Круговорот душ

В 1672 г. доктор Натаниэль Ходжес опубликовал трактат под названием «Лоймология»*. Он был написан на латыни, а в 1720 г. переведён на английский. Начинается он так:       Эпидемия чумы, о которой пойдёт наше повествование, начала своё жестокое шествие в конце 1664 года. В тот период во многих семьях скоропостижно умирало до двух-трёх человек [...] Джерард читал его на латыни в 1672 году, а через сорок восемь лет и в английском переводе.       Хотя военные отступили с поля смерти и расположились за чертой города, заражение последовало за ними и одержало победу; многие старики, как и люди в расцвете сил, канули в бездну его жестокости, женский пол вымер почти полностью, и едва ли кто-то из детей смог спастись; нередко можно было увидеть, как в одной семье умирают три-четыре поколения, одно за другим, в течение нескольких дней. Не хватало могильщиков, чтобы похоронить всех мёртвых. Простые слова не могли даже на самую малость описать Великую Лондонскую Эпидемию Чумы. Лоймология не описывала страх и мучения от того, как на глазах умирает вся семья. В ней не говорилось о зловонии повозок, или о чувстве, которое испытываешь, когда держишь в своих объятиях холодное и безжизненное тело любимого человека. В ней нет ни единого упоминания бесплодных молитв, которые произносили люди, пытаясь говорить с Богом, вознося хриплые мольбы в глухую ночь. Джерард ненавидел этот трактат и оба раза после прочтения сжигал книгу. * Сентябрь 1665 г. Джерард молился у постели Майкла. Он больше не произносил молитв шёпотом, боясь, что Бог не услышит его, пока он не заговорит в полный голос. В одной руке он сжимал чётки своей матери (да упокоит Господь её душу), а другая покоилась на разгорячённой лихорадкой коже брата. — Отец всего сущего, — повторял Джерард, — услышь мою молитву о больном и нуждающемся. Позволь моему брату найти утешение в Твоём целительном присутствии. Яви Своё милосердие Майклу и исцели его. Подари ему избавление от недуга и позволь ему отблагодарить Тебя за благодеяния Твои вместе со мной. Я прошу именем Господа нашего Иисуса, исцелившего тех, кто уверовал. Аминь. Он повторял одни и те же слова снова и снова, но в них не убывало надежды и веры. Он не мог найти священника, который посетил бы дом с больным, во всём Лондоне, и из-за этого молился ещё усерднее. Одно время, пока ему не напомнили, что у него есть обязанности наследника, Джерард хотел стать священником. А теперь он знал, что в скором времени может остаться последним из Уэев, не считая нескольких дальних родственников, которые переехали в Америку. Джерард не хотел оставаться единственным членом семьи. Майкл был больше, чем его кровью, он был его сердцем. Они были больше, чем братьями, они были лучшими друзьями. Повозка увезла его мать и отца накануне, и санитары выкрикивали на всю освещённую факелами улицу: «Дайте сюда ваших мертвецов!» Но Майкл всё ещё оставался жив. Он был молод и силён, если не телом, то духом. Джерард молился за него снова и снова, сидя у его кровати. Он не боялся заболеть сам, его волновала только жизнь Майкла. Джерард не спал уже несколько дней, и усталость одолевала его. — Мама? — хрипло позвал Майкл. — Её нет, — ответил Джерард, обхватив руками ладонь брата. — Мне холодно. — У тебя жар. — Джерард накрыл Майкла одеялом до самого подбородка. — Так лучше? — Воды, — попросил Майкл. Слуги сбежали несколько дней назад, и с водой и дровами для очага стало туго. Но Джерард налил полстакана воды для Майкла и поднёс к его губам. Несколько капель скатились вниз по подбородку, показывая, как абсурдно Джерард смотрелся в роли сиделки. Ему хотелось иметь больше навыков в этом деле, уметь одним целительным прикосновением унять боль Майкла. Когда вода была выпита, Джерард помог брату опуститься обратно на подушку. — Как ты себя чувствуешь? Майкл облизал пересохшие губы и попытался пожать