, — там городок. Всего с десяток домов вдоль дороги, амбары для пшеницы, всякое такое. — Ходячие? — Не видела, — она тряхнула головой, — но наверняка есть. Где их теперь нет? — Уверены? — спросила Кларк, — Вашего трофея там может и не быть. — А тебя никто и не спрашивал! — огрызнулась Октавия. — Ну ладно, — безразлично бросила в ответ девушка. — Вот именно! Нам лучше знать. Она развернулась и быстрым шагом направилась к границе леса, где уже виднелись поля и дорога. — Тут жили фермеры. Когда вокруг мало людей, оружие в доме как-то само собой появляется. Да и охота — хороший досуг, если ты живешь у самого леса, — объяснил Беллами, — Скорее всего, найдем нужную красотку. Кларк ничего не ответила, просто побрела себе дальше. Беллами не мог сказать, что девушка была с его сестрой на ножах, вовсе нет. Это было больше похоже на драку комара со слоном. В тщетных попытках забраться Кларк под кожу, Октавии на деле не удавалось даже прокусить ее. Беллами несколько раз пытался уговорить сестру прекратить эти дурацкие нападки, но та не всегда слушала то, что он говорит. Он и сам был отчасти виноват, так как взрастил в ней мысль, что людям доверять нельзя. Похоже, теперь Октавия во всех, кроме брата, видела своих врагов. К городку они пробирались прямо через поле пшеницы. Обширные посевы от наступления зимы уже давно пожухли, колосья устало склонили свои головы к земле, а их основания оплели безжалостные сорняки. Урожай, который больше некому было собирать, теперь бесцельно гнил под гнетом морозов. На когда-то аккуратно постриженных лужайках, что раскинулись перед немногочисленными домами, теперь также слеживалась буйная поросль. Беллами стал осматривать дома, прикидывая, в чьем же можно было раздобыть то, что им было нужно. Все они были похожи друг на друга: в основном двухэтажные, выкрашенные в белую краску, с аккуратным крыльцом и собачей будкой неподалеку. И тут Беллами на глаза попался выбивающийся из общего пейзажа домишко. Он был до странного симметричным, оба этажа, наставленные друг на друга, как блоки в тетрисе, напоминали два ровных куба. Строение больше напоминало башенку, чем жилой дом. И цвет — он был желтым. — Ходячий! — негромко крикнула Октавия, — Мой? — Твой, — согласился Беллами, — только пули не трать. — Обижаешь, — насупилась его сестра. Она вынула из ножен длинный мачете и без какой-либо опаски подлетела к мертвецу, с размаху дав тому лезвием по голове, после чего выдернула клинок и стала вытирать с него кровь о сырую траву. — Больше не вижу! — объявила она. — Ну и здорово, — ответил ей Беллами, а затем указал на желтый дом, — Вон тот, идем. Дверь была запета, но их с Октавией это уже давно не останавливало. Его сестра научилась орудовать отмычкой, когда в том была необходимость. Сам Беллами предпочитал более прямой подход. Он, что было сил, зарядил ботинком по двери, и та незамедлительно поддалась, сорвав раму. Беллами не спешил заходить внутрь — мертвецы были теми еще хитрецами и порой неделями могли тихо валяться в тени, прямо под дверью, ожидая вкусных гостей. Однако, включив закрепленный на уже успевшей стать родной еще в армии М4 фонарик, и пробежавшись лучом света по всем темным местам, он не обнаружил ничего подозрительного. — Можно, — тихо произнес он и переступил порог. Внутреннее убранство его сразу же обнадежило. На стенах висели трофеи в виде голов животных, а на большинстве фото был изображен полный мужчина, который держал в руках то свежевыловленную рыбу, то только что подстреленную дичь. — Белл, глянь, что я нашла! — обрадовалась Октавия и поднесла к нему одно из фото в рамке. — Отлично. Лишь бы не унес с собой. На фото также был запечатлен владелец дома, но теперь он гордо закинул себе на плечо длинноствольное ружье, снабженное оптическим прицелом. Беллами осмотрел ближайшие стены и обнаружил, что подставка для ружья на одной из них имелась, но само место пустовало. — Зараза, — разочарованно произнесла Октавия и схватилась за голову, — все-таки унес, козлина. — Ты его за это осуждаешь, О? — ухмыльнувшись, спросил ее Беллами. — Может быть, — немного повеселев, ответила она. — Ребят, поднимитесь сюда! — послышался откуда-то сверху голос Кларк. — Ты вообще заметил, как она ушла? — удивилась Октавия. Беллами на это лишь хмыкнул и поспешил подняться на второй этаж. Когда он очутился наверху, то окончательно убедился, что хозяин дома был помешан на симметрии. Лестничная