ЧУЖОЕ СЧАСТЬЕ / ПостРубежные хроники. Часть VIII

I BENEDICT CUMBERBATCH: OUT OF DARKNESS, New York Magazine, май 2013 года: Я встретилась с Бенедиктом Камбербэтчем после полудня, вслед за его неловким появлением у Леттермана, где он занимался промоушеном своей роли Джона Харрисона, межгалактического террориста, в фильме Джей-Джей Абрамса Star Trek Into Darkness. В Нью-Йорке по-летнему теплый весенний день, и мы находимся в патио его номера в Bowery Hotel… …Тогда как Холмс Камбербэтча примечателен своей асексуальностью (при этом будучи сексуальным), Холмс Миллера является противоположностью. И в то же время, что любопытно, первый обладает намного большей химией со своим Уотсоном, которого играет Мартин Фриман, чем последний со своим, которую играет Люси Лью. У Камбербэтча есть история притягательных взаимоотношений с его коллегами-мужчинами. «Я в основе своей гей, ты это хочешь сказать?» – говорит он со смехом. Нет, это не сексуальная химия, просто более деликатная версия мужской дружбы… * * * Максимально прозрачный намек застает Бенедикта врасплох, в поисках опоры он отклоняется на спинку плетеного кресла, ненадолго отводя взгляд, засматриваясь на синеющее над нью-йоркскими высотками небо. Журналистка невозмутима, на лице – всего лишь вежливое ожидание, будто интервью вовсе и не принимало очевидно провокационного оборота. Пауза затягивается, а Камбербэтч все никак не может решить, каким образом среагировать, чтобы его слова не были похожи на оправдания. Чертова сука загнала его в западню. – Ты сейчас про то, что я гей?.. – он смеется, очень надеясь, что смех не выглядит нарочитым. – Я этого не говорила, – теперь и она улыбается, легонько постукивая по столу кончиком карандаша. – Но подумала... – Бен подмигивает, включая игривость, потому что шутливый тон кажется ему сейчас наиболее предпочтительным. Журналистка не отрицает и не соглашается, молчит, профессионально провоцируя на продолжение. Безопаснее всего закрыть тему, но тогда останется недосказанное, подозрение наверняка обернется уверенностью, и мысль об этом отчего-то беспокоит сильнее, чем хотелось бы Камбербэтчу. Он не гей. Сакраментальная фраза вертится на языке, но произнести ее – выставить себя на посмешище. – Это не сексуальная химия… Немногим лучше, судя по насмешке, вспыхнувшей во внимательных глазах журналистки. Бенедикт с досадой поджимает губы, жалея, что поддался-таки на провокацию. В любом случае сейчас не время и не место и абсолютно не та компания, чтобы обсуждать нюансы его сексуальной ориентации, и он уводит разговор в сторону, смещая акцент с себя и Мартина на отношения их персонажей. – Джон и Шерлок, безусловно, просто друзья, но это более деликатный вид мужской дружбы, чем тот, что мы привыкли видеть в американских фильмах… …Оставшись один, он нервно закуривает, растревоженный, охваченный острым, настойчивым недовольством. Какого хрена люди считают себя вправе вмешиваться абсолютно не в свое дело?! Бен со злостью щелкает зажигалкой, огонек дрожит, касаясь тонкого кончика сигареты. Он не гей. Дым наполняет легкие, обещая привычное успокоение. Почему вообще требуется обязательно классифицировать, обозначить, заклеймить, навесить ярлык?! Камбербэтч с напором проводит ладонью по волосам, тянет назад искусственно выпрямленные, слипшиеся от геля, жесткие пряди. Неужели неясно, что жизнь порой слишком сложна и слишком запутанна, чтобы можно было вот так запросто разложить все по полочкам и на каждую приклеить соответствующую этикетку?! Бессильный гнев все еще кипит и клокочет в груди, сунув окурок в пепельницу, Бен достает