5.
21 июня 2017 г. в 02:57
Упавшим в снег зачтётся позже.
Шаги весны всегда легки.
Трава блестит и солнце тоже…
И ночь касается руки…
— Где здесь выход?
— По всем правилам архитектуры выход своим местоположением должен соответствовать входу!
Сеня и Веня зашли в Параболический Общественный Туалет и там заблудились… Вонючие тёмные коридоры, одинаковые стены, повороты, тупики. Здесь можно было бродить годами и так и не выбраться! А можно было просто остаться жить, потихоньку исследуя и осваивая местную флору и фауну. «Поднимать целину Параболического!..» гласила одна из многочисленных надписей на стенах. Надписи большей частью были процарапаны в штукатурке — очевидно, чтоб донести слова до далёких потомков… Были надписи, сделанные карандашом, маркером — это, видать, из недавних, как например: «Отсосу за три палки» и рядом номер… Некоторые надписи были сделаны кровью, некоторые —
— Но мы через вход вошли! А выхода не видим! — Веня заламывал руки в отчаянии.
— Входа мы тоже не видим, если что! — Сеня был тоже деморализован, но владел собой.
— И не видим! И что? — вскричал Веня голосом близким к истерике.
— А то!.. Что криками делу не поможешь!
— Я знаю, что делать! Нужно разбиться на две группы!..
— Нас всего двое! Ты забыл?
— Но два на два ведь делится! — не унимался Веня.
— Делится. И получается один. — ответил Сеня хмуро.
— Как? — Веня уставился на друга в недоумении. — То есть из нас останется кто-то один?
Веня отступил на пару шагов, гляди диким глазами на Сеню.
— Ты что задумал? Убить меня решил?
— Да это ТЫ меня скоро добьёшь своей неуёмностью! — ответил раздражённо Сеня. — Нужно выход искать, а не дурь накручивать!
Мимо пробежала мышь. Такая себе обычная серая мышь, мышь, не требующая философских велемудрствований для обоснования своего наличия в проявленном мире. Просто взяла да пробежала. Что тут ещё скажешь? Ну бегают ведь мыши! Не ползать же им! Рождённый бегать, ползать не моги! Интересно, что бы на это сказал дятел-сэнсей? Как бы он применил здесь свою «теорию падающего камня»?
Короче, пока ребята втыкали и теоретизировали, мышь убежала. А вместе с мышью ушли раздражение и обида.
Начались активные поиски выхода. Сеня пошёл наискось, а Веня стал ходить кругами, смещаясь и переводя круги в спирали. Потом пошёл синусоидой. Потом запутался в уравнениях и впал в грех уныния. Оно бы ничего, но практиковать грехи в туалете, — дело не из самых достойных. И Веня начал развлекать себя считалочками; сначала посчитал себя, а потом… уже не стал считать. Посчитал это излишним. Излишества же Веня не приветствовал. Веня сел, достал Коран, прочитал две суры и отшвырнул к асурам собачим. Упал, начал отжиматься — опять сбился со счёта, плюнул и начал прыгать на одной ноге. Тут из прохода в не-туда вышел Сеня и стал смотреть неодобрительно на непонятную активность друга. Веня смутился и сел на пол, запыхавшийся.
— Ты тут чем занимаешься? — строго спросил Сеня.
— Я? Я Коран читаю! — с вызовом ответствовал Веня и начал оглядываться по углам, искать, куда залетел басурманский бестселлер.
— Здесь же темно, как в жопе у пророка Мухаммеда!
— Я так далеко не заглядывал! — ответил, усмехаясь Веня. — Я только первые страницы пролистал.
— Остряк! — Сеня явно оценил Венину находчивость.
Помолчали. Подумали каждый о своём. Но нужно было что-то делать! Не заканчивать же в этом туалете своё психоделическое турне! Как говорил некий нетривиальный господин: «Нет повести печальнее на свете…». Нет! А на нет и суда нет.
— Давай пророем подкоп! — предложил Веня.
— Какой подкоп? Куда? — Сеня в недоумении смотрел на Веню.
Веня сделал круглые глаза и над ними установил брови домиком. Также для верности он приподнял плечи и развёл руки в стороны. Но не проронил при этом ни слова.
— Уж лучше тогда улететь на воздушном шаре! — съехидничал Сеня.
Веня тут же поднял глаза вверх и упёрся взором в грязный, в незапамятные времена беленый, потолок туалета. Потолок, служа неотъемлемой частью этого закрытого лабиринта, покрывал все коридоры и развилки, все тупики и лестничные пролёты этого монументального творения анонимного архитектора.
— Не получится. — сказал Веня.
— Что? — Сеня словно очнулся от забытья.
— Что значит «что»?
— «Что» значит что! Не сбивай меня с толку! — возмутился Сеня.