площадка была ровно по центру, от нее крестом расходились небольшие коридоры, разграничивающие четыре маленькие комнатушки. Двери в каждую из них были открыты, очевидно, Кларк времени зря не теряла. — Я тут, — ее голос глухим гулом раздавался за одной из дверей. Подойдя поближе, еще даже не зайдя внутрь, Беллами уже понял, что его ждет. Рядом с лицом начали назойливо кружить несколько мух, а в ноздри ударил запах разложения. У ходячих, хоть и казалось, что они гниют заживо, запах был не похож на тот, которым обладали обычные трупы. Здесь же он был именно такой. В комнате, которая оказалась ванной, обнаружился труп. Хоть его лицо уже гнило, а мозги бурым пятном прилипли к стенке позади него, Беллами сразу узнал мужчину с фотографий. В руках тот держал ту самую винтовку. — О, нашлась-таки, красавица, — довольно произнес он и стал грубо вырывать оружие, в которое тело бывшего владельца накрепко вцепилось окоченевшими пальцами. С трудом добившись своего, Беллами отряхнул рукоять ружья и вышел в коридор, на свету проверив прицел. К его радости, тот был не разбит, его нужно было только немного отрегулировать. Кларк подошла к нему, держа в руках толстую тетрадь в кожаном переплете. Беллами посмотрел на девушку и, слегка замявшись, спросил: — Тебя это смущает? Ну, что мы с ним так грубо. — Это просто тело, — спокойно ответила она, но ее хриплый голос едва заметно дрогнул, — Далеко не первый труп, который я нахожу в ванне. Уже не важно. — А это? — он кивнул на тетрадь. — Возьми, — Кларк протянула ее ему, — можешь почитать на досуге. — Я больше сказки люблю, легенды там всякие, — все же приняв в руки тетрадь, сказал Беллами, после чего быстро пролистал все страницы, по заголовкам догадавшись, что это был дневник, и зачитал последние строки, — Пусть Господь не поведал мне все, но рука моя останется твердой, а вера крепкой. Отныне нет больше смерти, есть только воскрешение. Слабых к нему принудят, и оболочки их будут пустыми. Сильные сами найдут путь к царствию небесному, что отныне раскинулось на нашей грешной земле. Сильные не дрогнут. Мы восстанем, — Он бросил взгляд на труп в ванной и усмехнулся, — Мы восстанем… Не про тебя, чувак.

***

Октавия Блейк любила своего брата. Конечно, большинство братьев и сестер, да и вообще родственников, хорошо относятся друг к другу, так уж заведено. Но Беллами мог делать то, что не удавалось даже Авроре — ее матери. Брат умел гасить ее деструктивные эмоции, перенаправлять их в нужное русло, а главное, он всегда знал лучший способ от них отвлечь. Она не раз выражала ему свое недовольство тем, что он решил повсюду таскать с собой эту Кларк. Октавия пыталась убедить брата в том, что они ничем ей не обязаны, что если уж он так не хотел оставлять кого-то в беде, то достаточно было дать девушке припасов на первое время и все — моральный долг перед самим собой был бы выполнен. Но нет, Кларк все еще была рядом. Октавию поначалу радовало то, что девушка почти все время молчала, ведь ей казалось, что так та будет меньше ее раздражать. Как это часто бывает, все оказалось с точностью до наоборот — Октавию начало бесить и молчание. Иногда она остывала, говорила себе, что это все из-за того, что Кларк одним своим видом напоминает ей о том, что произошло с ними, заставляет вновь переживать тот злополучный день и все, что было после. Однако горячий нрав Октавии смывал все эти мысли, словно наводнение. Она привыкла выплескивать эмоции, а не держать их при себе. Беллами наверняка считал, что это просто из-за возраста, и рано или поздно пройдет, но Октавия понимала, что настолько сильно она себя не переделает. Это всегда в ней будет. Она не стыдилась своих чувств, ей нравилось вести себя так, это казалось ей очень естественным и искренним. — Смотри. Что ты видишь? — обратился к ней Беллами, но не уточнил, куда именно она должна смотреть. — Так… — Октавия закусила губу и внимательно посмотрела по сторонам, затем стала разглядывать землю под ногами, а потом подняла взгляд на стволы деревьев, — О, вон, ты про это?! — Она подошла поближе и провела ладонью по сколам на коре, — Это от рогов? — Верно, — Беллами улыбнулся и одобрительно кивнул, — Теперь мы хотя бы знаем, что тут водятся олени. Возможно, не уйдем с пустыми руками. У ее брата была страсть к оружию, это было не трудно заметить. Перед тем, как уйти в армию, он удовлетворял эту тягу походами в лес и почти всегда возвращался с