из пачки еще одну сигарету, затягивается, морщится, осознавая, что его болезненное раздражение вызвано не только беспардонными намеками представительницы свободной прессы. Он… струсил?.. Испугался, что она уверится в своих подозрениях, догадается, что они не так уж беспочвенны?.. Бенедикт вскакивает с кресла, порывисто устремляется из патио внутрь номера, словно пытаясь убежать от одолевающих его мыслей, но вдруг останавливается как вкопанный, трагическим изваянием замерев посреди окружающего его претенциозного интерьера. Нет, это не так. Ерунда. Смехотворно. Не о чем даже думать. Он совершенно точно, определенно, безусловно и вне всяких сомнений не стыдится своих отношений с Мартином. Глубоко вздохнув, Камбербэтч более спокойной походкой направляется в ванную – пора собираться на премьеру «Стартрека». Раздевается, снова и снова прокручивая в голове злополучный разговор с не в меру любознательной журналисткой. Нет, само собой разумеется, его выбило из колеи именно ее грубое вмешательство в его личную жизнь. А кого бы подобное не возмутило?.. Возможно, стоит обсудить с его пиар-агентством условия, на которых он впредь будет соглашаться на интервью. Он никому не обязан давать отчет о своих сексуальных пристрастиях. Прежде чем шагнуть на мозаичный кафель душевой зоны, Бен встречается взглядом с отражением в зеркале. И он не гей. II Премьера Star Trek Into Darkness, Нью-Йорк, 9 мая 2013 года: Интервьюер: …Крис, Зак и Зои. Трахнуть, жениться, убить... Бенедикт: Я не могу в это поверить... Я не могу в это поверить... * * * – Я не могу в это поверить, я не могу в это поверить… Черт, как же его угораздило вляпаться в этот идиотизм. Бен устремляет взгляд вдоль длинной вереницы папарацци и репортеров, всей душой желая оказаться где-нибудь в другом месте и понимая, что отвертеться от нелепой игры не удастся. Трахнуть… господи… какие тут могут быть варианты… – Зои… Пожалуй, да… Адресовать Зои Салдана грубое слово неловко, и он торопится проскочить наиболее сомнительную часть забавы, лихорадочно соображая, как распределить между Куинто и Пайном оставшиеся «номинации». Убить Зака, жениться на Крисе?.. И как он объяснит, почему так?.. Убить Криса, жениться на… Блять, еще хуже. – Эээ… Эээ… – Бенедикт усмехается, осознав, что беспомощно блеет, не представляя, как выкрутиться из дурацкого положения. Было бы значительно проще, если бы речь шла о Кирке и Споке. – Убить... Ну... исходя из моей роли, я предполагаю, Криса... – фраза получается несуразной, и он окончательно переключается с реальности на кино, с облегчением избавляя себя от необходимости произносить имя Закари в матримониальном контексте. – Жениться, возможно, действительно на Споке… Ну, вы знаете, это логично, он знает, как погладить вещи, содержать все в порядке… – Камбербэтч натужно дурачится, подводя под свой выбор псевдотеоретическую основу и отвлекая внимание от спасительного, но очевидно обманного маневра. – Он сможет разобраться с налогами, он силен в математике, а я ужасен в математике… Он переходит к следующему интервьюеру, готовый возносить мольбы, чтобы та чушь, которую он только что нагородил, никогда не выходила в эфир и не достигала ушей Куинто. * * * Тихий стук в дверь отвлекает Бенедикта от задумчивого поглощения виски со льдом. Лениво поднявшись с дивана, он идет открывать, недоумевая, кому и что могло от него понадобиться в столь неурочное время суток. – Впустишь? – Закари улыбается с насмешливой самоуверенностью долгожданного визитера. – Да, конечно же, заходи… Скрывая замешательство, Бен направляется к мини-бару. – Присоединишься? – Не