плечами — мать всю жизнь пыталась отучить его так делать. — Хочешь, чтобы я почитал тебе? — спросил Джерард. Но Майкл покачал головой и слабо спихнул с себя одеяло. Он был очень худым и бледным, и ночная рубашка не могла скрыть острые углы его тела. — Что ты делаешь? Ты должен оставаться в тепле. — Пожалуйста, приляг рядом со мной, — попросил Майкл. — Как ты делал, когда мы были младше. С тех пор прошло уже много лет. Последний раз они лежали в одной постели, когда Джерард был болен свинкой. Несмотря на протесты матери, Майкл забрался в постель к брату и сказал, что защитит его от злых демонов, захвативших его горло. Будучи ребёнком, Джерард был одержим идеями про демонов и ангелов, и Майкл был совершенно очарован его безумными рассказами. И, конечно же, мальчик верил, что его брата захватила не болезнь, а демоны. Джерард отбросил воспоминания и лёг под одеяло рядом с Майклом. В доме не осталось больше никого, кто мог бы осудить их или помешать. Майкл прижался ближе, и Джерард обнял его. На ощупь юноша казался ещё более худым, чем выглядел, и был горячим как огонь. — Я люблю тебя всем сердцем, Майкл, — прошептал Джерард. — Я тоже люблю тебя, брат, — сказал Майкл, но слова застряли у него в горле и превратились в жестокий кашель. Джерард ничего не мог сделать, кроме как беспокойно гладить его по спине. Майкл так юн, ему всего шестнадцать. Он никогда не спал с женщиной, никогда не выезжал за пределы Англии, никогда не был в театре. Он никогда не катался на лодке, и у него никогда не было кошки, хотя он много раз просил об этом родителей. Он слишком молод, чтобы умирать. Постепенно Джерард погрузился в прерывистый, беспокойный сон. Ему снились демоны, утаскивавшие его в ад, и ангелы, пытавшиеся забрать Майкла на небеса. Джерард отчаянно сражался, моля Бога о помощи, но он проснулся в слезах, настолько глубоко ощущая потерю, что ему хотелось умереть. Майкл был всё ещё у него на руках, и когда Джерард коснулся его лба, то обнаружил, что он уже не такой горячий. На одно удивительное мгновение он поверил, что лихорадка отступила. Он слегка потряс брата, чтобы разбудить его, затем прекратил попытки и крепко обнял Майкла. — Спасибо тебе, — прошептал он, обращаясь к Господу, — Спасибо. Но Майкл оставался неподвижным в крепких объятиях Джерарда. Он не шевелился из-за неудобства, не протестовал. Он не дышал. — Майкл, — тихо произнёс Джерард. — Майкл. Ответа не последовало — ни вздоха, ни смеха, который бы сказал Джерарду, что это всего лишь шутка. Майкл не шевелился. Джерард тряс его так сильно, что было слышно, как у него стучат зубы. Слёзы покатились по лицу мужчины, когда он начал осознавать правду, но все же он не переставал ещё сильнее трясти брата. Джерард замотал головой. Этого не может быть, так не должно быть. Его соседи умерли, друзья умерли, даже родителей увезла чумная повозка. Но только не его любимый брат, только не Майкл. — Нет, Майкл, ты не должен умирать. Ты не можешь умереть, — начал Джерард, и его собственные слова эхом отражались от стен спальни. Он закрыл глаза и начал молиться, умолять Бога вернуть брату жизнь. Ответа не последовало, как бы долго он не взывал. Когда на улице стемнело, голос Джерарда превратился в шёпот. Он больше не мог говорить. Он вытер слёзы и снова лёг рядом с Майклом, обняв его и крепко прижавшись к нему. Тело брата уже остыло, но Джерард собирался держать его и согревать своим теплом столько, сколько потребуется. * Он проснулся от глухого стука ботинок по ковру. — Уходите, — раздражённо промолвил Джерард, не поднимая взгляда. Ему было больно, болел каждый его мускул. Он знал, что скоро умрёт — это всего лишь дело нескольких дней. Он хотел умереть здесь, в этой кровати, держа в руках единственного человека, который любил его больше всех на свете. — Вы не можете забрать моего брата. Последовала пауза, а затем голос спросил: — Ты