каким-нибудь трофеем. Октавия, которая сейчас была буквально поглощена выслеживанием добычи, про себя удивлялась тому, почему она раньше считала увлечение брата глупой тратой времени. Девушка долгое время была тихоней, любившей проводить время за книгами или перед телевизором, а в школе, находясь в большой компании, чувствовала себя некомфортно. Должно быть, это она тоже переняла от брата, который, казалось, делал все, чтобы куда-то уйти и побыть одному. Но после смерти Авроры Октавия стала другой… они оба стали другими. С тех пор девушка отрыла в себе то, что раньше лежало глубоко внутри и ждало своего часа. Стеснительность превратилась в недоверчивость, ранимость вдруг обернулась озлобленностью, но вместе с тем в ней появились упорство, смелость и целое море энергии, подпитывавшее ее всеми этими эмоциями. Октавия дернула щекой, не сумела подавить назойливое желание почесать шрам и начала скрести по нему ногтями. На этот раз Беллами этого не заметил, он слишком увлекся охотой, поэтому теперь не сводил взгляда с раскинувшихся перед ним зарослей. Октавия посмотрела на Кларк и ей вновь захотелось накричать на нее. Девушка сидела на земле, прислонившись спиной к поваленному бревну, устало смотря в одну точку. Ей было даже не интересно! Октавия сжала зубы, но удержалась от едких высказываний — боялась спугнуть добычу, если та была рядом. Она как можно тише подкралась к сидевшему в кустарнике брату и слегка коснулась его плеча. Беллами передал ей в руки винтовку и указал пальцем куда-то вперед. Октавия приложила глаз к оптическому прицелу и стала медленно водить дулом ружья влево-вправо, пока не заметила среди зарослей стоявшую там лань. Октавия хотела отдать оружие обратно брату, но тот ее остановил. — Попробуй, — прошептал он. — А если промажу? — Ничего страшного. Давай, вдохни, задержи дыхание и стреляй. Октавия сделала глубокий вдох, будто собиралась сейчас нырнуть под воду, но сразу же резко выдохнула, когда услышала раскат грома. Она быстро глянула наверх, где сквозь нависшие над ней кроны деревьев было видно затянутое темными тучами небо. Приложив глаз обратно к прицелу, девушка обнаружила, что животное перестало мирно щипать траву и теперь встрепенулось. Лань застыла, лишь иногда слегка поворачивая голову. Октавия не знала, из-за грома это или из-за того, что они себя как-то выдали. Она уже не боялась промазать, ей просто не хотелось упустить шанс хотя бы попытаться выстрелить. Снова задержав дыхание, Октавия нажала на спусковой крючок. Приклад больно ударил ее по плечу, но она давно привыкла к отдаче собственной штурмовой винтовки. Ей показалось, что она попала, но лань все равно дернулась и побежала. — Ну блядь, — рыкнула она, — промазала. — Не промазала, — довольно произнес ее брат и похлопал Октавию по плечу, — такой большой зверь редко падает замертво. Идем, она бы не убежала далеко. — Надо торопиться, — сказала Кларк и, смахнув упавшую на ресницу каплю, выставила ладонь вперед, ловя новые. — Боишься промокнуть, принцесса? — все же не выдержала и сделала выпад Октавия, но тут же осеклась. Кларк посмотрела на нее так, что ей захотелось тут же отступить и приготовиться защищаться. Октавия поняла, что причиной тому было то слово, с которым она к ней обратилась. Одно слово дало трещину в казавшейся до этого непробиваемой Кларк, и теперь девушка увидела в ее глазах не просто привычные грусть и безразличие, а черноту, готовую сожрать любого, кто посмеет приблизиться. — До туши могут добраться мертвецы, — добродушным тоном ответила Кларк. Одна секунда — и вся тьма куда-то испарилась. — Аргумент, — согласился Беллами и двинулся вперед. Ее брат быстро нашел кровавый след и побежал за каплями и разводами, которые оставались на земле и листьях кустарников. Чем дальше они забирались, тем сильнее Октавии становилось не по себе. Она готова была убивать, в этом не было ничего сложного, но вот знать, что раненное тобой животное смогло преодолеть такое большое расстояние, страдая от боли и кровопотери — это совсем другое. Вдруг ее выстрел был не смертельным и теперь бедная лань останется калекой, с пулей в своем теле, которую она никак не сможет вытащить? Погруженная в свои мысли, Октавия старалась не отставать от брата и вскоре услышала шум воды. — Тут рядом река? — спросила она, повысив голос. Дождь все усиливался и теперь приходилось его перекрикивать. — Да, — коротко ответил ей Беллами, — сейчас