откажусь, – Куинто невозмутим, словно нет ничего необычного в том, что он заявился к Бенедикту в номер так поздно. – Почему ты сбежал с афтепати? – Чертовы часовые пояса, – Камбербэтч нарочито небрежными движениями возится с бутылками и стаканами, звякает стеклом об стекло, чтобы хоть как-то разрушить неумолимо нарастающее в комнате напряжение. – День начался рано, а в Лондоне сейчас уже глубокая ночь… Забирая у него виски, Зак мимолетно касается его пальцев. – Ну, что – за премьеру? Бенедикт молча кивает, его ладони вспотели, и ему ужасно хочется вытереть их об джинсы. Алкоголь, само собой, нисколько не унимает бешеного сердцебиения, от многозначительного взгляда Закари по спине противно бегут мурашки. – Скажи, к тебе сегодня тоже приставали с этой ерундой, – Куинто делает пару глотков и наклоняется, ставя стакан на низкий журнальный столик, – «трахнуть, убить, жениться»? – А то! – Камбербэтч издает смешок, который ему самому кажется очень жалким, и, не видя смысла темнить – тайное рано или поздно все равно станет явным, шутливо признается: – Я выбрал Спока в качестве идеального претендента на совместную семейную жизнь. – Надо же, – Зак облизывается и подходит ближе. – А я – Джона Харрисона. Удивительное совпадение. Он делает еще один шаг вперед, а потом это просто случается – крепко сжав Бену руку чуть выше локтя, Закари решительно привлекает его к себе, губами находя губы. Поцелуй нежен и вовсе не неприятен, но у Бенедикта мгновенно зашкаливает ощущение неправильности. Вкус губ Зака неправильный, его запах неправильный, даже то, что он немного выше ростом, воспринимается настолько неправильным, что это почти пугает. Камбербэтч отшатывается, осторожно отталкивая Куинто, отворачивается, тяжело дыша и запивая виски охватившую его отчаянную растерянность. – Эй… – голос Закари звучит мягко. – Что не так? – Я… – Бенедикт страдальчески сдвигает брови, мучаясь от неизбежности неловких объяснений. – Послушай, то, что я там сказал про Спока, не означает… – Бен, я тебе не руку и сердце предлагаю, – усмехнувшись, перебивает его Куинто. – Но почему бы нам приятно не провести время, пока ты гостишь в Нью-Йорке?.. – Зак, ты мне нравишься, честно… – боже, он чувствует себя героем какой-то пошлой гребаной мелодрамы. – Но я не… Я просто… – Хочешь сказать, что ты не такой?.. – Закари вновь усмехается, но теперь его усмешка царапающая и холодная. – Уж мне-то лапшу на уши можешь не вешать. – Нет, – на Бенедикта вдруг накатывает усталость, гася мандраж и предельно проясняя мысли и чувства. – Просто я в отношениях с другим человеком. Мы не афишируем. – В отношениях?.. – недоверчивый тон Куинто почти комичен. – С кем – с женщиной? В ответ Бен отрицательно качает головой. В течение нескольких секунд Зак безмолвно переваривает информацию, прежде чем неожиданно и громко расхохотаться. – Ну, ты даешь, Камбербэтч! И кто он? Я с ним знаком? Он из киношной тусовки? Черт, да ведь даже ни про кого вроде и слухов-то не ходило. Разве что про этого твоего забавного полурослика… Сжав зубы, Бенедикт резко роняет взгляд, и Закари так же резко перестает смеяться. Некоторое время царит тишина, затем Куинто неуверенно начинает: – Но он же… – Да. Да, он женат и у него двое детей. Камбербэтч предпринимает очередной набег на мини-бар. Зак с обескураженным видом опускается на диван. – Как же вы… Бен пожимает плечами и усаживается рядом с ним. Они снова пьют виски, сидя так близко друг к другу, что их руки и ноги практически соприкасаются, и еще десять минут назад неминуемо бы смутившийся из-за подобного «физического