— И что?
Веня искренне не мог понять сути Сениного вопроса. Сеня же кипятился, так как очень не любил всяческие недопонимания и ещё больше не любил оказываться в роли непонимающего.
— Я тебя спросил: «Что ты имел в виду, говоря, что «не получится»?»
— Подожди!.. — Веня задумался, почёсывая затылок. — Нет! Ты спросил: «Что?»
— Да! Я спросил: «Что?», имея в виду, что ты хотел сказать… говоря, что… Фу! Якорный рапан! Твоя прямая извилина выпрямляет и мои!
Сеня вскочил и начал ходить взад-вперёд по коридору.
— Ты когда сюда заходил, ничего не заметил? — задал Веня вопрос.
— А? — выдохнул Сеня, встав как вкопанный. — Мы вместе заходили вообще-то!
— Заходили-то мы вместе. Но каждый смотрел своими глазами, и получал свою часть визуальной информации!
— И? Какую же часть ты имеешь в виду?
— Ну, ясно дело, твою!
— Мою!.. Так, а я не могу уловить, про что конкретно ты глаголишь! — Сеня начал дрожать от нетерпения.
— Там на потолке был рисунок! Птица!
— Не помню… Какая птица?
Сеня не мог взять в толк, придуривается Веня, или говорит о чём-то важном. И эта неизвестность его как всегда выводила из равновесия. Сеня терял равновесие. Его начинало качать. И он начинал себя накачивать.
— Ну, похоже на… — едва только начал Веня.
— КАКАЯ ПТИЦА? При чём здесь птица? Ты можешь мне растолковать? — Сеня прокричал в диком исступлении, топая ногами и размахивая руками, будто желая изобразить ту самую птицу.
Веня смотрел на друга несколько офигевшим взглядом. Сеня редко выходил из себя, и всегда это было неожиданно и феерично. Вот и сейчас Сеня пошёл красными пятнами, которые особенно выразительно смотрелись на побелевшей коже. Возникала живейшая ассоциация с мухомором. Это наводило на ностальгический лад; Веня прислонился расслабленно к стене и расплылся в блаженной улыбке.
— Ты чего лыбишься?! — Сеня уже так дрожал, что прыгал, как мобильник на виброзвонке. — Я тебе вопрос задал!
— А я не помню! — в наглую ответил кайфующий от воспоминаний Веня.
— Чего ты там опять не помнишь?
Глаза Сени вылезали из орбит от едва удерживаемого напряжения.
— Ты мне про птицу какую-то речь вёл!
— А, птица? — расслабленно пробормотал Веня. — Так я не вёл речь никакую! О чём ты? Я спросил только, видел ли ты её?
— КОГО? — прокричал Сеня.
— Птицу же! — ответствовал Веня, слегка поморщившись от Сениного крика.
— Я НЕ ВИДЕЛ НИКАКОЙ ПТИЦЫ!
Казалось, Сеня сейчас взорвётся. Красные пятна на его лице постепенно слились, и теперь он был просто весь красный.
— Так в чём проблема тогда?
Тут Сеня уже не выдержал, и со всей дури ударил кулаком в стену рядом с Веней. Удар был сопровождён глухим треском и осыпающейся штукатуркой. Веня вскочил перепуганный больше за друга. чем за себя.
— Как ты?
Сеня смотрел на кулак и на стену, пребывая в полной непонятке. Костяшки были целые, если не считать лёгкого покраснения и царапин. Зато в стене была пробита дыра. Из дыры дуло ветром перемен. Переменчивые порывы вырывали с корнем деревья и высаживали их заново. Птицы кричали что-то о заплывшем далеко мореходе, мореход же отчаянно жестикулировал, возражая, что он не заплыл, а зашёл; зашёл посмотреть и вышел; вышел — в чём мать родила. Роды принимал малоизвестный некромант, войдя в состояние выйдя. Перепутав преамбулу с гиперболой, он перетянул пуповину мира, от чего случился коллапс безусловностей. Наружу повыходили разномастные капельмейстеры с трёхглавыми ефрейторами, — начали мутить и заморачивать, затенять и протягивать. Так длилось до тех пор, пока не пришли Сеня и Веня. Сеня и Веня (А может быть — Веня и Сеня) вошли в непосредственную близость с посредственными обывателями и накидали им угля в печки. Пуповина сразу же была восстановлена; пошли поезда, задымили пароходы… Где было 10, стало 100. Стало быть не напрасны были мечты Белой девы! Ветреные барышни не любят кататься на ветряных мельницах, называя это дело постыдным (или бесстыдным), говоря, что это дело вызывает пускание ветров. Это дело они имеют обычай практиковать лишь в тиши будуаров. запершись и оттопырившись на все пять.