ее увидим. Они выбрались к месту, где плотный строй деревьев и кустарников заканчивался, уступая место нескольким метрам почти что голой земли. За ними шел крутой склон, высотой в добрых пять метров, а внизу бурным потоком, идущим прямиком в Чесапикский залив, лилась широкая река. — Не подходите к краю! — предупредил всех Беллами. — Смотрите, вон она! — Кларк указала на север. Октавия присмотрелась и увидела оленью тушу, лежавшую почти у края обрыва. У девушки словно упал камень с души, теперь она хотя бы знала, что животное уже отмучалось. Похоже, лань просто хотела последний раз увидеть воду перед смертью и рвалась к ней из последних сил. По крайней мере, Октавия в это верила и была рада, что у той все получилось. А у них теперь будет вкусный ужин, настоящий дар природы. — Идем, оттащим ее, пока не смыло, — сказала она и первой побежала к туше. — Октавия! — позвал ее Беллами и сказал что-то еще, но она не расслышала его из-за ливня. Девушка подбежала к оленьей туше, взяла ее за ногу и попыталась потянуть на себя, но та оказалась слишком тяжелой для нее одной и даже не думала сдвигаться с места. Тут определенно понадобится помощь. — Октавия! Это был голос Кларк. Она впервые назвала ее по имени, и это стало самым верным сигналом тревоги. Октавия оглянулась и увидела, что Беллами вскинул свою М4 и стреляет почти что в ее сторону. Она обернулась, сразу же подняв вверх дуло ружья и почувствовала толчок. В ствол уперся ходячий. Октавия испуганно вздохнула и выстрелила. Это была ошибка. Ходячий и не думал сбавлять натиск, и теперь ствол ружья начал входить прямо в оставленную после выстрела дыру в животе мертвеца, стремительно сокращая расстояние между ним и девушкой. Она стала отступать, одновременно пытаясь снять висевший на шее ремень от ружья. Октавия заметила, что к ней из леса приближались еще несколько ходячих, но они то и дело падали на землю, сваленные пулями Беллами и Кларк. «Почему не стреляют в моего?» — подумала она, но быстро нашла ответ на собственный вопрос — боятся попасть в нее, мертвец стоял слишком близко. Умудрившись скинуть с себя ремень от ружья, Октавия попробовала оттолкнуть ходячего в сторону, начав вести его по часовой стрелке, так, что тот оказался у края обрыва. Скрепя сердце, она толкнула мертвеца еще раз и выпустила из рук оружие. Ходячий с недовольным ворчанием полетел вниз, через мгновение скрывшись под водной толщей. Октавия обернулась, чтобы убедиться, что поблизости больше не было врагов, и помахала рукой бежавшему к ней брату, давая понять, что с ней все в порядке, и тут почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног. Она стояла на самом краю и кусок почвы начал проседать под ее весом. Октавия поспешила сойти с опасного участка, как раз тогда, когда тот оторвался и сполз вниз. Девушка снова застыла на краю, широко расставив руки и пытаясь удержать равновесие. Октавия была достаточно ловкой и ей бы запросто удалось устоять на ногах, если бы не тяжелый рюкзак у нее за спиной. — Бля, — только и успела сказать она перед тем, как сорвалась. Рюкзак смягчил падение на скользкий, крутой склон, но вместе с тем стал своеобразной пружиной, из-за которой Октавия оторвалась от земли, когда пришло время переворачиваться. Следующий удар пришелся уже по фронту. Несмотря на то, что земля была рыхлой и мягкой, в ней было полно торчащих корней, веток и камней. Октавия почувствовала, как что-то больно ткнулось ей в ребра, оставило несколько царапин на лице, врезало, словно боксер, прямо по лбу. Потом был еще один переворот, снова рюкзак. Еще раз земляной бык боднул ее в корпус. Октавия успела подумать, как ей повезло, что она при этом не свернула себе шею, но тут вокруг нее сомкнулась ледяная клетка. Она оказалась под водой, а весь воздух из легких выбило при падении. Висевшую на плече штурмовую винтовку она скинула с себя быстро, а вот рюкзак упорно утягивал ее на дно, не давая высвободиться. Энергично задергав плечами, Октавия, наконец, смогла сбросить его и стала быстро рваться к поверхности. Когда она вынырнула, то поняла, что течение уносит ее все дальше и дальше от места падения. Октавия увидела две маленькие черные точки, бегущие вдоль обрыва и выкрикнула: — Обеща… — она закашлялась, когда вода попала ей в рот, — Обещал! Обещал! — повторила Октавия, надеясь, что брат услышит ее и поймет, а затем река невидимой рукой подхватила ее и снова утянула под воду.