контакта» с Закари Бенедикт сейчас едва ли его замечает. – Ладно, – опустошив свой стакан, Куинто энергично шлепает себя по колену, – я, пожалуй, пойду. Бен, если вдруг понадобится помощь или совет… или поддержка, мало ли, – его взгляд серьезен и полон сочувствия, – ты обращайся. – Спасибо. Он и правда испытывает огромную благодарность. III Шоу Джимми Фэллона, 10 мая 2013 года: Джимми: И Мартин, твой партнер по съемкам… Бенедикт: Да… Джимми: Он просто… он ведь веселый парень… Бенедикт: Он веселый. Он невероятно веселый. Мы часто играем в разные игры, так нам легче. Он очень меня поддерживает… Джимми: И в какие же игры вы играете?.. * * * – И в какие же игры вы играете? – Фэллон, естественно, сама невинность. В те самые… Бенедикт подпирает языком щеку, охваченный опасным, подначивающим на неуместные, опрометчивые откровения счастливым зудом. – Ну, мы… мы… мы… Аудитория хохочет, реагируя на его намекающие интонации, а он пытается придумать ответ на вопрос, несколько дезориентированный красочными воспоминаниями о вечере накануне… * * * Пять основательных порций виски не проходят бесследно – окружающее пространство ощущается зыбким и неустойчивым, пол, словно корабельная палуба, мягко покачивается под ногами, и, дав внезапный крен влево, Бен хихикает над собственным увлекательно дестабилизированным состоянием. Мысль о том, что сегодня он в первый раз открыто и недвусмысленно признался кому-то… признался Закари… в отношениях с Мартином, рождает в его душе великолепное чувство освобождения и полета. И, поддавшись обуревающей его ребяческой радости, Камбербэтч раскидывает в стороны руки, несуразным, долговязым самолетиком хаотично фланирует туда-сюда по номеру и в итоге совершает жесткое приземление на кровать, сбивая в неопрятную кучу прежде идеально застеленное покрывало. Ему ужасно хочется позвонить Мартину, но из-за разницы во времени желание неосуществимо. Бенедикт, насупившись, приваливается спиной к подушкам и кладет на колени лэптоп, собираясь отвлечься и просмотреть почту. Входящий видеовызов оказывается для него совершеннейшей и прекраснейшей неожиданностью. Мартин тоже в постели – в очках и пижаме, мелкий сине-зеленый принт «оживляет» светлую ткань, и, прищурившись, Бен различает неизменные «огурцы». – Почему не спишь, Фриман? – он знает, что наверняка выглядит, как идиот, с растянувшей его физиономию бескомпромиссно широкой блаженной улыбкой, но ничего не может с собой поделать. – У тебя там четыре утра… – Бессонница, – Мартин в свою очередь внимательно всматривается в изображение. – Кроме того, мне любопытно, в каком виде ты вернулся с премьеры. – Волнуешься? – ехидничает Бенедикт, сползая по подушкам ниже и пристраивая ноутбук на живот. – Я всегда волнуюсь, – серьезно кивает ему Фриман. – Особенно, когда рядом с тобой ошивается эта нахальная волосатая обезьяна. До Камбербэтча не сразу доходит, что речь идет о Куинто, а когда доходит, ему становится немного обидно – ведь тот отнесся к нему сегодня с пониманием и участием, но даже порядком раззадоренный алкоголем, он соображает, что ни в коем случае не стоит адвокатствовать за Закари перед Мартином. Повисает молчание, затем Фриман снимает очки и на мгновение сжимает пальцами переносицу. – Ладно, я вижу, с тобой все в порядке и ты вроде даже не очень пьян. Спокойной ночи. – Наклонись ближе. – Зачем? – Наклонись. С противоположного берега Атлантического океана доносится скептический вздох, однако через пару секунд экран демонстрирует лицо Мартина крупным планом. Бен берет в руки лэптоп, поднеся его к губам, чмокает в середину дисплея, оставив