молился? Джерард с трудом сглотнул; у него во рту уже давно не было ни капли воды. Он не хотел шевелиться, чтобы взять стакан с прикроватного столика. Ему было холодно, и от лихорадки, и от недостатка отопления. — Я задал тебе вопрос, — продолжал голос. — Ты молился своему Богу? — Да, — ответил Джерард. — И Он ответил? Джерард закрыл глаза и стал молиться, чтобы смерть скорее забрала его, чтобы он присоединился к своей семье. — Ты молишься сейчас? — спросил голос, приблизившись. Джерард поднял взгляд и увидел нечто потустороннее, существо из своих кошмаров. У демона были длинные, нечёсаные волосы, небрежно перевязанные на затылке, красные глаза, клыки, а губы и подбородок были вымазаны кровью. Его чёрная одежда была мокрой, вероятно, тоже от крови. Увидев широко открытые глаза Джерарда, он улыбнулся и склонился над кроватью. Джерард ждал, что его охватят ужас и страх, но вместо этого почувствовал лишь полное онемение во всём теле. Демон коснулся руки Майкла. — Как давно он мёртв? — Не трогай моего брата, — сказал Джерард, его ярость пересилила горечь потери. — Такой, как ты, не сможет заполучить его. Он... — Ах, так ты думаешь, что я демон. Так что же, твоего брата должны забрать ангелы? — Да, — твёрдо сказал Джерард. — Ты веришь в рай и ад? Как это необычно, — сказал демон притворно-сладким тоном. — Убирайся прочь и оставь меня наедине с моей судьбой, — пробормотал Джерард, понимая, что это, наверное, ещё один сон. — Так ты и в Судьбу веришь? Как же тебе удавалось выжить до сих пор, веря в богов, ангелов и перст Судьбы? Как ты вообще мог так жить? — Кто ты? — спросил Джерард. — Ты богохульствуешь. Демон рассмеялся и поклонился. — Богохульство — это моё любимое развлечение! Точнее, когда я не сею хаос и недовольство. Меня зовут Азраил, очень рад нашему знакомству. А ты — Джерард, последний из Уэев. Азраил зажёг небольшую свечу возле кровати, осветившую его лицо. Он был одновременно красивым и ужасающим, его белые клыки мерцали на свету. — Ты не Архангел Азраил, — вымолвил Джерард. — Ангел смерти. Демон улыбнулся, а его красные глаза засияли ярче. — Я взял это имя столетия назад. В юности я был довольно претенциозен. Он сел на кровать и небрежно отодвинул тело Майкла, чтобы устроиться поудобнее. — Так значит, Азраил — не твоё имя, — медленно произнёс Джерард, обратив внимание на тот факт, что он сказал «столетия», а не «десятилетия». На вид Азраилу было немногим меньше сорока лет, его волосы лишь слегка тронула седина, а на лице виднелись лишь несколько морщин. — Теперь меня зовут так. Я тот, кем решу быть. Джерард медленно сел. — Если ты собираешься убить меня, я прошу только сделать это побыстрее. — А куда, по-твоему, ты отправишься после смерти? — спросил Азраил. — На небо, к своей семье? Или ты совершил что-то, за что можешь попасть в ад? Или же ты окажешься в чистилище, где будешь пребывать до тех пор, пока твоя душа не очистится настолько, чтобы заслужить место в раю? — Я был верен Господу и Церкви, — ответил Джерард. — Я посещал мессы, исповедовался и каялся в своих грехах. Азраил рассмеялся. — Думаешь, все эти мелкие уловки спасут тебя от червей? Джерард покачал головой и посмотрел на Майкла. — Я просто хочу быть рядом со своим братом. — Я не могу помочь тебе с этим, — сказал Азраил. — Но ты мне нравишься, Джерард. В тебе есть любовь и искренность, которые тронули моё небьющееся сердце. — Я не понимаю. В следующее мгновение Азраил, быстрый как молния, схватил Джерарда и откинул назад его голову, обнажая шею. — Поймёшь, — сказал он и склонил голову. Его клыки вонзились в горло Джерарда. Тот пытался закричать, но из его рта вырвалось лишь бульканье. Вот как всё закончилось, подумал он. По крайней мере, это произойдет быстро. * Он проснулся от голода, какого не испытывал ещё никогда. Это была агония, и он мог думать только о том, как прекратить её. — Шшш, я знаю, — произнёс