на его поверхности чуть влажный след, и, отстранившись, наслаждается огорошенным выражением в глазах Фримана. – Я определенно ошибся, – голос друга старательно индифферентен. – Ты очень пьян. – Ага… – с глубочайшим удовлетворением соглашается Бенедикт и возится на постели. – Чем займемся? Мартин наконец расцветает ответной улыбкой. – Ляжем спать, потому что у меня уже почти утро? – Фриман, ты скучный, – Бен осуждающе кривит рот. – Все поголовно уверены, что ты гребаный весельчак, и только я знаю, какой ты на самом деле скучный засранец. – Пользуешься тем, что между нами 3460 миль? Цифра неожиданно ошеломляет, от игривого настроения Камбербэтча не остается и следа, а остро вспыхнувшая потребность прикоснуться, почувствовать под ладонями тепло тела тем более невыносима, что никак не может быть немедленно удовлетворена. – Бен… – Я ненавижу каждую чертову милю! – его губы позорно дрожат, и Бенедикт отворачивается, часто моргает, пытаясь взять себя в руки и отогнать слезы, злясь на свою спровоцированную спиртными парами душевную слабость. – Я тоже… – тихо произносит Мартин, а потом вдруг интересуется решительно и деловито: – Что на тебе надето? Игра незатейлива и неоригинальна, Камбербэтч фыркает, шмыгает носом, снова фыркает, но в итоге опять устремляет на друга повеселевший и чуть вызывающий взгляд: – Футболка, джинсы и трусы. – Поставь ноутбук так, чтобы я видел тебя всего, – слегка растрепанный, в мягкой пижаме Фриман создает обманчивое впечатление безобидности и уюта, но в его тоне достаточно спокойной непререкаемости, чтобы Бенедикт беспрекословно выполнил приказание. В животе жаркими всполохами рождается возбуждение, и Бен мысленно усмехается охватившему его нетерпеливому предвкушению. – А теперь медленно, очень медленно подними как можно выше футболку… Голова кружится, и Камбербэтч запрокидывает ее в подушки, зажмуривается, снова и снова обводя языком пересохшие губы. Его пальцы, подрагивая, нервно скользят по полуобнаженному торсу, очерчивают ареолы сосков, спускаются по ребрам к пупку… – Расстегни… – голос у Фримана предательски охрип, но, тем не менее, не растерял своей властности. – Расстегни джинсы. Бенедикт слушается, рука так и жаждет нырнуть под белье, но нельзя – подобной команды пока не последовало, а он безусловно намеревается играть честно. – Приспусти трусы и джинсы на бедра. Не трогай себя. Теперь он полностью открыт взору Мартина, не снятая до конца одежда стесняет наподобие пут, и горячая истома тем интенсивнее наполняет его нутро, чем ярче ощущение незащищенности и очевидности того, что он чувствует и чего хочет. – Начинай. Прикосновение к члену сродни легкому удару током – Бен с непроизвольным стоном выгибается в пояснице, вдавливается в собственную ладонь, силясь шире развести стянутые джинсами бедра. – Сильнее. Разум плывет в обжигающем мареве, дыхание сбивается, не поспевая за лихорадочными движениями руки. Мышцы ног напрягаются до предела, в ушах неистовым потоком шумит кровь. – Мартин… – Кончай. – Бл… О, боже! Господи… – Бен подавляет рвущиеся из горла всхлипы, последний раз вздрагивает и обмякает, обессиленно приподняв отяжелевшие веки. На лице Фримана застыло напряженное, почти агрессивное выражение, взгляд черен, губы полуоткрыты. Чуть передохнув, Камбербэтч полностью избавляется от одежды, протерев футболкой пах и живот, бросает ее на пол рядом с кроватью, и вновь придвигает к себе лэптоп. – Твой ход. Мартин приподнимает подбородок, неотрывно глядя Бену в глаза. – Как ты хочешь, чтобы я это сделал? Бенедикт ухмыляется, лукаво изогнув бровь: – Крупный план…