голос, но Джерард едва разобрал слова. Он понимал только то, что под его губами оказалась тёплая кожа, которую так легко прокусить, чтобы выпить кровь. Он пил небрежно и жадно, кровь стекала по его подбородку и шее. Он слышал смех и затихающее сердцебиение. Ему было всё равно. Всё, что он знал — это что онемение сменилось жаждой крови и желанием утолить её. Кровь была потрясающей на вкус, словно он пил саму жизнь. Когда она перестала литься в его рот, он издал низкий горловой рык. — Будет ещё, — мягко сказал голос. Джерард открыл глаза и осмотрелся. Азраил стоял с гордой улыбкой, держа в руках тело какого-то бедняги. Пока Джерард торопливо озирался, он отбросил труп на пол. Джерард был больше не у себя дома. Он был в чужом доме, и вся комната была усеяна неподвижными телами. Его разум хотел запаниковать, но было кое-что ещё: чувство законченности и правильности. И голод, по-прежнему голод. Он оглянулся на своего создателя, чтобы тот подсказал ему направление, показал, что делать. Азраил положил руку Джерарду на поясницу и мягко подтолкнул его к завешенной балдахином кровати. — Она едва жива, — сказал он, и Джерард увидел девочку, мокрую от пота и беззащитную. Он тяжело сглотнул, и клыки больно впились в его собственную нижнюю губу. — Она же ещё ребёнок. — В любом случае, она вот-вот умрёт, — сказал Азраил добрым и льстивым тоном. Джерард смотрел, как тяжело приподнимается от дыхания хрупкая грудь девочки. Он был голоден, а девочка слишком близка к смерти, чтобы думать дальше. — Прости меня, Господи, — прошептал Джерард прежде, чем взять девочку на руки и откинуть её маленькую головку. Его клыки легко вонзились в её горло, и кровь начала толчками вливаться в его рот. Он слышал, как её слабое сердце бешено бьётся, будто крылья попавшей в силок птицы. Он глотнул её крови, густой и сладкой. — Славное дитя, — сказал Азраил, и Джерарду сперва показалось, что он обращается к девочке. Но затем он понял — он и есть дитя, а Азраил — его создатель. Джерард поднял голову от девочки — к тому моменту уже мёртвой — и увидел, что демон пристально наблюдает за ним. — Это то, чего ты хотел? — О чём ты? — спросил Азраил, подойдя ближе и забрав тело из рук Джерарда. — Теперь я стал убийцей. Ты этого хотел? — спросил Джерард. Он произнёс эти слова спокойно, без единой эмоции. Он не знал, почему он не чувствовал боли от убийства, стыда или мук. Он знал только то, что это неправильно. Он сам неправильный. — Ты теперь нечто большее, чем то, кем ты был, — сказал Азраил. — Ты нечто лучшее, чем думают люди. Джерард смотрел на мёртвую девочку и её окровавленное и разодранное горло. Он сделал это. Он не знал, как себя чувствовать. — Я не хочу быть таким, — сказал он. — Я хотел быть вместе с братом. Место, где должна была быть боль, пустовало. Джерард положил руку на сердце, ощущая нехватку. — Поначалу это странно, — сказал Азраил. Джерард сглотнул и посмотрел на него. — Почему я не могу ничего почувствовать? — Ты можешь. Ты способен испытывать голод, удовольствие, любовь и похоть, — пояснил Азраил. — Это не навсегда. — Я должен скучать по Майклу. Мне должно быть больно. Почему я этого не чувствую? — Это побочный эффект обращения. Ты так чувствуешь себя, потому что ещё молод. Думаю, это для того, чтобы сделать превращение более приятным для новых вампиров. Джерард осторожно ощупал языком острые клыки. Было странно ощущать их во рту. — Как долго это продлится? — Недели, возможно, месяцы. Ты сможешь охотиться, питаться и делать всё, что пожелаешь. Тебе не повредит то, что ты не чувствуешь эмоциональной боли. Наоборот, это только поможет тебе в твоем становлении. — Я всё ещё голоден, — признался Джерард. — Идём, нам нужно посетить ещё несколько домов, — сказал Азраил. — Мы можем принести мирное упокоение этим людям. Они проделали кровавый путь через несколько домов, охваченных болезнью, забирая жизни тех, кто уже лежал на смертном одре. Джерард не чувствовал ни вины, ни сожаления, только беззвучно молился за тех, кого убивал. Азраил позволил ему остаться верным религии, хотя у Джерарда начали зарождаться сомнения. Если Бог существует, как Он позволяет существовать демонам вроде него и Азраила? — Всё, что ты думаешь, что знаешь, неправильно, — сказал демон однажды ночью, когда они пили кровь престарелой четы. Удивительно, как это двое смогли прожить так долго во время эпидемии чумы, и они с радостью приняли смерть. Джерард поднял голову и вытер губы. — Что ты имеешь в виду? — Ты так молод и полон идеализма, — насмешливо сказал Азраил. — Несколько сотен лет излечат тебя от этого. — Что из того, что я думаю, неправильно? — спросил Джерард. — Ты всё ещё молишься. Нет, я не буду тебя останавливать. Но и не посочувствую, когда ты решишь, что Бога нет. — Возможно... — начал Джерард, не чувствуя стыда за то, что говорит ересь, — возможно, Бог не тот, кем я Его себе вообразил. Но я не могу просто игнорировать мир, который Он сотворил. Азраил вздохнул и обнял Джерарда за плечи. Чувство, что создатель касается его и проявляет заботу, успокоило молодого вампира. — Тот мир, который ты знаешь, не существует, — сказал Азраил. — Скоро ты поймёшь, что это одинокое, ужасное место, полное отчаяния и жестокости. Господь не создал бы такой мир, верно? Взгляни на Лондон, на бедняг, умирающих в своих постелях и на улицах. Где же твой Бог? — Я знаю достаточно для того, чтобы не задавать вопросов... — начал Джерард, а затем отвернулся. — Я не знаю. — Я не позволю тебе обманывать себя, дитя моё, — сказал Азраил. — Я обратил тебя, и теперь ты можешь видеть истину и стать сильнее. — Но зачем? Зачем тебе это? — Ты напоминаешь мне меня, когда я был молод и полон рвения и идеализма. — Возможно, я предпочел бы не терять надежду, — сказал Джерард. Он думал о Майкле, ведь любовь к брату была всё ещё сильна, несмотря на то, что он не мог чувствовать боль от его утраты. — А, ты всё ещё предпочитаешь думать, что твои близкие находятся в руках ангелов. Это милая сказочка, но не более того. История для наивных людей, ведомых традициями и страхом. Конечно, никто не хочет думать, что так оно и есть. Должна быть и жизнь после смерти. — Откуда ты знаешь, что её нет? — сердито спросил Джерард. — Приглядись к ним получше, дитя моё, — Азраил указал рукой на трупы, которые остались после них. — Они как пустые ракушки, — сказал Джерард. — Того, что делало их живыми, больше нет. — Упрямое дитя, — нежно произнёс Азраил, перебирая пальцами волосы Джерарда. — Когда не останется ничего, ни богов, ни людей, ни веры, ни наивности, ты сам увидишь. Есть только голод, любовь и жажда охоты. Всё остальное существует лишь в пределах человеческого разума. — И мы будем жить вечно? Это похоже на... — Кощунство? Так и есть. Это за пределами твоих знаний. Мы самые приближённые к богам создания из всех, что ты можешь найти. — Это богохульство, — пробормотал Джерард. Его голова закружилась от переполнявших её риторических вопросов и предположений. — Бог не такой... как мы. — Ты всё увидишь сам, когда придёт время, — сказал Азраил, и больше он не высказывал своих запутанных идей. * Когда Азраил насытился чумой, они уехали во Францию. — Я устал от зловония смерти, — сказал он. Джерард понял его слова только тогда, когда они оказались далеко от Лондона. В первый раз он почувствовал запах здоровых людей и вдохнул свежий воздух. К тому моменту эмоции вернулись к нему, но боль от потери Майкла не была такой свежей. Он не выходил на свет, хотя, как он считал, мог это сделать. Азраил называл это состояние хандрой, когда Джерард проводил почти всё время в одиночестве. Он продолжал охотиться вместе со своим создателем, но всё остальное время проводил, сидя в тёмной комнате — зачем зажигать свечи, если он может видеть и без них? — и думал о счастливых и горьких временах, обо всём, что мог извлечь из недр своей памяти. В Италии Джерард научился рисовать свои воспоминания, переносить мысленные образы на холст. Он прекратил охотиться до тех пор, пока голод не стал невыносимым, и проводил всё время за рисованием. Майкл возвращался к жизни на его картинах. Сны Джерарда были беззвучными, но улыбка Майкла в них была намного живее и ярче, чем он мог нарисовать. Но кроме этого в его снах были ужасные вещи, кровь, которая была не такой приятной на вкус, как в часы бодрствования. Когда Джерард просыпался после таких снов, Азраил часто был рядом. Он держал его, словно ребёнка, и разговаривал с ним. Всегда еле слышно, словно он мог напугать Джерарда, если бы заговорил громче. Он рассказывал об ушедших временах, о греках, римлянах и турках. В такие моменты Джерард мог узнать кое-что о прошлом Азраила, как, например, то, что он однажды жил в Константинополе, ещё до его падения. Азраил делился вампирскими знаниями, рассказывал об обычаях и иерархии, которые были когда-то в моде. — Их время снова придёт, — говорил он. — Думаю, уже скоро. До меня доносились кое-какие слухи, пока мы путешествовали. — Не думаю, что мне это понравится. — Действительно, лучше бродить повсюду, не неся ответа перед королём или королевой, но вампирский двор — это нечто великолепное. Ты увидишь сам, когда придет время. Эти разговоры приносили Джерарду чувство успокоения, и его привязанность к своему создателю росла с каждой ночью. Он не понимал его, хоть и пытался. Он старался свести воедино все те странные вещи, что говорил Азраил, чтобы закончить его образ, но тот многое держал при себе. — У тебя будет свой собственный двор? — спросил Джерард. — Я достаточно стар, чтобы принять на себя руководство, так что да, — ответил Азраил. — Слишком стар, чтобы расшаркиваться перед другими. За исключением, разве что, короля. Проблема старых обычаев в том, что они ведут к эгоизму, а эгоизм приводит к войне с людьми. Джерард думал, что Азраилу, который считал себя чуть ли не Богом, не пристало говорить об эгоизме, но оставил эти мысли при себе. — К войне? — Чтобы поработить их, — объяснил вампир. — Если бы я обладал властью, то укрепил бы действующие сейчас законы, чтобы лучше скрыть нас. Их больше, чем нас, и они могут нанести по нам значительный удар, если узнают о нашем существовании. — Но у тебя нет власти, — резко ответил Джерард. — Ты не захочешь променять на неё свою свободу. — Ах, как же хорошо ты меня знаешь, — сказал Азраил, и в его тёмных глазах блеснул огонёк. Это не было правдой, но так или иначе утешило Джерарда. Время летело незаметно. * 1732 Они были в Греции, жили на большой вилле на берегу Средиземного моря, когда пришло письмо. Азраил сжёг его сразу, как только прочитал. Джерард хотел задать вопросы, терзающие его разум, но решил подождать, когда объяснение придёт само. — Мой создатель, — в конце концов промолвил Азраил, — призывает меня к себе. Он никогда раньше не говорил о том, кто его создал, никогда не упоминал его имени до этого момента. — Селим провозгласил себя королём Турции. Он желает, чтобы его дети служили ему. — Значит, мы поедем, — пожал плечами Джерард. — Ты не приглашён, — сказал вампир. Его слова могли сделать Джерарду больно, если бы они не были непреложной истиной. На мгновение Джерарда охватила паника. — Значит, не поедем? — спросил он. В конце концов, Азраил ведь сжёг письмо. Он никогда не слышал о том, чтобы дитя проявляло неповиновение к своему создателю, но возможность этого существовала. — Я поеду, а ты пойдёшь своим путём. Мы встретимся снова, когда закончится эта эпоха. Вампирские дворы обычно существуют не слишком долго. — Как долго? — поинтересовался Джерард. — Несколько веков, — ответил Азраил. Джерард коснулся его лица и был поражён, почувствовав на нём влагу. В свете очага Азраил выглядел более человечным, чем когда-либо. В нём не было и следа того демона, которого он встретил в первый раз. — Я не знаю, как мне быть в одиночку, — признался Джерард. — Я научил тебя всему, что знаю сам, — сказал Азраил. Это было правдой. Джерард мог подчинить себе волю человека и залечить аккуратные раны от укуса. Он мог бежать, обгоняя восход солнца. Он даже выучился в последние годы основам телепатии. Тем не менее, эти возможности не могли заменить дружеское общение, и мысль о разлуке со своим создателем не укладывалась в голове Джерарда. — Я даю тебе разрешение создать своё дитя, — официальным тоном произнёс Азраил. Джерард замотал головой. — Мне не нужен никто другой, — сказал он. Несмотря на то, что Джерард часто приходил то в смятение, то в бешенство от поступков своего создателя, он всё равно любил его. Они никогда не расставались дольше, чем на неделю. Уход Азраила принесёт не только смятение — он принесёт боль. — Иди сюда, дитя моё, — позвал Азраил, хотя они и так сидели бок о бок перед горящим очагом, на полу в их просторном доме. Джерард придвинулся ближе. — Чего ты хочешь? — Больше полувека я любил тебя, но мы никогда не делили с тобой ложе, — сказал Азраил. — Я не делал этого, потому что... потому что боялся, что между нами всё изменится слишком сильно. У Джерарда пересохло в горле. — Пожалуйста... — прошептал он. Азраил обхватил его лицо ладонями и поцеловал его. Так уже случалось, и Джерард нетерпеливо отреагировал. Но в этот раз всё было не так, как раньше. Возможно, из-за осознания предстоящей разлуки, возможно, из-за предвкушения. Старый вампир выпустил клыки, прикусил губы Джерарда и высосал из них немного крови. Джерард не был девственником. Он трахался с проститутками, в том числе и на глазах у Азраила. Но они были людьми, одноразовым материалом, и Джерард ничего к ним не испытывал. Его переполняли чувство потери, любовь и отчаяние. Это был и первый, и последний раз, на долгое время. Этого должно было хватить, чтобы заполнить Джерарда. Он ответил на поцелуй, впился клыками в губы Азраила, коснулся своим языком его, и их рты наполнились кровью. Азраил сорвал с Джерарда одежду так быстро, что тот даже не почувствовал этого, и отнёс его на кровать. Их секс не имел ничего общего с сексом с человеком. Касания Азраила были грубыми, он щипал и хватал его так грубо, что могли остаться синяки. Его клыки снова и снова пронзали кожу Джерарда, и каждый укус отзывался жаркой волной наслаждения, прокатывавшейся по телу, а сочащаяся из ран кровь впитывалась в шёлковые простыни. В этот момент он, как никогда раньше, целиком и полностью принадлежал своему господину. Первый толчок члена Азраила обжёг Джерарда и подарил ему новое, неведомое ранее ощущение. Но боль — это наслаждение, Азраил следил за этим, и тело молодого вампира начало реагировать правильно, всё ближе и ближе подводя его к самому пику удовольствия. Глаза демона светились в темноте, полные любви и собственничества. Оргазм Джерарда был внезапным и диким, как и весь их акт совокупления. Его трясло, а Азраил продолжал двигаться внутри него. Он не останавливался, и вскоре Джерард обнаружил, что снова готов. Его всегда удивляла собственная жажда секса, которая была почти такой же неуёмной, как и жажда крови. В этот раз он даже не удивился, потому что желание, которое он испытывал к своему господину, было горячим и неутолимым. Азраил обхватил член Джерарда ладонью, начал грубо двигать ею вверх и вниз, и тот выгнулся и застонал. Издав низкое рычание, Азраил излился глубоко в него, ощущая дрожь от напора во время своего оргазма. Но он ещё не закончил, и они продолжали этот дикий, жестокий акт любви до тех пор, пока не настал рассвет, погрузивший их в сон. Когда Джерард проснулся следующей ночью, Азраила уже не было. Все раны зажили, и единственным свидетельством прошедшей ночи были порванные и окровавленные простыни.